Как Л.С. Выготский определяет отношение мысли к слову? Какими свойствами должна единица языка, вскрывающая отношения между мыслью и словом?

.С. Выготского традиционно причисляют к психологам, что, конечно, соответствует действительности. Однако необходимо помнить, что Л.С. Выготский рассматривал психологию как науку о поведении, основывался на взглядах И.М. Сеченова и И.П. Павлова. «Психика и поведение, – писал Л.С. Выготский, – это одно и то же. Только та научная система, которая раскроет биологическое значение психики в поведении человека, укажет точно, что она вносит нового в реакцию организма, и объяснит ее как факт поведения, только она сможет претендовать на имя научной психологии»²³⁷.

К сожалению, Л.С. Выготский не успел окончательно сформулировать свой, по сути, структурный подход к поведению (психическому), его нам приходится выстраивать, опираясь на ключевые моменты знаменитой книги ученого «Мышление и речь». Первым делом необходимо перечислить важные для нас здесь используемые Л.С. Выготским понятия: знак (слово), значение, смысл, мысль, внешняя речь, внутренняя речь. Далее следует произвести их дифференцировку.

«Слово» и «мысль». «Отношение мысли к слову, – пишет Л.С. Выготский, – есть прежде всего не вещь, а процесс, это отношение есть движение от мысли к слову и обратно – от слова к мысли. Это отношение представляется в свете психологического анализа как развивающийся процесс, который проходит через ряд фаз и стадий, претерпевая все те изменения, которые по своим самым существенным признакам могут быть названы “развитием” в собственном смысле этого слова. […] Мысль не выражается в слове, но совершается в слове. […] Всякая мысль стремится соединить что-то с чем-то, установить отношение между чем-то и чем-то. Всякая мысль имеет движение, течение, развертывание, одним словом, мысль выполняет какую-то функцию, какую-то работу, решает какую-то задачу. Это течение мысли совершается как внутреннее движение через целый ряд планов, как переход мысли к слову и слова в мысль»²³⁸. «Но если мысль воплощается в слове во внешней речи, то слово умирает во внутренней речи, рождая мысль»²³⁹.

«Внешняя речь» и «внутренняя речь». «В известном смысле можно сказать, – пишет Л.С. Выготский, – что внутренняя речь не только не есть то, что предшествует внешней речи или воспроизводит ее в памяти, но противоположна внешней. Внешняя речь есть процесс превращения мысли в слова, ее материализация и объективизация. Здесь – обратный по направлению процесс, идущий извне внутрь, процесс испарения речи в мысль²⁴⁰. […] Мы всегда знаем, о чем идет речь в нашей внутренней речи. Мы всегда в курсе нашей внутренней ситуации. Тема нашего внутреннего диалога всегда известна нам. Мы знаем, о чем мы думаем. Подлежащее нашего внутреннего суждения всегда наличествует в наших мыслях. Оно всегда подразумевается. […] Мы всегда верим себе на слово, потребность в доказательствах и умение обосновывать свою мысль рождаются только в процессе столкновения наших мыслей с чужими мыслями. […] Мы всегда находимся в курсе наших ожиданий и намерений. […] Внутренняя речь есть в точном смысле речь почти без слов»²⁴¹.

«Смысл» и «значение». «Смысл слова, – пишет Л.С. Выготский, – представляет собой совокупность всех психологических факторов, возникающих в нашем сознании благодаря слову. Смысл слова, таким образом, оказывается всегда динамическим, текучим, сложным образованием, которое имеет несколько зон различной устойчивости. Значение есть только одна из зон того смысла, который приобретает слово в контексте какой-либо речи, и притом зона наиболее устойчивая, унифицированная и точная²⁴². […] Между смыслом и словом существуют гораздо более независимые отношения, чем между значением и словом. […] Смысл отделяется от слова и таким образом сохраняется. Но, если слово может существовать без смысла, смысл в одинаковой мере может существовать без слов»²⁴³. «Смыслы слов более динамические и широкие, чем их значения, обнаруживают иные законы объединения и слияния друг с другом, чем те, которые могут наблюдаться при объединении и слиянии словесных значений²⁴⁴. […] «В устной речи, как правило, мы идем от наиболее устойчивого и постоянного элемента смысла, от его наиболее константной зоны, то есть от значения слова к его более текучим зонам, к его смыслу в целом. Во внутренней речи, напротив, то преобладание смысла над значением, которое мы наблюдаем в устной речи в отдельных случаях как более или менее выраженную тенденцию, доведено до своего математического предела и представлено в абсолютной форме. Здесь превалирование смысла над значением, фразы над словом, всего контекста над фразой является не исключением, но постоянным правилом»²⁴⁵.

«Знак» (слово) и «значение». «Мысль не совпадает не только со словом, но и со значениями слов, в которых она выражается, путь от мысли к слову лежит через значение. […] Мысль не только внешне опосредуется знаками, но и внутренне опосредуется значениями».

Итак, все, что имеет в своем распоряжении исследователь, – это «внешняя речь». Но, во-первых, «внешняя речь» не равна «речи внутренней», а «внутренняя речь», в свою очередь, не равна «мысли». При этом «мысль» выступает как фикция, столь же выгодная и столь же невероятная, как рефлекс. За словами («знаками») стоят «значения», но «значения» еще не есть «мысль» – «мысль» стоит прежде. «Мысль» сближается со «смыслами», но «смысл» – есть текучее и неверифицируемое, это взаимопроникающие «значения», но не сами «значения». «Значения» – константы, «смыслы» – взаимодвижение этих констант в неком единстве. Кажется, что Л.С. Выготский ничего не прояснил для понимания структуры психического, однако подобный вывод можно сделать, если рассматривать его работу – «Мышление и речь» – как исследование «мышления» и «речи», а не как методологическое упражнение, коим она, безусловно, является.

Если подойти к указанной работе Л.С. Выготского как к методологическому упражнению, то нетрудно заметить, что речь идет о двух планах психического: один – это то, что субъектом в той или иной мере контролируется (который, для удобства, мы назовем «картиной»), второй – то, что происходит само, не спрашиваясь, и скорее контролирует, определяет субъекта, нежели как-то ему подчиняется (который, для удобства, мы назовем «схемой»). С определенными оговорками к первой группе явлений можно отнести «внешнюю речь» и «знаки», ко второй – «внутреннюю речь» и «значения». В отношении того, что сказать, а чего не говорить, какие использовать фразы и конструкции, а какие не использовать, субъект обладает значительной степенью свободы. Но «внутренняя речь», «значения» слов не отличаются подобным демократизмом; они – «внутренняя речь» и «значения» – обладают властью над субъектом, они диктуют правила, они определяют специфику его апперцепции, они есть те доминанты, те динамические стереотипы, которые конституируют субъекта.

Остается выяснить только, какая же роль в этой структуре отводится «мысли» и «смыслу». Обе эти фикции выражают собой отношение, процесс отношения «знака» и «значения». Какова же природа мысли? «Мысль, – пишет Л.С. Выготский, – это еще не последняя инстанция во всем этом процессе. Сама мысль рождается не из другой мысли, а из мотивирующей сферы нашего сознания, которая охватывает наши влечения и потребности, наши интересы и побуждения, наши аффекты и эмоции. За мыслью стоит аффективная и волевая тенденция. Только она может дать ответ на последнее “почему” в анализе мышления. Если выше мы сравнили мысль с нависшим облаком, проливающимся дождем слов, то мотивацию мысли мы должны были бы, если продолжить это сравнение, уподобить ветру, приводящему в движение облака»²⁴⁶.

Теперь, если не отступать от принятой схемы деления психического на два плана, станет ясно, что «мысль» – первый, более глубокий план, где располагаются «значения» («схема»). Именно она, «мысль», организует пространство этого плана, группирует элементы, создает новые и переформировывает устоявшиеся связи, можно сказать, плетет паутину «значений». Впрочем, сразу же нужно оговориться, что «мысль» – это отнюдь не то, что человек думает, а то, что он на самом деле думает. Иными словами, здесь, в этой «мысли», нет еще сознания, тут то, что реально стоит за сознанием, то, что определяет, образно выражаясь, истинное положение данного субъекта в пространстве жизни. Разумеется, его «сознательные мысли», как правило, непозволительно далеки от этой истины.

Второй план («картина»[46]²⁴⁷), там, где квартируют «знаки» (слова), также имеет свое организующее и регламентирующее начало – язык. Язык детерминирован огромным множеством правил: он задает параметры рода и времени, определяет роли членов предложения, слова обладают денотативным и коннотативным значениями, многие существуют лишь благодаря оппозиции и противопоставлению. Эти и другие правила, задаваемые собственно языком, обычно неприметны, однако их роль, по результату, очень велика, что и демонстрирует сам Л.С. Выготский, проводя структурный анализ внешней, внутренней и письменной речи.

Однако если понятно, что верхний этаж структуры психического («картина») представлен «знаками» (словами) и отношениями «знаков» (суждениями), то встает вопрос: чем же именно образован нижний ее этаж («схема»)? Л.С. Выготский приводит аналогию: «мысль» гонима ветрами «мотивов» и «воли», иными словами, «движущей силой», побуждающей процессы в «схеме», является доминанта (ее мотивационная функция была представлена выше)[47]²⁴⁸. Собственно же «значения» – есть не что иное, как «интегральные образы» (А.А. Ухтомский), и здесь Л.С. Выготский действительно очень сближается с А.А. Ухтомским[48]²⁴⁹. Таким образом, «интегральные образы» оказываются максимально сближенными со «смыслами» (Л.С. Выготский). С другой стороны, «значения» (Л.С. Выготский), определяемые как константы, есть не что иное, как «сигналы», по И.П. Павлову, то есть динамические стереотипы.

Иными словами, «схему» составляют результаты работы доминант – динамические стереотипы («сигналы», «интегральные образы», «значения»). Нельзя сказать, чтобы это были «отпечатки» реальности, но вполне можно считать их «представителями» реальности. Подобно тому как дипломаты изучают язык и культуру той страны, где они будут выполнять свою дипломатическую миссию, так и элементы «схемы» специфицированы для данного субъекта его же психической организацией. Если продолжить эту аналогию, то «знаки» «картины» – есть «представители» «представителей», «сигналы сигналов».

Date: 2016-07-25; view: 3590; Нарушение авторских прав