Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 15. 5. История Рина
«Себя судить куда труднее, чем других. Если ты сумеешь правильно судить себя, значит, ты поистине муд». (Антуан де Сент-Экзюпер, «Маленький принц»)
Если меня кто-нибудь спрашивает, почему я решил стать следователем, я отвечаю просто: «Моего отца убил гуль», после чего дальнейшие расспросы, как правило, заканчиваются. Потому что у вопрошающего сразу складывается впечатление, что я просто очередной ненавидящий гулей «мститель» – образ, в наших, следовательских, кругах довольно распространённый, а потому ничуть не оригинальный и не романтичный. Более «яркие» подробности захочется узнать разве что какому-нибудь уж очень легкомысленному новичку, вроде Эйго, который всё воспринимает так, будто он попал на страницы любимого геройского комикса. Да и вряд ли нормальный человек просто ради интереса станет затрагивать «болезненные» для собеседника темы, когда тот сам не горит желанием излить ему душу – если это, опять же, не Эйго, у которого чувство такта обратно пропорционально длине языка. Нет, когда я говорю, что моего родителя убил гуль – я вовсе не вру, чтобы от меня отвязались. Но я бы не стал с чистой совестью утверждать, что стал следователем из чувства долга или от безысходности – не все же, у кого вышеупомянутые твари сожрали кого-то из семьи или друзей, становятся борцами за добро и справедливость. И уж точно я бы не сказал, что выбрал такую рискованную профессию из любви к своему папаше и желания за него отомстить. Конечно же, когда я, однажды, вернувшись домой, обнаружил там его труп (хотя луче сказать – останки), я не подумал, как последний отморозок: «Вау, круто! Ну, наконец-то!», хотя и по разным причинам испытал облегчение. Не сразу, конечно, потому что сначала я не мог подумать ни о чём другом кроме того, что эта тварь (то есть, гуль) может быть ещё где-то тут и вдруг вот-вот выйдет, скажем, из туалета. Но папашу мне всё-таки жалко стало, хоть он и частенько меня колотил без особой причины – по крайней мере, когда я уже рассказывал о том, что произошло, следователям, я искренне его оплакивал и сожалел о случившемся. Я не любил и не уважал своего папашу, и не был ему благодарен просто за то, что он мой отец и меня вырастил, но всё же мне было его жаль. Я боялся папашу, потому что он был куда сильнее и крупнее меня, и я не мог дать ему сдачи, но я всегда понимал, что на самом деле он – несчастный человек. И жалкий. А какой-то урод просто убил его, как тупую скотину, а потом выбросил ненужные объедки. Даже для такого человека, как мой папаша, это был слишком страшный и несправедливый конец. Кроме отца, у меня была ещё мать, которая давно покинула семью и имела собственную. Так как помимо меня теперь у неё были ещё и дети от нового мужа, она заявила, что их семья не сможет содержать ещё одного ребёнка, но лично я считаю, что я попросту уже стал ей чужим. Хотя нет: так было с самого начала, иначе бы она не оставила меня с человеком, от которого сама сбежала. Если не вдаваться в подробности дальше, так вот я и попал в приют. И вот тогда я почувствовал облегчение от того, что всё закончилось, и даже подумал, что, может, это и к лучшему – ведь теперь я ничем уже не обязан этим людям. Большой и дружной семьёй приют назвать было сложно. Здесь младшие дерутся между собой за лучшие игрушки и за внимание воспитателей, а старшие донимают младших, чтобы самоутвердиться – хотя, конечно, сами бы они так не сказали. Когда папаша меня колотил, он говорил только что-то вроде «Я твой отец!», или «А мне, думаешь, легко?» – иными словами: «В этом мире всегда есть те, кто слабее, и те, кто сильнее. Сильные будут притеснять и использовать слабых, а слабым остаётся лишь подчиняться и угнетать тех, кто ещё слабее их». Я никогда не задумывался о том, что в этом может быть что-то неправильное – эта мысль казалась мне естественной, поскольку хорошо соотносилась со всем, происходящим в моей жизни. И в мире, где люди едят коров и свиней, а гули пожирают их самих. Так и тут я частенько мог, например, отобрать десерт у кого-нибудь, кто не мог дать сдачи – не потому, что меня так голод мучил, кормили тут нормально – а просто так, из злобы, наверное, потому что когда-то меня бил отец. И чтобы лишний раз почувствовать, что я не последний в этой «пищевой цепочке». Однако, при всём этом, среди нас не было тех, кто считался бы совсем «изгоем». Воспитанники приюта ссорились, дрались, иногда мирились, иногда – нет. Но вскоре всё равно вновь начинали общаться друг с другом, не смотря на недавнюю обиду. И даже когда мы с парой ребят окунули одного ябеду головой в унитаз, чтобы его проучить, через недельку до этого уже почти никому не было дела, а ещё через одну мы уже все вместе играли с мячом во дворе, как ни в чём не бывало. Но однажды в нашем приюте появился Сузуя Рей. Было такое ощущение, будто всю свою жизнь он прожил в каком-нибудь глухом, тёмном подвале, без людей и солнечного света. Он походил на какого-то инопланетянина, таких бледных людей я никогда в жизни не видел, у него даже волосы были белые, как у столетнего старика. Зато глаза красные и какие-то диковатые. Он и сам был диковатый. Я говорю «он», но вообще-то, когда его спросили ради интереса, мальчик он, или девочка (потому что по его внешнему виду даже это было нельзя сказать наверняка), Рей ничего не ответил и тупо уставился на всех. Ответа мы так и не получили, зато нас отчитал один из воспитателей за то, что мы лезем к новенькому с такими глупыми вопросами, ведь он ещё не оправился. Многие, конечно, вошли в его положение, ведь они помнили, как сами сюда попали, но другой части было наплевать – по той же причине. Некоторые люди, пережив горе, учатся состраданию, но другие становятся жестокими – так, наверное, это объясняется. В любом случае, шутка про «неопределившегося Сузую» ещё некоторое время забавляла воспитанников приюта. А потом многих, особенно, ревнивых младших ребятишек, стало бесить то, что воспитатели сильно «носятся» с этим Реем. Работники приюта следили за тем, чтобы его никто не обижал, сами регулярно отводили к приютскому психологу, его поселили в отдельной комнате… Ни со мной, и ни с кем из новеньких, которых я помнил, так не возились – а появился Рей в приюте намного позже меня, когда мне уже шёл восемнадцатый год и надо было решать, чем я буду заниматься, когда покину это место. Прошло уже три года, и за это время в приюте появилось много новых детей – но таких ещё не было. В общем, мне он, как и многим, тоже сразу не понравился. Дело было не только в неприятной внешности, но и в том, как он себя вёл. Он почти никогда ни с кем не общался, предпочитая, видимо, наблюдать со стороны. Но это было до дрожи противно — ощущать на себе его взгляд, будто вот-вот получишь пулю в затылок. Особенно, когда он видит, как ты делаешь что-то, что другой мог бы осудить, но — молчит. Он был непонятен для меня, но и сам вряд ли понимал поступки других людей, хотя порой и пытался, что только сильнее меня раздражало. Самое ужасное, что Рея поселили в соседней комнате. Днём его было не видно и не слышно, так что можно было и вовсе забыть о его существовании. Зато по ночам он начинал кричать и, кажется, звать маму, и никак не реагировал на то, что ему стучали в стену. Однажды он достал меня, и я обозвал его нытиком, за что меня, конечно же, сразу заставили извиниться перед ним. Но всё было нормально, потому что он вообще никак не реагировал на всякие обзывательства, как будто вообще не понимал, что ему говорят. Сначала. Но буквально через день мой сосед по комнате, Сато Хироки, достучался до него среди ночи, и когда Сузуя открыл дверь, он набросился на него и заорал что-то вроде: «Да сдохла твоя мамочка, так что заткнись и дай всем поспать». Я был рад, что не сказал вчера что-то такое, потому что после этих слов Рей как будто озверел. — Нет, Рей покажет маме, что он хороший мальчик, и она обязательно вернётся! – прошипел он в ответ и, прыгнув на Хироки, вцепился в него зубами и ногтями. Прежде, чем Сузую смогли оттащить, он исцарапал Сато лицо, повыдирал волосы и прокусил ухо – и это притом, что мой сосед по комнате был его раза в два крупнее. Тому, наверное, повезло, что в этот момент под рукой у Рея не было ничего тяжёлого или острого, иначе бы он его точно убил. Нет, на самом деле, я видел в приюте драки и с более серьёзными исходами, однажды одного из мальчиков даже столкнули с лестницы и его увезли в больницу, всякое случалось. Но это было по-настоящему жутко. В пору было усомниться, что Рей вообще человек, а не гуль – после того, как все прибежавшие на шум и крики увидели, как он гаденько улыбается своим окровавленным ртом. Положительное в этой истории было только одно – по ночам стало тихо. Потому что Сузуя перестал ночевать в своей комнате. Как ни странно, после этого случая Рея весь приют не возненавидел – ему даже некоторые посочувствовали, когда узнали, из-за чего он бросился на Хироки. Особенно его защищали сестрички Ясухисы, которые у многих ребят, особенно, у девочек помладше, были авторитетом. Они говорили, что Хироки сам виноват – как можно было издеваться над тем, кто совсем недавно потерял семью? Тут бы любой кинулся. Воспитатели очень убеждали всех не говорить больше Рею ничего подобного, но тогда мы ещё не знали, что они даже не пытались заступаться за самого Рея – они пытались защитить от него остальных… *** Однажды, гуляя по двору, я наткнулся на умильную картину: Сузуя, катаясь по земле и восторженно хохоча, возился с чем-то грязным и лохматым, что при ближайшем рассмотрении оказалось костлявым котёнком с проплешиной между ушей. Любой нормальный человек бы даже не подошёл к такому созданию, но Рей смотрел на него, как на чудо природы, и заливался смехом каждый раз, когда котёнок подпрыгивал, чтобы поймать колокольчик, которым тот потряхивал над его головой. Сузуя тогда выглядел безобидным задохликом, так что, совершенно забыв про случай с Хироки, я решил над ним подшутить: когда он взял котёнка на руки, я неожиданно выскочил перед ними, от чего животное перепугалось, и, вырвавшись, расцарапало ему все руки. Рей рассеянно смотрел на красные полосы на своих руках, и при этом ни капли не скривился, будто даже не почувствовал боли. Это было совсем не весело. — Ну, чего смотришь? – спросил я у него, чувствуя некоторую досаду от того, что шутка не удалась. – Это тебе не домашняя киса, а дикая тварь, она на ручках сидеть не будет, могла и глаза тебе выдрать! Ты же в общаге сейчас не ночуешь, да? Смотри, как бы тебя ночью бродячие кошаки не сожрали! Тормоз… Вот уже несколько лет я испытываю нечто вроде брезгливости по отношению к животным, особенно, когда они пытаются ластиться ко мне, или если я вижу, как с ними кто-то «сюсюкается». Когда мне было лет десять, мы с друзьями нашли коробку со щенками в тёмном закоулке возле мусорных баков. Щенки были слепыми и беспомощными, поэтому не могли выбраться оттуда, да и вряд ли бы им это что-то дало: оторванные от своей матери сразу после рождения, они были обречены на медленную и мучительную смерть. Ничего более жалкого и тоскливого я тогда ещё в жизни не видел, но… почему-то нам жаль их не стало. Для нас они были, наверное, всё равно, что хлам, который их окружал. Поэтому, без малейшей тени стыда или сострадания, мы затеяли вот такую «невинную игру»: подбирали всякие мелкие, но тяжёлые предметы, вроде камней, баночек или бутыльков, и старались закинуть их в ту коробку с как можно более дальнего расстояния. Я точно помню, как мне было смешно и весело от того, как закопошились и заскулили щенки, когда почувствовали обрушивающийся на них град мусора. Они не понимали, что это, и пытались выбраться, но стенки коробки были слишком высоки для них, и они могли только скрестись о них и тыкаться друг в друга, слепо ища выход. Мне казалось это правильным, как будто в этот момент свершалась истинная справедливость, возмездие, можно сказать. Родной отец зовёт меня ублюдком и мелким уродцем, но вот же они – по-настоящему никчёмные твари, которые ещё даже хуже меня! Я мог делать с ними всё, что хотел, и от этого был чуть ли не счастлив… Пока мы вдруг не услышали гневное: «Что это вы творите?», после чего не поспешили скрыться, даже не рассмотрев того, кто нам кричал. Не знаю, как остальные, но я в этот момент внезапно ощутил жгучий стыд и сожаление о своём поступке – от такого резкого перепада настроения меня чуть было не вырвало. И я всё никак не мог понять, что тут более странно – то, что я считал нормальным издевательство над теми щенками, или то, что во мне так внезапно совесть заговорила? Будто меня до этого не ругали – за драки, или за то, что я любил подсовывать одноклассникам в обед какую-нибудь дрянь вроде червей (может, потому что для меня обед никто не готовил?). В любом случае, с тех пор я, вроде как, терпеть не могу животных, особенно, домашних. Но всё-таки я был ошарашен, когда через пару дней, почувствовав вонь из кустов, мы с Хироки обнаружили облепленную мухами и муравьями кошку со вспоротым брюхом. По территории приюта бродило много кошек, и я их обычно не различал, но судя по лысой голове, это была та самая, с которой играл на днях Сузуя, о чём я почему-то решил сообщить Хироки. — О, ну, так давай ему покажем, может, он опять поплачет? – хмыкнул Сато. Ухо у него после такого укуса ещё не зажило, но вот что именно Сузуя это сделал он, видимо, позабыл. И мы позвали Рея с собой, обещая показать «что-то интересное». На какой-то миг мне даже стало как будто немного жаль его заранее — ведь точно же заплачет! Но уж если я даже сейчас совершенно не понимаю этого человека, то тогда — тем более. — Воняет, - произнёс Рей, ничуть не поморщившись. – А почему она вся в муравьях? — Потому, что они её жрут, у-у-у-у!!! – Хироки сделал страшное лицо и двинулся на Сузую, но того это, похоже, совсем не напугало, он только взглянул на него, как на идиота. — Это же твой кошак, не помнишь? Тебе что, его не жалко? – недоумённо спросил я. — Это вы сделали? – спросил в ответ Рей, впрочем, без угрозы в голосе. — Делать больше нечего – котам кишки выпускать! Просто нашли, - поспешно сказал я, пока Хироки не стал ничего выдумывать, чтобы над ним поиздеваться. Мне стало неприятно, что кто-то опять может решить, что я издеваюсь над животными. — Понятно, - пробормотал Сузуя. – Но мне это не интересно. И он ушёл, оставив нас наедине с этой дохлой кошкой. — Тц, вообще не смешной, - раздражённо цыкнул Хироки. Ни он, ни я, тогда даже не подумали, что это мог сделать Рей. Но вскоре появились и новые трупы – и кошачьи, и собачьи. Чуть сладковатый запах разложения, кажется, застрял у меня в горле и преследовал повсюду, и от этого становилось как-то тоскливо. А тут ещё и одна из приютских девочек умерла – я её не знал, но, вроде, говорили, что она всегда болела. Кажется, ничего уже не могло усугубить атмосферу смерти, в которую погрузился приют, но, не успел закончиться траур по умершей, как был найден «маньяк», потрошивший бродячих кошек в округе. Если все остальные либо были в шоке от того, что это дело рук Сузуи, либо говорили, что всегда это знали, то я был просто в восторге – примерно так же, как тогда, когда издевался над слепыми щенками. Почему? Да потому, что это снова показалось мне правильным и логичным. Потому что Рей был чудиком, над которым наверняка измывались и раньше, для меня казалось естественным, что у него поехала крыша, и он решил выместить свою злобу на животных. Я смеялся – да он ведь в сто раз хуже меня – сначала играл с тем котёнком, гладил его, а потом взял и выпустил ему кишки! По сравнению с этим всё, что делал я – невинные шалости. —А как вы думаете, это правда, что Сузуя с гулями жил? – спросил Кимура Ёдзи, ещё один из парней, с которыми я общался в приюте. Мы сидели в нашей с Хироки комнате втроём и обсуждали слухи, поразившие весь приют. Как странно было то, что близняшки Ясухиса, до этого так рьяно защищавшие Рея, теперь больше всех его презирают. Некоторые говорили, что именно они застали его за «делом», хотя я ещё слышал, что они только нашли его рядом со свежим трупом, но его подозревали воспитатели. Рей, кажется, не признавался, но ему всё равно никто не верил. — Да ну, бред это всё – питомцы и мясники, это всё выдумки, по-моему, - возразил Хироки. – А Рей просто тронутый. — Точно, - я был с ним согласен. – Да и если бы Рей правда был мясником, его бы тут точно не держали. Есть же, наверное, для них какая-то своя психушка? Хотя я всё равно не понимаю, почему он до сих пор тут, он же псих! — Ой, Рин, ты что это, его так боишься? – Сато переключил своё внимание на меня, что грозило мне превратиться в новый объект для насмешек. – Если это вообще «он», конечно же… — Вот ещё! Кто этого коротышку бояться будет! – сказал я как можно увереннее, но, сказав это, сразу же почему-то начал ощущать обратное. — Тогда докажи! – Ёдзи присоединился к моему соседу по комнате. – Может, сам поймаешь Сузую с поличным? Ночью. — Да запросто! – других вариантов ответа у меня и не было. Когда я выбрался из общежития через окно на первом этаже, было уже темно, хоть глаз выколи. Я шёл среди кустов и тёмных деревьев, двигаясь наугад и на ощупь, сам точно не зная, что хочу увидеть (если тут вообще было реально что-то увидеть). Как Сузуя вскрывает брюхо коту или собаке? И что я сделаю? Буду просто смотреть, наору на него, или помешаю? И тут я замер, только сейчас осознав, что кое-что упускал из виду: если Рей их расчленяет… ведь получается, что у него есть нож? Я похолодел, вспомнив, как он бросился на Хироки. Нет-нет-нет, это уже будет не смешно, пусть лучше надо мной пару-тройку дней поиздеваются Ёдзи и Хироки, чем меня прирежет какой-то психованный недомерок. Я собрался было развернуться и направиться к общежитию, как вдруг совсем рядом раздались истошный рёв, шипение и треск сучьев, будто в кустах подралась пара котов. Мне стало почти так же страшно, как тогда, когда я нашёл труп папаши, пришлось закусить губу и зажать рот рукой, чтобы не присоединиться к этим отчаянным и злым воплям животного, сражавшегося за свою жизнь где-то в этой тьме. Наверное, только поэтому я не закричал, когда, попятившись, с кем-то столкнулся. Как по заказу, краешек луны показался из-за ночных облаков, сделав окружение более или менее различимым. Я обернулся. Прямо передо мной стоял Сузуя – но за спиной всё ещё слышался шум и хриплое мяуканье, пусть и уже стихающее. Это не укладывалось у меня в голове, ведь если не Сузуя – то кто? Как это вообще мог быть не он? Нет, это обязан был быть Сузуя! Эта ситуация показалась мне такой нелепой, как если бы выяснилось, что Земля плоская, или мне вдруг сказали, что мой папаша на самом деле жив. Но передо мной совершенно точно стоял Сузуя, и он совершенно точно никого не потрошил. —О, здравствуй, Сибата-кун! – очевидно, не дождавшись, когда я что-нибудь скажу, приветливо поздоровался Рей. – А что ты тут делаешь? Ответить я не успел. — Эй, кто там? – послышался грубый мужской голос оттуда, откуда недавно раздавались крики животного. Возможно, только от страха, но мне показалось, что к нам приближаются чьи-то шаги. — Вот чёрт! Да не тормози ты! – опомнившись, я сорвался с места и побежал, наконец, к общежитию. Непроизвольно схватив Сузую за руку и потащив за собой. Только когда мы добежали до здания и повернули к нужному крылу, где должно было оставаться открытым спасительное окно, я смог остановиться и отдышаться, отпустив, наконец, Рея, в которого я вцепился – мне было противно это признавать – от страха. — Зачем ты меня схватил? – нахмурившись, спросил он. – Я это не люблю. — Да мне плевать! Хотел там остаться?! – рявкнул я в ответ. — Я думал, ты сам хотел посмотреть, – заметил Рей. – Зачем он это делает – убивает кошек? — «Он»? Да кто, блин, – «он»?! – у меня, кажется, уже начиналась истерика. Трясущимися руками я пытался открыть прихлопнутую створку окна, но оно, похоже, было закрыто на засов. Они что, подшутить так решили?.. — Эй, Рин, да ты куда долбишься, сейчас всех перебудишь! Ты что, так стру… – голова Ёдзи внезапно показалась в соседнем окне – оказывается, я перенервничал и их перепутал. – О… ого… Глянь, Хироки, кого он привёл! Тот тоже высунулся из окна, вглядываясь в темноту, а потом улыбнулся. — Ну, ничего себе, ты правда поймал Сузую! – Сато, кажется, не ожидал, что у меня получится – хотя я и сам не ожидал, что всё получится так. Но рассказывать всё, стоя на улице, где ещё бродит этот маньяк, мне не хотелось. — Да, да… Давай руку… Тут холодно, - я старался, чтобы они не почувствовали дрожи в моём голосе. Нет, нужно рассказать, как всё было… — Ну, и кого же ты убил на этот раз, а, Рей? – поинтересовался Хироки после того, как помог мне перелезть через подоконник. – Пёсика, или кошку? Куда ножик дел? — Я их не убивал, - заявил Сузуя и уставился на меня. Неужели, он ждал, что я подтвержу его слова? Я правда хотел сказать, как всё было… — Да ладно? А почему тогда Рин привёл тебя сюда? –присоединился к допросу Ёдзи. – Рин, а что ты скажешь? Ты же свидетель! Что ты видел? — Было темно… - неуверенно сказал я. – Я услышал кошачий рёв, и… пошёл на него. А потом увидел Сузую. Я пытался сказать, как всё было… — Ну, как же так, Рей! Врать не хорошо! – Хироки осуждающе покачал головой. — Там был другой! – неожиданно повысил голос Рей, по-прежнему глядя на меня. – Сибата-кун его испугался, и меня поэтому схватил! … но внезапно мне расхотелось его оправдывать. Рею не следовало выставлять всё в таком свете, если он хотел, чтобы я действительно сказал, будто видел там кого-то ещё, кто и убил то животное. Вот только… — Я больше никого не видел! – ведь я и вправду не видел никого, кроме Сузуи, а значит, это даже была не ложь. – Я услышал кошку, увидел тебя, а потом… тебя «поймал». Так где это я соврал? Рей промолчал, поджав губы. Возможно, он собирался всё-таки ещё что-то сказать, но я не оставил ему такой возможности. — Ну, вот видишь! – я пожал плечами и поспешил закрыть окно. Вот так вот, наверное, и создаётся «правда» в которую сам потом начинаешь верить. Я ведь действительно рассказал всё, как было – за исключением некоторых деталей, которые я отказывался признавать. Я знал, что это не мог быть Сузуя, но злился всякий раз, когда об этом думал, и не понимал, почему. Да и какая вообще разница, что это не он? Это ведь не отменяет того, что он странный, что он психованный, и, в конце концов, наверное, опасен для людей! Если бы после этого его выставили из приюта – я бы только доброе дело сделал! Даже если действительно «слегка приврал». Но – не знаю уж, о чём думали работники приюта – Сузуя остался здесь. И вскоре стало понятно, что раньше он был ещё «нормальным» – хоть и чудаковатым. До Рея как будто только сейчас стало доходить, когда над ним смеются или издеваются. Если до этого он почти никогда не обращал внимания на оскорбления или придирки, то теперь он мгновенно выходил из себя, даже если на него просто косо посмотрели. Всё чаще он стал устраивать драки, которые заканчивались примерно так же, как та с Хироки, а потом воспитатели искали его по всему приюту, чтобы «побеседовать». Видимо, как раз этого они и опасались, когда убеждали всех не приставать к Рею. Но меня это не волновало – не должно было волновать. Меня это больше не касалось, и мне следовало сейчас, по идее, задуматься о своём будущем. Но, как и прежде, я вовсе не собирался становиться следователем. Я не думал даже, что не хочу им быть – у меня просто и в мыслях уже не было, что я могу когда-то им стать. И, наверное, ни у кого в CCG нет такой глупой причины, как у меня. В тот день, когда я неожиданно для себя принял это решение, мы с Хироки и Ёдзи возвращались с занятий, обсуждая ознакомительную лекцию, которую для нас провёл один из следователей, которого звали Амон Котаро. Он и другие следователи приходили к нам не в первый раз, но слушать их было, в принципе, интересно. У этого Амона в приюте уже даже свои фанаты имелись – ещё бы, такой крутой здоровяк, да ещё и в костюме… Вот есть такие люди, вроде моего папаши, на которых костюм смотрится, как на огородном пугале – смешно и не к месту. Сразу видно, что они пытаются быть теми, кем им никогда не стать. И есть такие, как Амон Котаро – на них и костюм хорошо сидит, и люди их уважают, и им не нужно стараться выглядеть лучше, чем они есть. Таким, как он, я всегда завидовал… — О, Рей, привет! Что делаешь? – неожиданно воскликнул Ёдзи. Сузуя и впрямь был прямо по курсу – сидел на земле и как будто в чём-то копался. Хироки и Ёдзи, разумеется, не могли упустить такого случая, чтоб над ним посмеяться. Мне же с недавних пор расхотелось вообще приближаться к Рею, но весомой причины не подойти к нему вместе с приятелями у меня не было. — Давлю муравьёв, - ответил он с таким видом, как будто это самое нормальное занятие для подростов его возраста. Хотя это действительно несколько более нормально по сравнению с убийством бродячих животных, хотя и не имело смысла. — О, вот как, а я думал, ты тут труп закапываешь! – вставил Сато. – В самом деле, тебя что, мама не учила за собой прибираться? — Так может, его мама кошек потрошить как раз и научила! – предположил Ёдзи. – Может, они их кишки на рождественскую ёлку вешали! А потом произошло то, что я уже однажды видел, и о чём все только и говорили в последнее время в приюте. — Кошки маленькие, - улыбнувшись, протянул Рей. — Чего? —Я говорю, кошки маленькие, поэтому их кишки для такого не подойдут, - любезно пояснил Сузуя. – А вот твои должны быть достаточно длинными, да? И не успел Ёдзи вновь переспросить: «Чего?», как он набросился на него и повалил на землю, обхватив ногами так, чтобы он не мог из-под него выбраться. Руки Рея сомкнулись на шее Кимуры, от чего глаза у того мгновенно начали вылезать из орбит, но Сузуя и не думал ослаблять хватку, не смотря на то, что Ёдзи размахивал руками, пытаясь попасть по его лицу и молотил ногами по земле. — Кимура-кун, ты что, уже собрался умирать? – голос Рея, кажется, стал ещё более тонким и противным, чем обычно. – Маме это не понравится! — Да ты совсем ополоумел? Пусти его! – Хироки и я пытались отцепить его от Ёдзи, но безуспешно. Я во второй раз удивился, откуда в таком доходяге столько силы. — Рей, послушай, давай ты отпустишь Ёдзи, и он извинится? – не зная, что ещё сделать, я решил попытаться договориться с ним по-хорошему. – Это же была всего лишь неудачная шутка! — Шутка? — внезапно переспросил Рей, отвлёкшись от своего занятия. — Да, да, точно, он вовсе не хотел тебя обижать, - стал убеждать я его, решив, что пошёл в правильном направлении. – Не стоит так кипятиться по… пустякам… Но Сузуя меня уже не слушал — потому что он вдруг разжал руки, отпустив шею Ёдзи, и упал рядом с ним на землю. В этот момент я думал только о том, как сделать так, чтобы он перестал душить Ёдзи, поэтому до меня не сразу дошло, что произошло. Мне сначала даже показалось, будто он внезапно потерял сознание, или вроде того, но уже через мгновение я понял, что Рей упал от того, что Хироки ударил его по голове. Ногой. Ещё через пару мгновений, кашляя и пошатываясь, поднялся на ноги Ёдзи. Сперва он сделал движение, будто собирался поскорее убежать отсюда, но, увидев, что Сузуя лежит на земле, передумал, и со злобой пнул его в живот. — Скотина! Рей не пошевелился, и даже не издал ни звука. — Эй... он там не умер, случайно? – Кимура перевёл взгляд уже на нас с Хироки. Рей лежал на боку, и всё его лицо было в чём-то красном. Я не мог различить, дышит он, или нет, но я где-то слышал, что от удара в висок человек правда может умереть. — Что ты наделал! – я мгновенно накинулся на Сато. – Зачем ты его по голове!.. — А что я ещё мог сделать? Он Ёдзи чуть не придушил! – ощетинился тот. Я на самом деле не мог придумать, как лучше было бы поступить в этой ситуации. Но кто бы ни мог сейчас умереть, – Ёдзи, или Рей – ничего бы и не случилось, ели бы не Кимура и Сато. —Да потому что не надо было вообще к нему лезть! – выпалил я. – Это вы виноваты! —Вот как. Какой же ты теперь у нас правильный, Рин! – внезапно сощурился Хироки. – Только, если я правильно помню, ты тоже был с нами. И даже не возражал. Ни разу! Так почему это – «вы виноваты»? Я не знал, что на это ответить – да и что скажешь против правды? Я не хотел, чтобы так получилось, хотя и знал, что этим может кончиться. Но я действительно не сказал ничего против. Может, потому что я ненавидел Сузую. Я возненавидел Сузую, наверное, в тот момент, когда понял, что он ни в чём не виновен, как будто из-за этого виноватым становился я. Я вспоминал тот случай со щенками — и почему-то чувствовал себя хуже Рея. Я знал, что я хуже, наверное, большинства людей вообще, и это меня не волновало, но именно Сузую я не мог за это простить. И я ненавидел его даже в этот момент, когда он лежал на земле безжизненным бледным коконом в форме человека. Ненавидел как раз за то, что я не желал ему смерти — а он мог умереть из-за того, что мы натворили. А может, у меня и вовсе никогда не было ни одной из этих причин. Но я точнее не желал его смерти. Я не хотел убивать тех щенков… «Они умерли?..» — Так что делать-то теперь? - спросил Ёдзи, переминаясь с ноги на ногу. — Да ничего не надо делать, - отозвался Хироки, наклонившийся над Сузуей. – Живой он, ничего с ним не будет. Очухается, и даже нажаловаться не догадается, - естественно, его больше волновало не состояние Рея, а то, что если случится что-то серьёзное, нам всем тоже ничего хорошего не светит. Хотя я бы не сказал, что сам далеко от него ушёл в таких мыслях. — Ему всё равно надо в медпункт, - сказал я скорее затем, чтобы показать, что я не такой, как Хироки. — Ага, молодец! Возьми на себя ответственность, раз ты такой хороший! – Сато похлопал меня по плечу. – Скажешь там, что это я – самому врач понадобится. Пошли, Ёдзи… Кимура и Сато действительно ушли, оставив всё на меня. Убедившись, что Рей действительно жив, я попытался его растрясти – вдруг, он и сам дойдёт – но безуспешно. Опыта в переносе больных на своём горбу у меня не было, поэтому я долго не знал, как к нему подступиться, и в итоге не придумал ничего лучшего, чем перекинуть через плечо его руку и придерживать его своей свободной. Но от этого ноги Сузуи волочились по земле, и идти было тяжело – приходилось постоянно останавливаться. Кроме того, я содрогался от одной мысли о том, как безжизненно болтаются его голова и конечности. И я не знал, жаль мне его, или мне просто хочется бросить его прямо здесь и убежать куда-нибудь подальше… — Эй, постой! Мальчик! – я вдруг услышал голос какого-то мужчины – вроде, знакомый, но не мог вспомнить, чей. Обернувшись, я увидел, что ко мне спешит тот самый мужчина, что вёл у нас сегодня лекцию. — Что с ним? Что произошло? – спросил он, уже приблизившись к нам. Я уж было решил, что он всё видел. — Я его так и нашёл! – не смотря на то, что я уже понял, что Амон не знает, что произошло на самом деле, я так растерялся, что было видно, что я вру и оправдываюсь – по крайней мере, мне так показалось. – Его ударили… кажется… Его бы в медпункт… — Давай лучше я его понесу, - сказал мужчина. – Покажешь мне, куда его отнести. Как и следовало ожидать, Амон поднял на руки Сузую с лёгкостью – я даже снова ему позавидовал. Но я был и благодарен, потому что руки и плечи у меня уже сильно болели, не смотря на то, что Рей был довольно худым. Ещё больше я был бы благодарен, если бы он сам со всем разобрался, однако дорогу к медпункту показывать всё же пришлось. Впрочем, благодаря тому, что когда Амон «взял дело в свои руки» и мы перестали тащиться, как черепахи, идти теперь было не так уж и далеко. Вскоре мы уже передали Рея, начавшего даже приходить в себя, в руки местного медперсонала, и я уже собирался поскорее скрыться, чтобы избежать нежелательных расспросов, как вдруг Котаро вновь ко мне обратился: — Как тебя зовут? — Рин… Сибата Рин! – «Он сейчас на меня нажалуется!» — Ты молодец, Сибата-кун! – торжественным тоном объявил он. Кажется, это зовётся сарказмом, или как-то так? Если он видел, или догадался, что я был с теми, кто побил Сузую, то зачем хвалит? Чтобы мне «стыдно» стало? Поиздеваться хочет?.. — Не пройти мимо пострадавшего человека и не бросить товарища в беде — важное качество для будущего следователя! – продолжил Амон, опустив руку мне на плечо. – Я видел тебя на сегодняшней лекции. Ты ведь собираешься вступить в ряды CCG? Если бы Амон Котаро решил так пошутить – это было бы жестоко. Но то, что он всё-таки говорил искренне, для меня оказалось жестоко вдвойне. Я вдруг понял, что не могу вспомнить, чтобы меня кто-нибудь хвалил за какой-то хороший поступок. Обычно меня только ругали – за серьёзный проступок или за мелкие шалости, но, в любом случае, за дело. И, хотя я это и понимал, мне, по большей части, никогда не было стыдно, кроме того единственного раза. И до этого дня. —Э… Я? Раньше для меня самой большой радостью были слова: «Да что с него взять, ему сколько ни говори – всё равно не вдолбишь!» – потому что после них чтение нотаций, как правило, заканчивалось. И только сейчас я вдруг понял, как это обидно – когда от тебя уже ничего не ждут. Я не заслуживал этой похвалы, мне было стыдно из-за неё, но в то же время – радостно и приятно. — Ну, я не уверен… — Не переживай, если есть желание – всё получится! – Амон по-прежнему понимал всё по-своему. – Я всегда готов тебя поддержать. Если будут вопросы – обращайся! Наверное, правда на свете есть такие люди, которые видят в других только хорошее. Может, они и дураки, конечно же… Но я понял, что Амон мне однозначно нравится. Поэтому я не мог его расстроить, хоть и честнее было бы во всём признаться. — Да… Я подумаю об этом. Спасибо! Выслушав ещё пару воодушевляющих наставлений, я собирался уже попрощаться с ним, и забыть обо всём, но вдруг решил уточнить: — А он, это… Он ведь точно не умрёт? — Твой друг? – переспросил Котаро. – Не беспокойся, всё будет хорошо! «Друг, конечно!» - добряк-здоровяк Амон Котаро, наверное, решил, что я улыбаюсь от радости. Ну, и ладно. Я видел уже из окна своей комнаты, как к приюту подъезжает скорая – скорее всего, Сузую всё-таки отвезут в больницу. Хироки и Ёдзи что-то высказали по этому поводу, но я их даже не слушал. Они мне, всё-таки, не «друзья». Совсем скоро я покину это место, и забуду про них, а они забудут про меня… Говорят, человеку очень сложно стать «другим», когда у других уже сложилось о нём определённое мнение. Но Амон Котаро ничего обо мне не знал, и теперь его мнение обо мне совсем другое. Так почему бы не воспользоваться полученным шансом? Не то, чтобы я был суеверным, и решил, что это знак свыше, но я вдруг подумал, что, возможно, так на самом деле будет лучше всего. В конце концов, следователей ведь, вроде как, все уважают. Да и не скажешь, что у меня способностей нет. Конечно, это опасная работа, и я всегда думал, что больше ни за что не захочу приближаться к гулям – но мой папаша был обычным офисным работником, и всё равно был убит, да ещё и в собственной квартире. А я совершенно точно не хотел быть таким, как мой папаша. На самом деле, я всегда хотел быть кем-то вроде Амона… Но смогу ли? Скорая уже уехала, а я всё так же смотрел в окно. — Ох, чёртов Сузуя… Только не помирай там, и клянусь… я стану следователем. *** — Ты всегда убегаешь впереди всех, бла-бала-бла! Чёртов Сузуя, вот и надо было тогда тебя там бросить! Волосы Рина были в кофе. Рубашка Рина была в кофе. Пиджак Рина был в кофе. А сам Рин был в бешенстве. Когда Аоки заглянул в туалет, тот пытался хоть немного отмыться под краном и сильно ругался вслух. Увидев отражение товарища в зеркале, Сибата спохватился и замолчал, однако Эйго, как на зло, начинать разговор не спешил. Это Рина тоже злило, поскольку он не знал, как ко всему отнёсся Аоки, и что теперь он о нём думает. — Меня ищешь? Я не знаю, что со всем этим делать, я теперь весь липкий! – посетовал Рин, решив не начинать оправдываться, раз его и не спрашивают. – Не дай бог, костюм испортил! — Да я тут хотел салфетки принести, а ты уже под краном… «вымылся»… - тут Аоки прикрыл рот рукой, но очевидно было всё же, что он смеётся. – Ты теперь весь мокрый. — Я и так уже был мокрый! Это идиотизм! – взревел Сибата. – Как я теперь на люди покажусь? Я его прибью! — Боюсь, ты уже пытался, - улыбнулся Эйго. – А я ещё и выговор получил от Амона. За двоих. Не беспокойся, я убедил его, что тебе и так хватило! Может, попробуешь постоять под сушилкой? — Послушай, ты что, смеёшься? – Рин, впрочем, встал под сушилку для рук, а значит, говорил не о его предложении. Хотя Эйго и так было понятно. — Ну да, забавная вышла ситуация, - пожал он плечами. – Хотя ты чуть не лишился глаза. Вы правда так друг друга ненавидите? Почему? — Да без разницы! Просто… он всегда всё портит! – объяснение было каким-то детским, но Сибата не мог бы назвать лучшей причины, чем признать, что её и вовсе не было. – И зачем он только опять объявился? Всё же было нормально… «Теперь ты должен звать меня Джузо, Сибата-кун»! Имя сменил, и думает, что всё нормально! Как только этот клоун следователем стал! — Не кипятись, кофе и так горячий был! – Аоки, видимо, собрался ему это до конца своих дней напоминать. – Может, полегчает, если мне расскажешь? — Ага, а ты потом расскажешь всему CCG! – закатил глаза Рин. —Как можно! Я же твой друг! – притворно ужаснулся Эйго, надеясь, возможно, его рассмешить, но произвело это обратный эффект. — Друг? Ты-то?- вспылил он. – У тебя вообще с таким отношением друзья есть? Рин просто хотел, чтобы Аоки перестал над ним смеяться и лезть не в своё дело. Нет, на самом деле, он давно хотел на него накричать и всё высказать. Но он не хотел ссориться с Эйго, хотя и знал, что этим может его обидеть. Вернее – точно обидит. Просто ничего не изменилось, и он по-прежнему не может контролировать то, что постоянно причиняет людям боль в той или иной степени только из-за своей бессильной злобы на весь мир. И Сузуя тут не при чём. Просто Рину хочется, чтобы оказалось, что тот тоже не изменился, и все страшные слухи о нём оказались правдой. —А… Да, точно. Все мои друзья уже мертвы, - Аоки по-прежнему улыбался, но выглядел каким-то жалким. Только сейчас Рин вспомнил, что привело его товарища в CCG, хотя история на самом деле была довольно «необычной», точнее, сам случай. Обычно гули стараются скрываться от людей, и убивают лишь по необходимости. Есть, конечно, и гули вроде «Пожирателя», которые охотятся довольно часто или просто выделяются, а потому на них заведены отдельные дела, но даже они обычно не используют свою силу «в открытую». Гуль, ставший виновником того самого «случая», очевидно, сошёл с ума после того, как CCG убило его семью или товарищей, и потерял инстинкт самосохранения. Он просто стал убивать всех на своём пути, даже зная, что так его вскоре поймают и уничтожат. И он напал на автобус, в котором находился класс Аоки, собравшийся в школьную поездку, убив там всех, до единого. Сам Эйго остался жив по счастливой случайности – потому что его там не было: за пару дней до этого он сломал ногу и не смог поехать со всеми. Рину никогда не казалось, что Аоки так уж переживает по этому поводу – тем более, он обычно говорил о своей причине вступления в CCG что-то вроде: «Я решил стать героем». — Прости, я не хотел… Я не подумал, - пробормотал Сибата, опустив голову. — О, нет, что ты! Это я должен извиниться! – Аоки неожиданно вновь оживился. – Конечно, ты прав, мы не друзья. Наверное, с тех пор я просто перестал на самом деле ценить людей. Мне интересно всё, но меня ничего не интересует… Ты говори, если меня «заносит». Я не хочу ни с кем ссориться. Рин вздохнул. Он всегда удивлялся людям, которые так легко признают свои недостатки перед кем-то. Может, им от тоже завидовал… Снова «Знак свыше»? — Не уверен, что моя история такая уж интересная, но если всё же хочешь послушать… - решившись, начал Сибата. – С чего начать? — С того, почему ты решил стать следователем! – с готовностью ответил Эйго, как ни в чём не бывало. — Ну… Обычно, когда меня спрашивают, почему я решил стать следователем, я говорю, что это из-за того, что моего папашу убил гуль…
Date: 2016-07-25; view: 184; Нарушение авторских прав |