Феноменология Э. Гуссерля.

Феноменологический метод лишен так называемой теоретической предприимчивости, то есть искусственного инспирирования проблем и проблемных ситуаций, характерным признаком которой является выискивание каких-либо малоизвестных фактов и подгонка их под заранее заданную «теоретическую схему». Напротив, феноменология изучает всем известное, а именно: восприятие, память, воображение и многие другие модусы сознания, перечисленные (и не перечисленные) Гуссерлем в статье «Философия как строгая наука».

Среди этих модусов есть близкие по структуре и способу осуществления, такие, как восприятие, память, воображение, есть и существенно отличающиеся друг от друга: восприятие и категориальное полагание и т. п. Известное, однако, как замечал Гегель, не означает еще познанное, и в задачу Гуссерля входит не только перечислить[1] модусы сознания, но и показать способы их осуществления и взаимопроникновения. Если в первых феноменологических работах Гуссерля интересуют «первичные модусы сознания», и феноменологию времени можно так же назвать феноменологией восприятия, памяти и фантазии, то в поздних работах в центре внимания философа — научное <52> мышление, оценка устремлений европейской культуры, а значит, проблемы общения, взаимопонимания, интерсубъективности.

Именно Э. Гуссерль впервые обратил внимание, что в «одиноком» размышлении человека с самим собой (в теории дискурсивного анализа эта форма «дискурсивной практики» получила название мысленного дискурса) коммуникация (смыслообмен) осуществляется до всякого знакового оформления (в том числе и языкового). Это особое открытие уникальной способности человеческого сознания Гуссерль обозначает во 2 томе «Логических исследований», выделив его как ключевой факт для обоснования своего феноменологического метода — факт рождения смыслов как актов переживаний в тот же момент, что и слов «в одинокой душевной жизни, где слова не служат знаком» [6; 46]. Другими словами, смыслы рождаются в сознании независимо от знаков, которыми они закрепляются уже на «выходе» во внешнюю коммуникацию, а значит, независимо от всякой мыслеформы, не говоря уже о какой-либо лингвистической конструкции*.

Итак: 1) феноменология Гуссерля открывает перспективу нового мышления; 2) суть нового феноменологического мышления не сводится к классическому традиционному пониманию мысли как внутренней речи и предполагает разрыв с внутренним дискурсом и выходом в «регион опыта до мышления», состоящим исключительно из чистых смыслов, свободных от языковой обусловленности (антидискурс).

С одной стороны, жизненный мир, согласно Гуссерлю, может быть представлен как частная проблема внутри общей проблемы объективной науки —как предпосылка возникновения идей «объективной истины», с другой стороны, жизненный мир — это универсальная проблема сущностного соотнесения многообразных модусов сознания, непосредственно связанных с восприятием[6] и объективно-логическим мышлением.

Не внося каких-либо новых противоречий, понятие жизненного мира тем не менее способствует фундаментальных противоречий феноменологического метода, которые заключены уже в понятии Гуссерль призывает иметь дело с сами ми предметами, но формирование предметного смысла рассматривается им вне действительной практической жизни. В феноменологии отсутствует идея развития предметы даны для феноменолога только как предметы ретроспективного анализа, как предметы рефлексии, которая если и может что-либо изменить, то <67> только обстоятельства жизни отдельного человека, осознающего свою принадлежность к определенному типу культуры. Понятие интерсубъективности также относится у Гуссерля только к процессу взаимопонимания сознаний, как бы замкнутых в пределах духовной культуры, и не применимо к исследованию реальных связей индивидов во всем многообразии общественных отношений. Феноменология, поскольку она обращается к проблемам истории, становится своего рода «игрой в бисер», которая создает модели «контекстуально» работающего сознания на основе принципиально созерцательного отношения к реальным процессам познания и практики.