Переоценка и придание чрезмерного веса

Какова, по вашему мнению, вероятность того, что следующий кандидат в президенты США будет представителем одной из независимых партий?

Сколько бы вы поставили на эт о при возможности выиграть 1000 долларов (победа кандидатов от правящих партий в лотерее не награждалась бы)?

Эти два вопроса отличаются, хотя в них есть нечто объединяющее. Первый предлагает вам оценить вероятность маловероятного события, а второй – приписать тому же событию вес решения, назначив ставку.
Как люди выносят суждения и как распределяют вес решений? Мы начнем с двух простых ответов, а затем классифицируем их. Упрощенные варианты звучат так:

• Люди переоценивают вероятность маловероятных событий.
• Люди придают таким событиям много бо́льшее значение, принимая решения.

Несмотря на то, что переоценка и «перенагрузка» – явления разные, в них задействованы одни и те же психологические процессы: сосредоточение внимания, ошибка подтверждения и когнитивная легкость.
Особые характеристики запускают ассоциативный механизм Системы 1. Ког да вы размышляете о маловероятной победе стороннего кандидата, ваша ассоциативная система работает в обычном режиме подтверждения, выборочно подыскивая факты, примеры и изображения, которые делают высказывание истинным. Искажения при этом неизбежны, но это не имеет ничего общего с фантазированием. Вы ищете правдоподобное объяснение, которое бы подпадало под ограничения реальности, а не воображаете, будто добрая фея по собственному усмотрению назначает президентом кандидата, представляющего одну из независимых партий. Ваша оценка вероятности в итоге определяется когнитивной легкостью или быстротой, с которой правдоподобный сценарий приходит на ум.
Вы не всегда фокусируетесь на событии, которое вас попросили оценить. Если оно весьма вероятно, ваше внимание сосредоточивается на альтернативе. Рассмотрим пример:

Какова вероятность того, что ребенок, рожденный в вашей местной клинике, будет выписан в течение трех дней?

;Вас просят оценить вероятность выписки младенца домой, но вы почти наверняка начинаете думать о том, что могло бы заставить врачей продержать его в клинике больше положенного. Наш разум обладает полезной способностью спонтанно фокусироваться на всем необычном и странном. Вы быстро понимаете, что в США трехдневный срок пребывания новорожденного в роддоме – это норма (в других странах эти сроки отличаются), поэтому ваше внимание привлекает альтернативный вариант «из ряда вон». Маловероятное событие становится центральным. Вы, вероятно, обратитесь к эвристике доступности: на ваше суждение повлияет количество медицинских проблем, пришедших на ум, и легкость их вспоминания. Поскольку вы находитесь в режиме подтверждения, есть неплохой шанс, что ваша оценка частоты проблем окажется завышенной.
Вероятность редкого события наверняка переоценят, если альтернатива не вполне определена. Мой любимый пример взят из исследования, проведенного психологом Крэйгом Фоксом в то время, когда Амос был его учителем. Фокс собрал поклонников профессионального баскетбола и изучил их суждения о победителях плей-оффов НБА. В частности, он просил испытуемых оценить вероятность победы в плей-оффе каждой из восьми команд; победа каждой команды рассматривалась как центральное событие.
Вы, возможно, догадаетесь, что произошло. Впрочем, размах явления, который наблюдал Фокс, наверняка вас удивит. Представьте себе фаната, которого попросили оценить шанс победы в чемпионате «Чикаго Буллз». Итак, центральное событие определено, но альтернатива – победа одной из семи оставшихся команд – расплывчата и невыразительна. Память и воображение фаната, действующие в режиме подтверждения, пытаются создать сценарий победы «Чикаго Буллз». Когда тому же испытуемому предложили о ценить шансы «Лейкерз», избирательность памяти и воображения начинали работать в пользу этой команды. Учитывая, что все восемь лучших команд США достаточно хороши, даже относительно слабую команду легко представить чемпионом. В итоге суждения о вероятностях, последовательно сгенерированные для всех восьми команд, в сумме составили 240 %! Абсурд, конечно, – сумма шансов не может быть больше 100 %. Впрочем, абсурдность исчезла, когда тех же «судей» спросили, будет ли победитель из Восточной или из Западной ассоциации команд. Центральное событие и его альтернатива оказались в этой задаче одинаково конкретными, и суждения об их вероятностях составили в сумме 100 %.
Для оценки веса решений Фокс также предложил поклонникам баскетбола сделать ставки на победителя чемпионата. Те назначили каждой ставке денежный эквивалент (сумму, которая соответствовала привлекательности участия в игре). Выигрыш победителя составлял 160 долларов. Сумма денежных эквивалентов по восьми отде льным командам равнялась 287 долларам. Таким образом, средний участник пари, который ставил на все команды, гарантированно терял 127 долларов! Участники знали наверняка, что в чемпионате принимают участие восемь команд и что средний размер выигрыша при ставках на все команды не превысит 160 долларов, но все равно назначали слишком большую ставку. Фанаты не только переоценивали вероятность рассматриваемых событий, но и слишком стремились поставить на них.
Результаты этого эксперимента представили в новом свете ошибку планирования и другие проявления оптимизма. Образ успешно выполненного плана очень конкретен, его легко вообразить, пытаясь предсказать исход проекта. И наоборот, альтернатива в виде провала представляется смутно, поскольку помешать успеху может что угодно. Предприниматели и инвесторы, оценивая свои перспективы, склонны как переоценивать шансы, так и придавать излишний вес своим оценкам.

Яркие исходы

Как мы видели, теория перспектив отличается от теории полезности предположением о зависимости, существующей между вероятностью и весом решения. В теории полезности вес решений равен вероятностям. Вес решения для события, которое произойдет наверняка, составит 100, а 90 % вероятности соответствует 90, что в 9 раз больше веса для десятипроцентной вероятности. В теории перспектив изменения вероятности имеют меньшее влияние на вес решений. Упомянутый выше эксперимент показал, что вес решения для 90 %-ного шанса составил 71,2, а для 10 %-ного шанса – 18,6. Отношение вероятностей равнялось 9,0, в то время как отношение веса решений – всего 3,83, что указывает на недостаточную чувствительность к вероятности в этом промежутке. В обеих теориях вес решений зависит только от вероятностей, а не от результатов. Обе теории предсказывают, что вес решения одинаков для 90 %-ного шанса выиграть 100 долларов, получить в подарок дюжину роз или испытать удар электрическим током. Как выяснилось, это теоретическое предсказание ошибочно.
Психологи Чикагского университета опубликовали статью с заманчивым названием «Деньги, поцелуи и удары током, или Аффективная психология риска». Они выяснили, что оценка игр куда менее восприимчива к показателю вероятности, когда результат (воображаемый) был эмоциональным («встреча и поцелуй кинозвезды» или «неопасный, но болезненный удар током»), нежели материальным, в виде денежного выигрыша или проигрыша. Впоследствии это открытие подтвердили и другие ученые. Измеряя физиологические параметры (пульс), они обнаружили, что страх перед электрошоком фактически не коррелирует с вероятностью получения удара. Одна возможность его испытать порождала резко выраженный испуг. Группа чикагских исследователей предположила, что «аффективно отягощенный образ» подавил чувствительность к вероятности. Спустя десять лет принстонские психологи решили оспорить этот вывод.
Принстонские исследователи заявили, что низкая воспр иимчивость вероятности, отмеченная для эмоциональных исходов ситуаций, является нормой. Исключение составляют азартные игры. Для таких игр восприимчивость вероятности довольно высока, поскольку для них существует четко определенная ожидаемая ценность.

Каков денежный эквивалент каждой из игр?

А. Шанс 84 % выиграть 59 долларов.
Б. Шанс 84 % получить дюжину красных роз в стеклянной вазе.

Что из этого видно? Сразу бросается в глаза, что вопрос А гораздо легче вопроса Б. Не нужно долго вычислять ожидаемую величину ставки – вы наверняка сообразили, что она составляет около 50 долларов (на самом деле 49,56). Этого достаточно для создания точки отсчета в процессе поиска денежного эквивалента. Отвечая на вопрос Б, такую точку не определишь – в этом и состоит его сложность. Респонденты также оценивали денежный эквивалент игр с 21 %-ным шансом выиграть различные призы.
Как и о жидалось, различие между играми с высокой и низкой вероятностью было выражено сильнее в задаче с деньгами, нежели с розами.
Чтобы подтвердить тот довод, что эмоции не мешают воспринимать вероятность, принстонские исследователи сравнили желание откупаться от игры:

Шанс 21 % (или 84 %) провести выходные за покраской стен чужой трехкомнатной квартиры
и
Шанс 21 % (84 %) вычистить три туалета в общежитии после двух дней пользования.

Второе предложение вызывает более сильный эмоциональный отклик. Вместе с тем вес решений для двух вариантов исхода не меняется. Очевидно, дело не в интенсивности эмоций.
Другой эксперимент дал удивительный результат. Участники получили исчерпывающую информацию о цене вместе со словесным описанием приза, например:

Шанс 84 % выиграть дюжину красных роз в стеклянной вазе. Стоимость – 59 долларов.
Шанс 21 % выиграть дюжину красных роз в стеклянной вазе. Стоимость – 59 долларов.

Нетрудно рассчитать ожидаемую денежную оценку этих игр, однако добавление заданного значения денежной ценности не повлияло на результат: нечувствительность к вероятности сохранилась даже в этих условиях. Испытуемые, которые думали о подарке как о шансе получить розы, не воспользовались сведениями о цене как точкой отсчета в оценке игры. Как порой говорят исследователи, в этом удивительном открытии содержится какой-то намек. Вот только какой?
Думаю, оно намекает, что образное и яркое представление о результате, независимо от его эмоциональной окраски, снижает роль вероятности в оценке неопределенной перспективы. Данная гипотеза предполагает (и я ей верю), что привнесение малозначимых, но ярких подробностей к итоговой денежной сумме также затрудняет расчеты. К примеру, сравните свои денежные эквиваленты следующих итоговых событий:

Шанс 21 % (84 %) получить 59 долларов в следующий понедельник;
Шанс 21 % (84 %) получить в понедельник утром большой синий картонный конверт с 59 долларами в нем.

Новая гипотеза состоит в том, что во втором случае восприимчивость к вероятности будет меньше, поскольку упоминание о синем конверте вызывает более полный образ, нежели абстрактное упоминание о деньгах. Вы создаете событие в уме и переживаете яркое видение итога, даже зная, что его вероятность низка. Когнитивная легкость также содействует возникновению эффекта определенности: если вы живо представляете себе событие, вероятность того, что оно не произойдет, также представляется живо, а потому получает излишний вес.
Комбинация усиленного эффекта возможности и усиленного эффекта определенности затрудняет изменения веса решений в промежутке между шансами в 21 % и 84 %.

Яркие вероятности

И дея того, что быстрота, яркость и легкость воображения влияют на значения решений, получила подтверждение во множестве исследований. Участникам одного известного опыта предложили выбрать один из двух сосудов и достать оттуда шарик. Красные шарики считались призовыми. При этом:

Сосуд А содержал 10 шариков, 1 из которых был красным;
Сосуд Б содержал 100 шариков, 8 из которых были красными.

Какой вы бы выбрали? Ваши шансы на выигрыш составили бы 10 % в случае с сосудом А и 8 % в случае с сосудом Б, так что правильный ответ как будто прост. На деле оказалось иначе: 30–40 % испытуемых выбрали сосуд с бо́льшим количеством выигрышных шариков, предпочтя, таким образом, меньший шанс на победу.
Сеймур Эпштейн заметил, что результаты опыта иллюстрируют свойство Системы 1 (он назвал ее эмпирической системой) поверхностно обрабатывать данные. Как и подозревалось, нелепый выбор в этой ситуации привле к внимание многих исследований. Проявленной ошибке придумали несколько названий. Я буду, вслед за Полом Словиком, именовать ее пренебрежение знаменателем (denominator neglect). Если ваше внимание привлекли выигрышные шарики, вы уже не оцените с тем же тщанием количество невыигрышных.
На пренебрежении знаменателем сказывается яркость созданного образа – во всяком случае, я это испытал на себе. Представляя себе меньший сосуд, я вижу одинокий красный шарик на расплывчатом фоне белых, а подумав о большем, вижу восемь призовых шариков на таком же неясном фоне, что внушает больше надежды. Яркость восприятия выигрышных шаров увеличивает вес решения данного события (выигрыша), усиливая эффект возможности. Конечно, то же самое верно и для эффекта определенности. Имей я 90 %-ный шанс выиграть приз, событие проигрыша станет более «выпуклым», если в сосуде будет 10 белых (проигрышных) шариков из ста, нежели один из десяти.
Идея пренебрежения знаменателем помогает объяснить, почему разные способы передачи информации о рисках так отличаются по степени воздействия. Если прочесть, что «вакцина, предотвращающая развитие смертельной болезни у детей, в 0,001 % случаев приводит к инвалидности», риск кажется небольшим. Теперь представим другое описание того же риска: «Один ребенок из 100 000 детей, привитых этой вакциной, на всю жизнь останется инвалидом». Второе предложение затрагивает вас иначе, чем первое: оно вызывает в мозгу образ ребенка, искалеченного вакциной, а 99 999 благополучно привитых детей словно отступают в тень. Как и следует из пренебрежения знаменателем, маловероятные события получают гораздо большее значение, если о них говорят с упоминанием относительной частоты (сколько из), нежели с применением абстрактных терминов – «шансы», «риск» или «вероятность» (насколько вероятно). Как явствует из предыдущих глав, Система 1 лучше справляется с частностями, чем с категориями.
Эффект такого способа подачи данны х внушителен. В одном опыте испытуемые, прочтя о «болезни, убивающей 1286 человек из 10 000» посчитали ее более опасной, нежели те, которым сообщили о «болезни, от которой погибнет 24,14 % населения». Первая болезнь кажется опаснее второй, хотя риск смерти в первом случае вдвое меньше! Пренебрежение знаменателем становится еще нагляднее, если переиначить статистику: болезнь, которая убивает 1286 человек из 10 000, кажется опаснее, чем та, что губит 24,4 человека из 100. Эффект наверняка ослабнет или исчезнет, если попросить испытуемых сравнить две формулировки – задача для Системы 2. Однако жизнь – это межкатегориальный эксперимент, в котором всякий раз предлагается только одна формулировка. Только исключительно активная Система 2 способна составить формулировки, альтернативные встреченной, и подтолкнуть к осознанию того, что они вызывают иную реакцию.
Опытные судебные психологи и психиатры тоже подвержены упомянутым эффектам при разных форматах выражения риска. В одном эксперименте профессионалы оценивали, насколько безопасно выпускать из психиатрической лечебницы пациента, некоего Джонса, за которым были замечены случаи насилия. Одну и ту же статистику подали разными способами:

Для пациентов, подобных мистеру Джонсу, существует 10 %-ная вероятность совершения повторного насильственного действия в первые месяцы после выхода из лечебницы.

Из ста пациентов, подобных мистеру Джонсу, десять совершают насильственные действия в первые же месяцы после выхода из лечебницы.

Профессионалы, которым информацию представляли в частотном формате, почти вдвое чаще отвергали возможность выписки (41 % по сравнению с 21 % опрошенных, которым сведения давали в вероятностном формате). Более яркое описание ведет к тому, что при той же вероятности решению придают больший вес.
Сила формата создает возможности для манипулирования, и личности, преследующие своекорыстные цели, умеют ими воспользоваться. Словик и его коллеги приводят пример из статьи, где утверждается, что приблизительно 1000 убийств в год совершают душевнобольные, не принимающие предписанных лекарств. Иным образом эту информацию можно подать так: «От рук душевнобольных ежегодно гибнет 1000 из 273 000 000 американцев». Или так: «Вероятность погибнуть от руки душевнобольного составляет примерно 0,00036 %». Еще один вариант: «От рук душевнобольных погибает 1000 американцев в год – меньше одной трети умирающих от суицида и четверть числа тех, кого убьет рак гортани». Словик отмечает, что «мотивация сторонников подобных взглядов ясна: им хочется запугать людей перспективой насилия со стороны душевнобольных в надежде, что этот страх приведет к росту финансирования психиатрических служб».
Хороший адвокат, желая посеять сомнения в результатах экспертизы ДНК, не скажет: «Шанс ложного совпадения 0,1 %». Утверждение «В одном случае из тысячи совпадение ошибочно» скорее минуе т порог разумного сомнения. Услышав такие слова, присяжные волей-неволей представят себе жертву ложного обвинения, приговоренную на основании ущербных свидетельств. Прокурор, конечно, предпочтет более абстрактную формулировку, надеясь отвлечь судей длинными дробями.

Date: 2016-07-22; view: 279; Нарушение авторских прав