Модель и антимодель.

Модель и антимодель представляют собой иносказание — конкретный по форме рассказ или описание, на которые указывают как на образец. Исходным материалом модели может быть реальный факт, представленный в форме повествования или описания, или специально вымышленное событие. Но структура модели позволяет обобщить и подвести под нее очень широкий класс или даже несколько классов ситуаций.

Если модель представляет собой положительный образец, то антимодель представляет собой отрицательный образец. Антимодель иллюстрирует или дополняет этическую норму, которая обычно содержит запрет. Запрет в принципе более продуктивен, чем предписание, поскольку допускает все, что не запрещено. Но запрет не раскрывает правильный образ действия, и в этом смысле не поучителен.

B нижеследующем примере используются модель и антимодель.

“Так сделай и ты; поревнуй тому евангельскому самарянину, который показал столько заботливости ο раненом.

Так шел мимо и левит, шел и фарисей; и ни тот, ни другой не наклонился к лежащему, но оба они без жалости и сострадания оставили его и ушли. Некий же самарянин, нисколько не близкий к нему, не прошел мимо, но, остановившись над ним, сжалился, и возлив на него масло и вино, посадил его на осла, привез в гостиницу и одну часть денег отдал, а другую обещал за излечение совершенно чуждого ему человека /Лук. 10:30—35/.[213] И не сказал сам себе: “Какая мне нужда заботиться ο нем? Я самарянин, у меня нет ничего общего с ним; мы вдали от города, а он не может идти. Что если он не в состоянии будет вынести дальности пути? Мне придется привезти его мертвым, могут заподозрить меня в убийстве, обвинят в смерти его?”

Ведь многие, когда, идя домой, увидят раненых и едва дышащих людей, проходят мимо не потому, чтобы им тяжело было поднять лежащих, или жалко было денег, но по страху, чтобы самих их не повлекли в суд как виновных в убийстве. Но тот добрый и человеколюбивый самарянин ничего этого не побоялся, но пренебрегши всем, посадил раненого на осла и привез в гостиницу; не страшился он ничего: ни опасности, ни траты денег, ни чего другого.

Если же самарянин был так сострадателен и добр к незнакомому человеку, то мы чем извиним свое небрежение ο наших братьях, подвергшихся гораздо большему бедствию? Ведь и эти христиане, постившиеся ныне, впали в руки разбойников-иудеев, которые даже свирепее всех разбойников и делают даже больше зла тем, кто им попался. Не одежду они разодрали у них, не тело изранили, как те разбойники, но изъязвили душу и, нанесши ей тысячу ран, ушли, а их оставили лежать во рве нечестия.

Не оставим же без внимания такое бедствие, не пройдем без жалости мимо столь жалкого зрелища, но, хотя бы другие так сделали, ты не делай так, не скажи сам себе: “Я человек мирской, имею жену и детей, это дело священников, дело монахов. Ведь самарянин так не сказал: где теперь священники? где теперь фарисеи? где учители иудейские? — Нет, он, как будто нашедши самую великую ловитву, так и схватился за добычу. И ты, когда увидишь, что кто-либо нуждается во врачевстве для тела или для души, не говори себе: “Почему не помог ему такой-то итакой-то?” Нет, избавь страждущего от болезни и необвиняй других в беспечности.”[214]

Евангельская притча ο добром Самарянине, как известно, имеет принципиальное значение, ибо она содержит в себе образ отношения Христа Спасителя к каждому человеку и образ отношения христианина к ближнему практически в любой житейской и нравственной ситуации. Интерпретация модели, как это видно из примера, всегда имеет более узкий и специальный характер, чем ее содержание. Так, святой Иоанн Златоуст подчеркивает мужество Самарянина и неосуждение ближнего, представляя эти качества как образец для подражания.