Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Леденящая душу история
Эту историю рассказал мне один очень симпатичный человек. — Видите, — сказал он мне, показывая в театре на сидящего в ложе полного блондина. — Видите этого господина? Инженер Пятеркин. Замечательно светлая личность! Я очень хотел поступить к нему на службу и, представьте себе, — никак, ну, никак — не могу! — Что ж… не хочет он, что ли? — спросил я вяло, без любопытства, как спрашивают обыкновенно, предчувствуя впереди скучный безынтересный рассказ. — Он-то не хочет? Да он спит и видит, чтобы меня к себе залучить! — Значит, вы не хотите? — Хочу! С руками и ногами готов пойти! — Понимаю! Значит, дело у вас еще не открылось? — На полном ходу дело! — Догадался: вакансий нет? — Есть! Как раз для меня! — Жалование маленькое, что ли? — Еще вчера он предлагал мне 20 тысяч в месяц! — Да провалитесь вы! В чем же дело?! Он хочет, вы хотите, дело интересное, жалованье большое, а поступить не можете! И тут, отведя меня в уголок за дверью, он рассказал мне одну из самых диких историй наших диких дней.
* * *
…Этот Пятеркин обо мне очень много наслышан. Как-то встречает меня: — Поступайте ко мне на службу! — К вам-то? Да с удовольствием. А какое жалование? — Три тысячи в месяц. — Пожалуй, подходит. Закончу дела на своей теперешней службе и через две недели к вам. Закончил я дела, собрался к инженеру Пятеркину, узнала жена, одобрила. Потом спрашивает: — А какое жалование? — Три тысячи. — С ума ты сошел? Не хватит! — Постой… А я уже две недели тому назад покончил с ним. — То было две недели тому назад, а то теперь! Тогда масло стоило 30 рублей фунт, а теперь 45, тогда ботинки стоили тысячу рублей, а теперь полторы. И все так… Пойди, измени условия! Прихожу: рассказываю. Инженер Пятеркин, как я уже изволил вам докладывать, — светлая личность! Да, говорит, вы правы… За эти две недели жизнь поднялась в полтора раза. Хорошо. Будете вы у меня получать четыре с половиной тысячи! Радостный, побежал я к жене. До того бежал, что вспотел, пронизало меня ветром, пришел домой и слег. Инфлюэнца. Две недели провалялся. Встал, собираюсь к инженеру Пятеркину. А жена опять: — Постой! Как же ты будешь получать четыре с половиной тысячи, когда жизнь опять вздорожала на 35 процентов. Масло, что стоило 2 недели тому назад 45, — теперь 60, ботинки вместо полторы — две тысячи! Пошел я к этой светлой личности — Пятеркину, рассказал. С одного слова все понял человек! — Верно, — говорит. — Ежели, — говорит, — по маслу равняться — цена вам шесть тысяч. Только подождите две недельки. Пока вы болели, я на ваше место взял на месяц временного человека. Дослужит он и уйдет. А вы на его место. Подождал я две недели, собираюсь идти к Пятеркину. Жена опять: — А какое жалование? — Шесть тысяч. — Что ты, милый! Как же можно на шесть тысяч прожить, когда масло уже 120, ботинки — четыре тысячи… Прихожу к этой буквально замечательной личности — Пятеркину, рассказываю… — Верно, — говорит. — Если уж начали мы по маслу равняться и по ботинкам, так и будем продолжать. Значит, полагается вам 9 тысяч. Контракт на 3 года, как у нас установлено… Тут меня и осенило. — Позвольте! — говорю. — Ежели за это время каждый месяц цены на все увеличиваются вдвое, то как же я могу застыть на одном и том же жалованье? Ведь этак я месяца через три умру с голода. До чего это была светлая личность — сказать даже не могу. — Верно, — кричит, — совершенно бесспорно! Тогда мы, если вы хотите, сделаем расчет прогрессивный. Два месяца тому назад сколько стоило масло? — 30 рублей. — Месяц тому назад? — 60. — Теперь? — Значит, 120. — Ботинки? — То же самое: тысяча — две тысячи — четыре тысячи… — Так, — говорит, — теперь, когда мы математически установили вздорожание жизни в месяц ровно вдвое… (ох, и математик же был, шельма! Светлая голова! Недаром — инженер!)… то теперь мы, говорит, равняясь по маслу и ботинкам, исчислим математически и увеличение вашего жалования… Этот месяц вы получите 9 тысяч, второй — 18, третий — 36, четвертый — 72, пятый — 134, шестой — 288, седьмой — 576, восьмой… ну, будем для ровного счета считать — миллион в месяц. На девятый месяц — 2 миллиона, десятый — четыре, одиннадцатый — 8, двенадцатый — 16 миллионов… Он погрузился в вычисления, потом оторвался, покрутил головой: — Гм… да! Выходит, что к концу второго года вы получите ежемесячно 64 миллиарда, а к середине третьего года свыше четырех биллионов в месяц. — Многовато, — задумчиво сказал я. — Да, дело, пожалуй, этого не выдержит. — И возиться с ними, с такой уймой деньжищ, тоже, знаете, затруднительно. Ведь эти четыре биллиона домой привезти — обоз нанимать придется! — И верно! А сколько миллиардов один обоз будет стоить? Да помещение для хранения нужно… Сухое, железобетонное! Да страховка от пожара, да сторожа, да счетчики… Говорю ж вам — светлая был голова инженер Пятеркин — все высчитал, даже сторожей не забыл! Сидим мы, молчим оба — грустные-прегрустные. — Что ж теперь делать? — спрашиваю. — Может, плюнуть пока на эти расчеты и поступить к вам тысяч на десять!.. А там видно будет. — А контракт на 3 года? Ведь по уставу нашего общества мы без контракта не можем. Вздохнул я. Ушел. И так вот до сих пор хожу я к нему. Поговорим, поговорим и разойдемся. И мне хочется служить, и ему страх как хочется, чтобы я поступил. И прошло уже с тех пор три недели. И масло уже 180, ботинки вчера жене купил — 7000, значит, наш расчет по маслу был верен, а поступить все не могу!.. Сойдемся оба и чуть не плачем.
* * *
Голова рассказчика уныло свисла на грудь. — А я, собственно, не понимаю, — заметил я, — почему вам было не подписать контракт на эти 4 биллиона? Получали бы вы 4 биллиончика в месяц, а ботинки стоили бы тогда биллиончика три… — Мы-то оба понимаем, но главное — перевозка! Да наем сухого железобетонного сарая, да сторожа, да счетчики, да кассиры… Инженер Пятеркин — светлейшая голова — он уже все высчитал! Да… Страшные, леденящие кровь драмы совершаются около нас каждый день, а мы проходим себе мимо, как дураки, и ничего не замечаем…
Борцы
На первом организационном собрании «Общества русских граждан, сорганизовавшихся для борьбы со спекуляцией» («Обспек») инициатор организации Голендухин говорил: — Господа! Не только административными мерами нужно бороться со спекуляцией! На помощь власти должны прийти сами граждане, должна прийти общественность! Посмотрите на Англию (и все посмотрели на Англию): там однажды торговцы повысили цену на масло — всего два пиастра на фунт — и что же! Вся Англия встала на ноги, как один человек, — масло совершенно перестали покупать, всеобщее возмущение достигло такой степени, что… — Простите… — поправил Охлопьев, — но в Англии пиастров нет. Там — пенни. — Это все равно. Я сказал для примера. Обратите внимание на Германию (и все обратили внимание на Германию): там на рынке фунт радия стоит… — Я вас перебью, — сказал Охлопьев, — но радий на фунты не продается… — Я хотел сказать — на пиастры… — Пиастры — не мера веса… — Все равно! Я хочу сказать: если мы сейчас повернемся в сторону России (и все сразу повернулись в сторону России), то… Что мы видим?! — Ничего хорошего, — вздохнул Бабкин. — Именно, вы это замечательно сказали: ничего хорошего. У нас царит самая безудержная спекуляция, и нет ей ни меры, ни предела!.. И все молчат, будто воды в рот набрали! Почему мы молчим! Будем бороться, будем кричать, разоблачать, бойкотировать!! — Чего там разоблачать, — проворчал скептик Турпачев. — Сами хороши. — Что вы хотите этим сказать? — Я хочу сказать о нашем же сочлене Гадюкине. — Да, господа! Это наша язва, и мы ее должны вырвать с корнем. Я, господа, получил сведения, что наш сочлен Гадюкин, командированный нами за покупкой бумаги для воззваний, узнал, что на трех складах, которые он до того обошел, бумага стоила по 55 тысяч, а на четвертом складе с него спросили 41 тысячу… И он купил на этом складе 50 пудов и продал сейчас же в один из первых трех складов по 47 тысяч. — Вот-те и поборолся со спекуляцией, — вздохнул Охлопьев. — Ловко, — крякнул кто-то с некоторой даже как будто завистью. — Именно что не ловко, раз попался. — Внимание, господа! — продолжал Голендухин. — Я предлагаю пригвоздить поступок Гадюкина к позорным столбцам какой-нибудь видной влиятельной газеты, а самого его в нашей среде предать… этому самому… — Чему? — Ну этому… Как его… остро… остра… — Остракизму? — подсказал Охлопьев. — Во-во! Самому острому кизму. — Чему? — Кизму. И самому острейшему. — Позвольте: что такое кизм? — Я хотел сказать — изгнание! Долой спекулянтов! Встал Охлопьев: — Господа! Конечно, мы должны бичевать спекулянтов, откуда бы они ни появлялись… Но вместе с тем мы должны и отдавать дань уважения тем коммерсантам, которые среди этого повального грабежа и разгильдяйства сохранили «душу живу». Я предлагаю послать приветствие оптовому торговцу Чунину, который, получив из заграницы большую партию сгущенного молока, продает его по 1100 р., в то время когда другие оптовики продают по 1500, и это при том условии, что сгущенное молоко еще подымется в цене!! — А где он живет? — задумчиво спросил Бабкин. — А вам зачем? — Да так, зашел бы… поблагодарить. Отдать ему дань восхищения… — Он живет: Соборная, 53, но дело не в этом… Встал с места Турпачев: — Предлагаю перерыв или вообще даже… Закрыть собрание… — Почему? — Да жарко… И вообще… Закрыть лучше. До завтра. — Да! — сказали Грибов, Абрамович и Назанский. — Мы присоединяемся. Закрыть. Большинством голосов постановили: закрыть.
* * *
У ворот дома Соборная, 53 столкнулись трое: Абрамович, Бабкин и Грибов. — Вы чего тут?! — А вы? — Да хочу зайти просто… От имени общества принести благодарность Чунину, этому благородному пионеру, который на фоне всеобщего грабежа, сияя ярким светом… — Бросьте. Все равно опоздали! — Как… опоздал? — Свинья этот Голендухин. А еще председатель! Инициатор… — Неужели все скупил? — До последней баночки. А? По 1100… А я-то и пообедать не успел, и извозчика гнал. — Возмутительно!! В эти дни, когда общественность должна бороться… Где он сейчас? — Только что за угол завернул. Еще догоните. Из ворот вышел Турпачев: — Господа! Я предлагаю не оставлять безнаказанным этого возмутительного проступка представителя общественности, в то время, когда наша Родина корчится в муках, когда уже брезжит слабый свет новой прекрасной России… — Слушайте, Турпачев… А он по 1300 не уступил бы? — Какое! Я по 1400 предлагал — смеется! Если мы, господа, обернем свои взоры к Англии… Но никто уже не оборачивал своих взоров к Англии. Стояли, убитые.
Торговый дом «Петя Козырьков»
Мы уже стали забывать о тех трудностях, с которыми сопряжено добывание денег «до послезавтра». В свое время — до революции, которая поставила все вверх ногами, — это было самое трудное, требующее большой сноровки искусство. Подходил один знакомый к другому и, краснея и запинаясь, и желая провалиться сквозь землю, тихим, умирающим голосом спрашивал: — Не можете ли вы одолжить мне пятьдесят рублей на две недели? — Знаете что? — находчиво возражал капиталист. — Я лучше одолжу вам два рубля на пятьдесят недель. Иногда ловили на ошеломляющей неожиданности: — Послушай, — запыхавшись, подлетал один к другому, — нет ли у тебя двугривенного с дырочкой? — Н-нет… — растерянно бормотал спрашиваемый. — В… вот — без дырочки есть. — Ну черт с тобой, все равно, давай без дырочки! — И, выхватив у сбитого с толку простака серебряный двугривенный, исчезал с ним. Были случаи и явно безнадежные: — Что это у вас?.. Новая сторублевка? Вы знаете, моя жена еще таких не видела. Дайте, снесу покажу ей… Да вы не бойтесь — верну. Дня через три-четыре встретимся, и верну. А вот случай, чрезвычайно умилительный по своей беспочвенности: — Что это вы все в землю смотрите? — А? Полтинник ищу. — Обронили, что ли? — Я? Нет. Но я думаю, может, кто другой обронил. Ах, с каким трудом раньше давали взаймы. По свидетельству старинных летописцев (да позволено нам будет выразиться по-церковнославянски), это было «дело великого поту»… Должник приступал к этой несложной операции, будто к операции собственного аппендицита, дрожа, заикаясь и спотыкаясь, заимодавец — с наглостью и развязностью необычайной, неслыханной — третировал несчастного en canaille,[39]задавая ему ряд глупых вопросов и одаривая его попутно ни к черту негодными советами: — А? Что? Да! Взаймы просите. Вы что же думаете, что у меня денежный завод, что ли? Нужно жить экономнее, молодой человек, сообразуясь с вашими средствами! Если бы я еще сам печатал деньги — тогда другое дело!.. А то ведь я их не печатаю, не правда ли? Чего вы там бормочете? А? Что? Ничего не понимаю! Фу, какое было гадкое чувство!
* * *
А теперь у нас, в России, настал подлинный золотой век: — А, что? Просите 7 тысяч? Да какой же это счет — 7 тысяч? Не буду же я ради вас менять в лавочке десятитысячную?! Или берите целиком десятитысячную, или подите к черту. — Очень вам благодарен… Поверьте, что я на будущей неделе… сейчас же… — Ладно, ладно, не отнимайте времени пустяками… — Ей-богу, я как только получу от папы деньги… — Да отстанете вы от меня или нет?.. Действительно, нашел о какой дряни разговаривать… — Поверьте, что я никогда не забуду вашей… вашего… — А, чтоб ты провалился! Не перестанешь приставать — выхвачу обратно бумажку и порву на кусочки! — Однако… Такое одолжение… Так выручили… Сразу видно, что это старозаветный, допотопный должник. Новый возьмет и даже не почешется. А если вся требуемая сумма — тысяча или две — так он это сделает мимоходом, будто, летя по своим делам, на чужой сапог сплюнул. — Сколько стоят папиросы? Две тысячи? Сеня! Заплати, у меня нет мелких. Как-нибудь сочтемся, а не сочтемся — так тоже неважно! И Сеня платит, и Сеня смеется, распялив рот, не менее весело, чем жизнерадостный курильщик.
* * *
Позвольте рассказать об операции, которую любой из читателей может проделать в любой день недели и которая тем не менее несет благосостояние на всю остальную жизнь… Один ушибленный жизнью молодой человек, по имени Петя Козырьков, не имея ни гроша в кармане, лежал в своей убогой комнате на кровати и слушал через перегородку, как его честила квартирная хозяйка: — И черт его знает, что это за человек? Другие, как люди: спекулируют, хлопочут, торгуют, миллионы в месяц зарабатывают, а этот!.. И знакомства есть всякие, и все… а черт его знает, какой неудалый! Слушайте, вы! Еще месяц я вас держу и кормлю, потому я вашу покойную маму знала, а через месяц со всеми бебехами вон к чертям свинячим! Вот мое такое благородное, честное слово… А надо сказать, Петя не зря лежал: он дни и ночи обдумывал один проект. Теперь же, услышав ультиматум, дарующий ему совершенно точно один месяц обеспеченной пищей и кровом жизни, Петя взвился на дыбы, как молодой конь, и, неся в уме уже выкристаллизованное решение, помчался на Нахимовский проспект. Известно, что Нахимовский проспект — это все равно что Невский проспект: нет такого человека, который два-три раза в день не прошелся бы по нем. И вот на этом свойстве Нахимовского построил Петя свою грандиозную задачу: стал у окна гастрономического магазина Ичаджика и Кефели, небрежно опершись о медный прут у витрины, и стал ждать… Ровно через три минуты прошел первый знакомый… — Афанасий Иванович! Сколько лет, сколько зим… Голубчик! У меня к вам просьба: дайте десять тысяч. Не захватил с собой бумажника, а нужно свечей купить. — Да сделайте ваше такое одолжение… Пожалуйста. Что поделываете?.. — Так, кой-чего. Спасибо. Встречу, отдам. — Ну какие глупости. Будьте здоровы. Почин, говорят, дороже денег. Через полчаса у Пети было уже 70 тысяч, а через четыре часа 600. Это была, правда, скучная работа, но Петя для развлечения варьировал ее детали: то ему нужно было купить не свечей, а винограду для именинницы, то «ему предлагали приобрести очень миленькое колечко за триста тысяч» и не хватало десяти. Короче говоря, к шести часам вечера Петя встретил и задержал на минутку сто знакомых, что составляло по самой простой арифметике — миллион! Пересчитал Петя добычу, сладко и облегченно вздохнул и помчался в кафе. Уверенно подошел к одному занятому столику. — Сгущенное молоко есть? — Сколько надо? — А почем? — Оптом две тысячи. — Пятьсот коробок. — Ладно. Завтра утром на склад. Свез Петя пятьсот коробок домой, сунул их под кровать, лег на кровать — и начался для него месяц самой сладкой жизни: дни и ночи лежал он на кровати, этот умный Петя, и чувствовал он, что в это самое время под ним совершается таинственный и чудный процесс постепенного, но верного обогащения его сгущенным швейцарским молоком, — не исследованный еще новыми экономистами процесс набухания и развития. И ровно через месяц слез Петя с кровати, пошел в кафе и, усевшись за столик, громогласно сказал: — Есть пятьсот банок сгущенного молока. Продаю. — Налетели, как саранча. — Почем? — А сколько дадите? — По четыре! — По шесть дайте. — По пять!! — Сделано. Получил Петя два с половиной миллиона, расплатился с добросердечной хозяйкой, пошел на Нахимовский, стал на то же место и принялся ловить своих заимодавцев: — Афанасий Иванович! Сколько лет, сколько зим. Что это я вас не видел давно? Там за мной должок… Вот, получите. — Ну что за глупости. Стоит ли беспокоиться. Я, признаться, и забыл. Спасибо. Ну, что поделываете? — Так, кой-чего. Александр Абрамович! Одну минутку. Здравствуйте… Там за мной должок. — Ну, какой вздор. Спасибо. Что это за деньги, хе-хе. Одни слезы. — Ну все-таки! До вечера простоял у магазина Ичаджика и Кефели честный Петя, а на другой день купил на оставшийся миллион спичек и папирос, сунул их под кровать, сам лег на кровать, и так далее… Если вы, читатель, ходите по Нахимовскому, а живя в Севастополе вы не можете избежать этого, вы должны заметить большой магазин, заваленный товарами, а над огромным окном — золоченая вывеска:
«Торговый дом „Петр Козырьков“. Мануфактура и табачные изделия. Опт.»
Date: 2016-07-18; view: 252; Нарушение авторских прав |