Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Сравнительно-историческое исследование в исторических теориях XVIII-XX вв.





СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ

ИССЛЕДОВАНИЕ:

ПРОБЛЕМЫ МЕТОДА

Глава 1

Методологические проблемы сравнительно-исторического исследования

О том, зачем и как сравнивали исторические феномены и процессы в новое и новейшее время

О том, что Россию придется понимать все-таки умом, поскольку других органов для этого не предусмотрено

И о том, как это можно сделать, или компаративное источникове­дение

История может считаться наукой только в той мере,

в какой она объясняет мир, а объяснить его

возможно только благодаря сравнению.

Эмиль Дюркгейм

Основное положение: на протяжении XVIII — XX вв. задача и метод сравнительно-исторических исследований развивались от парадиг­матического сравнения отдельных фактов до сравнения крупных социокультурных структур как основы построения глобальных кон­цепций исторического процесса цивилизационного характера.

Сравнительно-историческое исследование в исторических теориях XVIII-XX вв.

Мы условились, что нас интересует сравнительно-историческое исследование как метод построения метанарратива. По этой причине мы не будем возвращаться к историческим трудам эпохи Просвеще­ния, задача которых была дать нравоучительные примеры и посему «события и деяния» оценивались не по их месту в историческом це­лом, а сравнивались с вневременными моральными образцами.

Сформулируем свою задачу, при обращении к различным теорети­ко-познавательным концепциям мы нацелены на выявление момен­тов сходства, полей взаимодействия, поскольку философы и методо­логи при всем различии их позиций осмысливали единую реальность.

Историк конца XVIII в. уже не мог вслед за лордом Болингброком сказать; «Защищенный от обмана, я могу смириться с неосведомленнос­тью». Новое восприятие истории как целостного процесса, заверша­ющегося в настоящем, заставило поставить совершенно новые про­блемы: как при ограниченности и отрывочности источниковой базы воссоздать целостность?

Обратимся вновь к попытке Шиллера дать целостное видение исто­рического процесса. Историко-теоретическая концепция Шиллера обус­ловливает и его теоретико-познавательную позицию. Шиллер настолько убежден, что все народы проходят одинаковые ступени исторического развития, что предлагает использовать знания об обнаруженных евро­пейцами на других континентах народах для изучения ранней европей­ской истории. Он рассматривает метод аналогий как один из основных в историческом познании, позволяющий реконструировать те периоды прошлого, от которых не осталось исторических источников:

«Как будто какая-то мудрая рука сохранила для нас эти дикие наро­ды до того времени, когда мы в нашем культурном развитии шагнули достаточно далеко вперед, чтобы из этого открытия сделать полез­ное применение для самих себя и в этом зеркале увидеть потерянное начало нашего рода»1.

Шиллер живописует мрачную картину состояния многих наро­дов, стоящих на более низкой ступени исторической лестницы, и продолжает:

«Такими были и мы сами восемнадцать столетий тому назад. Цезарь и Тацит нашли нас не в лучшем состоянии...»2.

И весьма эмоционально подытоживает сравнение вновь открытых народов с современным ему европейским обществом конца XVIII в.:

«Как противоположны эти картины! Кто мог бы узнать в утонченном европейце XVIII века лишь ушедшего вперед в своем развитии тепе­решнего канадца или древнего кельта? Все эти усовершенствования, стремление к искусству, завоевания опыта, все эти произведения ра­зума выражены и развились в человеке лишь на протяжении немно­гих тысячелетий... Через какие состояния прошел человек, пока он дошел от одной крайности до другой, от уровня дикого обитателя пещеры до талантливого мыслителя, до образованного человека? Все­общая история дает ответ на этот вопрос»3.

Поскольку мы рассматриваем методологию сравнительно-истори­ческих исследований именно с целью воссоздания целостности исто­рического процесса, постольку мы такое существенное внимание уде­ляем философским основаниям методологических построений. Для Шиллера философским основанием компаративного подхода была убежденность в единстве и неизменности законов природы и челове­ческого духа. Именно поэтому сравнение по аналогии имело для него универсальный характер. И нацелено оно было более на выявление общего, чем различий. Шиллер приходит к выводу:

«Именно это единство является причиной того, что при совпадении аналогичных внешних условий события, имевшие место в отдален­нейшей древности, могут повторяться в новейшие времена, вслед­ствие чего, отправляясь от новейших явлений, лежащих в круге нашего наблюдения, ретроспективно можно делать выводы и проливать свет на явления, которые теряются в доисторических временах. Метод заключений по аналогии всюду является мощным вспомогательным средством, в том числе и в истории»л.

Сейчас многие историки не согласятся с Шиллером. Впрочем, аргументированное возражение такой позиции было высказано уже Гегелем в начале XIX в.

Таким образом, Шиллер четко формулирует задачу сравнитель­ного исследования применительно к изучению европейской истории, особенно ранней. Но ставит он и другую проблему — проблему срав­нения разных периодов истории одного народа при воссоздании ее в ее целостности.

Сравнительный анализ различных обществ выступает как сред­ство выстраивания главным образом эволюционного целого, которое воплощается, в частности, в виде двух аналогий:

• «ступени исторического развития» — разные народы находятся на разных ступенях этой единой лестницы;

• «возраста человечества» — европейцы — это взрослые, осталь­ные народы сопоставимы с детьми разных возрастов.

Мне представляется, что самой существенной характеристикой этого этапа становления методологии сравнительных исследований является то, что коэкзистеициальное целое как бы не существует. Что парадоксально только на первый взгляд. Парадоксально потому, что историк не может не ощущать себя живущим одновременно с други­ми людьми, т.е. в коэкзистенциальном пространстве истории. Хотя включенность в коэкзистенциальное пространство наиболее отчет­ливо начинает ощущаться только в XX в., что ведет к изменению целей компаративного исследования. Парадоксально на первый взгляд потому, что если мы обратимся к образу лестницы, рассматривая каждую ступеньку как некоторое коэкзистенциальное пространство, то мы с позиций европоцентризма окажемся одни на своей ступень­ке и будем воспринимать другие, одновременно живущие с нами народы как представителей более ранних ступеней истории челове­чества (рецидив такого подхода мы с вами видели в работе Ф. Эн­гельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и даже в определенной мере у Фрейда в «Тотем и табу».

Цель сравнительно-исторического исследования в этом случае — изучить иные социокультурные общности, как сосуществующие од­новременно с проводящим исследование историком и доступные эт­нографическому описанию, так и уже исчезнувшие и доступные толь­ко историческому изучению, и на этой основе реконструировать на­чальные периоды собственной истории, в частности заполнить те пробелы, которые обусловлены недостатком сведений исторических источников.

Теория общественно-экономических формаций как основа пост­роения целостного знания об историческом процессе в марксизме хорошо известна5, поэтому мы не будем на ней подробно останавли­ваться. Отметим лишь некоторые, интересующие нас именно в кон­тексте данного исследования проблемы.

Теория общественно-экономических формаций К. Маркса и Ф. Энгельса — по сути классический образец стадиальной теории. В своем модельном виде она предполагает, что все народы последова­тельно проходят через все общественно-экономические формации — ступени исторического развития. Именно как стадиальная теория те-

5 Правда, известна в несколько упрошенном и приданном ей в основном уже после смерти Маркса виде, но поскольку наша задача проанализировать принци­пы построения исторического метанарратива, а не строгая атрибуция тех или иных историософских идей, мы ограничимся здесь этой стереотипной констатацией.

ория общественно-экономических формаций работает на уровне ме­тода. В Предисловии к первому изданию «Капитала» К. Маркс, исходя из убеждения в закономерности общественного развития, писал:

«Общество, если даже оно напало на след естественного закона своего развития... не может ни проскочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами. Но оно может сокра-тить и смягчить муки родов»6.

Как хорошо известно, Маркс выбрал в качестве объекта исследо-вания «капиталистического способа производства и соответствующих ему отношений производства и обмена» Англию как «классическую страну этого способа производства». Но при этом Маркс подчеркивает, что Англия «служит главной иллюстрацией для... теоретических выводов», поскольку установленная закономерность носит всеобщий характер:

«Дело здесь, само по себе, не в более или менее высокой ступени развития тех общественных антагонизмов, которые вытекают из ес­тественных законов капиталистического производства. Дело в самих этих законах, в этих тенденциях, действующих и осуществляющихся с железной необходимостью. Страна, промышпенно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего»7.

Мы видим, что в той части, которая касается методологии срав­нительно-исторического подхода к исследованию разных обществ, Маркс высказывает мысль не просто созвучную, но практически пол­ностью соответствующую вышеприведенным размышлениям Шилле­ра. Но при одном весьма существенном дополнении: у Маркса сравне­ние опосредуется знанием законов общественного развития, социаль­ной модели, которая и служит образцом для сравнений.

Такой метод компаративного исследования получил значитель­ное распространение. Например, Макс Вебер, изучая формы религи­озного неприятия мира, следующим образом описывает метод иссле­дования:

«Прежде чем обратиться к названной религиозности, мы считаем целесообразным уяснить себе в схематической и теоретической кон­струкции, под влиянием каких мотивов вообще возникали религиоз­ные этики неприятия мира и в каких направлениях они развивались, другими словами, каков мог быть их возможный "смысл". Назначе­ние конструируемой здесь схемы состоит, конечно, только в том,

чтобы служить идеально-типическим средством ориентации... [вы­делено мной. — М. Р.]»8.

Таким образом, если руководствоваться теорией исторического процесса Маркса—Энгельса в качестве метода, то основанием для сравнения будет служить формационная модель и мы будем в первую очередь определять исследуемое общество как первобытно-общинное, рабовладельческое, феодальное и т.д. Именно опосредующее значе­ние модели отличает метод сравнения в рамках стадиальной теории общественно-экономических формаций от того метода прямых ана­логий, который сформулировал Шиллер.

Рассматривая историософские концепции Гегеля и Маркса, как правило, их сближают, особенно в сфере метода, часто определяя метод Маркса как гегельянский, и различая лишь онтологические основания их построений.

Б. Рассел, резко критикуя философию Гегеля, признавал:

«...его философия истории оказала глубокое влияние на политичес­кую теорию. Маркс, как всем известно, был в молодости учеником Гегеля и сохранил в своей системе, в ее окончательном виде, некото­рые существенные гегельянские черты»9.

Р. Дж. Коллингвуд в своей «Идее истории» идет еще дальше. Выстра­ивая изложение третьей части своего труда главным образом по авторс­кому принципу, он объединяет критику Гегеля и Маркса в одном пара­графе и называет Маркса «непосредственным учеником» Гегеля.

Мы же попытаемся показать, что с точки зрения выстраивания исторического целого концепции Гегеля и Маркса принципиально различны. Маркс как философ эпохи практически безраздельного гос­подства позитивизма не мог воспринять (не в смысле понимания, а в смысле адаптации к нуждам XIX в.) целостную концепцию Гегеля.

Но начнем с выявления сближающих эти концепции моментов.

Концепции Гегеля и Маркса объединяет то, что

• сравнительный анализ проводится во всемирно-историческом масштабе;

• и в той и в иной концепциях формулируется единый критерий сравнения: степень обретения свободы Абсолютным Духом — у Геге­ля и развитие производительных сил — у Маркса.

И в этом мы можем согласиться с Коллингвудом, который писал: «Марксовская концепция истории отражает как сильные, так и сла­бые стороны гегелевской: с тем же искусством Маркс проникает в

глубь фактов и выявляет логические связи понятий, лежащих в их ос­нове; но и слабости Гегеля отражаются на его взглядах: выбирается один из аспектов человеческой жизни (у Гегеля — политический, у Маркса — экономический), который якобы сам по себе наиболее полно воплощает ее разумность. Маркс, как и Гегель, настаивает на том, что человеческая история не некий набор различных и парал­лельных историй, историй политики, искусства, экономики, религии и т.д., но одна, единая история. Но опять же, как Гегель, Маркс мыслит это единство не как органическое, в котором каждый элемент про­цесса развития сохраняет свою непрерывность и вместе с тем тесную связь с другими, а как единство, в котором лишь один непрерывный элемент (у Гегеля — политическая история, у Маркса — экономичес­кая), в то время как другие факторы исторического процесса не имеют такой непрерывности...»10.

Именно этот непрерывный фактор и дает критерий сравнитель­ного исследования.

Но у концепций Гегеля и Маркса есть ряд принципиальных раз­личий (при этом мы специально не останавливаемся на различиях собственно философского характера):

• принципиально важно, что концепция Гегеля собственно исто­рическая, поскольку он не только выстраивает свою концепцию на основе накопленного к тому времени исторического знания, но и рассматривает исторический процесс как целое, имеющее свой логи­ческий конец здесь и сейчас;

• концепция Маркса имеет существенную прогностическую состав­ляющую, поэтому строится на основе выявления закономерностей;

• применяя сравнительный метод, Гегель выстраивает также ко-экзистенциальное целое, разделяя народы на две большие группы: неисторические народы и исторические, выделяемые по признаку создания государства;

• теория общественно-экономических формаций Маркса—Энгель­са — типичная стадиальная теория: каждый народ проходит одни и те же стадии развития;

• Гегель выстраивает эволюционное целое именно как целост­ность исторического процесса в границах выделенного им коэкзис-тенциального целого — тех народов, которые создали государство;

• теория Маркса как стадиальная теория не воссоздает целост­ность исторического процесса, потому что остается неясным, как народы, каждый из которых проходит в своем развитии одни и те же ступени, сосуществуют в коэкзистенциальном пространстве.

Обратим особое внимание на то, что мы здесь не рассматриваем такие вопросы, как, например, обращение Маркса к проблеме азиат­ского способа производства, что в принципе может привести к выст­раиванию коэкзистенциальной модели. Но напомним, что мы иссле­дуем не историю становления сравнительного метода, а рассматрива­ем основания современных подходов (современных не в смысле их качества, а в смысле распространенности в конце XX в.), из марксиз­ма же была усвоена (за пределами узкого круга академических уче­ных, занимающихся историей Востока) именно теория обществен­но-экономических формаций как стадиальная теория.

Гегель использует принцип сравнения по отношению к системо­образующему фактору — созданию и изменению государства как в коэкзистенциальном, так и в эволюционном целом. Таким образом, он фактически выстраивает свою историческую теорию, проводя срав­нение как в рамках коэкзистенциального, так и в рамках эволюцион­ного целого, что будет свойственно наиболее разработанным концеп­циям только в XX в.

XX в. поставил перед историческим знанием новые задачи, глав­ная из которых — реконструкция целостного исторического процес­са, выход за пределы национальных историописаний. Одним из мето­дов воссоздания историко-культурной целостности призван был стать сравнительно-исторический анализ, который непременно должен был разворачиваться и в эволюционном, и в коэкзистенциальном плане. Второй аспект этой проблемы следует выделить особо. Если марксизм, например, давал универсальный способ сравнительного исследова­ния в границах национальных историй путем сопоставления различ­ных этапов истории того или иного общества с формационной моде­лью, то теперь ощущалась потребность охвата мировой истории как совокупности различных культур. Очевидно, что в первом варианте сравнение нацелено на выявление общего у конкретной националь­ной истории с формационной моделью, во втором варианте предпо­лагается акцент на выявлении различий.

Наиболее тщательно метод сравнительного исследования и его место в построении целостной картины исторического процесса опи­сывает О. Шпенглер.

Мы не рассматривали специально философские основания исто­риософии Шпенглера, но теперь упомянем, что он разделял взгляды Ницше и считал, что исторический процесс нетелеологичен и беско­нечен. Это принципиально важно подчеркнуть в связи с исследуемой нами проблематикой. Логика здесь такова, если исторический про­цесс бесконечен, а «число форм всемирно-исторических явлений ограни­чено», то они неизбежно должны повторяться и аналогия — наиболее адекватный способ их исследования,

Во введении к своему труду Шпенглер сразу же определяется по отношению к оппозиции «номотетика — идиография»:

«Средство для познания мертвых форм — математический закон. Средство для понимания живых форм — аналогия»11.

Но не всякая аналогия правомочна:

«Сознание того, что число форм всемирно-исторических явлений ог­раничено, что века, эпохи, обстоятельства, личности повторяются по типу, всегда присутствовало. Едва ли когда-либо обсуждали поведе­ние Наполеона, не косясь при этом на Цезаря и Александра, причем первое сопоставление... было морфологически недопустимым, а второе правильным...»12.

Морфологический метод О. Шпенглера позволяет утверждать, что сопоставление отдельных феноменов некорректно, необходимо опре­делить место каждого из них в «организме» той культуры, к которой он принадлежит, а затем уже сравнивать. Если здесь позволительно будет биологическое сопоставление, то, прежде чем сравнивать части двух организмов, нужно их идентифицировать как часть, например, системы кровообращения или дыхательной системы. Возможно, это сравнение слишком вольное, но, на мой взгляд, его оправдывают, как минимум, два обстоятельства:

• во-первых, то, что сравнение истории с человеческим организ­мом имеет длительную философскую традицию;

• во-вторых, и это гораздо важнее, определить место, занимае­мое исследуемым феноменом в его культуре, невозможно без, с од­ной стороны, восприятия этой культуры как целого (всего организ­ма), и с другой — без понимания его функции в поддержании жизне­способности системы.

Итак, в глобальных историософских построениях метод сравне­ния работает преимущественно на выявление специфики составляю­щих целостной картины развития человечества. Несмотря на заявле­ния авторов концепций, выявлявших специфику метода наук о куль­туре по сравнению с методом наук о природе, их стремление реализовать этот метод на практике вызвал резкую критику со сторо­ны известного французского историка, одного из основателей школы «Анналов» Люсьена Февра:

«Давайте сравнивать. Но сравнивать так, как подобает историкам. Не ради извращенного удовольствия поваляться в двадцати одной пус­той скорлупе, а ради здравого и разумного постижения конкретных фактов, ради все более и более глубокого проникновения в те ос танки былых времен, которыми являются цивилизации. Давайте срав­нивать — но не для того, чтобы из неудобоваримой мешанины китай­ских, индийских, русских и римских фактов извлечь в конце концов некие абстрактные понятия вроде Вселенской Церкви, Всемирного Государства или Варварских Вторжений. Давайте сравнивать, чтобы с полным знанием дела заменить все эти нарицательные имена име­нами собственными. Чтобы — позволю себе воспользоваться зна­комым материалом — говорить не о Реформации, а о реформациях XVI века, показывая, сколь различным образом свершались они в раз­личных сферах, национальных и социальных, в ответ на "раздраже­ния", исходящие от разлагающегося средневекового мира»13.

Столь ироничное отношение к историософским построениям со стороны знаменитого историка заставляет нас еще раз вернуться к идиографии как методу наук о культуре и рассмотреть оппозицию «номотетика — идиография» с точки зрения сравнительно-истори­ческого исследования.

Date: 2016-07-18; view: 714; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию