Преимущества и опасности одностороннего разоружения

Если политика устрашения сопряжена с опасностями, то что же сторонники одностороннего разоружения рассматривают как преимущества и опасности собственной политики?

Наиболее вероятным результатом одностороннего разоружения является то, что оно предотвратит войну. Главной причиной, которая может толкнуть Советский Союз или Соединенные Штаты на атомную войну, служит постоянный страх перед нападением и уничтожением противником. Эта позиция хорошо показана Германом Каном, который вовсе не является сторонником одностороннего разоружения. Г. Кан пишет: «Помимо идеологических разногласий и самой проблемы безопасности, между Соединенными Штатами и Россией нет объективных противоречий, которые оправдывали бы риски и расходы, к которым мы вынуждаем друг друга. Главное, чего Советский Союз и Соединенные Штаты должны бояться, – это сам страх[24]». Если действительно главная причина войны кроется во взаимном страхе, то разоружение Советского Союза или Соединенных Штатов наверняка эту главную причину устранит, а значит, уничтожит и вероятность войны. Однако не существует ли других мотивов, кроме страха, которые могли бы подвигнуть Советский Союз на попытку завоевать мир? Одним таким мотивом мог бы быть экономический интерес в экспансии, который играл главную роль в начале войн XIX столетия, а также первой и второй мировых войн. Именно в этом мы видим различие между природой конфликтов 1914 и 1939 годов и современной ситуацией. Во время первой мировой войны Германия угрожала английским рынкам и французским залежам угля и железной руды; в 1939 году Гитлер желал территориальных приобретений ради экономической экспансии. Сегодня ни Советский Союз, ни Соединенные Штаты не имеют жизненных экономических интересов в завоевании рынков и источников полезных ископаемых, поскольку подъем национального продукта на 2 или 3 процента принесет больше выгоды, чем любое военное завоевание, и более того, каждая сторона обладает капиталом, сырьем, ресурсами и населением для постоянного подъема общего уровня производства[25].

Более серьезный возможный мотив может быть найден в страхе, широко распространенном в Соединенных Штатах: Советский Союз собирается завоевать весь мир для коммунизма; если Соединенные Штаты разоружатся, то Россия еще больше будет стремиться к мировому господству. Такое представление о намерениях русских основывается на ошибочной оценке современного Советского Союза. Несомненно, под руководством Ленина и Троцкого русская революция имела целью завоевание капиталистического мира (по крайней мере, Европы), отчасти потому, что коммунистические вожди были убеждены: успех революционной России невозможен, если к ней не присоединятся промышленно развитые страны Европы (как минимум, Германия), отчасти в силу веры в то, что победа коммунистической революции во всем мире приведет к исполнению их светски-мессианских надежд.

Отказ от этих надежд и связанная с ним победа Сталина привела к полному изменению природы советского коммунизма. Уничтожение почти всех старых большевиков явилось лишь символическим актом разрушения старой революционной идеи. Сталинский лозунг «Социализм в одной отдельно взятой стране» преследовал одну простую цель: быструю индустриализацию России, не совершенную при царизме. Россия повторила тот же процесс накопления капитала, через который Запад прошел в XVIII–XIX веках. Главная разница заключается в том, что в западных странах использовались исключительно экономические средства, а сталинская система прибегла к политическим санкциям – прямому террору; кроме того, она использовала социалистическую идеологию, чтобы подсластить эксплуатацию масс. Сталинская система не была ни социалистической, ни революционной; она представляла собой государственный капитализм, основанный на беспощадных методах планирования и экономической централизации.

Эпоха Хрущева характеризовалась тем, что в силу успешного накопления капитала население смогло позволить себе гораздо более высокий уровень потребления, от него требовалось приносить меньше жертв; результатом этого стало значительное ослабление политического террора.

Однако правление Хрущева никоим образом не изменило советское общество в одном основополагающем смысле: режим не стал ни социалистическим, ни революционным; он остался чрезвычайно консервативным, основанным на классовом подходе и принуждении, хотя и экономически эффективным. Если целью демократического социализма является эмансипация человека, преодоление его отчуждения и в конечном счете освобождение от государства, то «социалистические» лозунги в советской России отражают пустую идеологию, а общественная реальность являет собой прямую противоположность истинному социализму. Правящий класс Советского Союза не более революционен, чем были искренними последователями учения Христа римские папы времен Возрождения. Пытаться объяснить эпоху Хрущева, цитируя Маркса, Ленина или Троцкого, значит совершенно не понимать историческое развитие, имевшее место в Советском Союзе, и проявлять неспособность оценивать различие между фактами и идеологией. Следует добавить, что наше отношение служит лучшей пропагандой, какую только могли бы пожелать русские. Вопреки фактам они стараются убедить рабочих Западной Европы и крестьян Азии в том, что представляют осуществленную идею социализма, бесклассовое общество и т. д. Западное общество, попадаясь на удочку этой пропаганды, делает именно то, что нужно русским для подтверждения этих утверждений. (К сожалению, очень немногие, за исключением социал-демократов, обладают достаточными знаниями, чтобы видеть разницу между социализмом и его искаженной и развращенной формой, именующей себя советским социализмом.)

Роль, которую играет Россия, еще более подчеркивает факт ее страха перед потенциально экспансионистским Китаем. В один прекрасный день Россия может оказаться в таком же положении в отношении Китая, как мы, по нашему мнению, – в отношении России. Если бы угроза России со стороны Соединенных Штатов исчезла, Россия могла бы обратить свою энергию на отражение опасности со стороны Китая, если бы всеобщее разоружение не положило конец всяким угрозам такого рода.

Приведенные выше соображения указывают на то, что опасность, которая возникла бы, если бы Советский Союз не отказался от своих вооружений, более незначительна, чем кажется многим. Воспользуется ли Советский Союз своим военным превосходством, чтобы оккупировать Соединенные Штаты или Западную Европу? Не считая того, что агентам Советского Союза было бы как минимум чрезвычайно трудно управлять экономической и политической машинами Соединенных Штатов или Западной Европы, и не считая отсутствия у России жизненной необходимости в завоевании этих территорий, коммунистам это было бы весьма не с руки – по причине, которая обычно недооценивается. Даже прокоммунистические рабочие на Западе не представляют себе степени принуждения, которому они подверглись бы при советской системе. Они, как и рабочие, не разделяющие коммунистических взглядов, противились бы новым властям, которым пришлось бы использовать против протестующих танки и пулеметы. Это усилило бы революционные тенденции в сателлитных государствах или даже в самом Советском Союзе, что было бы чрезвычайно нежелательным для советских руководителей и оказалось бы особенно опасным для хрущевской политики либерализации и тем самым для политического положения Хрущева.

Со временем Советский Союз мог бы попытаться использовать свое военное преимущество для проникновения в Азию и в Африку. Это возможно, но даже при существующей политике вооруженного сдерживания сомнительно, чтобы Соединенные Штаты на самом деле захотели начать термоядерную войну, чтобы воспрепятствовать русским добиться определенных преимуществ в мире за пределами Европы и американского континента.

Все эти заключения могут быть ошибочными, однако сторонники одностороннего разоружения полагают, что вероятность ошибки с их стороны значительно меньше шанса на то, что продолжение гонки вооружений положит конец той цивилизации, которую мы стремимся сохранить.

Date: 2016-07-05; view: 219; Нарушение авторских прав