Духовность серого цвета

Как писал Андрей Белый, воплощение небытия в бытие, придающее последнему призрачность, символизирует серый цвет. Действительно, переход в неизвестное будущее (пугающее черное) из белого (осмысленного) бытия незаметен, призрачен как наше настоящее. Лишь мгновение назад мы были в нем, а его уже нет. Это мгновение — уже бывшее прошлое, то есть осмысленное белое прошлое, как мы убедились в предыдущем разделе.

Настоящее же творчество всегда находится в этом настоящем времени — в этой туманной незаметности творения нового сублимирующим подсознанием творца. Как отмечал Гегель[cclxxxvii], «у голландцев совершенство колорита может быть объяснено тем, что они при неизменно туманном горизонте постоянно имели перед собой представление серого фона и эта сумрачность побуждала их изучать цвета во всех их действиях и разнообразии освещения, отражения, бликов и т. д., выявлять их и находить в этом главную задачу своего искусства» (разрядка моя — Н.С.).

В России же, как мы убедились, серость являла собой нечто бесцветное, не побуждающее ни к чему, кроме скуки, да апатии. Или просто нечто непонятное. Так, даже для Николая Гумилева был

«странен серый полумрак».

Чем же он может быть странен, этот полумрак? Попытаемся ответить на уровне хроматического анализа. Для начала привлечем рассуждения того же Гегеля, который далее акцентируя абстрактную основу всякого колорита в оппозиции светлое — темное, пишет: «Если пустить в ход эту противоположность и ее опосредования сами по себе, без дальнейших различий цвета, то таким образом обнаружатся лишь противоположности белого как света и черного как тени, а также переходы и нюансы, из которых слагается рисунок и которые входят в собственно классический элемент формы…» (разрядка моя — Н.С.). Отсюда можно заключить[cclxxxviii], что один из элементов серости — оппозиционная суть формообразования.

В цветоведениии для серого цвета существует несколько основных правил[cclxxxix]. Представим эти правила для красок[ccxc]. Во-первых, два полихромных цвета при смешении дают третий, — промежуточный между ними цвет с некоторой примесью серого. Количество серого будет тем больше, чем дальше два данных цвета отстоят друг от друга в цветовом круге. В том же случае, когда они диаметрально противоположны, их смесь дает только серый цвет, если эти (дополнительные) цвета взяты в одинаковых количествах[ccxci]. Иначе говоря, серый является единственным цветом, который по сути своей не имеет дополнительных, ибо сам в себе все содержит.

По этому поводу в «Молитве» изумительно точно высказывается Рильке:

… в твой сумрак вплетены

и белые и пестрые предметы.

Цвета в их суетности — все приобщены

К единой мгле и тихости…

Вернемся к семантике и вспомним гениальное определение, которое дал Бальзак: «В гении то прекрасно, что он похож на всех, а на него никто». Действительно, серый цвет похож на всех, ибо может содержаться в любом цвете, лишь влияя на его насыщенность, но только не на вербальное обозначение цветового тона. Однако на серый цвет не похож никто, ибо как только в сером цвете появляется какой-либо оттенок, его цветообозначение уже относят не к серому, а к тому цвету, оттенок которого он приобрел. Поэтому-то в сером цвете все крайности и должны быть строго уравновешены. Итак, отметим еще одно сущностное качество серости — уравновешенность оппозиционных свойств.

Эту уравновешенность можно встретить, наверное, лишь с приходом мудрой седины бушующих крайностей, о которой говорила Марина Цветаева:

Это пеплы сокровищ:

Утрат, обид.

Это пеплы, пред коими

В прах — гранит.

Во-вторых, в полиграфической практике цветоведения серый цвет бывает достаточно трудно получить из полихромных без того, чтобы он не приобрел цветного оттенка. Выше мы уже видели соотнесение серого и настоящего времени. Так можно ли представить настоящее время без его суетности дел и пестроты желаний? Нельзя.

Это весьма убедительно доказал Кристофер Роу, который вслед за Мюллером-Боре утверждал, к примеру, что эпический стиль поэм Гомера не допускал цветастости именно в силу глубокого прошлого, им описанного[ccxcii]. Полихромные же цвета допустимы только в настоящем, которое они и призваны расцвечивать, объединяясь в его сублимированном сером цвете.

Поэтому для представления настоящего без ежеминутной цветастости и существует сугубо индивидуальное предназначение только у серого цвета гениальности, о которой говорилось выше. Таким образом, можно полагать, что серый цвет обладает трудно воспроизводимой индивидуальностью.

Кажется, еще Козьма Прутков опубликовал некогда весьма актуальный (для современной науки) афоризм: Специалист подобен флюсу — он односторонен. Так и каждый цвет — кроме серого — являет собой какие-либо односторонние целеположения, которые, согласно законам цветоведения, должны иметь во внешнем мире свои дополнительные цвета. Итак, серость основана на уравновешенной многосторонности, без которой она, по сути своей, не может существовать.

В-третьих, отраженный от серой поверхности свет, имеет тот же спектральный состав, что и свет, которым она освещена. Иначе говоря, серость представляет собой, если можно так сказать, и внешне и внутренне адекватный подход к цвету света. То есть феноменальный эффект ее взаимодействия со светом тождественен ноуменальному, сущностному. В отличие от серого цвета все остальные краски, так сказать, феноменально не вполне адекватно меняют цвет отраженного света, ибо сущностные причины этого изменения исключительно ноуменально заданы в них на атомарно-молекулярных уровнях интерпретации[ccxciii]. Следовательно, внутренние свойства серости тождественны внешним.

Феноменологически об этом говорят прежде всего впечатления художников, согласно которым. полихромные цвета более всего выступают на сером фоне. Об этом же говорят и оптики, отмечая также и тот факт, что насыщенные и светлые цвета обычно кажутся ближе темных и ненасыщенных[ccxciv]. Поскольку серый цвет характеризуется нулевой насыщенностью по определению, то отсюда можно полагать, что существование серого фона настоящего времени обеспечивает большую действенность всех остальных цветов.

И, наконец, последнее. Как отмечают немецкие ученые, серый цвет является максимально ненавязчивым[ccxcv]. В самом деле, человек постоянно пребывает в сером цвете собственного свечения сетчатки, которое так же незаметно и ненавязчиво, как и настоящее время или собственное подсознание. Поэтому он привык к его очевидности и не может воспринимать его именно в силу этой очевидности. Ибо, как заметил Жан-Жак Руссо: «Требуется много философии, чтобы однажды увидеть то, что находится перед глазами каждый день»[ccxcvi]. По-видимому, это в основном и определяет отношение русских обывателей к серости. На Западе же отношение к ней совершенно иное. И это поразительно точно выражено Верхарном в «Мыслителях»:

Итак, сведем воедино полученные данные. Серый является единственным цветом, который по сути своей не имеет дополнительных, ибо из-за оппозиционной схемы формообразования сам в себе содержит все. Именно поэтому внутренние свойства серости тождественны внешним. Во многом это объясняет максимум устойчивости серости при минимальных энергетических затратах.

В силу того, что серость основана на уравновешенной многосторонности — без которой она по сути своей не может существовать — можно заключить, что сущностным и уникальным качеством серости является уравновешенность оппозиционных свойств. Внешне же это свойство серости и выглядит как «отсутствие сопереживаний», которым ее обычно наделяют психологи. По-видимому, именно с этой феноменологией и связано российское отношение к серости. Ибо, как говорит Михаил Задорнов, только русский человек способен смеяться над собственным умом, да еще и в настоящем времени.

Полихромные цвета допустимы только в настоящем, которое они и призваны расцвечивать, объединяясь в его сублимированном сером цвете. Поэтому существование серого фона настоящего времени в нормальных условиях (то есть в мирное время) и обеспечивает бόльшую действенность всех остальных цветов. В экстремумах же военного времени доминирует красный цвет, на фоне которого теряются любые личностные проявления всех цветов, кроме черного.

Однако человек преимущественно пребывает в сером цвете собственного свечения сетчатки, которое так же незаметно и ненавязчиво, как и настоящее время или собственное подсознание[ccxcvii]. Поэтому-то серый цвет и обладает трудно воспроизводимой индивидуальностью, о которой психологи судят как о скрытности, если серый цвет оказывается предпочтительным.

С идеологией серости связаны и маркеры реалий серого цвета: «Серый цвет говорит об уме, усиленном серой сединой мудрости», — утверждают ученые[ccxcviii]. Так, и Людвиг Витгенштейн вслед за Гете отмечает: «Мудрость, как холодный серый пепел, прикрывающий жар» [ccxcix].

Так, в «Мучкапе» Пастернак смысловым рефреном подчеркивал уходящие мгновения своих мыслей ожидания и каким-то божественным оком улавливал эту невообразимую соизмеримость настоящего времени, серого цвета и трансцендентности мысли:

Пауль Клее вообще считал точку объединения всех цветов «областью центрального серого»[ccc]. По существу, Клее воспроизводит цветовой круг Гете с тем отличием, что три пары дополнительно-контрастных цветов (красный-зеленый, желтый-фиолетовый и синий-оранжевый[ccci]) соединяются в точке серого цвета, который образован их смешением. В отличие от белого света ньютоновской теории этот серый не разлагается на отдельные цвета, а является местом суммирования и одновременно местом, где прекращается действие каждого из членов любой пары оппозиционных цветов.

Несмотря на отсутствие двигательной активности серое вещество мозга является источником и целью всяких движений. Поэтому Клее рассматривает серый цвет как начало и источник любого пути: от него можно двигаться в любую сторону — почти также как от серой керамики (см. выше). Серый же цвет вообще, по Клее, расположен в центре мира, хотя и трансцендентен, внеположен этому миру.

В то же время, как отмечал Людвиг Витгенштейн в §129 Философских исследований[cccii], наиболее важные для нас аспекты вещей скрыты из-за своей простоты и повседневности. (Их не замечают, — потому что они всегда перед глазами.) Подлинные основания исследования их совсем не привлекают внимание человека. До тех пор пока это не бросится ему в глаза. — Иначе говоря: то, чего мы не замечаем, будучи увидено однажды, оказывается самым захватывающим и сильным.

Обычно же мы серость не замечаем. Возможно, поэтому, как утверждают психологи[ccciii], лицам, которые не хотят, чтобы их познавали, рекомендуется носить одежды серых тонов. Серый позволяет оградить себя от всяческих влияний, переутомлений или внешних напряжений. Или как говорил Рильке,

…мы в серого цвета

шелка разодеты

все прячемся где-то,

и кто из нас — ты?

В «Докторе Живаго» Пастернак приводит поистине хроматическое определение серости. «Все освещенное казалось белым, все неосвещенное — черным. И на душе был такой же мрак упрощения, без смягчающих переходов и полутеней». То есть, — без серости, как заключается в хроматизме.

В самом деле, серость снимает мрак упрощения, ибо в ней нет крайностей. Она — в самом центре всех на свете цветов. Без него не обходится ни одна смена моды. А ведь только при отсутствии крайностей реальным становится проявление человечности. И если в быту человек привык разделять ахромные цвета на белый, черный и серый, то функциональная психология выявляет по меньшей мере, три серых цвета: светло-, средне- и темно-серый[ccciv].

Предпочтение светло-серого в ахромной шкале, по Люшеру[cccv], связано с повышенной, доходящей до безудержности, потребностью к беспрепятственному переживанию всех возможных ситуаций, в том числе и сексуальных, и именно в настоящем времени.

Серый — это классический нейтральный цвет, — пишут Купер и Мэтьюз, — он умеренно консервативен, традиционен и говорит об интеллигентности, деловитости и уме [cccvi]. С другой стороны, светло-серый цвет влечет за собой неприкрытое отсутствие сопереживаний. Это согласуется как с нашим анализом, так и с данными экстрасенсов, которые, как показано выше, связывают светло-серую ауру ментального тела человека с эгоизмом

Средне-серый говорит о стремлении к стабилизации и установлению порядка. Нейтральный же серый, согласно Люшеру, не вызывает никаких психологических реакций, не успокаивает и не возбуждает. Хотя и создает внутреннюю стабильность, подчеркивает обязательность, частично отгораживая от внешних воздействий. Предпочтение же серого по 8-цветовой шкале означает замкнутость, скрытность или сдержанность. Все это также объясняется представленной выше моделью серости.

Темно-серый выражает потребность в регрессивном телесно-духовном удовлетворении. Иногда, правда, в ущерб духовному. Нередко это связано с повышенным уровнем тревожности. Возбуждение приглушено или заторможено, но как считает Г. Клар, это еще не застой.

Переведем все это в принципы цветовой практики. Предположим, человеку необходимо откровенно реагировать на внешние воздействия. В таком случае можно рекомендовать светло-серый цвет и его психологически состояние в одежде этих тонов будет связано с открытостью, с готовностью к возвышенному возбуждению или к переживаниям и контактам.

Например, на экзаменах светло-серая одежда не столько “маскирует” незнание отвечающего, сколько повышает его интеллектуальные возможности. Если же этот человек испытывает повышенную чувствительность и поэтому стремится уклониться от чувственных связей, можно рекомендовать темно-серые одежды. Они помогают достичь гармоничного равновесия души без физического напряжения.

Итак, анализ представленного выше материала позволяет заключить, что серый цвет (средне-серый) является сублимированным архетипом хроматизма[cccvii]. В хроматической модели интеллекта серый проявляет творческие черты общемирового подсознания. Временной аспект этого сублимата — незаметное настоящее [cccviii].

Date: 2016-11-17; view: 250; Нарушение авторских прав