Изложение исследований о СМИ для широкой публики

Когда репортёр и учёный излагают информацию об одном и том же исследовании, их взгляды будут резко отличаться. Для учёного важна «правда», а репортёру нужны «новости». Например, редактор может посчитать, что отдельная статья об исследовании порнографии не содержит ничего нового, потому что эта газета уже печатала две статьи о порнографии на прошлой неделе. Учёный, взглянув на ту же самую ситуацию, не увидит никакого совпадения, потому что одна статья была о гражданах, стремящихся запретить продажу «Плейбоя» в небольших магазинах, а вторая статья была о женщине, участвовавшей в съёмках порнографических фильмов, и ни одна из этих статей не имела никакого отношения к докладу об исследовании поведения, связанного с этой темой.

В своём желании подробно осветить все стороны вопроса журналист может подчёркивать противоречие и таким образом (пожалуй, непреднамеренно) поддерживать и узаконивать радикальную точку зрения, которая не пользуется доверием в научных кругах. Как уже обсуждалось в главе 7, конфликт и противоречие заслуживают внимания журналистов и считаются важными для новостей. Например, реклама, действующая на подсознание, очень интригует и даже тревожит общество, хотя учёные прекрасно осознают, что эффекты от такой рекламы либо сильно преувеличены, либо их не существует вообще (Т. Е. Moore, 1982; Pratkanis, 1992; Saegert, 1987). Эта тема может быть пригодна для хорошей журналистской статьи, но это плохая наука. Представления, которые могут сложиться у читателей в ответ на такие статьи, будут значительно расходиться с научными представлениями.

Журналисты и учёные используют язык для совершенно различных целей. «Академическому учёному слог репортёра покажется необычайно небрежным, банальным и упрощённым, если вообще не откровенно неправильным или глупым. Для журналиста академический стиль будет представляться необычайно пассивным, техничным и усложнённым, или даже многословным, или торжественным... Академический язык стремится быть точным и информативным... Для репортёра же результат кажется пустяком, ради которого не стоит суетиться: результат затрудняет исследование столькими ограничениями и исключениями, что, кажется, не имеет никакого значения» (Tavris, 1986, р. 25).

Неудивительно, что порой сталкиваешься с мнением, что социальная наука стоит намного ниже науки в целом, и как научная дисциплина ещё не сформировалась. Этого мнения придерживаются и журналисты, получившие научное образование. Ещё более удивляет тот факт, что, и некоторые социальные психологи сами считают, что их работы в чём-то менее важны, чем исследования по физике или биологии. Если многие социальные психологи не считают себя настоящими учёными, разве удивительно, что и другие оценивают их так же? Этот коллективный комплекс неполноценности, вероятно, происходит оттого, что социальная наука по самой своей природе пробабилистская, а не детерминистская дисциплина. Мы никогда не можем предсказать наверняка воздействие, которое окажет на нас жестокий фильм, мы не можем утверждать это с такой же точностью, как когда говорим, что 2 + 2 = 4.

Исследователи, в том числе исследователи социальных дисциплин, не всегда имеют успех у публики или, по крайней мере, не слишком заинтересованы в том, чтобы обнародовать результаты своих экспериментов для широкой аудитории. Иногда учёные, которые всё-таки поступают именно так, как, например Карл Саган, заслуживают презрение своих коллег (Ferris, 1997). Их не вознаграждает звание учёного, потому что учёный – это, прежде всего гранты и публикация научных работ в специфических научных журналах. Даже написание учебников ценится не очень высоко, а разговоры с прессой и общественностью часто оказываются никем не оценёнными.

И всё же у многих читателей и журналистов наблюдения социальных психологов пробуждают сильный интерес. Результаты исследования, проведённого Данвуди (Dunvoody, 1986), показали, что редакторы газет действительно предпочитали материалы на социальные темы, а не естественнонаучные. Однако репортёрам свойственно, наоборот, предпочитать естественнонаучные темы. Итак, часто может возникать ситуация, когда редактор выбирает для статьи социальную тему и даёт поручение репортёру, которому она не особенно интересна, а репортёр может не воспринять эту тему как научную и не отнесётся к работе над ней с тем же почтением, как к «настоящей» научной статье. Современные исследования показывают, что ни журналисты, ни учёные не верили в то, что масс-медиа оказывают полезную услугу науке, рассказывая об исследованиях широкой общественности (Chappel Hartz, 1998). Интересные результаты анализа того, как в СМИ изображаются научные исследования насилия в СМИ, есть в работах J. H. Goldstein (1986).

В этой книге мы по большей части писали о представлениях потребителя СМИ. Однако самое завораживающее явление – это выступление простого человека в СМИ, особенно на телевидении. Поскольку телевидение – очень навязчивое средство массовой информации, то человек, когда попадает в эфир, либо очень волнуется, либо чувствует себя неловко, либо и то и другое. Кажется, что сам факт, что человек попал на экран, важнее того, что он делает в передаче. Люди счастливы, хотя выглядят довольно глупо, например, когда поют песню в ток-шоу или нескромно рассказывают о своей личной жизни. Уже много лет мы наблюдаем шоу «из реальной жизни», в которых люди ведут себя довольно необычно. Таковы, например, Candid Camera («Откровенная камера», в российском прокате идёт под названием «Скрытая камера»), программа 50–60-х годов, в которой людей показывали без их ведома в затруднительных ситуациях, часто смешных, снимая их скрытой камерой, Real People («Настоящие люди»), That's Incredible («Это невероятно»), American Funiest Home Video («Самые смешные домашние видео Америки»). Интересно, лишает ли использование видеокамер и видеомагнитофонов телевидение той Магии, которой оно обладало всегда? Дети, которые теперь уже стали взрослыми, чаще всего имеют возможность в любой момент увидеть на экране своё изображение в детстве.

Date: 2016-11-17; view: 212; Нарушение авторских прав