Третье открытие Силы 4 page

- Разводи костер, чай будем варить... И шлангом прикидываться - не нужно больше... Хорошо?..

- Не понял...

- Все ты прекрасно понял...

Он был прав: я прекрасно понимал, что он имеет в виду. Дело в том, что, задавая ему очередной вопрос, я ощущал в своем сознании нечто, в общих чертах представлявшее себе, каким будет ответ. А когда он говорил, странное чувство узнавания тенью преследовало меня, я вдруг обнаруживал, что все это мне уже откуда-то известно, и что до сих пор я просто не находил повода эти вещи так для себя формулировать. Вообще, отношение мое к этому человеку было весьма неоднозначным. С одной стороны, он говорил вполне разумно о вещах, с которыми я не мог не согласиться, ибо в целом они соответствовали моему пониманию. С другой - он говорил как-то не так, как о них принято говорить, он подходил ко всему откуда-то чуточку не оттуда, и в сочетании с искрой безумия, которая то и дело виделась мне в его взгляде, это меня весьма смущало. Но существовала еще и некая третья сторона, представленная едва уловимым ощущением. Словно какая-то часть моего ума догадывалась о том, что все это не имеет никакого значения, а важно лишь смутное подозрение, корни которого теряются где-то глубоко в подсознании, уходя за образы из детства, за сны, и даже за глубинные кошмары, возникавшие в восемьдесят втором году в моем воспаленном болотной лихорадкой мозге - в подспудную память о чем-то еще - самом существенном, о чем-то, что заставляло меня жить так, а не иначе. Более того, этим чем-то было обусловлено само мое присутствие в этой жизни. Я не понимал, каким образом это ощущение может быть связано с моим новым знакомым, и от этого мне становилось несколько не по себе. В сознание даже начали закрадываться мысли о том, уж не заразны ли где-то "там" какие-нибудь особо тонкие формы безумия... Такое ощущение уже было у меня когда-то, правда, во сне... Если этот человек не совсем психически здоров, его безумие непременно должно быть очень тонким и даже изысканным. В этом я почему-то не сомневался. Может быть, такую уверенность внушала мне благородная яйцеобразно вытянутая форма его чисто выбритой головы, на могучей шее возвышавшейся над широченными плечами.

- Хорошо, - сказал я, - не прикидываясь шлангом, хочу спросить тебя вот о чем: каким образом имена, которыми являются мантры, связаны с потоками, которые являются абстрактными умозрительными образованиями, которые сформированы выделенными нашим восприятием из интегрального энергетического поля Вселенной отдельными его составляющими, которые суть чистая энергия? Ведь имена в мантрах - это во многих случаях имена вполне конкретных органических существ, людей, живших когда-то и оставивших вполне конкретные материальные следы на этой планете...

-...существующей во вполне конкретном материальном физическом мире, - перебил он, - вполне конкретная материальная материя которого является вполне абстрактной чистой энергетической энергией. Ну ты загнул... Без пол-литры не разберешься... Ты бы хоть как-то по частям, что ли... Крыша - она ведь не железная... Скажи-ка, а что произойдет с твоим телом через семь лет?

Я почему-то сразу понял, к чему он клонит, и ответил:

- В нем не останется ни одной клетки из числа тех, что есть сейчас...

- Ну...

- Что - ну?..

- Поток...

- А-а... Ты хочешь сказать, что даже на физическом плане каждый из нас - всего лишь поток энергии?...

- Ну вот видишь, какой ты сообразительный... Здесь нет ничего, кроме энергии. И не может быть... Чем тоньше материя какой-либо из сфер бытия, тем выше скорость энергетических потоков в ней. А разумность - это качество Мира в целом. Если разум смог проявиться - в человеческой форме или в какой бы то ни было другой - значит, Мир потенциально разумен. В нем изначально существует возможность дифференцированного проявления каких угодно форм разума и любых уровней его организации. И все более-менее глобальные Потоки Силы в Мире разумны, так сказать, по определению... А совершенные существа, оказавшие влияние на пути развития человечества - Кришна, Заратустра, Лао Цзы, Гаутама Будда, Горакша, Матсьендра, Патанджали, Христос, Мухаммед и многие другие - были просто воплощением тех или иных основополагающих Потоков. Пользуясь их именами в качестве стержневых структур магических формул, мы всего лишь проговариваем - вслух или мысленно - некий код, избирательно повышая чувствительность своего восприятия и тем самым выделяя из интегрального энергетического поля Вселенной некоторые интересующие нас Потоки Силы, обладающие определенными совокупностями вибрационных характеристик. Наше восприятие как бы автоматически настраивается на эти Потоки - на их проявление во внешней вселенной и в нас самих... Не более того... Каждый из нас - поток. Хочешь - стань бессмертным, и твое имя рано или поздно войдет в перечень канонических формул или заклинаний...

- Бессмертным?

- Тем, на чьем индивидуальном самоосознании смерть не в силах поставить большой жирный крест.

- И любой человек может сделаться бессмертным? И вообще - бессмертие - это как?

- Бессмертие - это как? - повторил он. - Давай-ка мы лучше не будем говорить об этом сейчас. А вот любой ли может стать бессмертным... С одной стороны - любой, а с другой - не любой, но только лишь тот, кто очень захочет и сумеет преобразовать свое желание в намерение...

- А намерение и желание - это не одно и...

- Это - не одно и то же, но позволь мне сейчас эту тему не развивать, - перебил он, сняв с огня котелок и бросив в него несколько щепоток чая.

- Хорошо, - согласился я, - тогда последний вопрос...

- Давай, но только покороче...

- О'кей... Скажи, а мантры - это обязательно? Без них с этими твоими потоками состыковаться никак нельзя?...

- Почему нельзя?.. Можно... Ведь Потоки эти настолько же мои, насколько и твои...

- И мантры не нужны?

- Не нужны.

- Тогда зачем?

- Все очень просто. Мантры работают автоматически. Будь ты хоть тысячу раз непроходимо туп, с помощью определенной мантры ты можешь добиться соответствующего ей результата - как психоэнергетического, так и эмоционального. А для того, чтобы сделать то же самое, не прибегая к помощи мантры, нужно либо точно знать, что делаешь, либо иметь рядом того, кто знает и по какой-то причине считает своим долгом оказать тебе помощь. Иначе банальная заморочка грозит обернуться фатальной нескладухой. Ну, и, опять-таки, даже мудрому иногда бывает просто-напросто лень... Чай, между прочим, созрел... Кружку свою давай...

Засыпая в тот день под звездами, я слушал, как он стучит камнями где-то рядом, и ощущал приятное тепло - оно мягко покачивалось внутри моего тела в такт немного печальному и тягучему: "Харе Кришна..."

Когда я проснулся утром, он спал внутри выложенного из камней правильного круга. Зачем-то я сосчитал камни. Их было сто восемь.

- Псих... - подумал я и направился в степь.

Солнце еще не взошло. Все вокруг поблескивало капельками росы. Было тихо, только ранние птицы посвистывали среди холмов. Справив нужду, я сделал примерно трехкилометровую пробежку и трусцой вернулся к палатке.

Он открыл глаза и спросил:

- Ты что, бегал с утра пораньше?

- Да, а что?

- Псих..

- А я думал, что псих - это ты...

- Почему?

- А что это ты булыжников вокруг себя нагородил?..

- А-а, да, тогда, пожалуй, ты прав... Но бегать рано поутру - не лучшее, что можно придумать. И вообще, бегают лошади. Человеку в большей степени свойственнно ходить. И в любом случае сначала желательно умыться.

После пробежки мое тело было покрыто испариной. Я решил, что в его словах по поводу умывания определенно присутствует рациональное зерно, и спустился к морю. Через некоторое время он соскользнул по веревке вслед за мной на влажную от росы гладкую поверхность камня. В зубах он за ручку держал металлическую эмалированную кружку - вечером в темноте я не заметил, что у нее имелся носик, как у чайника. Кружка-чайник...

Когда он соскочил на плиту, я уже стоял на самом ее краю, готовясь прыгнуть в воду.

- Купаться до восхода солнца... - произнес он, взяв кружку в руку. - Впрочем, в процессе ранней беготни ты так вспотел, что другого выхода у тебя, пожалуй, нет. Так что - прыгай... Кстати, а почему ты не хочешь войти в воду очень медленно и постепенно?

- Слушай, какое тебе дело? - спросил я, начиная раздражаться.

От одной мысли о постепенном входе в воду по моей коже побежали мурашки. Вот это уж точно занятие не для раннего утра.

- Да, в общем-то, действительно, никакого, - пожал он плечами. - Просто ты пытаешься предпринимать некие действия, которые явно носят тренировочный характер, но делаешь это достаточно традиционно и довольно-таки примитивно. Что я с некоторым сожалением ненавязчиво констатирую...

- Тоже мне - констататор... Тюлень чертов.

Он внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал и зачем-то достал из кармана штанов чайную ложку.

Я прыгнул в воду и поплыл к утесу, возвышавшемуся в самой середине бухты из почти зеркально гладкой воды. Утренняя пробежка и два с небольшим километра плавания - четыреста комплекс, три по двести кролем, два по четыреста брассом и на четыреста метров ныряния по пятьдесят с доплыванием до ста... Если, конечно, нет шторма. Все, как обычно.

Когда я закончил и выбрался из воды на плиту, там уже никого не было. Я вытерся, оделся и поднялся наверх. Первые лучи солнца начинали заливать степь оранжево-розовыми потоками тепла.

Он стоял, повернувшись лицом на восток - к солнцу - и чего-то ждал.

Едва я, вскарабкавшись на обрыв, поднялся на ноги на самом краю, как он тут же начал двигаться, и это не было похоже ни на что, виденное мною ранее.

Его руки скользили по плавным замкнутым кривым невероятно сложной формы, словно просачиваясь сквозь воздух. Временами в движениях проскальзывали элементы ката каратэ. Но это были лишь элементы. Иногда кое-что напоминало ушуистские тао. Но это не было также и у-шу. Потом вдруг я видел движения тай цзи цюань, которые не были тай цзи. Элементы разных стилей цигун, вьет-во дао, казацкие перепрыжки и хлесткие тайские вертушки с характерным подъемом на носок вплетались в общий поток его движения, не становясь самими собой. И в то же время это было нечто целостное, непрерывное и непостижимо могучее. В любом малейшем шевелении каждого его пальца чувствовалась некая невыразимая полнота. Словно по его телу струились потоки чего-то, что придавало мышцам невиданную плотность, суставам - чуть ли не патологическую подвижность, а всем движениям - совершенно сюрреальную текучесть. Это было похоже на величественный танец, но он не просто танцевал. Я не понимал, откуда это мне известно, однако был уверен - танцуя, он что-то проделывает с солнцем, с потоком солнечного света. Я даже чувствовал, что вижу, как он всем телом пьет солнечный огонь. Мне видны были тонкие извилистые нити, протянувшиеся к его телу от солнечного диска. Я смотрел на них, не в силах поверить собственным глазам. Стеклообразно сверкая и неуловимо переливаясь всеми цветами и оттенками радуги, нити солнечного огня струились к середине его лба, ладоням, ступням, центру грудной клетки и к животу чуть ниже пупка. Плавными непрерывными текучими движениями он втягивал эти нити в свое тело и сматывал в три больших золотистых клубка - в голове, в груди и в животе, то есть как раз в тех местах, где, согласно схемам, должны были находиться три дан-тянь. Но до сих пор я видел только схемы в книжках и слышал чьи-то слова о киноварных полях, энергетических котлах, чакрах и Бог знает еще какой чепухе. Теперь же все было иначе: в обыкновенном нормальном теле обычного живого человека я созерцал три вихреобразно закрученных световых поля. Это настолько поразило меня, что я замер в неподвижности, завороженно наблюдая за тем, как он двигается. Я даже не мог сообразить - галлюцинации это, или я действительно что-то вижу. Он двигался все быстрее, быстрее, и быстрее... И потом вдруг - стоп...

Наматывание нитей на клубки прекратилось, танец сделался очень медленным, каждое его движение теперь излучало неукротимую мощь - некий поток поистине мозгокрушительного могущества. Неожиданно меня замутило. Словно потоки ураганного ветра растекались от плавно движущихся по непрерывным кривым рук и ног этого человека, проникали внутрь моего тела, и что-то делали с моим животом, сердцем и головой. Мне не нравилось ощущение, я чувствовал, что меня вот-вот вырвет, но изменить уже ничего не мог. Словно под гипнозом, я следил за каждым движением его пальцев, за каждым поворотом головы. Когда он делал оборот вокруг своей оси, я ощущал, как все пространство словно сворачивается в гигантский вихрь, и вихрь этот захлестывал меня звоном в ушах и диким приступом тошноты, которая тугим комом перехватывала дыхание и заставляла судорожно хватать разинутым ртом неуловимый и какой-то пустой воздух. После одного из его оборотов я не выдержал и, зачем-то склонившись над сорокаметровой пропастью, начал конвульсивно биться в приступе неудержимой рвоты. Однако рвоты как таковой не получилось, я смог выдавить из себя только горькую желчную слизь и отвратительные клочья какой-то коричневой дряни. Потом в глазах потемнело, невыносимо закружилась голова, и я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног...

Внезапный рывок сзади за волосы не дал мне сорваться с обрыва.

- Не нужно было смотреть на меня прямо в упор, - спокойно сказал он, - но ты сделал это и попался.

Я до сих пор не могу понять, что именно в тот момент потянуло меня к обрыву. Ведь вокруг расстилалась дикая степь, в которой можно было найти более чем предостаточно места для того, чтобы наклониться или даже встать на четвереньки и спокойненько вывернуться наизнанку. Достаточно было сделать несколько шагов, чтобы оказаться в полной безопасности. Он впоследствии утверждал, что ничего подобного в виду не имел, даже не подозревал, что все так обернется, и насилу успел схватить меня за волосы, чтобы не дать свалиться вниз. Не могу я понять также и того, почему после слова "попался" не съездил ему по физиономии и тем самым не поставил крест на развитии нашего с ним знакомства, а вместо этого сказал только: "Пошел ты..." и направился к своей палатке. Пройдя шагов десять, я вдруг ощутил мягкий плотный толчок в спину - настолько сильный, что чуть было не свалился с ног - и оглянулся. Он стоял на прежнем месте и пристально смотрел мне вслед.

- Тоже мне экстрасенс-инструктор международной категории, - сказал я. - Просто у меня голова закружилась... Устал, пока наверх по веревке карабкался...

- И часто ты так устаешь? - с усмешкой поинтересовался он.

- Иди ты на..., - сказал я, подошел к очагу и принялся разводить костер. -

- Фи, сударь... Произносить ругательные слова - последнее дело для того, кто считает себя истинным воином. Ведь ты считаешь себя истинным воином, правда?

Я ничего не ответил, мгновенно разозлившись от ощущения своего бессилия и, видимо, поэтому презрительно сплюнул сквозь зубы, совсем как тогда, когда был подростком и таким способом пытался придать себе уверенность в собственных силах. Он усмехнулся и сказал:

- А еще многие настоящие мужчины имеют привычку артистически сплевывать сквозь зубы... Ужасная привычка... Как и привычка ругаться непристойными словами... И знаешь, почему? Вовсе не потому, что плевки создают проблемы для дворников и вызывают отвращение у тех, кто наблюдает процедуру презрительного плевания, а ругательные слова разрушают гармонию психологического пространства и оскорбляют слух тех, кто их слышит. Дворники, наблюдатели, пространство и слушатели как-нибудь с этим справятся... А вот сами те, кто плюется и ругается - едва ли... Даже если аккуратно сплевывают в урну, в плевательницу... ну, или в платочек - так, чтобы никто не видел, и ругаются молча - про себя, дабы не действовать на нервы окружающим... И уровень культуры здесь абсолютно ни при чем...

Он выдержал паузу. Я делал вид, что напрочь игнорирую произносимый им текст.

- И ты не поинтересуешься - почему? - продолжил он. - Напрасно... Но я все же возьму на себя смелость по этому поводу высказаться. Дело в том, что, походя избавляясь от некоторого количества слюны, человек теряет не только очень ценную физиологическую жидкость, но также и сгусток энергии, которой всегда заряжена слюна. Если же он сплевывает многократно, потери становятся весьма ощутимыми для его организма - как химические, так и энергетические... И в первую очередь это отражается не на здоровье, а на уровне его личной силы. И потому, пытаясь с помощью сплевывания, скажем, самоутвердиться, он достигает прямо противоположного эффекта...

Я упрямо молчал.

- А с ругательствами - и того проще. Помнишь, вчера я говорил о принципе действия звуковых вибраций? Даже мысленно произнося непристойное слово, человек генерирует в своей энергетической структуре поток соответствующих вибраций. Энергия бранных слов - липкая и вязкая. Она оседает внутри человека, склизкими комьями скапливается в его энергетической структуре и склеивает ее элементы, лишая их присущей им подвижности. Каждый элемент энергетической структуры функционально соответствует определенному аспекту сознания. Лишаясь некоторой части своих степеней свободы, он ограничивает также подвижность ума. Говоря проще, когда человек произносит, в особенности - мысленно, непристойные слова, он просто-напросто тупеет. К сожалению, тупеет также и тот, кто слышит непристойности, но в гораздо меньшей степени, нежели произносящий их. И дело здесь не в каких-то там морально-этических абстракциях общекультурного плана, а в чисто силовом или энергетическом раскладе.

Он немного помолчал, а потом добавил:

- И вообще, если как следует разобраться в принципах, которые лежат в основе всех важнейших моральных заповедей, равно как и в том, каковы критерии греховности тех или иных действий, окажется, что вся человеческая этика и мораль истоком своим имеют соображения энергетической целесообразности. И грех - это то, что необратимо разрушает в первую очередь энергетическую структуру того, кто его совершает. Это приводит к духовной деградации индивида. А духовная деградация, в свою очередь, ведет к страданиям в этой жизни и в промежутке между воплощениями. Ну, и в следующее воплощение человек входит с таким кармическим багажом, что в иных случаях лучше было бы и не воплощаться вовсе... Во время исповеди священник одним махом извлекает всю дрянь из энергетической структуры кающегося, так сказать, "снимает камень с его души"... Однако бывают разрушения необратимые, с которыми не в силах справиться ни один даже из самых могущественных в психоэнергетическом плане отцов церкви...

- Ладно, хорош трепаться, - перебил я.

Размеренное журчание его слов произвело на меня странно успокаивающее действие, злость улеглась, я ощутил неожиданный прилив сил и мирно спросил:

- Овсянку будешь?

- А ты не хочешь спросить, что я с тобой такое сделал, от чего ты чуть было не отключился? - поинтересовался он, присаживаясь на камень рядом с очагом.

- Ни хрена ты со мной не сделал... И я ни о чем не хочу тебя спрашивать... Вообще ни о чем. Вот море - видишь? - вот очаг - пользуйся, если хочешь, только ко мне со своей шизой не приставай...

Я не понимал, что со мной происходит. Мне было все равно, что говорить, лишь бы отгородиться от него каким-нибудь забором, лишь бы разделить сферы его и моего жизненных пространств. Избавиться от него я не мог, каждый имеет право отдыхать там, где хочет, особенно в дикой пустынной степи. Пытаться изгнать этого типа из бухты, попросту начистив ему фэйс, было бесполезно - ведь я только что видел, на что он способен. Более того, я чувствовал, что, даже если он уйдет, это ничего не изменит. Отцепиться от него можно было только каким-то другим способом. И, положившись на свое чутье, я выбрал наиболее радикальный. По крайней мере, как мне казалось. Впоследствии выяснилось, что я был прав - я инстинктивно воспользовался одним из самых эффективных способов психоэнергетической защиты. Но тогда я этого не знал, а действовал, руководствуясь простым инстинктом самосохранения - чисто автоматически и почти неосознанно. Я взял да и не поверил своим глазам. Я выбрал не верить... И одним махом быстренько зачеркнул для себя все, что успело к тому моменту внедриться в мое сознание с подачи этого человека.

- Но я к тебе не лез, ты сам подставился... - как бы извиняясь, произнес он.

- Я же сказал тебе - иди... в задницу!!! - процедил я сквозь зубы, снова начиная раздражаться. - Бубни харекришну, делай, что хочешь, только не лезь ко мне со всей этой шизой! Неужели одного раза мало и нужно повторять?!

И эта фраза что-то сделала с моим восприятием. Словно я в мгновение ока окружил себя металлической сеткой, сквозь которую проникало все, кроме того, что могло быть хотя бы как-то связано с этим человеком. Я чувствовал, что теперь могу сколько угодно наблюдать за тем, что он делает, без каких бы то ни было нежелательных для меня последствий. И я окончательно поверил в то, что не видел ничего, кроме обыкновенной динамической разминки матерого бойца, а голова у меня закружилась просто от того, что я устал, поднимаясь наверх.

Но он не унимался:

- Слушай, а почему ты решил, что это - шиза? Из-за моего "попался"?.. Тебе не нравится быть в роли того, кто "подставился"... Так ведь никому не нравится... Но чтобы ТАК не попадаться, нужно самому что-то из себя представлять.

Его слова буквально взбесили меня.

- Пошел ты знаешь куда!.. - воскликнул я, но прямо то место, куда ему надлежало отправиться, на этот раз почему-то не назвал.

- Знаю... Но все-таки, почему ты решил, что это - шиза?

- Потому что я так решил! - раздраженно отрезал я и неожиданно для себя добавил: - И харекришна твоя вчерашняя - тоже шиза. Недаром у тебя глазки поблескивают... Повторяю тебе: я - просто устал, а ты - иди в задницу!..

На этот раз он ничего не сказал и только с улыбкой молча пожал плечами.

А я - соврал. Я вовсе не чувствовал себя уставшим. Наоборот, я ощущал совершенно небывалый и абсолютно необъяснимый подъем...

Сняв с огня котелок с овсянкой, я поставил воду для чая.

Он завтракать отказался и отправился куда-то в степь, что меня весьма обрадовало.

Усевшись с миской на краю обрыва и свесив вниз ноги, я съел кашу и, подобно разбойникам из мультика, которые "убежали далеко в лес и поклялись больше никогда, никогда не возвращаться в это проклятое место", решил, что больше не буду вступать с этим типом ни в какие разговоры о вещах хотя бы сколько-нибудь абстрактных, и вообще постараюсь обращать на него поменьше внимания.

После завтрака я сложил миску, кружку и ложку в полиэтиленовый кулек и, зажав его в зубах, спустился вниз. Вымыв посуду, выкупался сам и сладостно растянулся на теплой поверхности камня в предвкушении многодневного блаженного безделья.

Он спустился на плиту примерно через час.

Весь день почти до самого заката мы провели у воды, не перекинувшись ни одним словом. Большую часть времени я лежал с закрытыми глазами, иногда сползая в море, чтобы лениво проплыть несколько сот метров. Он тоже молча лежал, потом что-то делал, потом плавал, потом опять что-то делал, громко при этом пыхтел, потом снова лежал, но я тщательно не обращал не него никакого внимания и старался даже не смотреть в его сторону.

Вечером он сварил рис, который мы съели в полном молчании.

Так прошло несколько дней, в течение которых мы с ним почти не разговаривали.

Однажды я обнаружил, зачем он по утрам берет с собой вниз чайную ложку и кружку-чайник. Оказывается, они нужны были ему для выполнения утренних гигиенических процедур.

Сначала он прополаскивал рот морской водой, потом чистил язык, ложкой соскребая с него собравшийся за ночь белесый налет. С особой тщательностью он обрабатывал корень языка, от этого временами у него возникали даже позывы на рвоту, а в глазах скапливались слезы. Покончив с языком, он снова прополаскивал рот, после чего указательным и средним пальцами правой руки протирал и массировал десны и зубы.

Потом он набирал морскую воду в кружку-чайник, немного разбавлял ее пресной водой из фляги и промывал нос, по очереди вставляя носик кружки-чайника в одну ноздрю и выпуская воду из второй. Чтобы добиться свободного протекания воды сквозь носоглотку, он склонял голову набок - так, чтобы свободная ноздря оказалась внизу.

Наклонив кружку, он затем втягивал солоноватую воду обеими ноздрями через край и выплевывал ее через рот, после чего набирал воду из кружки ртом, наклонялся вперед, перевернув голову макушкой вниз, и выдувал воду наружу сквозь ноздри.

Еще у него было два тоненьких - миллиметра по три в диаметре - резиновых шнурка длиной около сорока сантиметров каждый. Один конец каждого из шнурков был закруглен.

Он смачивал оба шнурка в кружке, а потом закругленными концами осторожно продевал их по очереди сквозь ноздри, пальцами захватывал концы, вышедшие из отверстий в глотке и вытягивал шнурки наружу через рот. После этого он снова по очереди промывал ноздри соленой водой из носика кружки-чайника.

Заканчивалось это все тем, что он набирал полный рот прохладной морской воды, наклонялся и начинал с силой плескать в свои широко открытые глаза, зачерпывая воду сложенными лодочкой ладонями. После нескольких горстей воды он прекращал это делать и выплевывал воду изо рта. Я пытался сосчитать, сколько раз он это делает, но каждый раз количество горстей воды оказывалось другим, и я решил, что у него, видимо, есть какой-то иной критерий достаточности при выполнении этой процедуры.

В один из дней он заметил, что я исподтишка за ним наблюдаю, и сказал:

- Пока вода во рту не нагреется до температуры тела... Чем более холодной водой брызгаешь в глаза, предварительно наполнив ею рот, тем лучше. Если нет подходящего водоема, можно просто лить подсоленную воду из чайника - сначала прополоскать один глаз от внешнего его угла к внутреннему, потом - второй... Может, попробуешь? Я тебе кружку одолжу. И шнурочки... Если хочешь, можешь даже продезинфицировать, у меня наверху спирта немного есть. И мыло...

Ничего не ответив, я отвернулся и сделал вид, что внимательно разглядываю горизонт. Я, правда, подумал, что поступаю, должно быть, глупо, потому что в его странных гигиенических действиях явно было что-то стоящее, однако нельзя было давать ему повод раскрутить меня на полноценное общение. После того случая на обрыве он внушал мне что-то очень сильно смахивавшее на суеверный страх, и я очень не хотел в этом себе признаваться, довольно уютно устроившись в сетчатом коконе-фильтре.

- Тебе не кажется, что ты ведешь себя глупо? - спросил он.

- Нелогично - ты это хотел сказать? Если у меня закружилась голова от перенапряжения, то я должен быть тебе благодарен за то, что ты спас мне жизнь, а не демонстративно тебя игнорировать... А если я тебя игнорирую, то тем самым признаю, что дело обстоит иначе, и, следовательно, себя обманываю... Да?

- Я говорю то, что хочу сказать, и я сказал: "Глупо". Обманывают себя практически все, и это не есть что-то особенное. Что же касается формальной логики, то почти никто из людей не бывает логичен в своих поступках, поскольку то, что принято считать логикой - аппарат очень ограниченный и как руководство к действию в большинстве случаев ни на что не годный. В то же время истинная логика, в соответствии с которой устроена жизнь в этом мире, с точки зрения большинства людей абсолютно абсурдна. А ты ведешь себя просто-напросто глупо, пытаясь игнорировать то, что уже вошло в твою жизнь, и от чего тебе теперь никуда не деться. Ты похож на страуса, от страха спрятавшего в песок голову в наивной надежде, что от этим можно что-то изменить в окружающем мире. Я могу уйти прямо сейчас. Но то, что я сделал с тобой несколько дней назад, останется в тебе и будет неуклонно изменять тебя изнутри, и раньше или позже для того, чтобы справиться с новым самим собой, тебе понадобится определенная информация. И кроме меня, никто не поможет тебе ее добыть. А если ты ее не добудешь, то либо будешь несчастен до конца своей жизни, либо тебя скосит шиза.

- Как тебя, например...

Он пропустил мое замечание мимо ушей и невозмутимо продолжал:

- Но самое главное - ты знаешь, почему именно я, однако предпочитаешь хранить это знание в дебрях подсознания. Там, откуда оно само по себе не сможет выбраться в слой формулируемых мыслей и мыслеобразов. Разве что во сне... Ты часто видишь сны? О прошлых жизнях, например? А может быть, даже не сны?.. А?

Он знал, что попал в точку. Но от этого я еще больше замкнулся в себе.

- Не хочешь... - сказал он. - Ну что ж, твое право... Однако ты способен на большее, чем банальный мордобой, который у нас проходит под кодовым названием "восточные боевые искусства"... Я уж не говорю о плавании... В обычном понимании...

- А бывает необычное?

- Бывает. Ты кем работаешь? Только тренером?

- Инженером. Тренер - это по совместительству. Полставки в институтском спорткомплексе...

- Ну, в этой стране "инженер" - понятие растяжимое... Особенно сейчас.

- Инженером-гидрологом.

- Это - скорости течения, температурная стратификация, чего там еще?

- Не совсем, я гидрооптикой занимаюсь...

- А-а, подводное световое поле, коэффициент ослабления, коэффициент поглощения...

- В общем где-то так, - мне не хотелось вдаваться в детали, особенно в разговоре с ним, и я попытался сменить тему, спросив: - А откуда ты про мордобой-то узнал?