Глава восемнадцатая. ЕЩЕ О ДРЕВНИЦКОМ

То, что сейчас описано, заняло всего несколько.коротеньких минут. Но

еще не отгремели крики и аплодисменты, как становится ясно, что случилось

страшное несчастье. На одном из канатов-лямок, за которые солдаты перед

взлетом удерживали шар на земле, теперь явственно видно - висит человек!

Немедленно по толпе бежит догадка: один из солдат не успел выпростать ноги

из канатной лямки и его подняло вместе с шаром. На фоне светлого летнего

неба шар поднимается все выше и выше, неся двоих: один стоит в гондоле шара,

другой висит на канатной лямке.

Только что было шумно, радостно, люди кричали, аплодировали. Сейчас

словно громадной крышкой прикрыло весь крут, на котором стоит толпа, и все

замолкло. Люди стоят, как оглушенные неожиданностью несчастья, молчаливые,

растерянные.

Что будет?

Затем сразу вспыхивают споры, догадки, предположения. Все разговаривают

друг с другом, как знакомые. Каждый хочет услышать от другого что-нибудь

ободряющее, утешительное.

- Папа,- шепчу я,- Древницкий не может спуститься с шаром обратно?

- Не может. Шар-то ведь неуправляемый. Не Древницкий его ведет куда

хочет, а шар несет Древницкого по ветру...

- Ничего с Древницким не случится! - очень уверенно и громко говорит

рядом с нами какой-то господин в элегантной шляпе-котелке, надетой чуть-чуть

набок.

Немедленно вокруг него образуется кольцо людей.

- По-вашему, все кончится благополучно?

- Для Древницкого? Конечно! Сейчас он спустится с парашютом, и все

будет отлично.

- Вы думаете, Древницкий спустится с парашютом?

- А как же иначе! - говорит шляпа-котелок.- Ведь он понимает не хуже

нас с вами, что не воспользоваться сейчас парашютом - это же верная смерть!

Нет, он спустится с парашютом!

- А солдат? - спрашивает папа, и я слышу по голосу, как он волнуется.

- Ну, солдату, конечно, аминь! - спокойно заявляет шляпа-котелок.-

Древницкий спустится с парашютом, из шара вытечет последний воздух, и солдат

загремит на землю. С такой высоты, представляете?

- Значит, вы думаете, Федор Викторович,- спрашивает папа (он,

оказывается, знает шляпу-котелок), - вы думаете, Древницкий бросит солдата

на произвол судьбы? Погибай, мол, да?

- А конечное дело так! - раздается знакомый голос, - и в группе людей,

окружающих Федора Викторовича, мы видим Владимира Ивановича Шабанова. Мы не

видели его с самого 1 мая, когда они поссорились с папой. Сейчас Шабанов

смотрит на папу злыми глазами, хотя обращает свои слова не к нему, а к

Федору Викторовичу. - Правильно рассуждаете, Федор Викторович! Спасти

солдата Древницкий все равно не может, а себя спасти может, если спустится с

парашютом. Он это и сделает. Своя, знаете, рубашка ближе к телу... -

заканчивает Шабанов со смешком.

Тут папа говорит, ни к кому не обращаясь:

- Есть две отвратительные поговорки: "Моя хата с краю!" и "Своя рубашка

ближе к телу!" Если бы все думали так, человечество до сих пор жило бы в

пещерах, одевалось в звериные шкуры и разговаривало ударами дубины!

В группе вокруг нас смех, сочувственный папе.

- Правильно! - говорит какой-то человек, пожимая папе руку.- Правильно,

доктор!

- А в Древницкого я верю! - продолжает папа.- Он героический человек,

он не станет усыплять свою совесть обывательскими поговорочками... И вон -

смотрите! - шар еще виден, маленький-маленький, как булавочная головка... А

никто с него с парашютом не спускается!

Проходит еще минута, другая, - булавочная головка совсем исчезает из

виду.

- Ну, друзья мои,- обращается к нам папа, - мне пора в госпиталь. А вы

как? Я вам советую - побудьте здесь, в саду, еще часок-другой. Здесь раньше

всего станет известно, что с Древницким. Я из госпиталя тоже приеду сюда, к

вам. Дома-то ведь мы от одной неизвестности истомимся!

Мы остаемся в саду. Юлька дремлет на скамейке - она все-таки пережила

большое волнение, настолько сильное, что даже начала ходить. Сейчас она от

всего этого скисла, и заснула, положив голову на колени Анны Борисовны. Мы

все тоже молчим.

Большинство зрителей остались, как и мы, в Ботаническом саду:

дожидаться известий о Древницком и солдате.

Ожидание тянется мучительно. Время от времени происходит ложная

тревога, как на вокзалах, когда кто-нибудь кричит: "Идет! Поезд идет!" - и

все бросаются подхватывать свои узлы и чемоданы. Так и тут: где-то кто-то

что-то выкрикивает, все устремляются туда, а оказывается - одни пустяки. О

Древницком и о солдате ни слуху ни духу. Как в воду канули.

Приезжает папа, сидит с нами, тоже томится.

И вдруг крик:

- Подъехали! Подъехали!

- Идут сюда!

Появление Древницкого и солдата вызывает целую бурю криков и

аплодисментов. Их ведут на веранду ресторана. Сквозь толпу к папе

протискивается какой-то человек:

- Доктор, пожалуйста, посмотрите, что с Древницким... Пожалуйста, за

мной, на веранду... Пропустите, господа!

Толпа расступается, папа идет на веранду ресторана, ведя за руку меня.

Я иду за папой, ничего не видя, кроме Древницкого.

- Спасибо, доктор,- говорит папе Древницкий, -у меня пустяки, ссадины..

А вот спутнику моему, солдату Путырчику, нужна помощь.

У Путырчика все цело, ничего не сломано, не вывихнуто, но он какой-то

странный. Неподвижный взгляд, как бы отсутствующий... Смотрит в одну точку.

Он не сразу откликается даже на свою фамилию и будто не понимает, что ему

говорят.

- Путырчик, друг, - говорит Древницкий, - на, выпей - душа оттает...

Путырчик осушает рюмку, утирает губы краем ладони, но не становится ни

веселее, ни живее.

- А как я тебе кричал, когда мы летели, помнишь?

Путырчик, помолчав, отвечает:

- Ваше благородие до мене кричали: "Держись крепчай! Не отпускай

вяровку! Держись крепчай, а то пропадешь..."

- И ты держался?

- А як же ж! Сказано було: "Держись крепчай",- я и держаусь...

Путырчика увозят в казарму.

- Плох он, доктор? - спрашивает Древницкий.

- Не очень хорош,- соглашается папа.- Может, отойдет, конечно... Но,

видно, потрясение было чрезмерным.

Пока папа смазывает йодом и перевязывает ссадины на его руках,

Древницкий рассказывает, что с ними произошло. Когда Древницкий обнаружил,

что на петле висит солдат, он испугался, как бы солдат не выпустил из рук

каната: он бы тогда сразу грохнулся на землю. Оттого он и кричал солдату все

время: "Держись крепче, не то пропадешь!"

- Даже голос сорвал кричавши! - шутливо жалуется Древницкий.

Потом, когда из шара вытек весь воздух, пустая оболочка шара, похожая

на выжатый лимон, стремительно падая, понесла их на землю. Вот тут им

повезло: оболочка шара упала на деревья пригородного леса. Только это их и

спасло...

- Честно говоря,- признается Древницкий, -я сегодня живым остаться не

чаял!

- А почему вы не спустились с парашютом?

- Бросив солдата?! - В голосе Древницкого звучит удивление.- Бросив его

одного на верную смерть? - И, помолчав, добавляет: - Нет. Я так поступить не

мог.

Прощаясь с папой, Древницкий спрашивает:

- Сколько я должен вам, господин доктор?

- Вы с ума сошли! - сердится папа. - Неужели вы не понимаете, что вы

меня оскорбляете!

- Милый, не надо! - обнимает его Древницкий.- Я же не хотел... Может,

еще увидимся когда-нибудь, я буду рад!

Он прощается и со мной. Вынув из петлицы завядшую белую розу, он дарит

ее мне. И мы уходим.

- Папа,- спрашиваю я,- почему ты повел меня с собой?

- Я хотел, чтобы ты посмотрела на Древницкого. Это нужно видеть. И -

запомнить.

Мы с папой возвращаемся к своим. Юлька, словно завороженная, смотрит на

полумертвую розу в моей руке.

- Это Древницкого цветок?

- Древницкого! - говорю я гордо.- Он мне дал!.. Я засушу... на

память...

Невольно я взглядываю на папу... Он смотрит на меня пристально,

неотрывно и что-то не очень ласково.

Конечно, я понимаю, о чем думает папа. Но, ох, до чего мне жалко отдать

этот цветок!

- Возьми, Юлька...

Когда мы уже подходим к своему дому, папа говорит мне:

- Если бы ты сегодня не отдала Юльке цветка, это было бы для меня...

ну, как тебе сказать... горе, да, да, самое настоящее горе!.. Потому что я

бы думал, что ты самая злая жадюга из всех самых злых жадюг!

Папины опасения относительно солдата, нечаянного спутника Древницкого,

оправдались. Когда на следующий день был опубликован приказ военного

командования: "Рядовой такого-то полка Путырчик за проявленные им смелость и

присутствие духа награждается двадцатью рублями", - бедняга Путырчик уже не

воспользовался этой наградой: от всего пережитого он сошел с ума.

Несколько дней спустя афиши возвещают новый полет Древницкого. Первый

полет, в котором он показал себя таким благородным человеком, он считает для

себя, воздухоплавателя, неудачей и во что бы то ни стало хочет "выправить

линию".

Ох, этот второй полет наносит ему новый удар!

Перед самым взлетом из-за чьей-то неосторожности шар воспламеняется от

костра и сгорает буквально в несколько минут на глазах у всех зрителей и

самого Древницкого. Вот когда все видят, что и Древницкий может

побледнеть... Он смотрит на гибель своего шара, и кровь явственно отливает

от его смелого лица.

Стоимость такого шара, наверно, очень велика, а доходы от публичных

полетов ничтожны. Ведь девять тысяч населения смотрят полеты бесплатно: они

видны отовсюду. Плата за вход на взлетную площадку, вероятно, едва покрывает

расходы воздухоплавателя по найму этой площадки, по наполнению шара, охране

его и т. д.

...Шар сгорел. Толпа стоит молчаливая. Сам Древницкий словно оцепенел.

Кто-то из зрителей снимает с головы фуражку, кладет в нее деньги:

"Древницкому - на новый шар!" И фуражка идет из рук в руки. Видно, как она

плывет по толпе, словно челнок. Люди дают охотно, горячо. Кое-кто из женщин,

плача, кладут в фуражку вынутые из ушей недорогие серьги, снятые с пальцев

колечки с бирюзой... Фуражка несколько раз возвращается наполненная и снова,

пустая, идет в плавание.

Через некоторое время Древницкий совершает у нас полет уже на новом

шаре. Трудно даже описать волнение зрителей и их восторг, когда полет

проходит великолепно, - что называется, без сучка, без задоринки. Толпа

несет Древницкого на руках по аллеям Ботанического сада - к веранде

ресторана. Древницкого буквально засыпают розами. Увидев в толпе папу,

Древницкий протягивает ему целую охапку раз:

- Здравствуйте, доктор! А это для дочки!

Я слышу где-то в толпе, голос Риты Шабановой:

- Мама! Древницкий опять Сашке Яновской розы подарил!

И тут же ясный голос Зои, протяжный и ленивый:

- А тебе завидно, да?

[С тех пор я больше не видела полетов Древницкого. Но имя его

встречалось нередко на страницах газет. Часто в них рассказывалось о

случаях, когда смелый воздухоплаватель спасался лишь чудом. А в основе этого

чуда всегда лежала героическая смелость Древницкого, его находчивость и

выдержка. Как-то в Риге его парашют отнесло далеко в море, и Древницкий

уцелел только благодаря надетому перед полетом пробковому поясу, давшему ему

возможность продержаться на воде до тех пор, пока подоспела спасательная

лодка. В другой раз, в Петербурге, спрыгнув с парашютом, Древницкий едва не

погиб, опустившись на трамвайные электрические провода. После 1914 года имя

Древницкого совершенно заглохло. Казалось, изгладилась всякая память о нем.

Фамилия его не упоминалась ни в одной из энциклопедий, предназначенных для

широкого читателя. Даже специалисты-научные работники, в частности, по

истории воздухоплавания - не знали о нем почти ничего. Когда я обращалась к

ним с вопросами о судьбе Древницкого, они ничего не могли сообщить мне, -

наоборот, они радовались возможности услышать от меня о виденных мною в

детстве полетах Древницкого.

Несколько лет тому назад журнал "Пионер" напечатал мой рассказ о герое

моего детства, воздухоплавателе Древницком. Советские школьники - в

буквальном смысле слова "прочесали" все, что можно, в поисках следов

Древницкого. Но не помогла и удивительная напористость советских

школьников-пионеров: так же, как и я, они не отыскали никаких следов. И было

грустно думать, что этот замечательный герой, один из пионеров русского

воздухоплавания и парашютизма, безвозвратно забыт... Даже инициалы его имени

и отчества не были известны никому!

Однако в самое последнее время все это неожиданно повернулось иначе!

Один из моих читателей, студент (ныне ленинградский инженер.) Г. Т.

Черненко, заинтересовавшись судьбой и личностью Древницкого, посвятив

несколько лет поискам этого героического воздухоплавателя и парашютиста,

собрал большой и интересный материал.

Отсылая интересующихся к той книге, которую Г. Т. Черненко готовит для

печати, я скажу лишь о том, что имеет непосредственное отношение к настоящей

моей книге. Древницких было два брата, Станислав и Юзеф. Оба - выдающиеся

воздухоплаватели и парашютисты. Все то, что читатель прочитал здесь в этой

моей книге, относится, оказывается, к Станиславу Маврикиевичу

Древницкому-старшему, рано погибшему при воздухоплавательной катастрофе.]