Селища. - Могильные курганы. - Могильцы - Монеты. - Оружия. - Летописные сказания. - Ростовские славяне. - Ростов

Поверхность Ярославской области испещрена памятниками отдаленной древности, предшествовавшей летописному началу отечественной истории.

Первое место принадлежит ископаемым останкам животных, уже исчезнувших с земного шара и называемых обыкновенно доисторическими. Разрозненные части таких скелетов попадаются в разных районах Ярославской и Костромской области, преимущественно вблизи рек и оврагов[4]. Существование этих пород в здешнем крае относят к тем эпохам, когда он не был, обитаем человеком, или был населен мало.

Следы древнейшего народонаселения здесь сохранились в чуждых Славяно-Русскому языку и бессознательно нами усвоенных наименованиях рек, озер и жилых мест, городцах, могильных курганах, урнах и монетах.

Именами, не сродными Славяно-Русскому языку и необъяснимыми из вторгнувшегося в него языка татарского и литовского называется наибольшая часть озер[5] и рек[6] Ярославской области. Эти названия достались нам в наследство от обитателей, долго имевших здесь оседлое пребывание. Одинаково называются некоторые реки в разных районах, одна от другой отдаленные и вытекающие из разных источников.[7] Еще заметнее почти повсеместное в области единство или родство древнего языка в именах сложных и производных.[8] Оно простирается даже далеко отсюда в соседние области, особенно Вологодскую, Костромскую и Владимирскую.[9] Судя по этому, коренные обитатели их, были одного племени, или принадлежали к племенам родственным.

Селения с именами той же эпохи свидетельствуют об окреплой оседлости и более или менее устроенном общежитии древнего народонаселения. Они разбросаны по всем районам Ярославской области[10], вблизи рек и озер, то группами, то уединенно, друг от друга поотдаль. В наибольшем количестве и теснее расположены такие группы на лесистом и богатом водами пространстве между Переславлем-Залесским и окрестностями Ростова. Довольно также замечателен ряд их, тянущийся отсюда между реками Нерлью и Волгой вглубь Костромской области. Нередко имена вод и селений сходны, иногда тождественны[11], а иногда следуют особым производствам.[12] Этимологическое сродство и созвучие в именах местностей, одна от другой более или менее отдаленных, подтверждает, как и соименность рек, взаимную связь древних туземцев, или по происхождению, или по образу жизни[13]. Усвоенное некоторым селениям, с незапамятных времен, значение городов[14], а другим сельских рынков[15], служит отголоском, исконного первенства их перед своими собратьями. Но, с другой стороны, числительным меньшинством старо именных жилищ, сравнительно с селениями Славянского происхождения, выказывается перевес позднейших пришельцев, поглотивших своим наплывом прежнее туземное население. Впрочем, наличное число древне именных селений меньше числа действительного, так как многие несомненные следы жительства древних усматриваются ныне то в местах пустопорожних, то при селениях позднейшего происхождения; к тому же древние названия некоторых местностей заменились впоследствии новыми, Славянскими, как напр. Пертома переименовалась в Пошехонье.

К этой, по-видимому, переходной эпохе слияния первоначальных туземцев со Славянами принадлежат так называемые в народе городки и городцы, в имени коих внятно уже слышится звук нашего родного слова.

Таких городков и городцов десять в Ярославской области:

1) в Ростовском районе - под Спас-городецким погостом.

2) на реке Печегде, около деревни Демьян.

3) на реке Саре, недалеко от села Деболь.

4) на юго-западной границе района, около села Рославлева.

5) на реке Устье верстах в двух от села Павлова.

6) в Мышкинском районе в десяти километрах ниже Углича по течению Волги.

7) в Мологском районе, около села Борисоглебска на реке Мологе.

8) в Пошехонском районе - у деревни Новоселки, на границе Грязовецкого района.

9) в Ярославском - на левом берегу Волги, у села Деева-городища.

10) в Угличском районе на реке Юхоти[16].

Городки при Мологе и Саре - продолговатые земляные насыпи, почти с отвесными боками, окруженные частью реками, частью рвами. У Сарского городка та еще особенность, что он устроен на мысу, образовавшемся от изгибистого течения реки. Площадь его перегорожена в равных почти расстояниях тремя поперечными высокими валами, из коих северный - глухой или сплошной, а южный и средний имеют по интервалу в виде ворот. За южным валом, с внешней стороны городка, глубокий ров с узким насыпным переходом к воротам. С западной и восточной сторон площадь насыпи обнесена небольшими земляными стенками, а самое полотно или поверхность ее вымощена, метра на 4 вглубь, довольно крупными булыжным камнем. С трех сторон почти безвыходно, в полукилометре расстояния, городок окружен цепью крутых и высоких гор, а к северу представляется открытый вид на Деболы, озеро Неро и Ростов. По фигуре, местоположению, размеру и прочности работ он занимает первое место между прочими городками.

На Устье у Деева-городища и в Мышкинском уезде каждый городок составляет часть высокого и крутого берега местной реки, с искусственными со сторон материка насыпями и окопами.

Печегодский городок стоит в глубокой котловине, обнесенной цепью холмов, имеет вид усеченного конуса, с продолговатым безвыходным на юг спуском, и окружен со всех сторон, у самой подошвы своей, речками и болотистою непроходимою топью. Подъем на него только с северной стороны, а по извилистой тропинке и земляному переходу через ров, которым городок обнесен с трех сторон почти перед самым входом на верхнюю площадь. После Сарского, этот городок самый замечательный.

Остальные четыре городка принадлежат почти к одному разряду с Печегодским и отличаются от него только тем, что на них меньше видно следов искусственной обделки.

Все десять городков походят с виду на военные укрепления[17] и безмолвно поведают о тревогах современного им местного народонаселения, происходивших или от внутренних смут и междоусобиц, или от враждебного натиска иноземцев. В этом отношении Ростовские городки, расположенные не в дальних один от другого расстояниях, представляют как бы башни или сторожевые пункты изогнутой кордонной линии, протянутой в длину верстах на восьмидесяти в южной половине уезда, между Переславлем-Залесским и окрестностями Ростова. Общее свойство всех городков, рассеянных по губернии, то, что они в качестве оборонительных укреплений, при небольшом своем размере, очевидно, служили убежищем или гарнизоном только для незначительных скопищ, а грубой простотой своего устройства указывают на весьма отдаленную от нас эпоху, когда фортификационное и вообще военное искусство местных обитателей и неприязненных пришельцев к ним было еще в младенчестве.

Об этом же темном и беспокойном времени сказывают Городища, - в старину огороженные, укрепленные селения, но ныне только именем своим напоминающие о бывших тут укреплениях. Пять таких городищ представляют цепь по берегам Волги в Калязинском, Угличском, Рыбинском[18], Ярославском[19] и Костромском районах, одно на Шексне[20], и три в близком соседстве с Ростовскими городками: село Городище на крутом берегу Переславского озера, деревня Городец на возвышеннейшем пункте восточной окраины Ростовского озера, и деревня Гороженица на половине дороги между городками Сарским, Устьинским и Рославлевским.

В связи с тремя последними Городищами и городками - много в Ростовском районе других селений, прозвищами коих, не сродными с местной историей и духом времен позднейших, народная память увековечила бранные события патриархальной Славянской древности. К разряду таких селений принадлежат Воиновы горы близ Почегодского городка, Назорное, Кулачево и Щаднево подле Спас-городца, Бой, Буйнаки, Душилово, Резанино, Резанка, Резаниха, Косорезово, Обухово, Ломы, Стрелы, Стонятино, Плакидино и другие. Этими прозвищами обозначается господствовавший в старину, думать надобно, способ ведения войны, свойственный народам младенческим: издали пускали стрелы в неприятеля, вблизи бросались, сторона на сторону с чем ни попало, ломом или обухом, резались на ножах и косах, обезоруженные пускались в кулачный бой и ручную схватку, душили друг друга за горло, а в случае многочисленности неприятеля или другого перевеса на его стороне укрывались, за каким нибудь тыном или загородой, за рукавом реки или на крутизне холма, наскоро обделанного в виде крепости.

Из искусственного оружия древних имеются в виду только два образчика, из коих один найден в Тутаевском районе, а другой в Ростовском Сарском городце; это род молота, вытесанного из дикого камня[21].

К числу древнейших также пунктов прочного и людного водворения Славяно-Руссов относят так называемые Селища. По Ростовскому уезду одно Селище - в окрестностях Спас-городца, другое между Сарским, Устьинским и Рославлевским городками: в Ярославском - на границе с Ростовским уездом; в Мологском - близ Княжича-городка на Шексне и у села Горькой-соли на реке Мологе; в Рыбинском близ границы с Пошехонским уездом, на Ухре. - Займища[22], Слободища[23], Столбища[24] и Погосты, в немалом числе рассеянные по губернии, довешают ряд первоначальных Славянских селений.

Совершенно другого рода черты древнего населения Ростовской области открываются в могильных курганах. Наибольшее количество их сохранилось в неповрежденном виде между Ростовом и Переславлем-Залесским, именно: на южном берегу озера Клещина у села Веськова, на протяжении километров двадцати вдоль левого берега реки Нерли, в лесистых окрестностях деревни Дертников, в лесу близ села Талиц, и под Ростовом в селе Шугори. Значительные группы курганов находятся также в Рыбинском уезде на реке Черемухе и у деревни Репищ на Волге в Еремейцевском сельском обществе, в Угличском уезде на реке Юхоти близ села Климентова, и за Железным-Борком в Ярославском[25]. О четырех подобных местностях напоминают только имена селений, - Могильцы недалеко от села Коприна и верстах в трех от Устья реки Юхоти в Рыбинском уезде, у Княжича-городка на Шексне в Мологском и близ села Клементьева в Угличском. - Все ныне известные курганы расположены группами, как на наших кладбищах, имеют коническую фигуру, вышиной в рост человека и больше, в окружности основания довольно обширные. Археологическими поисками[26] дознано, что в Шугори и Веськове они насыпаны над поверхностью земли, а не над рытвинами, и скрывают в своих недрах глиняные горшочки с пеплом сожженных человеческих трупов, следовательно принадлежат ко временам язычества. В при-Нерльских и Дертницких курганах, одинаковых с первыми по наружному виду и внутренним вкладам, открыты, кроме пепельниц, разные другие вещи и признаки, однородные с находками в древних Скандинавских и Финских могилах. Там же найдено, что остатки умерших, с разными погребальными принадлежностями, в некоторых курганах лежат слоями, в несколько рядов одни над другими, и обнаруживают тут кладбище нескольких племен и поколений[27].

Время и образ жизни этих племен определяется отчасти нумизматическими находками. П.С. Савельев, при разрытии Сарского городка, нашел в значительной глубине насыпи несколько монет Арабской династии Абассидов[28]; следовательно в восьмом веке нашей эры этот городок уже существовал или, по крайней мере, строился. В древнем под Ростовским селом Угодичах, которое от Шугорских курганов верстах в восьми, от Сарского городка по прямой линии через Неро в двенадцати, а от деревни Городца в четырех верстах, при копке земли под бут Богоявленской церкви или церковной ограды недавно найдена, тоже на значительной глубине, почти совершенно свежая монета Римского императора Домициана, жившего в первом веке по Рождестве Христове[29]. Есть монеты Греческие разных периодов и, между прочим, Филиппа Македонского, найденные, кажется, в здешней же губернии[30]. Эти находки свидетельствуют, кроме давности обитателей Ростовской области, о торговых сношениях их с древними Азиатскими и Европейскими народами.

При совершенном отсутствии устных преданий на месте об имени и происхождении первоначальных обитателей Ростовской области, предшествовавших переселенцам чисто-Славянского племени, нет других средств удовлетворить любопытство в этом отношении, как принять на-слово сказание древних Русских летописей, совершенно, впрочем, подтверждаемое в главных пунктах вышепоименованными памятниками.

По словам этих летописей, до Славян обитал здесь, преимущественно между Ростовским и Переславским озерами народ Финского племени Меря[31], говоривший своим особенным языком, отличным от известного нам языка племен Славянских[32]. Об этом народе упоминают и древние Европейские историки в числе народов, покоренных Готфским царем Ерманариком в IV Христианском веке[33]. В соседстве с Мерянами, на правой стороне Волги, к востоку, жили единоплеменные с ними Черемисы, Мордва и Мурома, а за Волгой - Весь.

Неизвестно когда поселившиеся среди них Славяне были в IX веке уже господствующим здесь народом, и древний язык Мери уступил место Славянскому. Ростовская область была знакома тогда с гражданственностью. Правление находилось в руках старейшин из среды самих Славян, но в тоже время они платили дань Руси и Варягам, по белке от дыма и по северице (ласка или горностай), и были в зависимости от князя Славян Новгородских, уравновешивавших своим господством порядок и единство в разноплеменных народах Земли Русской.

Так было при Славянском князе Гостомысле, по смерти которого единство это разрушилось и возникли междоусобия, подготовившие место новому порядку правления[34]. Для прекращения повсеместных беспорядков, сейм старейшин от Славян, Руси, Чуди, Кривичей и прочих племен Земли Русской признал необходимым избрать единодержавного князя и, отправив послов за море к Варягам-Руссам, упросил на княжение к себе Рюрика с двумя братьями.

В это время Ростов был главным городом Ростовской области. Имя его, в котором слышится звук и смысл Русский, производят от имени основателя города, как Киев происходит от Кия[35]. Совершенное отсутствие в Ростове памятников до Славянской эпохи, и многочисленность их в окрестностях, доселе не уничтоженная временем, указывают ему начало после всех городков, Городищ и древне именных селений Ростовского уезда, именно в IX или VIII-м веке, когда здесь уже прочно водворились и завели свою гражданственность Славяне. К этому же времени, по-видимому, относятся немногие селения в Ростовском крае, с любимыми и отличительными наименованиями древних Славян: Рославлево, Переславищи, Переславцево, Мирославка, Раслово, Расловка, Мирославль, Сославино, Вышеславцево, Ратмирово, Гридино и другие - в Ростовском, Угличском, Ярославском, Романово-Борисоглебском и Любимском уездах.

Конец эпохи оледенения совпадает по времени с первым появлением людей на территории нашей области, 30-15 тысяч лет до нашего времени на территории Волго-Окского междуречья жили палеолитические племена. Жили они в землянках, обладали различными орудиями из камня, рога, кости дерева. Основным источником существования племен были охота, рыбная ловля, сбор съедобных растений, ягод. Позднее изобрели лук и стрелы, используемые при охоте. Во времена неолита (IV-III тысячелетия до н.э.) продолжалось заселение территории Волго-Окского междуречья. Наиболее сильно были заселены прибрежные территории озер Неро и Плещеево и крупных рек. Ближайшее к нам место поселения древних рыболовов-охотников найдено в районе реки Касть. На территории Любимского района таких поселений пока не найдено. Да и фактически их никто не искал.

В начале II тысячелетия до н.э. в пределы Волго-Окского междуречья вторглись чуждые местному населению племена. Первые свидетельства о присутствии этих племен в нашем крае были найдены археологом А. С. Уваровым в 1875 году у деревни Фатьяново Ярославской области. В 1962 году подобное захоронение нашли у деревни Волосово Даниловского района. Волосово-Даниловский могильник оказался самым большим из ранее найденных родовым кладбищем фатьяновских племён (более 100 захоронений). Племена фатьяновской культуры отличались от соседних племён. Это были кочевники-скотоводы. Поэтому находят только захоронения и ни одного поселения этих людей. Основным оружием фатьяновцев были сверленые ладьевидные топоры-молоты, шлифованные клиновидные топоры и копья из кремня, камня и кости. Знали они и металл, В захоронениях находят бронзовые вислобушные топоры, шилья и различные украшения. В Любимском краеведческом музее есть боевой каменный топор-молот, кремневые наконечники стрелы и копья. Просуществовали фатьяновские племена на нашей территории несколько столетий. Затем их поглотили фино-угорские племена, пришедшие в Волго-Окское междуречье из Прикамья и Зауралья.

В начале первого тысячелетия новой эры (время железного века) нашу территорию занимали уже фино-угорские племена: наиболее древние племена «Дьяковской» культуры и произошедшие от них племена меря и весь. Последние племена известны русской летописи, которая рассказывает, что меря «сидит», то есть живет, на берегах озёр Неро и Плещеево, а весь - на Белоозере. Главное место в хозяйстве занимали скотоводство, рыбная ловля, охота. Были развиты домашние ремесла — прядение, ткачество, производство из металла, ювелирное дело, обработка дерева и кости. Гончарного круга эти племена не знали, все сосуды делались от руки. Жилища представляли собой полуназемные деревянные постройки с земляным полом и двускатной кровлей из жердей. В центре дома из валунов‚ обмазанных глиной, выкладывался очаг. Трубы не было, дома отапливались по- черному. Были дома небольшие — семейные, и большие — общинные. Старые фино-угорские поселения впоследствии стали основой многих славянских городов. Так, например, г. Ярославль был основан на месте мерянского селища «Медвежий угол». Возможно, и на территории современного Любима было мерянское поселение. По крайней мере, множество топонимов и гидронимов в Любимском районе имеют мерянские корни: Обнора, Уча, Шарна, Соть, Сурское озеро, Тильбугино и т.д.. В девятом веке начинается заселение мерянской земли славянами. Немногочисленные меряне встретили пришельцев дружелюбно. Рыбы и зверя хватало на всех. Постепенно местное мерянское население растворилось в потоке пришлого, славянского. Наш край стал славянским, русским, а вместе с тем и земледельческим, для славянских крестьян земледелие стало основным занятием[36].

Меря — это один из угрофинских этносов, некогда обитавший на обширной территории Ярославской, Ивановской и Костромской областей. рисунок История народа меря — это, по сути, предыстория Северо-Восточной Руси; этот этнос стал впоследствии центром единого древнерусского государства. Потомки мерян влились в состав древнерусской народности. Мерянские традиции очень долго существовали в материальной культуре и погребальной обрядности жителей Ростово-Суздальской Руси. В настоящее время меря как этнос уже не существует. Последние, чрезвычайно скудные известия об этом народе относятся к XVIII веку. Меря постепенно исчезали, растворяясь в новой народности, но не бесследно. Топонимика и некоторые культурные традиции, а также пережитки сохранились в границах их прежнего проживания. В русский язык вошло немало финно-угорских слов, таких как «тундра», «килька», «салака» «сорога» (славянское название плотва) и т. д. Слово «пельмени» заимствовано из языка коми и означает «хлебное ушко»: «пель» — «ухо», а «нянь» — «хлеб». Особенно много заимствований в северных диалектах, в основном среди названий явлений природы или элементов ландшафта. Они придают своеобразную красоту местной речи и областной литературе. Возьмите хотя бы слово «тайбола», которым в Архангельской области называют глухой лес, а в бассейне реки Мезень — дорогу, идущую по морскому берегу рядом с тайгой. Оно взято из карельского «taibale» — «перешеек». Веками живущие рядом народы всегда обогащали язык и культуру друг друга.

С меньшей плотностью памятники мери расположены также по течению реки Нерли Клязьминской, в окрестностях Ярославля и в Костромской области вплоть до Галича Мерьского. По реке Обноре меряне селились вплоть до ее истоков, они обитали на территории Любимского района Ярославской области и Грязовецкого района Вологодской области. По данным «Повести временных лет», в 859 году варяги обложили данью племя меря. В начале X века меряне принимала участие в военных походах вещего Олега, в том числе и на город Киев в 907 году, меряне указаны в составе его войска, идущего на Царьград[37].

Еще более древними являются финно-угорские названия многих рек Любимского края:

Река Обнора – главная река нашего района. Название «обнора» - сложное, состоящее из двух древних корней. Лучше всего корень «Об» переводится из иранского об – вода. Однако из-за большой удаленности этот перевод просто совпадение. Такой же корень «Об» можно найти в коми языке, так же родственном мерянскому языку. Об на языке коми означает снег. Второй корень «Нор» (нар, нер) очень древний термин, входящий во многие речные и озерные названия Евразии, переводится как вода, река. В результате можно перевести название Обнора, как снежная река, что в условиях нашего климата звучит вполне правдоподобно.

Название реки Уча, также имеет финно-угорские корни. Термин ухча (ухта) на языке древнего прафинно-угорского населения означает река. Кроме того, в Финно-угорской мифологии Учи (уччи, ачи) – враждебные людям лесные существа, обладающие зооморфными чертами.

Название реки Соть тоже мерянское. Семантически его следует сблизить с коми «сотны» - «жечь, палить», «сотчом» - «гарь, горевший, выгоревший». Мотивировка топонима могла отражать наличие лесных или торфяных пожаров (гарей) по берегам реки.

Большей частью река Куза протекает по Любимскому району Ярославской области, где местное население называет эту реку «Кульза», но истоки её всё же находятся в Грязовецком районе, и там река носит название «Куза». Финское «кууси», эстонское «кууск», вепсское «куз», марийское «кож» в переводе означает «ель, еловый лес», поэтому перевод топонима Куза особых затруднений не вызывает. Сложнее решить вопрос, какое из финно-угорских наречий создало это речное название?

В прибалтийско-финских топонимических системах название с подобной основой звучало бы как Кузеньга или Кузюга, а вот для мерянской топонимии отсутствие форманта является очень характерной чертой (на севере Ярославской области есть реки Носа, Меда, Уча, Кода, Божа).

Куза - левый приток Обноры, выше по течению ее находится устье правого притока с любопытным названием Ельник. В русской топонимической системе такая форма топонима без постороннего вмешательства появиться просто не могла - было бы, скажем. Еловая или Ельница. А вот Ельник - это прямой перевод мерянского топонима Куза.

Вот только малая часть названий доставшихся нам в наследство от древнего племени Меря. Но еще десятки и сотни названий ждут своего часа, чтобы открыть загадочную тайну своего происхождения.

Из названий населенных пунктов к таким топонимам следует, прежде всего, отнести «Рузбугино» и «Тильбугино». По утверждению краеведа из города Елабуги В.В.Тукмачева, «Рузбугино» имеет перевод только с одного единственного языка, а именно мордовского.

Теперь пройдёмся по названию реки Волга. Хотя она и не протекает в Любимском районе, однако её близость тоже может пролить свет на некоторые исторические факты.

Версия №1.

Основное толкование связывается с терминами «вода» и «жидкость». Так, первоначально общеславянское «вода» сохранилась в виде собственного имени «Волга». Как примеры, - польское Вильга, чешское Влга.

Версия №2.

Слово «Волга» заимствовано из финского «Valken» (валкеа) – белый. Есть соответствующее слово «Valge» (Валге) в эстонском языке. Есть ливское слово «Vaalda», вепское "Vauged" (ваугед). Все они восходят к общему слову "Валгда". Ливский и вепский языки относятся к финно-угорской группе языков. Вот отсюда-то и происходит название Вологды, а также Волги, в значении белая, ясная. Стало быть, возможны финские основы происхождения слова "Волга".

Версия №3.

Гидроним "Волга" так или иначе связан со славянским словом "вода", которое в древнерусском языке и в некоторых диалектах звучало как "волога" (отсюда, кстати, и имя реки Вологды и старинного города на ней). Весь вопрос в том, сколь далеко в глубины прошлого общеиндоевропейского языкового единства уходят корни данного лексического субстрата. Когда-то существовал древний народ "пани". Оказывается, предводителя панского народа величали Вала! Такое имя нам знакомо уже из Библии: Ваал - верховное древнесемитское языческое божество, чье настоящее имя было Баал. Имя древнеарийского Вала (доиндоевропейского Ваала) сохранилось во многих современных географических названиях: Валаам, Валдай и др. Особенно показателен второй топоним, образованный путем соединения двух архаичных корней "вал" +"дай" (по типу "Дай, Бог" или Дажбог"). Думается, не надо напоминать, что Волга берет свое начало на Валдае.

Обожествленная ипостась ведийского Вала обнаруживается сплошь и рядом. Во-первых, от древнеарийского теонима произошло имя чисто русского скотьего бога Велеса (поэтому неудивительно такое пристрастие ведийского Вала к похищению коров). Во-вторых, корни данного божества уходят в глубины доарийской этнокультурной и лингвистической общности: имя Вала (Ваал, Баал) вполне сопрягается с именем другого славянского божества - Бела, или Белбога. В-третьих, архаичный корень "вал" получил широкое распространение и в других мифологических именах: например, у скандинавов известен Вали, ребенок-мститель, сын верховного бога Одина; тот же корень присутствует и в широко известных названиях "валькирии" и "валгала".

Версия №4.

Очень часто название реки берётся от озера, из которого или близ которого берёт начало река. "Нева" от Нев-озера, "Нерль" - от озера Неро. Возможно, что топоним (вернее, гидроним – "водяное" имя) Волги пошло на сей раз не от верховья (озеро Волго), а от низовья. А именно – Каспийского моря, которое в античной литературе называлось Гирканским. Слово "Гиркания" можно перевести как "страна волков". В защиту этой теории можно привести примеры названия других русских и зарубежных рек. При этом заметить "фаунистический" (животный) характер имён: Медведица, Волчина, Волчий путь, Волчьи ворота.

"Тир" - зверь, родственное немецкому "Tier". Это наименование сближается с названием "Терса" (приток Волги в Саратовской области). Есть и ещё одна Терса – правый приток Медведицы в бассейне Дона. Знаменитый путешественник Марко Поло называл Волгу – Тир.

В латвийском языке слово "Vielu" означает волк. Вологда стала называться так из-за перестановки звуков в слове Волкотта. Севернее, течёт река Волхов, чьё название близко к слову "Волга". Что касается Вольги - богатыря, то тут есть связь с именем оборотня, превращающегося в волка.

информация из разных газет (ещё советского времени)

Версия №5.

Этому названию соответствует чеш. Vlha – река бассейна Лабы, польск. Wilga – река бассейна Вислы, отсюда вероятнее всего принять праслав. *Vьlga, ср. волглый, польск. wilgoc "влажность", с другой ступенью чередования: русск. волога, ст.-слав. влага (ср. интонацию: -оло- и Волга, а не *Волга). Из *Повьлжье или *Повължье произошло др.-русск. Поволожье, ср. воложка.

Фонетически невозможно объяснение этого названия из фин. valkea "белый", эст. valge. Волга является преобразованием др.-мар. *Jyl, зап.-мар. Jl, вост.-мар. Jul, но последнее название объясняется из тюрк. (ср. тат., башк. jyla "ручей, река", тат., казах. yla, ногайск. yla) и объяснять из него русск. Волга затруднительно в фонетическом отношении. Древнейшее название Волги – морд. э. Rav, Ravo, морд. м. Rava, обычно объясняемое из индо-ир.; ср. авест. Raha, др.-инд. Rasa, Streifzuge. объясняет морд. э. Rav из индо-ир. *Srava, ср. др.-инд. srava "течение" (подробно на остров). Менее приемлемо сравнение ` с фин. rapa "грязь, ил", эст. Raba. Распространено, наконец, в качестве названия Волги: чув. Atal, Adyl, тат. Idyl, чагат. Atil, Adil, казах. Edil, тат. Kara Idyl "Волга", Ak Idyl "Кама или Белая", монг. Iil, Eil, калм. Idzl. русск. Волга, чеш. Vlha, польск. Wilga – от названия птицы русск. иволга, чеш. vlha.

Этимологический русскоязычный словарь Фасмера

Версия №6.

Названия рек уходят в глубину веков. И разгадка их происхождения позволит лучше понять нашу древнюю историю. Вернувшись из туристической поездки в древний русский город Каргополь, что стоит на реке Онега, я стал задумываться о происхождении названий Каргополь, Онега... По одной из версий Каргополь - каргино поле, где карга - ворона. Слово "карга" на татарском и есть ворона. На русском это слово сейчас обычно используется только в значении "старуха" (злая и безобразная). Но на древне - русском - "карга" была тоже ворона. Меня заинтересовало, что многие старые русские слова и названия Северных (в основном) рек оканчиваются на "-га". Например: нога, телега, вьюга. Или реки: Онега, Молога, Чурьега, Пинега. Да и та же Волга.

Покопавшись в интернете, я раскопал, что корень " га " в санскрите означает аспект движения (сравни с йога, что означает буквально "путь к себе"). И точно такое же значение этот корень имел и в старославянском языке. Отсюда нетрудно догадаться, что означает "кар"+"га" - это перемещающийся в пространстве "кар", то есть ворона (птица, которая говорит "кар"). В названиях рек "-га" - тоже характеризует движение, то есть, можно считать "-га" в данном контексте и есть "река". Так Онега будет "Большая река" (название реки трансформировалось сначала в прибалто - финское "Enojogi", где "Eno" - Большой, Великий, Главный). Следует сказать, что Волга означает то же самое - "Большая река" или "Великая река". "Вол" - великий, большой (сравни с древнерусским "вол" - великая, большая скотина, кастрированный бык), "га" - движение, течение, река.

А.А. Тюняев, президент Академии фундаментальных наук, активно участвующий в работе секции "Древнейшая история Руси" подтверждает, что имя Волги – "Великая" – давно признано этимологами. Также он доказывает, что название "Ока" - означает "вода", "река" и от него пошли лат. aqua, франц. eau, ит. acqua, исп. agua, гот. аhа и другие. В частности, и финское jokki (joki), эстонское - jõgi, вепское - jogi

Владимир Афонин http://my.mail.ru/community/etymologia/ACB3EA276CE7E90.html

РАССЕЛЕНИЕ СЛАВЯН С ДУНАЯ.

Составитель Начальной летописи не поможет нам в этом искании. У него другая точка зрения: он панславист; исходя из своей идеи первобытного единства славянства, он прежде всего старается связать ранние судьбы родной Руси с общей историей славян. Начальная летопись не помнит времени прихода славян из Азии в Европу. В учёном этнографическом очерке, поставленном во главе Повести временных лет, она застаёт славян уже на Дунае. Из этой придунайской страны, которую она называет землёю Венгерской и Болгарской, славяне расселились в разные стороны. Оттуда же вышли и те славяне, которые поселились по Днепру, его притокам и далее к северу. Летопись рассказывает, что, когда волхи напали на славян дунайских, сели среди них и начали их угнетать, одни славяне ушли и сели по Висле, прозвавшись ляхами, другие пришли на Днепр и прозвались полянами, а поселившиеся в лесах - древлянами и т. д. Волхи или волохи - это, по мнению исследователей, римляне. Речь идёт о разрушении императором Траяном царства даков, которым его предшественник Домициан принуждён был платить дань. Это указание на присутствие славян в составе Дакийского царства и о передвижении части их с Дуная на северо-восток от римского нашествия в начале II в. по р. х. - одно из самых ранних исторических воспоминаний славянства и отмечено, если не ошибаюсь, только нашей летописью; трудно лишь догадаться, из такого источника оно заимствовано. Но его нельзя принять за начало нашей истории: оно касалось не одних восточных славян и притом говорит о разброде славянства, а не о сформировании среди него какого-либо союза.

ИЗВЕСТИЕ ИОРНАНДА.

Наша летопись не помнит явственно, чтобы восточные славяне где-либо надолго останавливались по пути с Дуная к Днепру; но, сопоставляя её смутные воспоминания с иноземными известиями, узнаём о такой промежуточной остановке. В III в. по р. х. наша страна подверглась новому нашествию, но с необычной стороны, не с востока, из Азии, а из Европы, с Балтийского моря: это были отважные мореходы-готы, которые по рекам нашей равнины проникали в Чёрное море и громили Восточную империю. В IV в. их вождь Германарих завоеваниями образовал из обитателей нашей страны обширное царство. Это было первое исторически известное государство, основанное европейским народом в пределах нынешней России. В состав его входили различные племена восточной Европы, в названиях которых можно распознать эстов, мерю, мордву - всё будущих соседей восточных славян. Были покорены Германарихом и венеты или венеды, как называли западные латинские писатели славян с начала нашей эры. Историк готов Иорнанд, который сообщает эти известия о царстве Германариха, не указывает, где тогда жили эти венеты, собственное имя которых Σχλαβα в византийских известиях появляется с конца V в. Зато этот латинский писатель VI в., хорошо знакомый с миром задунайских варваров и сам варвар по происхождению, РОДОМ из Мизии, с нижнего Дуная, обстоятельно очерчивает современное ему географическое размещение славян. Описывая Скифию своего времени, он говорит, что по северным склонам высоких гор от истоков Вислы на обширных пространствах сидит многолюдный народ венетов. Хотя теперь, продолжает Иорнанд, они зовутся различными именами по разности родов и мест поселения, но главные их названия - склавены и анты. Первые обитают на север до Вислы, а на восток до Днестра (usque ad Danastrum); леса и болота заменяют им города. Вторые, самые сильные из венетов, простираются по изогнутому побережью Чёрного моря от Днестра до Днепра. Значит, славяне, собственно, занимали тогда Карпатский край. Карпаты были общеславянским гнездом, из которого впоследствии славяне разошлись в разные стороны. Эти карпатские славяне с конца V в., когда греки стали знать их под их собственным именем, и в продолжение всего VI в. громили Восточную империю, переходя за Дунай: недаром тот же Иорнанд с грустью замечает, что славяне, во времена Германариха столь ничтожные как ратники и сильные только численностью, «ныне по грехам нашим свирепствуют всюду». Следствием этих усиленных вторжений, начало которых относят ещё к III в., и было постепенное заселение Балканского полуострова славянами. Итак, прежде чем восточные славяне с Дуная попали на Днепр, они долго оставались на карпатских склонах; здесь была промежуточная их стоянка.

РАССЕЛЕНИЕ ПО РУССКОЙ РАВНИНЕ.

Византийские писатели VI и начала VII в. застают задунайских славян в состоянии необычайного движения. Император Маврикий (582 - 602), долго боровшийся с этими славянами, пишет, что они живут точно разбойники, всегда готовые подняться с места. посёлками, разбросанными по лесам и по берегам многочисленных рек их страны. Прокопий, писавший несколько ранее, замечает, что славяне живут в плохих хижинах, разбросанных поодиночке, на далёком одна от другой расстоянии, и постоянно переселяются. Причина этой подвижности открывается из её следствий. Византийцы говорят о вторжениях задунайских славян в пределы Империи во второй четверти VII в.; приблизительно с этого времени одновременно прекращаются и эти вторжения, и византийские известия о задунайских славянах: последние исчезают куда-то и снова появляются в византийских сказаниях уже в IX в., когда они опять начинают нападать на Византию с другой стороны, морским путём, и под новым именем Руси. О судьбе восточных славян в этот длинный промежуток VII - IX вв. находим у византийцев мало надёжных известий. Прекращение славянских набегов на империю было следствием отлива славян с Карпат, начавшегося или усилившегося со второй четверти VII в. Этот отлив совпадает по времени с аварским нашествием на восточных славян, в котором можно видеть его причину.

Все эти данные имеют большую общеисторическую цену; но они относятся больше к истории нашей страны, чем к истории нашего народа. Наука пока не в состоянии уловить прямой исторической связи этих азиатских посетителей южной Руси с славянским населением, позднее здесь появляющимся, как и влияния их художественных заимствований и культурных успехов на быт полян, северян и проч. Присутствия славян среди этих древних народов незаметно. И сами эти народы остаются этнографическими загадками. Историческая этнография, изучая происхождение всех этих народов, пыталась выяснить, какие из них принадлежали к кельтскому и какие к германскому или славянскому племени. В такой постановке вопроса есть, кажется, некоторое методологическое недоразумение. Эти племенные группы, на которые мы теперь делим европейское население, не суть какое-либо первобытное извечное деление человечества: они сложились исторически и обособились в своё время каждая. Искать их в скифской древности значит приурочивать древние племена к позднейшей этнографической классификации. Если эти племена и имели общую генетическую связь с позднейшим населением Европы, то отдельным европейским народам трудно найти среди них своих прямых специальных предков и с них начинать свою историю.

На протяжении нескольких веков Обнорский край называют Фиваидой севера. И действительно именно сюда, в глушь непроходимых лесов и болот потянулись один за другим ученики Преподобного Сергия Радонежского. Целый сонм святых угодников Божьих освятили своими трудами и подвигами о Господе этот суровый край. Как минимум восемь монастырей находилось на территории Любимского района. Одним из первых был образован Воскресенский Обнорский монастырь. Ученик Преподобного Сергия Радонежского инок Сильвестр. С детства любивший молитвенное уединение, в дремучем лесу на берегу Обноры в 20 километрах от современного Любима водрузил крест и построил небольшую келлию. Дни и ночи проводил Святой отшельник в молитвах и строгом посте. К Сильвестру стали приходить люди за благословлением и советом. Многие оставались в пустыни. И тогда Святой отшельник решил основать в том месте храм и при нём монастырь. С благословления Митрополита Московского Алексия храм был построен и освящён в честь Воскресения Христова. Преподобный Сильвестр стал первым игуменом этого монастыря. В последствии монастырь прославили своими духовными подвигами ещё два Святых: Преподобный Павел Комельский и Обнорский и Преподобный Сергий Нуромский. Недалеко от монастыря Преподобный Сильвестр собственноручно выкопал четыре колодца. Один из них существует и сейчас. Место уединения Святого для молитв получило название “заповедной” рощи. При жизни преподобный Сильвестр Обнорский был известен как неустанный труженик, просветитель и милосердный утешитель страждущих. После смерти Сильвестра его обитель стала местом поклонения. Особо почиталось место погребения преподобного, так как от гроба его происходили чудесные исцеления.

Недалеко от Воскресенского монастыря находился Вознесенский мужской монастырь, а на самом севере района Афанасьев монастырь. В семи километрах от Любима был Христорождественский, что в Носкове, мужской монастырь. Ещё один Христорождественский монастырь располагался в 25 километрах от Любима, в месте слияния рек Соть и Ильдома. На месте, где сейчас городское кладбище существовала Афанасьевская мужская пустынь. Успенский Шаренский монастырь стоял в семи верстах от Любима, в устье реки Шарны. Последним по времени основания является ныне действующий Спасо-Геннадиев монастырь, основанный Преподобными Корнилием Комельским и Геннадием Любимоградским. Преподобный Геннадий, в миру Григорий родился в Литве. Вопреки недовольству родителей юноша Григорий решил посвятить свою жизнь Господу. Он отправился в Россию и нищим странником пришёл на реку Свирь в пустыню к Преподобному Александру и далее, по наставлению Святого, в комельский лес, в обитель Преподобного Корнилия. Григорий стал учеником Преподобного Корнилия. После испытания Святой старец постриг Григория и дал ему имя Геннадий. Впоследствии вместе с наставником Геннадий отправился устраивать новую, пустынную обитель. Так был основан монастырь на Сурском озере. Святой Геннадий неутомимо трудился, пребывал в посте и молитве, носил на себе вериги, железные кресты и тяжёлые цепи. Множеством чудес известен Преподобный Геннадий: он излечивал и пророчествовал, просвещал и укреплял веру в людях.

В девятом - десятом веках территория края заселяется славянскими племенами. Постепенно местное мерянское население растворилось в потоке пришлого, славянского. Наш край стал славянским, русским. Свидетельством пребывания славянских племен на территории нашего района являются топонимы -древние названия поселений, например Исады.

Исад, Исады – пристань, прибрежный поселок. В старину слово это употреблялось и как собственное имя (название о-ва на Волге, Ипат. летопись 6690 г.). Ныне во Владимирской и Нижегородской губ. есть селения у пристаней с назван. Исад, Исады; слово И. встречается и в названиях рыбных ловель. В Архангельской, Вологодской, и Пермской губ. И. называют отмель, песчаный берег реки, косу, заросшую ивняком.[38]

Сосредоточение таких названий на карте определяют ядра древнейшего освоения территории.

Что же касается, находящегося рядом с выше перечисленными населенными пунктами, села Закобякино, я уже высказывал в статье по истории села версию о финно-угорских корнях названия «Закобякино». В пользу этой версии говорит и тот факт, что наше Закобякино не одиноко. Кроме того, в словаре Владимира Даля мы встречаем однокоренное слово «кобякнуть», которое означало ударить, грянуть, уронить, бросить, кинуть оземь, грохнуть, -ся, шлепнуться, упасть, растянуться. Учитывая то, что вокруг Закобякино существует множество небольших оврагов, может иметь место и это славянское происхождение названия села.

Поэтому рассматривать версию финно-угорских корней названий, как единственно верную, пока рано. Тем более что не лишена оснований версия о славянском происхождении названия «Закобякино»

КОБЕНИТЬСЯ – Этот глагол, имеющий значение «кривляться», образован от кобь – «волхвование, гадание», «негодный человек». Первоначально означало – «кривляться во время гадания». Кобь имеет аналоги в германских языках. А учитывая, что неподалёку есть деревня Исады (пристань со старославянского) на реке Костроме. То вполне возможно предположить, что эта деревня носит истинно славянское название. [39]

«Однажды на охоте он (Малюта Скуратов) ушёл далеко от всех и заблудился, долго блуждал по дремучему лесу пока не встретил одного охотника, который и рассказал ему как выйти в ближайшее селение – наш Починок. Здесь он нашёл хороший отдых у одной бобыльской вдовы…С тех пор эта деревня стала называться не просто «Починок», а Малютин Починок.

…Жители соседней деревни прослышали, что Малюта носит с собой ларец, в котором по их мнению хранилась царская казна, однажды подкараулив его спящим, украли этот ларец и спрятали его в тюрик (Тюряк, тюрячок, вост. тюрик вят. тюрюк костр. сумка из писчей бумаги, какие делают школьники; | ниж. мешок вообще, или сума. Клади в тюряк! Бабья рубашка тот же тюрюк. | Бумажная треугольная шляпа школьников. | Тюрюк, колпак мешком, надеваемый на преступника при смертной казни. Холщовый тюрюк. Тюрик вологодск. головная девичья повязка, колпаком)[40], отчего и деревня эта после стала носить название – Тюриково.

Увидев, что в ларце казны нет, а только барма (украшение из драгоценных камней, привешиваемое к воротнику верхней одежды) и боясь расправы, они закопали этот ларец в гумнах соседней деревни, от чего эта деревня стала носить название Барманово.»[41]

От кельтов в Европе сохранилось много топонимов, например, Дунай, Рейн, Альпы, Британия. Многие современные народы называются по главным племенам кельтов: бойи (Богемия, Boioheim, страна бойев); гельветы (Гельвеция = Швейцария); белги (Бельгия); секваны, эдуи. Кельты обитали в Бельгии и Швейцарии, на юге Германии и в Австрии, в Северной Италии, на севере и западе Испании, Британских островах, в Чехии, Венгрии и Болгарии. Римляне называли их галлами и путали с германцами[42].

В современной Европе осталось всего несколько недорезанных германцами кельтских народностей: три в Великобритании и Ирландии (в частности, сами ирландцы), а также баски в Испании. Остальные ассимилированы германскими племенами или уничтожены ими. Интересно, что кельты в родстве со славянами. Антон Платов пишет:

«Во многих случаях племена славян и кельтов сливались так прочно (или не разделялись?), что историки не в состоянии отнести некоторые народы к той или иной ветви (карпатские норики, альпийские венеды)».

Суооми, или финно-угоры занимали всю северо-восточную Европу, от Ледовитого океана до Карпат, от Балтики до Урала. Это были племена чудь, мурома, меря, коми, эсты, мещера, венгры и многие другие... образовавшиеся от тех людей, что действительно первыми, до индоевропейцев, пришли сюда после ледника, приспособились, обжились.

Финны – немецкое название чуди. Чудь – русское название финнов. Сами себя коренные жители северной и центральной России называли суооми. Они были частично вытеснены славянами, но в значительно большей мере славяне и суооми «перемешались».

Русские – это потомки тех суооми, которые приняли и переработали применительно к условиям своей жизни славянский язык и земледельческую культуру, германскую техническую культуру и христианскую религию.

Славянское расселение отсекло венгров от их финских соплеменников. В русских летописях венгры названы угорцами (у гор), а Карпаты – Угорами. Название от русских попало на запад, но в старо-латинском путают U и V: Uigria = Vengria. Отсюда пошли названия Угрия,

Уйгурия; через много-много лет исследователи стали искать на карте мира место для приложения названия Уйгурия и отыскали его в конце концов в Азии. Однако полагаем, азиатская Уйгурия – результат миссионерской деятельности выходцев из Венгрии по распространению иудаизма, который они вполне удачно разнесли от Хазарского каганата на западе до Уйгурского и Киргизского каганатов на востоке. Не надо венгров производить от узбеков; надо, кроме географии, присмотреться и к истории религий. В самом деле, не станем же мы «выводить» иудаизм из Китая!

В средневековой Венгрии было более семидесяти четырех этнонимов с названием Orosz, которое некоторые исследователи полагают за русский. Население здесь жило чересполосно, и специальное слово Orosz давало возможность выделить речью места, в которых компактного проживали людей другой национальности. Вообще в Венгрии чередовались поселки самых разных племен, тут были и германцы, и латиняне, и славяне, и евреи, и многие прочие. Венгрия была как бы гвоздем, вокруг которого вертелась вся Европа вплоть до открытия в Германии железных руд; до этого момента в венгерской местности Пешт концентрировалось железоделание мира, соответственно тут «крутились» большие деньги, на запах которых слетались (и поселялись) разноплеменные люди[43]16.

Согласно учению Л.Н. Гумилева, этносы могут уцелеть, только если приспособятся к ландшафту, природным и климатическим условиям, в пределах которых им приходится жить. Народ вынужден корректировать свое поведение, создавая определенные правила взаимоотношений в обществе, отношения к природе, нормы хозяйствования.

Поведение людей становится стереотипным для каждого члена сообщества; усвоенные стереотипы, освященные исторической традицией, составляют культуру, отличающую членов одного этноса от другого.

Даже не уходя вглубь веков, прямо сегодня мы можем видеть на Земле и племена, собирающие ради пропитания «дары лесов», и народы, запускающие корабли в космос. То есть, занимаясь историей, надо учитывать влияние конкретных проявлений единства пространства и времени (природы) на человека и общество.

Можно ли сказать, что первобытные племена Амазонии живут в XXI веке? Нет, они живут в первобытном каком-то веке, а если попытаться «встроить» эти племена в современную цивилизацию, они просто исчезнут. Одним народам для выживания нужно все время что-нибудь изобретать и технически развиваться. Другим для выживания ни в коем случае не нужно ничего изобретать.

Влияние природы на стереотипы поведения людей и развитие их культуры проявляется трояко.

1. Естественные медленные изменения в географической среде вели к естественному медленному развитию и закреплению правил поведения. Например, охотничье житьё было практически одинаковым на севере Европы, в Сибири, Аляске и Канаде.

2. Природное разнообразие на территории, занимаемой каким-либо одним этносом, приводило к соответствующему разнообразию стереотипов поведения и освоению людьми разнообразных видов деятельности, к умению быстро приспосабливаться к любым изменениям.

3. Однообразие среды, когда люди длительное время жили в одной и той же местности при неизменных природных условиях (весь год лето или, наоборот, лето не отличишь от зимы) создавало определенную региональную специфику жизни, устойчивую и монотонную.

Человечество едино, а человек анатомически, физиологически и психологически одинаков ВЕЗДЕ, и от природных только условий местности, в которых он развивался, зависит, каким он стал и как ведет себя по отношению к обществу и природе.

Таежному охотнику нет нужды выдумывать плуг. Охотник не станет ждать, пока на него с неба свалится банан. Охотничья семья существует сама по себе; у охотников не может быть царя. Техника охотничьего хозяйства, и даже совершенствование орудий охоты и рыбной ловли препятствует переходу к классовой организации, которая предполагает создание определенных излишков ценностей. Охота основана на использовании природных ресурсов без накопления излишков. Охотничье общество не может перейти на более высокую ступень через свое саморазвитие, так как у его членов нет необходимости отказываться от охоты и ловли рыбы.

Причиной же перехода к другой деятельности в центрах самостоятельного развития было истощение природных ресурсов, причем таких центров не могло быть много; хватит одного! Затем общение охотников с племенами, живущими в принципиально других условиях и имеющими в результате иного природопользования другие продукты – земледельческие, скотоводческие – дало вполне достаточную причину к возникновению обмена. Возрастание потребности в продуктах земледелия и животноводства привело к началу собственного производства, отказу от охоты как единственного занятия.

Поясним это на примере Африки. В ней почти нет активно полезных, с точки зрения современного человека, животных. Большая часть имеющихся ныне в Африке домашних животных привезена из Азии. Слон до последнего времени не поддавался дрессировке (вопреки легендам об «участии» слонов в древнеримских войнах). Лошадь привели с собой арабы, верблюд в начале нашего летоисчисления не проникал дальше Египта. Рогатый скот не африканского происхождения. Свинья завезена из Европы, козы из Азии. Африканцы не занимались ничем, кроме простого использования даров природы, и прекрасно себя чувствовали. Они переходили к более сложным видам деятельности только под влиянием культурных народов.

В культурном же обществе, например, земледельческом, перемены в деятельности людей могут происходить не только из-за природного разнообразия, но также из-за изменений в среде обитания, вызванных самой человеческой деятельностью. Так, истощение верхних слоев почвы требует более глубокой обработки земли, что влечет за собой дальнейшее общественное и техническое развитие: появление плуга, разведение крупного скота как тягловой силы и так далее.

Вот теперь появляется необходимость в контакте с соседними племенами. Если раньше такой контакт был бы просто привлечением конкурентов на свою территорию, то повышение уровня развития производительных сил, появление качественных различий в производимой продукции выводит культурные племена из географической изоляции, позволяя установить действенные связи с соседями.

Проще говоря, им уже есть, чем обмениваться. Остается решить вопрос об удобных путях сообщения.

Итак, без учета фактора пространства (географической среды обитания) невозможно правильно определить, как развивалось общества во времени. Природа влияет на скорость и направление такого развития. И мы привели эти рассуждения потому, что они имеют прямое отношение к ранней истории Руси, а впрочем, и Европы вообще.

Официальное летописание на Руси началось в XV веке, почти одновременно с завоеванием Царьграда турками (1453 год), и вели его так называемые приказные дьяки, – сообщают историки. Этот всеми признанный факт означает лишь одно: мы не имеем надежных материалов по государственной истории России для более ранних времен. И что интересно, в летописях приказных дьяков никаких упоминаний о «древних рукописях» нет!

Изучение истории и систематизация летописных данных начались еще позже. Основными составителями русской истории стали: основоположник норманнской теории происхождения Русского государства Готлиб Зигфрид Байер (1694–1738) и ярый враг норманизма М.В. Ломоносов (1711–1765), В.Н. Татищев (1686–1750) и Герард Фридрих Миллер (1705–1783). А также князь М.М. Щербатов (1733–1790), чья «История России с древнейших времен» в семи томах стала как бы прологом к Карамзину (1766–1826).

Посмотрите на даты жизни этих ученых! Они составляли древнюю русскую историю в XVIII веке.

Интересно, что прежде, чем приступить к написанию истории Древней Руси, Г.Ф. Миллер десять лет провел в Сибири, разыскивая ТАМ копии документов по истории Руси. Странно, не правда ли? Отчего же поехал он в Сибирь для собирания исторических документов? Ведь «Древняя Русь» располагалась отнюдь не в Сибири! Очевидно, архивы старых русских городов вызывали у историка сомнения, и он полагал, что вдали от политических центров может найти более достоверные материалы.

Лишь в XIX веке, в 1805–1809 годах Август Людвиг Шлетцер, немецкий историк на русской службе, впервые опубликовал, да и то по-немецки, Несторову летопись. В 1809–1819 годах Д.И. Языков перевел ее на русский язык, посвятив свой перевод императору Александру I. И в это же время, в самом конце XVIII века или в начале XIX, графом А.И. Мусиным-Пушкиным (1744–1817) была открыта Лаврентьевская летопись, а издали ее только в 1846 году. Тот же Мусин-Пушкин в 1795 году обнаружил и рукопись «Слова о полку Игореве».

Первая связная «История Государства Российского» со времени его воображаемого основания появилась уже в XIX веке. Составил ее Н.М. Карамзин, который в 1816–1825 годах выпустил при субсидии правительства одиннадцать ее томов, а последний двенадцатый том вышел в 1826 году после его смерти...

Такова история сведения воедино данных разных летописей и их первичных толкований. Рассмотрим же историю появления самих русских летописей.

Только при Петре I широко распространилось то написание букв, которое мы знаем сейчас, так называемое гражданское письмо. До этого пользовались церковно-славянским письмом, и книжным был вовсе не русский язык, а только церковно-славянское литературное наречие, родственное словацкому.

Первой же книгой на действительно русском языке стал перевод сочинения Леонарда Фронспергера «О военном деле», сделанный по повелению царя Алексея Михайловича, отца Петра I, в 1647 году, а первый опыт русской грамматики появился за границей на латыни под названием «H. W. Ludolfii Grammatica Rossica». А значит, все памятники русской литературы, созданные до 1647 года, должны обнаруживать признаки влияния юго-западных славян, которые и являются, собственно, нашими первыми учителями и просветителями. Поэтому нет ничего удивительного, что русская летопись, носившая прежде название Несторовой, а теперь называемая просто «Начальной русской летописью», несет следы западнославянского влияния. Эта летопись дошла до нас в нескольких копиях, из которых в начале XIХ века были знамениты следующие:

1) «Повести временных лет Нестора черноризца Феодосиевого монастыря Печерского». Этот список с именем Нестора принадлежал сначала известному собирателю рукописей П. К. Хлебникову (ум. в 1777), затем С. Д. Полторацкому (1803 – 1884), а откуда взял его Хлебников – неизвестно. Написан документ на бумаге в малый лист полууставом, повествование доведено до 1098 года.

2) «Русский Временник, сиречь Летописец, содержащий Российскую Историю от 6370 (862) по 7189 (1681) лето. 2 части. Москва. 1790».

3) «Летописец, содержащий в себе Российскую Историю от 6360 (862) по 7106 (1598) год. Москва, 1781», называемый также Архангельским списком.

Самый интересный из всех существующих списков[44](и можно думать, древнее не найти) – это Радзивиловская летопись. Документ написан полууставом конца XV века и украшен 604 интересными рисунками, имеющими важное археологическое значение, за что и называется лицевым, то есть иллюстрированным списком. На листе, приклеенном к переплету, находятся три записи на белорусском наречии юмористического содержания, пародирующие летописца. Например: «Две недели у Пилипово говение (Филиппова поста) Пурфен Пырчкин жито сеял у року девятьдесятом». Или: «В року шессот третьем за 6 недель перед великоднем (пасхою) водлуг (по счету) старого календаря, кобыла сивая ожеребилася», и прочее в том же духе.

В конце рукописи имеется приписка, что она была подарена Станиславом Зеновичем князю Янушу Радзивиллу. А потом она в 1671 году поступила в Кенигсбергскую библиотеку от князя Богуслава Радзивилла, как видно из печатного ярлыка с гербом города Кенигсберга и подписью.

В 1716 году Петр I приказал снять с этой рукописи копию, которая могла быть, затем переснята в России, причем не в одном экземпляре. А во время семилетней войны в 1760 году и сам Кенигсбергский оригинал был приобретен для нашей Академии Наук.

И уже в 1767 году он был напечатан в Петербурге весь, как есть, «без всякой переправки в слоге и речениях», в издании «Библиотека Российская Историческая. Древние летописи».

Вот настоящее начало Русских летописей! Понятно, что книга, распространившись в сотнях экземпляров по тогдашним еще малочисленным оазисам грамотности, сильно возбудила воображение своих читателей, никогда не видавших еще ничего подобного. Она, конечно, вызвала естественное желание пополнить эти сведения и продолжить их за 1206 год, которым повествование оканчивается или, вернее, обрывается, вслед за такими словами: «Того же месяца (марта) 19 (числа) 1206 (года) преставися (умерла) великая княгини Всеволожа (жена Всеволода Юрьевича, великого князя), пребысть бо в монастыри 18 дни постригшеся, а всея болести ея 8 лет; наставше 9-му лету пойде к богови. Ту сущу великому князю, плачющюся над нею, и Юрюю, сыну ея, плачющися, и не хотящю ся утешити, зане бе любим ею, и Всеславе ту же, и епископу Иону и смоленьскому епископу Михаилу, и игумену Отрочего монастыря, зане беста приехала и Смоленьска от Мстислава молится о извиненьи его, и Симону игумену, отцю ея духовному, и инемъ игуменом, и презвитером, певшим обычныя песни, опрятовше тело ея, вложиша ю в гробъ каменъ, и положиша ю в церкви святыя Богородице».

Понятно, что внезапная приостановка Радзивиловой летописи на таком интересном месте должна была показаться прямо невыносимой для любознательного читателя, впервые ознакомившегося с нею после ее печатного издания в 1767 году. Потому и начались ее переписки с продолжениями, важнейшими из коих являются Лаврентьевский список и «Рукопись Московской Духовной Академии».

Лаврентьевский список, иначе называемый Суздальским или Мусин-Пушкинским, имеет заголовок «Се повести временных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Русская земля стала есть». Под заголовком рукописи можно разобрать: «Книга Рожественского монастыря Володимирского».

Эта рукопись, переписавшая с мелкими поправками весь Радзивиловский список, доводит рассказ до 6803 (по нашему счету 1305) года, но вдруг заканчивает неожиданной припиской 1377 года, то есть через 72 года после окончания летописи: «Радуется купец, прикуп совершивший и кормчий приставший к пристане, и путник, пришедший в свое отечество. Так радуется и книжный писатель, кончая книгу. (Радуюсь) и я худой, и недостойный, и многогрешный раб божий Лаврентий монах. Начал я писать сии книги, называемые Летописец месяца Генваря 4 на память святых отцов наших аввад (аббатов), в Синае и Раифе избиенных, князю великому Дмитрию Константиновичу, по благословению священного епископа Дионисия (Суздальского) и кончил месяца Марта 20 в лето 6885 (1377 год). И ныне, господа, отцы и братья, если где описался, или переписал не кляните, занеже книги (которыми я пользовался) изветшались, а ум (мой) молод, не дошел».

А вопрос о том, почему же автор свое «последнее сказание» закончил за 72 года до «окончания трудов», так и остается открытым.

Как и когда получили мы «Лаврентьев список»? Его собственная история не уходит глубже самого конца XVIII или начала XIХ века. В начале XIХ столетия он был преподнесен известным коллекционером книг графом А.И. Мусиным-Пушкиным императору Александру I, который передал его в Публичную библиотеку. Вот и всё.

Вторая важнейшая копия Радзивиловского списка – «Рукопись Московской Духовной Академии», написанная полууставом на 261 листе. На первом листе помечено: «Живоначальные Троицы», поэтому она называется «Троицкой», а на последнем листе написано: «Сергиева монастыря». До 1206 года текст копирует Радзивиловскую летопись почти дословно, с ничтожными поправками. А с того момента, на котором кончается Радзивиловский оригинал, она ведет непрерывное внешне продолжение, но уже совсем в другом тоне, чем Лаврентьевская за те же годы, и доводит свой рассказ до 1419 года довольно самостоятельно, не повторяя оригинальной части Лаврентьевской летописи.

ИТАК, три рукописи найдены: одна в Кенигсберге, другая в Суздале, третья в Московской губернии. В начальных частях своих они практически идентичны, однако дальнейшие части почти не повторяют друг друга. Если все они копии, пусть даже только в «Начальной части», какого-то более древнего оригинала, принадлежащего допечатным временам, невольно приходится сделать вывод, что оригинал этот был распространен от Кенигсберга до Владимирской губернии (если не далее). Каким же образом в столь отдаленных и не связанных друг с другом землях древние тексты повторяются, а дальнейшие продолжения – не повторяются?!

Легко сделать вывод, что и Троицко-Сергиевский анонимный летописатель, и Суздальский монах Лаврентий пользовались уже сравнительно широко разошедшимся изданием 1767 года, или же компиляторы впрямую пользовались Радзивиловской рукописью. А написаны эти летописи в конце XVIII века, незадолго до того, как их нашли усердные искатели старинных рукописей вроде Мусина-Пушкина.

Ведь Радзивиловская летопись буквально переписана во всех других, известных нам как самые древние, в качестве их начальных частей! Как иначе, при всех трудностях сообщения того времени можно было иметь и рассылать один и тот же текст? Только составляя копии. Значит, был центр, делавший эти копии беспрерывно (вот вам и печатная книга 1767 года). Поэтому мы и делаем вывод, что текст, считаемый самым старым куском летописи, на самом деле был сделан из какого-то общего прототипа и внесен в различные летописи отнюдь не первым, а одним из последних.

А независимые тексты стали составляться в разных монастырях только с первых годов XIII века. Все это значит, что летописания до времен 4-го Крестового похода, когда рыцари взяли в 1204 году Царьград и основали в греческих и славянских странах Балканского полуострова свою знаменитую Латинскую империю, на Руси не велось.

Начальная русская летопись

И Радзивиловский список, и все копии с него («Начальные» части Лаврентьевской и других рукописей) имеют характер якобы записей год за годом. Сначала стоит год от сотворения мира, произошедшего за 5508 лет до Рождества Христова. Начало датированного периода Русской истории, например, по Лаврентьевскому списку, таково: «В лето 6360, индикта[45] 8, наченшу Михаилу царствовати, и нача прозыватися Русская земля. О семь бо уведахом, яко при сем цари приходиша Русь на Царьгород, яко же пишется в летопис