Восточно-Европейская равнина: “тайная” очевидность

Восточно-Европейская равнина, на которой ныне расположены регионы многонациональной Русской цивилизации, издревле населённые славянами, которых ныне именуют «рус­скими», по своим природно-геогра­фическим параметрам в далёком прошлом отличалась от современности. Главные отличия: климат был иной — летом теплее, а зимой холоднее; лесов было больше и они были гуще, деревья были крупнее и леса простирались дальше на север и дальше на юг, чем в наши дни; водный баланс территории тоже был иным — в том числе и вследствие обилия лесов, вбиравших и удерживающих влагу подобно губке, уровень грунтовых вод был выше, сохранившиеся доныне реки были существенно полноводнее[67], а в нынешних многих сухих балках и в руслах пересыхающих летом весенних ручейков тогда текли исчезнувшие ныне настоящие реки.

При низкой в сопоставлении, например, с регионами Средиземноморья средней плотности населения (местные жители проживали компактными группами-общинами, более удалёнными друг от друга, нежели в Средиземноморье) такой естественно-при­род­ный ландшафт, почти не несущий на себе следов деятельности человека, был доминирующим на протяжении многих десятков километров, разделяющих места поселения.

Перемещаться по такой территории на большие расстояния летом можно было большей частью по рекам, переходя из одной водной системы в другую через волоки; зимой те же самые замёрзшие реки могли быть «автострадами» для санных и конных. Сухопутные пути, используемые только летом или круглогодично, при такой природно-географической среде, малочисленности и низкой средней плотности населения, низкой его энерговооружённости и технической оснащённости[68] могли быть только местного значения, обслуживающие хозяйственную деятельность компактно проживающих групп людей, при минимуме сухопутных путей, связывающих удалённые регионы друг с другом. Лесные звериные тропы, конечно, были повсеместно, поскольку они — часть биоценозов, но всё же это не дороги, хотя пеший и конный в сплошных лесных массивах мог перемещаться по ним на сотни километров, конечно если умел ориентироваться не только по направлениям, но и по местоположению на пространствах Восточно-Европейской равнины.

Сама природно-географическая среда на этой территории была мощнейшей фортификационной системой, опираясь на которую, местное население было хорошо защищено от набегов агрессоров извне[69]. При этом продуктивность естественных биоценозов была многократно выше нынешней: рыбы было больше и она была крупнее; грибы, ягоды, орехи, мёд — дары леса; плюс к этому охота, подсечное земледелие[70], на заливных пойменных лугах — выпас домашнего скота и заготовка сена, — всё это гарантировало при хорошо организованном общинном труде достаточно высокий уровень «продовольственной безопасности» компактно проживающих групп населения. Да и внутренние систематические конфликты с целью захвата добычи, произведённой соседями[71], в этой природно-географической среде были малоэффективны в сопоставлении с трудовой деятельностью вследствие высоких транспортных издержек на их организацию и осуществление, что было неявным стимулом к организации именно труда, а не войны[72]; а при низкой средней плотности населения внутренние конфликты по поводу контроля над теми или иными территориями конкретно были просто безсмысленны, как и массовый захват пленников с целью обращения их в рабство[73]. В подтверждение этому: частоколы из брёвен, окружавшие древние городища, — это всё же в большей степени защита от диких животных, нежели фортификационные сооружения, предназначенные для обороны от людей, вооружённых «по моде» того времени.

Как известно реликтовые культуры, сохранившиеся в разных регионах планеты, в большинстве своём при общинном образе жизни на основе многовековых традиций, регулирующих отношения полов, не допускают переполнения своих экологических ниш. И потому ретроспективно можно полагать, что в древности на территории Восточно-Европейской равнины, проживавшие здесь славянские племена, поддерживая выработанный веками уклад жизни, не допускали и перенаселения занимаемых ими территорий при обусловленных природно-географическими условиями и культурой соотношением рождаемости и естественной смертности (как вследствие болезней, так и вследствие травматизма и гибели)[74].

Но есть и ещё один аспект, своего рода — «масштабный эффект» Восточно-Евро­пей­ской равнины в сопоставлении её с другими регионами становления культур древности.

В технике известно, что качество изображения, которое может «нарисовать» оптическая система или радиотелескоп, во многом определяются их размерами. Так если на определённой волне работает радиотелескоп, диаметр зеркала антенны которого 50 метров, то это одно качество; а если радиотелескоп это — «антенное поле» протяжённостью в несколько километров в обоих направлениях, и тем более — несколько радиотелескопов, расположенных на расстоянии многих десятков и сотен километров друг от друга, и работающих синхронно в одной системе, то это уже другое качество, намного превосходящее качество радиотелескопа с диаметром зеркала антенны в 50 метров и при прочих равных в принципе недостижимое для него. И в школьный телескоп с диаметром объектива в 60 мм в принципе невозможно увидеть того, что позволяет увидеть телескоп-рефлектор с зеркалом диаметром 6 м.[75] А ночью и в простой бинокль видно лучше, чем невооружённым взглядом потому, что линзы его объективов диаметром в несколько сантиметров собирают многократно больше света, чем зрачок глаза, диаметром в несколько миллиметров.

Человеческий организм — включает в себя множество биологических — биополевых «антенных комплексов». И как известно из этнографии, конечно если этнографы не зашорены вульгарными механико -материалистическими представлениями о том, что «этого не может быть», представители так называемых примитивных реликтовых культур более развиты в области «пара­нор­мальных способностей» — таких, как телепатия, ясновидение и т.п., нежели представители технически продвинутых культур «высокой цивилизованности», поскольку получать информацию о родственниках и близких, находящихся в отлучке по хозяйственной или военной надобности, о своём собственном местоположении на местности и т.п. жизненные потребности у них есть, а ни почты, ни телеграфа с телефоном, ни спутниковой системы навигации с выводом карты и координат на дисплей мобильника или ноутбука — нет. В древности, о которой мы ведём речь, их тоже не было (их ещё не изобрели), а потребности знать — были, и эти потребности некоторым образом реализовывались на биологической основе организма человека и его психики как системы обработки информации[76]. И хотя у всех людей есть нечто биологически общее, но всё же общность культуры — это ещё один фактор, дополнительный по отношению к биологии, который связывает воедино множество индивидов.

И если возвращаться от биологии человека, этнографии реликтовых культур и ранее приведённых технических аналогий к жизни наших предков на Восточно-Европейской равнине в древности (а это правомерно в силу единства законов физики, касающихся излучения и взаимодействия излучаемых полей и других видов материи), то биоценозы Восточно-Европейской равнины + наши предки, распространившие на огромной территории единую общую для них культуру, гармонично взаимодействующую с устойчивыми биоценозами и устойчивую в преемственности поколений, представляли собой БИОСИСТЕМУ, которой не было и нет в мире аналогов[77] — ни в аспекте продуктивности биоценозов в расчёте на одного человека, ни в аспекте стратегической фортификационной эффективности самих ландшафтов в качестве средств защиты от набегов извне, ни в аспекте размеров биополевого «антенного поля» [78], образуемого населением.

Последнее и есть самое интересное, и потому особый вопрос:

К какой информации открывало доступ это огромное «антенное поле» и в какие информационные потоки и алгоритмы — земные и космические — с его помощью могли входить его участники. Т.е. какое мироощущение порождало в индивиде это «антенное поле», участником которого он был.

Но обратив внимание на информационно-алгоритмические процессы в «антенном поле» населения, не надо забывать и о биополевом обмене энергией людей и биоценозов, характерных для регионов их постоянного проживания (тем более в преемственности поколений).

Но в общем, биоценозы, культура компактно-общинного проживания и хозяйственной деятельности, а также и «антенное поле» Восточно-Европейской равнины это — те факторы, под воздействием которых родился изначальный русский характер.

Date: 2016-05-25; view: 344; Нарушение авторских прав