Взрывоопасные времена 16 page

С тех пор прошли три тяжелые недели, полные новых стычек и постоянных переходов. Правительство объявило коммунистическую партию вне закона и ввело в юго-восточном регионе чрезвычайное положение.

Применяя тактику, которую они с Фиделем использовали в первые дни сражений в сьерре, Че решил застать врага врасплох, начав действовать в новом районе, вблизи деревни Муюпампа. Если получится, Бустос и Дебре смогут уйти там. А он с бойцами двинется на север, к восточным предгорьям Анд.

Гевара подготовил «Коммюнике № 2», чтобы Дебре взял его с собой, а также зашифрованное письмо Фиделю, в котором описывал нынешнюю ситуацию. По словам Бустоса, в разговоре с ним Че подчеркнул, как важно передать Кастро информацию о положении партизан. Ему срочно требуется новый радиопередатчик, кроме того, Фидель должен направить сюда бойцов, проходящих на Кубе обучение, для открытия нового фронта к северу, чтобы отвлечь внимание от его группы.

На подходе к Муюпампе Че возглавил передовой отряд, а Хоакина оставил у переправы через реку ждать его возвращения. Чтобы двигаться вперед быстрее, он решил разбить отряд на две части, назначив Хоакина командующим арьергардом, состоявшим из тех, кто плохо себя чувствовал — у Тани и Алехандро была высокая температура — или притворялся больным, как боливийские «добровольцы». Хоакину было приказано особенно не таиться, но избегать лобовых столкновений, а возвращения Че ожидать через три дня. Че, Бустос, Дебре и остальные двинулись вперед. Когда же они приблизились к Муюпампе, то обнаружили, что военные уже заняли там позиции, а на их поиски отправлены разведчики из числа гражданского населения. Передовая группа отряда Че захватила этих разведчиков, и те во всем признались. Среди них был подозрительный тип, репортер по имени Джордж Эндрю Рот, приехавший, по его словам, чтобы взять интервью у лидера повстанцев.

Интервью ему дал Инти Передо, а Бустос и Дебре придумали план. С помощью Рота они попытаются обхитрить военных: отделятся от партизан и придут в деревню под видом журналистов. Но хитрость не удалась: их сразу арестовали. Когда Че узнал, что случилось, он спокойно сказал, каковы, по его мнению, их шансы на выживание. У обоих были фальшивые документы. У Бустоса, считал Че, «перспективы плохие», но у Дебре все «должно пройти успешно».

Теперь Че сосредоточился на том, чтобы воссоединиться с Хоакином и его отрядом, и на разработке маршрута, которым им нужно было идти, чтобы оказаться у Рио-Гранде: дальше находились горы Центральной Боливии, что дало бы им выход к Андам и, как он надеялся, позволило бы ускользнуть из расставленных армией сетей. Однако в один из следующих дней партизаны натолкнулись на вражеские патрули и понесли новые потери. Во время одной из схваток без вести пропал Лоро. В другой был смертельно ранен Элисео Рейес («Роландо»), старый боевой товарищ еще в юношеские годы служивший курьером в отряде Че в сьерре. Гевара делал все, чтобы его спасти, увы, безрезультатно.

Разведчики, посланные Че на поиски отряда Хоакина, вернулись с очередными дурными новостями. Они натолкнулись на военных, в перестрелке потеряли свои походные мешки и понятия не имели, где находится арьергард. Исходя из того, в каком месте произошло столкновение, Че сделал вывод, что оба возможных выхода к Рио-Гранде перекрыты. Идти придется через горы.

Отчаянно надеясь найти отряд Хоакина, Че и его товарищи стали продвигаться в северном направлении, прорубая себе путь через густые заросли, которыми были покрыты горы. В итоговой записи за апрель, сделанной Че в дневнике, он описывает положение как крайне тяжелое. Рассказав о смерти Рубио и Роландо и об исчезновении Лоро, про судьбу которого по-прежнему ничего не было известно,[46]он заключал: «Видимо, мы находимся в полной изоляции, болезни подорвали здоровье некоторых товарищей, что вынуждает нас разделять силы, а это очень влияет на нашу эффективность. До сих пор нам не удалось установить связь с Хоакином. Крестьянская база еще не создана, хотя, думается, с помощью планомерного террора мы сможем добиться, чтобы часть крестьян заняла нейтральную позицию, а поддержка придет позже. Ни одного новобранца у нас пока нет…»

Применение силы, чтобы добиться поддержки гражданского населения, всегда было частью используемой партизанами тактики. Че и Фидель делали это в сьерре. В предназначенных к публикации работах о кубинской партизанской борьбе Че никогда не использовал слово «террор», а, напротив, рассказывал о союзе партизан с крестьянами как о естественном и счастливом единстве. Но сейчас было не время для поэтичных высказываний, требовалось просто физически выжить, а чтобы выжить, годилась любая тактика.

Среди положительных моментов Че отмечал, что «шум» по поводу действий партизан звучит не громче, чем кубинская пропаганда в их поддержку. Уезжая с Кубы, Че оставил там свою статью, «призыв к оружию» под названием «Послание народам мира, отправленное на Конференцию трех континентов», и теперь она была издана. «После публикации моей статьи в Гаване ни у кого не останется сомнений, что я нахожусь здесь».

Захват Дебре и Бустоса стал для Че тяжелым ударом. Они были его единственной возможностью передать хоть какую-то весточку во внешний мир, и теперь он никак не мог связаться ни с Ла-Пасом, ни с Кубой.

Че и его бойцы остались абсолютно одни. Враг шел за ними по пятам, а они бежали, причем силы их были разделены на две части. Че не мог рассчитывать ни на Кубу, ни на боливийское городское подполье, не имелось у него и поддержки со стороны местных крестьян. В общем, хуже некуда. Однако, стоя перед лицом столь суровой реальности, Че завершал свою апрельскую запись на удивление оптимистичными словами: «В целом, это был месяц, в течение которого все развивалось нормальным образом, если принять во внимание неминуемые риски партизанской войны. Моральный дух всех бойцов высок…»

VI

Окончательное подтверждение того, что Че Гевара находится в Боливии, было получено от Режи Дебре. Так сообщают те, кто его допрашивал. Поначалу Дебре заявлял, что он французский журналист, не имеющий ничего общего с партизанами, но когда к нему применили более жесткие методы допроса, он не устоял и рассказал, что партизанский команданте по имени Рамон — на самом деле Че Гевара.

Дебре в любом случае не удалось бы долго продержаться, потому что о его связях с Кубой уже было прекрасно известно. Лишь несколькими месяцами ранее на Кубе опубликовали его книгу под названием «Революция в революции?», и она получила широкое распространение в Латинской Америке, вызвав бурю противоречивых мнений в левацких кругах. Основой книги стали беседы Дебре с Фиделем и выдержки из работ и выступлений Че; также там имелись его собственные наблюдения, сделанные в местах партизанских сражений в регионе. Главной целью книги было дать теоретическое обоснование призыву Кубы к коммунистическим партиям Латинской Америки выбрать «партизанский вариант».

Бустос на допросах утверждал, что является коммивояжером, симпатизирует левым взглядам, но в дела партизан оказался замешан случайно и крайне мало осведомлен о происходящем. Однако, кем он является на самом деле, стало известно через несколько недель: из Аргентины прибыли судебные эксперты, которые взяли у задержанного отпечатки пальцев и сопоставили их с теми, что хранились в Буэнос-Айресе. Когда Бустос понял, что дальше лгать бессмысленно, он, как сам сообщает, рассказал правду. Узнав, что по профессии Бустос художник, следователи попросили его набросать портреты членов партизанского отряда, что он и сделал, нарисовав заодно схему лагеря в Ньянкауасу с указанием мест расположения тайников. К счастью, о том, что в его задачи входило осуществление связи с аргентинским подпольем, так и не стало известно, благодаря чему никого из его членов не арестовали.

Американцы уже напрямую занимались боливийскими делами. Министр внутренних дел Антонио Аргедас был завербован ЦРУ. Вообще, надо сказать, фигура эта весьма загадочная: Аргедас не только работал на ЦРУ, но в прошлом был членом компартии и другом Марио Монхе. В последующие годы Аргедас будет действовать как тройной агент, сотрудничающий и с ЦРУ, и с боливийской компартией, и с кубинцами. Сейчас, тридцать лет спустя, ни один из его коллег и боевых товарищей не берется с уверенностью утверждать, кому же он был предан на самом деле в тот или иной период времени. В тесном сотрудничестве с Аргедасом находился американский агент-кубинец, действовавший под именем Габриэля Гарсиа, он присутствовал на некоторых допросах Дебре и Бустоса. Когда пришли ошарашивающие новости о том, что Че находится в Боливии, туда срочно прибыло американское спецподразделение «зеленых беретов», чтобы сформировать «Рейнджерский батальон» для борьбы с партизанами, а ЦРУ стало проводить среди агентов отбор людей для нового задания: найти Че и не дать ему захватить плацдарм в Боливии.

Одним из кандидатов стал Феликс Родригес, кубинский эмигрант и полувоенный агент ЦРУ, сотрудничавший с США с момента создания антикастровской программы. Он работал в Никарагуа, откуда был отозван в 1964 г., после чего приступил к работе в отделении ЦРУ в Майами. К лету 1967 г. вопрос о местонахождении Че был одним из самых мучительных для ЦРУ вопросов.

«Насколько я помню, — сообщает Родригес, — в ЦРУ были шишки, в свое время утверждавшие, что Че погиб в Африке, поэтому, когда пошли разговоры, что он в Боливии, реакция многих была: нет, этого просто не может быть. Так что, только когда Дебре подтвердил эти сведения, США приняли решение действовать и развернуться в Боливии в полную силу».

В июне 1967 г. Родригесу позвонили из ЦРУ. Когда Родригес приехал в контору, его представили главе одного из отделений ЦРУ, и тот подробно рассказал о новой программе. В управлении считают, что Че Гевара находится в Боливии, и отбирают агентов в целях его «поимки». Не хотел бы Родригес отправиться на это задание? Родригес, не раздумывая, согласился.

Речь шла о задании всей его жизни, и Родригес это знал. Кроме того, ему было известно, что ЦРУ придает этому заданию высочайшую важность. «Американцы опасались, что Че захватит Боливию, — вспоминает он. — Опираясь на кубинцев, боливийцы запросто могли распространить революцию в такие значимые страны, как Бразилия и Аргентина».

Че был прав: после того как его «Послание», написанное накануне отъезда с Кубы, было опубликовано в апреле, оно вызвало сенсацию. В нем он призывал революционеров всех стран создать «второй, третий, множество Вьетнамов», чтобы влиться в международную войну против империализма. Че задавался вопросом, чего стоит так называемый «мир» в несправедливо устроенном послевоенном мире, и призывал к «долгому и жестокому» противостоянию ради уничтожения империализма и победы «социалистической революции» в целях установления нового мирового порядка.

Перечисляя качества, которые потребуются в этой битве, Че Гевара писал: «Ненависть — важный фактор борьбы; непримиримая ненависть к врагам наделяет человека особой силой, превращает его в эффективную, яростную, действующую четко и избирательно машину уничтожения. Такими и должны быть наши солдаты; народ не способный ненавидеть, никогда не одержит победы над жестоким врагом».[47]

Это должна быть «тотальная война», которую нужно вести против янки сначала на территории их имперских аванпостов, а затем и на их собственной территории. Войну следует вести «там, где живет» противник, и «там, где он отдыхает», необходимо заставить его «чувствовать себя затравленным зверем», изматывать его, пока не «будет подорван его моральный дух», и это станет первым знаком победы народных сил. Че Гевара призывал людей всех стран присоединиться к правому делу, которое уже ведут их собратья, и внести свою лепту во всемирную войну против Соединенных Штатов. «Каждая капля крови, пролитая за освобождение чужой страны, а не той где ты родился, — бесценный опыт; выжившие усвоят его и используют для освобождения своей родины. Таким образом, освобождение любого народа будет рассматриваться как успешное сражение в битве за освобождение своего собственного народа».

Далее он продолжал:

«Мы не можем не ответить на вызов времени… Каким близким и сияющим стало бы будущее, если бы на планете возникло два, три, много Вьетнамов — пусть с их квотами смертей и безмерными трагедиями, но и с каждодневным героизмом, непрерывными ударами по империализму: ударами, заставляющими его распылять свои силы и мешающими укрываться от ненависти народов всего мира!..

Наши действия — это боевой антиимпериалистический клич и призыв к объединению народов мира против главного врага рода человеческого — против Соединенных Штатов Америки. И где бы ни застала нас смерть — мы приветствуем ее, если только наш боевой клич достигнет чуткого уха, и новые руки подхватят наше оружие, и новые бойцы готовы будут пропеть нам надгробные песни — под аккомпанемент пулеметов и новых боевых кличей и криков победы».

Подобный пафос и раньше встречался в статьях Гевары, однако в этом воззвании, в котором звучали истина его убеждений и неукротимая смелость, был особенный драматизм — теперь, когда все знали, что Че на поле сражения делает именно то, о чем он написал: пытается разжечь новую и, как он надеется, последнюю, решающую мировую войну.

Феликс Родригес был вызван в ЦРУ для инструктажа. Ему показали огромную кипу документов, подтверждающих, что Че Гевара находится в Боливии, в том числе признания Дебре и Бустоса, а также рисунки, сделанные последним. 1 августа Родригес прибыл в Ла-Пас под видом «бизнесмена Феликса Рамоса». Там его уже ждал другой агент-кубинец, Густаво Вильольдо Сампера (действовавший под именем Эдуардо Гонсалеса). Он участвовал в недавней антипартизанской операции ЦРУ в Конго, а в Боливии находился с марта. Охота на Че Гевару началась.[48]

VII

К августу Че был разбит болезнями и усталостью, так же как и многие из бойцов, что еще оставались с ним. 7 августа, когда исполнилось девять месяцев со дня появления на свет их партизанской армии, он записал: «Из первых шести моих соратников двое мертвы, один пропал без вести, двое ранены, а я нахожусь во власти астмы».

С того момента, как тремя месяцами ранее попали в плен Дебре и Бустос, Че со своими бойцами продирался через колючие кустарники, перенося то иссушающие холодные ветра, то дожди, то испепеляющую жару, безуспешно пытаясь соединиться с арьергардным отрядом, который возглавлял Хоакин, и испытывая недостаток еды и питья. Они часто сбивались с нужного направления, время от времени сталкивались с армейскими патрулями, и «Радио Гаваны» было для них единственным связующим звеном с внешним миром.

Во время привалов Че читал, вел дневник и заполнял записные книжки своими размышлениями по поводу социалистической экономики, словно бы отстраняясь на время от окружающей его действительности. Многие из его дневниковых записей сдобрены черным юмором. Гевара со стороны взирал на перебранки и мелкое воровство еды, имевшие место среди его бойцов, но затем вмешивался, выносил предупреждения и читал нотации. Впрочем, большую часть времени он был просто слишком слаб для того, чтобы проявлять суровость. Однажды, в начале июня, Че даже позволил армейскому грузовику, в котором ехали «двое солдатиков, укутанных в одеяла», проползти мимо и не открыл по нему огня. В другой раз, захватив полицейского, выдававшего себя за торговца и посланного шпионить за партизанами, Че подумывал пристрелить его, но вместо этого позволил врагу уйти, ограничившись «строгим внушением». 14 июня, в день своего тридцатидевятилетия, Че рассуждал: «Я неминуемо приближаюсь к тому возрасту, когда мне всерьез придется задуматься о своем будущем как партизана. Но пока я еще в порядке».

Попытка отправить одного молодого крестьянина, сочувствовавшего партизанам, в качестве курьера, чтобы тот передал их просьбу о помощи, окончилась неудачей. В результате перестрелки Че потерял свой диктофон, утратив тем самым возможность расшифровывать послания, передаваемые по «Радио Гаваны».

В марте Ренан был отозван Пиньейро, поскольку у него истек срок действия паспорта, а замену ему так и не прислали. Отрезанные и от Че, и от Гаваны, городские участники подполья, прежде всего Лойола Гусман, Родольфо Сальдана и Умберто Васкес Вьянья, просто не знали, что им делать, и только слушали радио в слепой надежде получить какое-нибудь послание от Че. Они даже подумывали — хотя впоследствии и отказались от этой идеи — о том, чтобы притвориться странствующими торговцами и проникнуть в зону военных действий.

Друзья и товарищи Че на Кубе следили за новостями из Боливии со все возрастающей озабоченностью. Вторая группа партизан, состоявшая из нескольких десятков человек, готовилась к отправке в Боливию, но, пока контакт с Че был потерян, делать это было бессмысленно.

А Гевара ослабевал все больше и старался по возможности перемещаться на мулах и лошадях, которых партизаны отбивали у военных или покупали у крестьян. И без того больной и изнуренный, Че в конце июня вновь стал страдать от астмы, а лекарств против нее у него не было. Однажды он даже потерял сознание, и целый день товарищи несли его в гамаке; когда же больной пришел в себя, то обнаружил, что лежит в собственных испражнениях. «Мне дали запасные брюки, но из-за нехватки воды вонь от меня распространялась на целую лигу». 10 сентября Че зафиксировал в своем дневнике «историческое событие»: «Я чуть не забыл упомянуть о том, что помылся сегодня — впервые за шесть месяцев. Это настоящий рекорд».

Усталость, голод и авитаминоз ослабили всех партизан, и по дневниковым записям Че видно, что они все чаще бывали поглощены только мыслями о еде и здоровье. «Я сделал выговор Бениньо за то, что он съел банку консервов и затем пытался отрицать это, и Урбано, который коварно съел вяленое мясо».

Временами партизаны оставались без лошадей, поскольку им приходилось убивать коней и мулов, чтобы не умереть с голоду. В какой-то момент изголодавшиеся люди даже положили глаз на мула Че, однако Гевара наотрез отказался убивать его.

Измученный болезнью и тяжелыми переходами, Че не всегда мог совладать с собой. Однажды он ударил ножом свою лошадь за то, что она двигалась слишком медленно. В результате у нее в боку открылась огромная рана. Че собрал партизан и сказал им: «Мы в тяжелом положении… Бывают моменты, когда я теряю контроль над собой; это изменится, но пока что мы должны вместе нести это бремя, и тот, кто чувствует, что у него не хватает сил, пусть честно скажет об этом». Некоторые партизаны промолчали, но большинство заявили о готовности продолжать поход.

С местными жителями установить взаимопонимание никак не удавалось. Чтобы придать своей борьбе серьезный масштаб, партизанам необходимо было проявить себя на более населенной территории, но для этого им требовалось больше бойцов. Среди гражданского населения появление бойцов Че обычно вызывало страх и даже панику, и, для того чтобы получить еду и необходимую информацию, им частенько приходилось прибегать к прямому давлению, например удерживать кого-нибудь в качестве заложника, пока его родственник или друг выполнял для них те или иные задания.

6 июля шестеро партизан Че угнали грузовик на шоссе между Санта-Крусом и Кочабамбой и заехали на нем в Самайпату. Это излюбленное туристами место, известное древним храмом инков, располагало собственной больницей и небольшим армейским гарнизоном. Парадоксально, но факт: эта акция, самая отчаянная на тот момент, не имела никакой военной цели — партизанам требовались всего лишь препараты от астмы, в которых остро нуждался Че, а также лекарства для других больных, еда и кое-какие припасы. Прямо на глазах ошарашенных жителей после непродолжительной перестрелки, в ходе которой погиб один солдат, они взяли гарнизон и вошли в аптеку, чтобы купить лекарств. Партизаны уехали из города вместе с десятью пленными солдатами, по дороге раздели их и отпустили.

Однако раздобыть лекарства от астмы не удалось. Несколько дней спустя Че писал, что вынужден делать себе «разные инъекции, чтобы двигаться дальше», и беспокоится, не придется ли возвращаться в Ньянкауасу, где у него остался тайный склад медикаментов. Но вскоре и эта возможность была утрачена, так как в середине августа все их склады в Ньянкауасу оказались в руках военных. «Теперь я на неопределенное время обречен страдать от астмы, — печально констатировал Че. — Захвачены документы и фотографии. Нам нанесли тяжелейший удар. Кто-то проболтался. Но кто? Вот что я хотел бы знать».[49]

Затем последовали новые жертвы. 26 июня Карлос «Тума» Коэльо во время перестрелки получил пулю в живот. Че отчаянно пытался спасти его, но было поздно. Он умер на руках у Гевары. В дневнике Че писал: «Я лишился своего верного спутника, чья преданность выдерживала любые испытания и потеря которого для меня сравнима с потерей сына». Че снял с руки погибшего часы и надел их себе на запястье, надеясь впоследствии передать их новорожденному сыну Тумы, которого тот так и не увидел.

30 июля был убит Хосе Мария Мартинес Тамайо, или Папи. Это произошло после того, как армейский патруль застал партизан врасплох, практически войдя на рассвете к ним в лагерь. В ходе последовавшей перестрелки был также убит один из людей Мойсеса Гевары — Рауль, — которому пуля угодила в рот. Чудом избежал смерти Пачо — ему лишь слегка задело мошонку.

К концу июля в результате новых потерь отряд Че сократился до двадцати двух человек, причем двое из них были ранены, а у него самого усиливалась астма. Между тем Че с удовлетворением отмечал, что боливийский конфликт перестал быть только локальным явлением. Президент Аргентины генерал Хуан Карлос Онганиа из предосторожности закрыл границу с Боливией, и, как сообщалось, Перу также усиливало контроль границ.

Каждый раз, надеясь получить новости о Хоакине, Че внимательно слушал сообщения о стычках и любых действиях повстанцев. Он искал потерянный отряд к северу от Рио-Гранде, полагая, что Хоакин повел его в том направлении, а на самом деле арьергард оставался к югу от реки. Наконец в середине августа по радио сообщили о столкновении недалеко от Муюпампы, в ходе которого погиб один партизан. Назвали также и его имя: это оказался человек из группы Хоакина. Несколько дней спустя двое боливийцев, дезертировавших из отряда Хоакина — Эусебио и Чинголо, — выступили перед прессой, и Че осознал, что Хоакин по-прежнему остается на юге. Он начал двигаться в том направлении, чтобы найти его. По совпадению, Хоакин как раз в это время пошел на север в поисках Че.

Но им не суждено было встретиться. В вечерних сумерках 31 августа, дойдя до дома одного из немногих своих помощников среди крестьян, Онорато Рохаса, группа Хоакина, состоявшая из десяти человек, включая заболевшую Таню, перешла вброд Рио-Гранде неподалеку от места ее слияния с рекой Масикури. Но Хоакин не знал, что Онорато Рохас, подвергшись аресту и допросу, перешел на сторону армии и их уже поджидают солдаты капитана Марио Варгаса Салинаса из дислоцированного в Санта-Крусе Восьмого дивизиона армии. Рохас повел ничего не подозревающих партизан вниз по реке, а Варгас Салинас, подождав, пока они подойдут поближе, дал солдатам приказ открыть огонь.

Началась бойня, в результате которой был уничтожен весь отряд Хоакина. Среди убитых были Таня, Густаво Мачин, Мойсес Гевара и сам Хоакин. Их тела доставили в полевой штаб армии в городке Вальегранде и выставили на всеобщее обозрение. Исключение составило только тело Тани, которое было найдено на берегу реки несколько дней спустя. Единственными, кто выжил в этой бойне, были боливиец Хосе Кастильо Чавес, или Пако, и Фредди Маймура, боливийский студент-медик японского происхождения, прошедший подготовку на Кубе. Впрочем, Маймура был убит солдатами всего несколько часов спустя.

Когда Че узнал о том, что целый отряд партизан был «ликвидирован» в непосредственной близости от него, он отказался поверить в случившееся, сочтя это дезинформацией. Однако в последующие дни, когда в сводках стали фигурировать имена и описания членов группы Хоакина, Гевара понял, что все это правда. Двум партизанским отрядам не хватило всего одного дня, чтобы соединиться друг с другом.

Для Че эта означало потерю целой трети его боевого состава. В то же время он был теперь свободен от моральной обязанности искать Хоакина и мог сосредоточиться на спасении себя самого и оставшихся под его началом людей; он планировал бежать в более населенную зону и вновь наладить контакт с группой поддержки в Ла-Пасе, а также с Кубой. Тем временем боливийские военные ликовали. Поздравить отличившихся в Вальегранде приехали президент Баррьентос и члены его генштаба с супругами. Баррьентос произвел капитана Варгаса Салинаса, героя дня, в майоры.

Окровавленные и изуродованные тела партизан были тайно захоронены под покровом ночи в окрестностях Вальегранде солдатами под руководством подполковника Андреса Селича. Этот человек, имевший югославские корни и бывший ярым антикоммунистом, являлся тогда заместителем командира полка военных инженеров под названием «Пандо», базировавшегося в Вальегранде.

Когда 8 сентября было доставлено неопознанное тело Тани, президент Баррьентос лично распорядился, чтобы ей как женщине оказали честь — совершили полагающиеся религиозные ритуалы и похоронили «по-христиански». По отношению к истовой коммунистке Тамаре Бунке оказание подобной «чести» было сродни издевательству. Ее тело поместили в гроб, и армейский священник отслужил краткую панихиду на блокпосту неподалеку от кладбища. Однако Таня не была погребена на кладбище. В одиннадцать часов вечера солдаты под руководством Селича ее тело тоже закопали в лесу — во исполнение официальной директивы о том, чтобы места захоронения партизан были неизвестны.

Чумазого, вонючего, с длинной спутанной бородой, Пако привезли в Вальегранде. Офицеры фотографировались на фоне юного боливийца, который выглядел как дикарь из джунглей. Устрашенный и полностью сломленный психологически, Пако был готов рассказать все, что знал.

Кубинцы-агенты ЦРУ, Феликс Родригес и Густаво Вильольдо, были полноправными участниками антипартизанской кампании. (По словам Вильольдо, они с Родригесом участвовали в засаде на отряд Хоакина вместе с солдатами Варгаса Салинаса, одетые в форму боливийской армии.) Феликс Родригес рассказывает, что сразу оценил, насколько полезен может быть Пако. Поэтому, несмотря на противодействие со стороны подполковника Селича, который первым допросил Пако и хотел его расстрелять, пленный партизан был посажен в тюрьму. В течение нескольких следующих недель Родригес каждый день работал с Пако, постепенно вытягивая из него все больше данных о партизанском отряде. Родригесу удалось выяснить, кто из партизан погиб, а кто мог быть еще жив, и также получить представление о слабых и сильных сторонах каждого и о степени их близости к Че.

Тем временем Че и его бойцы, потратив несколько дней на попытки выяснить, что именно произошло с отрядом Хоакина, решили двигаться обратно на север. 6 сентября они оставили Рио-Гранде и начали карабкаться в горы.

VIII

К северу от Рио-Гранде массив поросшей лесом земли начинает подниматься вверх. За лесами голые скалы и промозглые плато уступают место ущельям, изредка отмеченным пунктиром жилищ соединенных друг с другом тропками и лишь кое-где грунтовыми дорожками. Обитатели их, в основном индейцы и метисы, живут разведением свиней и коров. Деревьев там практически нет, и местным легко заприметить любого пришельца с самого дальнего расстояния.

В течение двух недель отряд Че поднимался в горы, переходя вброд реки, поднимаясь на утесы. Пару раз они напоролись на армейские патрули с собаками. Теперь уже все члены отряда выказывали те или иные признаки упадка сил. Начались склоки из-за дележа скудных припасов еды, и партизаны, будто дети, приходили к Че жаловаться. Боевой дух упал, но самый пугающий симптом обнаружился у «Антонио» — Оло Пантохи, — который заявил вдруг, что видел пятерых солдат, приближающихся к ним, но, как выяснилось, это была галлюцинация. Тем вечером Че оставил в дневнике взволнованную запись: он опасался, что подобное проявление военного «психоза» может оказать удручающее влияние на моральное состояние его бойцов.

Че продолжал внимательно слушать радио. Баррьентос назначил цену за его голову — всего лишь четыре тысячи двести долларов, — выразив вместе с тем уверенность в том, что Че скорее всего уже мертв. Суд над Дебре, привлекший внимание международной прессы, был отложен до 17 сентября.

В середине сентября пришла новость об аресте Лойолы Гусман, молодой женщины, которую Че в те дни, когда все только начиналось и выглядело столь многообещающе, сделал боливийским «национальным секретарем по финансовым вопросам». Во время допроса, происходившего на третьем этаже здания Министерства внутренних дел, Лойола выбросилась из окна, боясь, что ее силой вынудят совершить предательство. Она сильно пострадала, но выжила.

21 сентября группа Че достигла высоты в две тысячи метров — выше они еще не поднимались. Идя по грунтовой дороге при ярком лунном свете, партизаны направлялись к Альто-Секо, уединенному селению из пятидесяти домов. Двигаясь к нему в течение всего следующего дня, Че заметил, что «люди испуганы и стараются скрыться с дороги». Бойцы достигли Альто-Секо в полдень. К ним отнеслись со «страхом и любопытством». Как выяснилось, местный начальник, или коррехидор, накануне отправился доложить военным об их приближении. В отместку Че забрал все запасы еды, имевшиеся в его небольшой бакалейной лавке, и остался глух к мольбам жены коррехидора, просившей хотя бы какой-то денежной компенсации.

Вместо того чтобы продолжить путь, Че и его бойцы остались в Альто-Секо на ночь, организовав собрание в здании местной школы. Инти выступил с речью, призванной разъяснить смысл «революции… группе из пятнадцати угрюмых и молчаливых крестьян».