Пятизвездочный монастырь

В отличие от привычного нам проглатывания еды на ходу, монастырские трапезы всегда протекали неспешно и благопристойно, за несколькими любопытными исключениями, о которых я непременно расскажу. Когда вокруг происходит мало событий, способных привлечь ваше внимание, прием пищи приобретает особую важность, впрочем, как и другие самые обыкновенные события нашей жизни вроде чашки чая или горячего душа. Подобные вещи обычно, по монастырской традиции, называют «чувственными удовольствиями», и нам не рекомендовали слишком

уж часто предаваться им. Их было предписано воспринимать не как роскошь и приятное времяпрепровождение, а как дополнительные занятия для воспитания осознанности. Думаю, мне не стоит лишний раз напоминать вам о том, что подобный образ жизни характерен исключительно для монастырей, и вам не следует опасаться, что для получения максимальной пользы от медитаций вы должны отказывать себе в простых житейских радостях.

В одном из западных монастырей, где мне довелось жить (да-да, том самом, с высокими стенами), отношение к пище было весьма своеобразным, впрочем, как и ко всему остальному. В первый же день, как только я прибыл в монастырь, меня попросили составить список любимых блюд и напитков. «Ничего себе! — подумал я. — Прямо пятизвездочный монастырь какой-то!» Кроме того, я должен был составить и второй список, включив в него блюда и напитки, которые мне не нравятся. «Как это мило с их стороны!» — вновь подумал я. В довершение всего в этом монастыре было три приема пищи, включая ужин. Мне показалось, что я попал в самый роскошный из буддистских монастырей. Легко же вам будет представить себе, как я был разочарован, когда получил на ужин несколько блюд из списка наименее предпочитаемых мною! Внимательнее приглядевшись к содержимому тарелок, я понял, что все, без исключения, лежавшее на них, входило в список нелюбимой мной пищи. Может быть, это ошибка? Возможно, они что-то перепутали? Я решил, что монастырские служители просто- напросто спутали два листочка.

Однако вскоре выяснилось, что никакой путаницы не было. Как оказалось, составление списков преследовало единственную цель — убедиться, что никому из нас не подадут пищу, от которой мы сможем получить удовольствие. Кроме того, они хотели дать нам возможность, как они выражались, «испытать опыт неприятных ощущений». Как будто этого было мало, в конце еды мне подали кофе. Если судить по моему опыту, люди, как правило, либо без памяти любят кофе, либо искренне ненавидят его. Я принадлежу ко второй категории. Запах у него, конечно, великолепный, однако я ненавижу его вкус и, главное, то чувство нервного возбуждения, которое охватывает меня после чашечки этого напитка. А теперь эти монахи предлагают мне полную кружку кофе всего за пару часов до отхода ко сну! Помимо отвратительного вкуса этот кофе наградил меня еще и бессонной ночью. Как я вскоре убедился, точно так же обстояли дела со всеми трапезами во время моего пребывания в монастыре. Думаю, теперь вам стало куда понятнее, почему через несколько месяцев такой жизни я принялся штурмовать стены. Была в этом, однако, и забавная сторона. Мне совсем не улыбалось раздуться до размеров кита благодаря трехразовому питанию, при этом сидя во время трапезы без движения и медитируя, и я внес шоколад, печенье и пирожные в список нелюбимых продуктов, полагая, что так обеспечу себе здоровое питание. Тогда я еще не знал, что именно этот список ляжет в основу моей диеты. Таким образом, в конце каждой вечерней трапезы мне приносили шоколадки и кексы - к дружному неудовольствию остальных монахов.

Хотя подобный подход может показаться чрезмерно суровым, до этого мне никогда не приходилось задумываться, почему мне нравятся одни продукты и не нравятся другие. Я всегда воспринимал это как данность. В итоге, к собственному удивлению, я распробовал многие продукты, которые мне не нравились раньше. Когда я преодолел первоначальное неприятие и собственное раздражение, я выяснил, что впечатления от той или иной пищи на практике оказывались совершенно иными, нежели я предполагал. И пища, мысли о которой были мне приятны, вполне возможно, была вовсе не так полезна для меня, а потому увлечение ею прошло. Утратив его, я начал всерьез задумываться о том, какие ощущения во мне вызывает эта «любимая» еда, и она вдруг показалась не слишком-то аппетитной, по крайней мере не в таких количествах, которые я мог бы съесть раньше.

Поэтому неудивительно, что «вдумчивую еду» нахваливают в качестве очередной чудо-диеты. Без сомнения, осознанность способна кардинальным образом изменить ваше отношение к еде, включая пищевые предпочтения, количество съедаемого и стиль питания. Однако с точки зрения осознанности несправедливо относиться к ней как к очередной сенсации для желающих сбросить вес. Я говорю об этом лишь потому, что распространено ошибочное мнение, что путь к счастью лежит через потерю лишних килограммов, а не через осознанное отношение к реальности. Похудание не позволит вам надолго почувствовать себя счастливым и не поможет упорядочить сознание. Следует заметить при этом, что, если вы разовьете в себе привычку к здоровому питанию, это пойдет вам исключительно на пользу, а если вы к тому же в результате сбросите несколько лишних килограммов, это будет и вовсе замечательно. Это будет еще одним условием более свободных отношений с миром, широты взглядов, что позволит вам реагировать на происходящее не импульсивно, а, напротив, продуманно.

Не многие из знакомых мне людей по-настоящему разумно относятся к питанию и не имеют проблем с едой. Большинство из тех, с кем мне приходилось общаться по этому поводу, признаются, что часто испытывают вину за то, что они едят, и понимают, какая огромная пропасть разделяет их нынешнюю диету и «правильное» питание. Для меня это тоже было серьезной проблемой. До того, как сделаться монахом, я был истинным фанатиком диеты. В то время я принимал участие в гимнастических соревнованиях, ежедневно ходил на тренировки в спортзал и был одержим идеей хорошей физической формы. Я планировал свои трапезы на неделю вперед, рассчитывая все до грамма, всякий раз скрупулезно взвешивая свои порции. Даже отправляясь в ресторан, я избегал любой еды, которая, по общепринятому мнению, способна доставить человеку удовольствие. Когда мне хотелось сладкого, я жестко подавлял подобное желание. Я был настолько зациклен на правильном питании, что, собираясь в ресторан, заранее звонил и заказывал какое-нибудь специальное блюдо (к примеру, омлет из яичных белков — не угодно ли?). Однако в подобном образе жизни было очень мало осознанности. Это была, безусловно, крайность, а крайности редко сообразуются со здоровым образом жизни, неважно, на каком конце шкалы они располагаются. Вот почему, попав в монастырь, я со временем понял, сколь сильной была моя эмоциональная привязанность к собственным привычкам в еде. Есть много историй, иллюстрирующих эту проблему. Одна из них, ярко описывающая наши эмоциональные отношения с пищей, - это история о мороженом.

История о мороженом

В бирманском монастыре каждый прием пищи был торжественным событием. Это был монастырь молчальников, где было весьма немного возможностей для общения. Помимо прочего прием пищи официально считался там занятием по медитации. Мы сидели на полу вокруг больших круглых столов, за каждым из которых располагалось обычно шесть монахов. Это был большой монастырь, в нем жили 80 монахов, поэтому столовая была большой. Жили в монастыре и монахини, но они оставались скрытыми от нас, и хотя ели они в той же самой столовой, их половина была отделена от нашей большими непроницаемыми деревянными панелями. Остальная часть трапезной была открытой, так что через окна мы могли любоваться монастырским садом. Это было очень приятное место.

На завтрак и обед мы всегда ели одно и то же — карри с рисом. Карри был густым и жирным (не слишком полезно для пищеварения), но всегда очень вкусным. Когда мы приходили в столовую, перед каждым уже стояла чашка с едой и лежала ложка, и два монаха, обходя зал, накладывали каждому рис и карри. После прочтения одного-двух коротких традиционных стихов звучал гонг, возвещавший начало трапезы, на которую нам отводился один час. Говоря «час», я имею в виду ровно час - ни больше ни меньше. В этом монастыре все делалось очень, очень, очень медленно. На то, чтобы поднести ложку с рисом ко рту, могло уйти целых двадцать секунд, я уж не говорю, сколько времени тратилось на то, чтобы прожевать и проглотить эту ложку. Это делалось не просто так - подобным образом нам давалась возможность во всех подробностях изучить, как работает наше сознание. Но все это тянулось медленно - ах, как медленно! К завтраку я обычно успевал основательно проголодаться и был готов поглощать еду, не задумываясь. Но именно в этот момент я обычно ощущал, как на мое плечо ложится чья-то рука. Это была рука ответственного за дисциплину, в чьи обязанности входило следить за тем, чтобы все присутствующие вели себя подобающим образом — то есть подходящим для тренировки и полезным для монаха. За время, которое я провел в монастыре, я познакомился с нашим ответственным за дисциплину достаточно близко.

В Бирме в течение нескольких дней в году работающие жители имеют возможность взять выходной, чтобы посвятить это время занятиям медитацией в монастырях. Не знаю, так ли уж этим людям нравилась медитация, или они просто радовались внеплановому выходному, но так или иначе в соответствующие дни к нам наезжала масса народу. Зачастую они привозили с собой продукты — пакеты с рисом, овощи, иногда даже мясо или рыбу. Как-то раз к нам приехал человек с несколькими большими блестящими контейнерами, похожими на бочки с бензином. Я не представлял себе, что это такое, однако не менее странным оказалось и то, что этот человек, будучи посторонним, все же был допущен в столовую монастыря во время еды. Впрочем, это был не последний сюрприз в тот день. Когда мы пришли в зал, на столе не оказалось привычных чашек и ложек. Я увидел, как двое монахов, обычно раздававших еду, направляются в нашу часть зала, однако вместо привычных кастрюль с рисом и карри у них в руках были совсем небольшие тарелки с чем-то желтым. Подобно чрезвычайно занятым официантам в ресторане, они сновали между кухней и залом, продолжая выносить одинаковые тарелки. Насколько я мог заметить сквозь узкие щели в панелях, отгораживавших противоположную часть трапезной, там происходило то же самое.

Внезапно я понял, что это было. Монахи раздавали мороженое! Перед тем как мы пойдем дальше, сделайте небольшую паузу и представьте себе, каково это — ежедневно питаться одним и тем же рисом с карри. А теперь вообразите, что кто-то предлагает вам целую миску мороженого! Подобное взволнует кого угодно, не так ли? Я был страшно возбужден — да, это звучит глупо, но я ощутил, как меня охватило волнение. Это было похоже на день рождения в далеком детстве, когда перед тобой на стол водружают именинный торт. Чашки с мороженым постепенно появлялись перед каждым монахом и монахиней. Я, не мигая, смотрел на мороженое. Стояло жаркое лето, температура перевалила за сорок... Часы тикали. Но, разумеется, никто не имел права приступить к трапезе, пока не ударит гонг. Меня снедало нетерпение, озабоченность тем, что мороженое может растаять, была куда сильнее, чем полагалось испытывать нормальному человеку по поводу шарика из сливок и сахара. Конечно, в моей реакции не было ничего дурного или хотя бы неожиданного, однако следует сознаться, что мое желание и, можно даже сказать, страсть в тот момент откровенно зашкаливали.

И тут я увидел, в чем причина задержки. Два монаха, которые перед этим раздавали мороженое, сейчас обходили столы, раскладывая наши традиционные миски и ложки. Я повторял себе: «Все в порядке, чашки пусты, это не займет много времени, мороженое не успеет растаять». Подойдя к нашему столу, монахи сдвинули чашки с мороженым в центр стола и поставили перед каждым пустую миску и ложку. За ними двигалась еще пара монахов с кастрюлями, в которых были рис и карри, и наполняли миски. Только в тот момент я понял, что происходит: перед мороженым нам предстояло съесть нашу обычную еду. Если бы я был у себя дома, где никто не диктует мне, с какой скоростью следует есть, у меня еще были бы шансы. Но не здесь, не в монастыре. На то, чтобы съесть карри с рисом, уйдет около часа, и я был уверен, что ответственный за дисциплину позаботится о том, чтобы мы не торопились.

Меня охватило раздражение, и сразу же мой разум затопила волна гневных мыслей: «Это просто глупо! Это же пытка! Бездумная порча продуктов! Я думал, что буддизм - это воплощение доброты, но где же здесь доброта? А как же тот милейший человек, ведь он потратил свои деньги на это мороженое! Задумались они хоть на секунду о том, каково ему сейчас?» Некоторые из этих мыслей продолжали прокручиваться в голове, пока я механически опускал вилку в тарелку и медленно подносил ее ко рту, с вожделением глядя на тающий шарик мороженого. В тот момент во мне не было ни осознанности, ни свободы разума. Ни о какой вовлеченности даже речи не было - я был целиком погружен в собственные раздумья. Я настолько отдался им, что даже не осознавал: в реальности причиной моей ярости стала всего лишь невозможность получить желаемое. Думаю, это можно назвать болезненным пристрастием — желанием получить нечто в подобном случае столь сильно, что при невозможности добиться его ты начинаешь яростно бороться за право обладать вожделенным предметом. Да, я боролся не на жизнь, а на смерть!

Забавно, что многие из тех, кому я рассказывал эту историю, тоже искренне гневались на монастырских служителей, переживая за меня. Однако не стоит забывать: я находился в монастыре по своей собственной воле и в любой момент мог покинуть его. Я сам стремился подвергнуть себя этим испытаниям, полагая, что приобретенный опыт может многому меня научить. Правда, временами я настолько глубоко погружался в свои мысли и переживания, что на время забывал об этом простейшем факте. Повторю еще раз: подобные испытания — часть обучения монахов, вам же вовсе не следует подвергать себя пытке тающим мороженым, чтобы извлечь из медитирования максимум пользы. В жизни вы столкнетесь с множеством ситуаций, в которых ваша способность сохранять осознание реальности и духовное понимание подвергнется испытанию.

После долгих размышлений и попыток прочувствовать ситуацию мой гнев постепенно иссякал. Его сменила волна грусти и осознание собственной вины. Я опечалился тем, что так легко поддался гневным мыслям, и чувствовал себя виноватым по отношению к тем, на кого они были направлены. Эти чувства оставались со мной гораздо дольше, хотя и прежнее мое настроение еще не исчезло. В конечном итоге мороженое не выдержало схватки с полуденным солнцем и растеклось по чашке теплой желтой вязкой массой. Взглянув на то, что от него осталось, я не мог понять, почему такой пустяк столь сильно расстроил меня, и почему эта штука еще недавно казалась такой притягательной. Теперь она выглядела отнюдь не аппетитно. С этими мыслями я ощутил, что полностью принимаю происходящее, после чего мое настроение решительным образом переменилось. Моя эмоциональная привязанность к мороженому (впрочем, тот факт, что это оказалась еда, был не так важен) была настолько сильной, что я потерял способность ясно осознавать реальность. А утратив понимание, я не только погряз в бесконечном, утомительном и совершенно бесплодном хаосе мыслей, но и ощутил себя словно бы крутящимся в эмоциональном аттракционе типа американских горок, из которого невозможно выбраться.

Конечно, описанный пример - это крайность, однако он очень ярко иллюстрирует распространенные предпочтения в еде. Будет справедливо сказать, что мы настолько поддались собственным чувствам в бесконечном внутреннем диалоге, что с трудом способны контролировать собственный выбор и действия. Наверняка вам приходилось с удивлением обнаруживать, что вы уже успели умять половину шоколадного батончика или пакетика чипсов и недоуменно спрашивать себя: «Зачем я вообще это ем?» При этом, хватаясь за еду, мы даже не чувствуем голода - просто потакаем каждому неожиданно возникающему желанию. От того, что в то же самое время нас, как правило, отвлекает масса других факторов, ситуация только усугубляется. Это положение вещей еще больше подчеркивает тот печальный факт, что мы зачастую чувствуем себя потерянными в бесконечном вихре собственных мыслей. Конечно, мой вопрос прозвучит несколько старомодно, и все-таки — когда вы в последний раз садились за стол, чтобы поесть? Большинство из нас уже давно устраивается с едой не за столом, а на диване. Когда-то люди делали перед едой небольшую паузу — ради соблюдения этикета или для молитвы. В эти моменты человек получал возможность осознать, что ему предстоит съесть, насладиться предвкушением трапезы, глядя на накрытый стол.

С учетом всего вышесказанного я предлагаю вам проделывать следующее упражнение, сидя за столом. Вероятно, раз-другой вначале вы предпочтете делать его в одиночестве — так вам будет проще сосредоточиться. Первые попытки лучше предпринимать в тишине, чтобы не отвлекаться на разговоры или фоновый шум, поэтому, чтобы облегчить себе задачу, выключите телевизор, музыку и даже мобильный телефон. Кроме того, упражнение удастся вам лучше, если у вас перед глазами не будет мельтешить какое-нибудь случайное чтиво — так что попрощайтесь с компьютером, журналами и книгами. Позвольте себе остаться наедине с едой. Многие утверждают, что, впервые попытавшись проделать это упражнение, чувствовали себя одиноко или скучали (что вновь показывает нам, насколько редко нас ничто не отвлекает во время еды), но поверьте, по мере погружения в упражнение эти чувства очень быстро исчезнут. Возможно, во время его выполнения вы захотите есть немного медленнее (хотя, конечно, не настолько медленно, как в монастыре в Бирме) — так вам будет проще следовать инструкциям. Я не предлагаю вам есть таким образом - или с такой скоростью - всякий раз, однако при выполнении упражнения действуйте именно так. Здесь-то и кроется разница между медитацией и вовлеченностью, уже не раз обсуждавшаяся: медитация просто-напросто помогает вам научиться осознанному отношению к жизни, вне зависимости от вашей занятости и количества людей, окружающих вас. Когда вы поймете, что значит поглощать пищу осознанно, вы сможете использовать полученные знания во время каждой трапезы, даже если она сопровождается дружеской беседой или вы куда-то торопитесь.