![]() Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
![]() Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
![]() |
Конспект: инфузория. Светопреставление. Ее комната
Утром в столовой – сосед слева испуганно шепнул мне: – Да ешьте же! На вас смотрят! Я – изо всех сил – улыбнулся. И почувствовал это – как какую‑то трещину на лице: улыбаюсь – края трещины разлетаются все шире – и мне от этого все больнее… Дальше – так: едва я успел взять кубик на вилку, как тотчас же вилка вздрогнула у меня в руке и звякнула о тарелку – и вздрогнули, зазвенели столы, стены, посуда, воздух, и снаружи – какой‑то огромный, до неба, железный круглый гул – через головы, через дома – и далеко замер чуть заметными, мелкими, как на воде, кругами. Я увидел во мгновение слинявшие, выцветшие лица, застопоренные на полном ходу рты, замершие в воздухе вилки. Потом все спуталось, сошло с вековых рельс, все вскочили с мест (не пропев гимна) – кое‑как, не в такт, дожевывая, давясь, хватались друг за друга: «Что? Что случилось? Что?» И – беспорядочные осколки некогда стройной великой Машины – все посыпались вниз, к лифтам – по лестнице – ступени – топот – обрывки слов – как клочья разорванного и взвихренного ветром письма… Так же сыпались изо всех соседних домов, и через минуту проспект – как капля воды под микроскопом: запертые в стеклянно‑прозрачной капле инфузории растерянно мечутся вбок, вверх, вниз. – Ага, – чей‑то торжествующий голос – передо мною затылок и нацеленный в небо палец – очень отчетливо помню желто‑розовый ноготь и внизу ногтя – белый, как вылезающий из‑за горизонта, полумесяц. И это как компас: сотни глаз, следуя за этим пальцем, повернулись к небу. Там, спасаясь от какой‑то невидимой погони, мчались, давили, перепрыгивали друг через друга тучи – и окрашенные тучами темные аэро Хранителей с свисающими черными хоботами труб – и еще дальше – там, на западе, что‑то похожее – – Сперва никто не понимал, что это – не понимал даже и я, кому (к несчастью) было открыто больше, чем всем другим. Это было похоже на огромный рой черных аэро: где‑то в невероятной высоте – еле заметные быстрые точки. Все ближе; сверху хриплые, гортанные капли – наконец, над головами у нас птицы. Острыми, черными, пронзительными, падающими треугольниками заполнили небо, бурей сбивало их вниз, они садились на купола, на крыши, на столбы, на балконы. – Ага‑а, – торжествующий затылок повернулся – я увидел того, исподлобного. Но в нем теперь осталось от прежнего только одно какое‑то заглавие, он как‑то весь вылез из этого вечного своего подлобья, и на лице у него – около глаз, около губ – пучками волос росли лучи, он улыбался. – Вы понимаете, – сквозь свист ветра, крыльев, карканье, – крикнул он мне. – Вы понимаете: Стену – Стену взорвали! По‑ни‑ма‑ете? Мимоходом, где‑то на заднем плане, мелькающие фигуры – головы вытянуты – бегут скорее внутрь, в дома. Посредине мостовой – быстрая и все‑таки будто медленная (от тяжести) лавина оперированных, шагающих туда – на запад. …Волосатые пучки лучей около губ, глаз. Я схватил его за руку: – Слушайте: где она – где I? Там, за Стеной – или… Мне нужно – слышите? Сейчас же, я не могу… – Здесь, – крикнул он мне пьяно, весело – крепкие, желтые зубы… – Здесь она, в городе, действует. Ого – мы действуем! Кто – мы? Кто – я? Около него – было с полсотни таких же, как он – вылезших из своих темных подлобий, громких, веселых, крепкозубых. Глотая раскрытыми ртами бурю, помахивая такими на вид смирными и нестрашными электрокуторами (где они их достали?), – они двинулись туда же, на запад, за оперированными, но в обход – параллельным, 48‑м проспектом… Я спотыкался о тугие, свитые из ветра канаты и бежал к ней. Зачем? Не знаю. Я спотыкался, пустые улицы, чужой, дикий город, неумолчный, торжествующий птичий гам, светопреставление. Сквозь стекло стен – в нескольких домах я видел (врезалось): женские и мужские нумера бесстыдно совокуплялись – даже не спустивши штор, без всяких талонов, среди бела дня… Дом – ее дом. Открытая настежь, растерянная дверь. Внизу, за контрольным столиком – пусто. Лифт застрял посередине шахты. Задыхаясь, я побежал наверх по бесконечной лестнице. Коридор. Быстро – как колесные спицы – цифры на дверях: 320, 326, 330… I‑330, да! И сквозь стеклянную дверь: все в комнате рассыпано, перевернуто, скомкано. Впопыхах опрокинутый стул – ничком, всеми четырьмя ногами вверх – как издохшая скотина. Кровать – как‑то нелепо, наискось отодвинутая от стены. На полу – осыпавшиеся, затоптанные лепестки розовых талонов. Я нагнулся, поднял один, другой, третий: на всех было Д‑503 – на всех был я – капля меня, расплавленного, переплеснувшего через край. И это все, что осталось… Почему‑то нельзя было, чтобы они так вот, на полу, и чтобы по ним ходили. Я захватил еще горсть, положил на стол, разгладил осторожно, взглянул – и… засмеялся. Раньше я этого не знал – теперь знаю, и вы это знаете: смех бывает разного цвета. Это – только далекое эхо взрыва внутри вас: может быть – это праздничные, красные, синие, золотые ракеты, может быть – взлетели вверх клочья человеческого тела… На талонах мелькнуло совершенно незнакомое мне имя. Цифр я не запомнил – только букву: Ф. Я смахнул все талоны со стола на пол, наступил на них – на себя каблуком – вот так, так – и вышел… Сидел в коридоре на подоконнике против двери – все чего‑то ждал, тупо, долго. Слева зашлепали шаги. Старик: лицо – как проколотый, пустой, осевший складками пузырь – и из прокола еще сочится что‑то прозрачное, медленно стекает вниз. Медленно, смутно понял: слезы. И только когда старик был уже далеко – я спохватился и окликнул его: – Послушайте – послушайте, вы не знаете: нумер I‑330… Старик обернулся, отчаянно махнул рукой и заковылял дальше… В сумерках я вернулся к себе, домой. На западе небо каждую секунду стискивалось бледно‑синей судорогой – и оттуда глухой, закутанный гул. Крыши усыпаны черными потухшими головешками: птицы. Я лег на кровать – и тотчас же зверем навалился, придушил меня сон…
Запись 38‑я.
Date: 2016-05-25; view: 356; Нарушение авторских прав |