О вкусной и здоровой пище

Дешевая пластмассовая кофеварка шипела и плевалась, выдавая из себя по капле сомнительную бурую жидкость. Я переливала ее из стеклянного кофеварочного чайника себе в чашку, не дожидаясь, пока кофеварка закончит шипеть, и пила кофе, как воду – большими глотками, не обращая внимания на вкус. Кофе горчил, как и положено, а сахара все равно в доме не было. Такие стратегические продукты, как сахар, соль, масло, молоко, заканчивались в самый неподходящий момент, а покупали их мы с Варечкой крайне неохотно. По принципу, все равно сожрут, так что можно и до послезавтра подождать. Авось кто‑то не выдержит без сахара или туалетной бумаги да и купит их сам. Будет одной проблемой меньше.

– Сколько чашек ты уже высосала? – поинтересовалась сидящая на стиральной машине Варечка. Она уже несколько часов следила за мной с интересом натуралиста.

– Не знаю. Мне все равно.

– Просто интересно, ты как себя чувствуешь?

– Прекрасно. Просто, блин, лучше всех, – фыркнула я, нервически постукивая по столу.

– Ночью что делать собираешься?

– В каком смысле? – удивилась я. – А что, есть предложения? На панель не пойду, даже чтобы оплатить тебе за постой.

Тут Варечка расхохоталась, слезла со стиральной машины и подсела ко мне.

– Логика у тебя, девушка, работает великолепно. Я имела в виду, ты с этого кофе должна теперь, по моим подсчетам, неделю не спать.

– Ну и ладно.

– Может, просто не будешь показывать никому эту дурацкую трудовую книжку, и все?

– Конечно, не буду. Думаешь, есть на свете работодатель, который возьмет к себе пьяницу? – Я размахивала руками действительно гораздо активнее, чем обычно. Все‑таки нельзя было злоупотреблять кофеином.

– Я люблю пьяниц, – пожала плечами Варечка. – Они поэтичны и смотрят на жизнь философски. Один мой знакомый, очень интеллигентный, кстати, мужик, только легко переходит на мат... но не в этом дело. Он когда выпьет, всегда звонит всем своим бывшим девушкам и просит их вернуться. Прямо по списку звонит, согласно алфавиту.

– И тебе звонит?

– Ну а как же. Я, как ни крути, третья в списке. До меня только А и Б, но на Б у него только одна девушка, и ей он не звонит.

– Почему?

– Потому что ее зовут Жаннет. Ну, то есть она сама именует себя Жаннет. Может, она вообще какая‑нибудь Фрося, кто знает.

– А почему она тогда на Б? – удивилась я.

– Дай‑ка подумать, почему она на Б? Он, когда еще не переходит на мат, называет ее «жрицей свободно конвертируемой любви». В простонародье бл...

– Я поняла, можешь не продолжать, – усмехнулась я.

Варечка вздохнула:

– В общем, после буквы А он сразу звонит мне. Говорит, что вместе со мной из его жизни ушла муза, что я снилась ему в прозрачной тунике, скачущая верхом на единороге.

– Символично.

– А то! После коньяка он мне читает по памяти Цветаеву. «Быть нежной, бешеной и шумной...» – Варечка томительно вздохнула, потом хмыкнула и продолжила: – Ну а если после спирта, то Есенина или Маяковского. Отлично, кстати, читает.

– И что? Ты к нему возвращалась?

– Неоднократно. Знаешь, я думаю, в твоем детском возрасте ты сможешь легко начинать карьеру с чистого листа еще раз пять. Выкинь эту трудовую и забудь.

– Я только не понимаю, как это вообще могло со мной случиться?

– Надо было не пить этого французского вина. Это все Эндрю виноват, на самом деле все беды всегда от коммунистов. Такие уж они, у них аура такая – революционная. – Варечка философствовала, наматывая на палец кончик длинной светло‑рыжей пряди волос.

– Французы, – согласилась я.

– Газетки видела? – аккуратно поинтересовалась она, вынимая чашку с кофе из моих рук.

– Видела. – Я вздохнула, понимая, что контактов с внешним миром все‑таки не избежать. Варя хоть и любит меня, как сестра (двоюродная скорее), а жить долго бесплатно не даст. Покамест она подсовывает мне бесплатные газетки с объявлениями о работе, но скоро начнет и более серьезные атаки. Так что вариантов у меня было немного. Либо пойти на поклон к отцу, к чему я не была готова категорически, либо найти работу. В общем‑то, оба варианта нервировали меня и заставляли искать ближайшую кучу с песком – чтобы засунуть в него голову. Если вдуматься, из чего состояла моя жизнь? Двадцать два с лишним года ничегонеделания, заполненного только страхом перед криками и скандалами, состраданием к матери и желанием вынырнуть наружу из гнилого болота, и один год условно самостоятельной жизни, в результате которого меня увольняют за пьянство. При одной только мысли о том, что бы сказал обо всем этом отец, меня корежило. Как жить дальше – я понимала с трудом.

– Звони по всем объявлениям подряд, – дала мне инструкцию Варечка. – Вечером поговорим.

– Специалист без опыта работы опять. – Я поднялась с насиженного стула и обреченно прошла в коридор. Стопка пестрых газет лежала под зеркалом, принесенная заботливой Варечкиной рукой. Я ее понимаю, она уже неделю глядит на то, как я слоняюсь по квартире, уклоняясь от суровой реальности всеми доступными мне способами. Я стараюсь быть полезной, мою полы, слежу, чтобы наши иностранцы не ходили по дому в обуви. Я вытираю пыль, варю кофе (последний, правда, сама же и выпиваю)...

– Мне это все не надо. Ты должна жить дальше, а не пугаться дневного света, как вампир, – возмущалась Варечка. Она хотела мне добра.

– Менеджеры по продажам forever, – бросила я, скрываясь в своей комнате с радиотелефоном в руках. Этот обзвон «работодательных» газет не был для меня первым, я прекрасно знала, что меня ждет. Курьеры, продавцы, страховые агенты – вот, наверное, девяносто процентов нашего потенциального рынка труда. Год назад мне потребовалось недели три, чтобы найти место с нормальной, гарантированной зарплатой. Пусть с маленькой, но верной. И даже за эту зарплату требовали где знания английского языка, где пресловутого опыта. Тогда, год назад, мне повезло, что наша фирма (теперь уже, правда, не моя) открывала новые Call‑центры и одномоментно набирала кучу сотрудников. А то, при моем одном только русском да отсутствии опыта, пролетела бы я мимо.

Ситуация за истекший период изменилась не сильно. Я провела пару часов, копаясь в ворохе газетных страниц, и только лишний раз убедилась, что все зазывают и ищут только тех, кто готов работать на процент. Историков, пусть даже и из МГУ, никто не искал в принципе.

– Черт‑те что! – злилась я, даже не зная, записываться ли мне на собеседование по вакансии «работа с клиентской базой, продажа окон из ПВХ». Из всей газеты мне удалось нарыть буквально парочку более‑менее приличных вакансий администраторов, и все. Оставался только один раздел, который до сего дня я обходила стороной. Я просто перелистывала эту страницу и делала вид, что этого раздела не существует. Почему? И чем мне так досадили секретари? Ведь, по сути, я вполне могла бы подойти на эту работу. Внешность у меня презентабельная (если не надевать кеды и джинсы), навыки работы с оргтехникой имею. Кофе тоже сварю. И зарплату можно найти повыше, будет оставаться даже на отпуск где‑нибудь в Турции. Однако даже сейчас я медлила, стараясь придумать, как бы туда не позвонить. А перед глазами стоял мой отец в дорогом костюме, пьяный, с красным лицом.

– Что ты можешь? Работать? Не смеши. Кем ты можешь работать? Пойдешь в секретутки? Да тебя с твоей тощей задницей и не возьмут.

– А что, никакой другой работы, думаешь, нет?

– У баб только одна работа, – хохотнул он, исчерпывающе пояснил, какая именно, и добавил, что уважающая себя баба этим занимается с мужем, а секретарша – еще должна и кофе варить. Еще одна милая деталь нашего «душевного» общения, обмена опытом поколений. От одной мысли, что я, как он и говорил, буду искать работу секретаря, меня выворачивало. Однако, кажется, у меня не осталось вариантов, выбор был невелик. Бегать по городу, продавая страховки, или набрать номер и записаться на собеседование. Секретари так секретари. Может быть, у меня еще будет босс – женщина. Или вообще, я могу устроиться секретарем целого офиса, варить кофе всем и метаться между телефонами. С моим опытом телефонной работы это было вполне реально. Ах, я совсем забыла. Про опыт работы надо забыть. Я – новичок, начинающая и все такое.

– Как у тебя дела? – сунула нос ко мне Варечка.

– Смеешься? – огорчилась я. – Буду секретарем.

– А есть хочешь?

– А что?

– Вот, пельмени. То есть равиоли. – Варя тряхнула килограммовым пакетом, который держала в руках. Интересно, когда она успела сходить в магазин? Пока я тут утопала в поисках вакансий менеджеров и специалистов по продажам?

– Буду!

– Тогда иди и мне тоже свари. – Она рассмеялась, кинула мне пакет и захлопнула дверь. Старая шутка, но в моем теперешнем состоянии я ловилась на любой крючок. И на мотыля, и на мякиш. И даже на кукиш.

Я встала у плиты с газетой в одной руке и пачкой пельменей в другой. Это было важно – не класть пельмени ни на стол, ни особенно в холодильник. Сейчас в доме, помимо нас, находилась еще парочка итальянцев, и они имели и возможность, и мотив для кражи пельменей. Не кражи, конечно, – употребления во внеочередном порядке. Кто успел – тот и съел. Я ждала, пока в кастрюле закипит вода, и читала ненавистный раздел. Вакансий секретаря было много.

При обзвоне, конечно, многие отпадали. Были уже заняты, оборачивались теми же самыми менеджерами по продажам, а кое‑где мне задавали вопросы о моем росте и цвете глаз. Тут я просто клала трубку. Но в целом перспективы трудоустройства были, даже несмотря на мое фиктивное отсутствие опыта. Я уже была звана на парочку собеседований, когда закипела вода.

– Ай! – крикнула я в трубку, не сообразив, что кидать пачку пельменей в кипящую воду просто так, без обеспечения мер безопасности, может и должно кончиться потоком обжигающих брызг.

– Извините? – недовольно пробурчал из трубки глубокий мужской бас. Очередной работодатель, я даже не могла вспомнить, что это за фирма и чем занимается. Главное, они ищут секретаря и зарплату предлагают на десять тысяч больше, чем в среднем по больнице.

– Простите, у меня тут ЧП, – пробормотала я, изо всех сил стараясь не заорать от боли. Да уж, опыта практической жизни у меня – кот наплакал, даже пельмени не могу нормально сварить. Надо ж было так разбрызгать на себя кипяток. Интересно, останутся ли ожоги на руках?

– ЧП? Вы куда звоните?

– По поводу работы, – промямлила я, прикусив от боли костяшки пальцев. Я бы вообще повесила трубку, потому что объясняться в такой ситуации не очень‑то удобно, однако вакансия, по которой я дозвонилась как раз в тот момент, когда обрушила пельменный поток в бурлящие воды кастрюли, была, несомненно, интересной. Зарплатой, конечно.

– Образование? – коротко бросил кадровик или кто он там был.

– МГУ, – так же коротко бросила я, на всякий случай не конкретизируя.

– Печатаете быстро?

– Как ветер, – в такт ему отрапортовала я, краем глаза следя за пельменями. А что, печатаю я неплохо, уже не двумя, а четырьмя (почти) пальцами. А ветер, он тоже, знаете ли, бывает разным.

– Курите?

– Нет, – ответила я, хотя и курила. Соврала. Хотя ради хорошего места я могу и бросить. По крайней мере, на рабочие часы. В общем, решу проблему.

– Опыт есть?

– Тут вот... я, вы понимаете... – мямлила я. – Я работала, но неофициально. Не могу подтвердить, но я все умею, что нужно.

– Ладно, – досадливо отмахнулся он. Вряд ли он вообще меня слушал. Кажется, он там тоже был занят чем‑то непонятным. – К командировкам готовы?

– К командировкам? – искренне удивилась я. Какие могут быть командировки у секретаря? От кофейного аппарата до копира? А впрочем, что меня держит? – Конечно, готова, – лепила я «горбатого». Для нас ведь что главное? Попасть на собеседование, да? А там прорвемся как‑нибудь. – И к ненормированному рабочему дню, и к переработке, и к работе по выходным. Ко всему готова.

– Много подробностей, – недовольно пробурчал бас.

– Извините, – растерялась я.

– Среда в три. Адрес есть на сайте, – бросил бас, и в трубке тут же раздались короткие гудки. Тут и пельмени закипели, пена начала литься на плиту, я бросилась ее вытирать и обожглась еще раз. Вот говорят, что женщины могут делать много дел сразу, но ко мне это не относилось. Я могла с трудом заниматься одним делом и даже его вполне могла завалить.

– Ба, мадам, да ты облила всю плиту! – возмутилась вернувшаяся на кухню Варечка.

– Бери выше, я и сама вся облилась, – гордо добавила я.

– Боже мой, как все запущено. Воспитываешь тебя, воспитываешь – никакого толку. Подержи сметану. – Она всплеснула руками и принялась забрасывать плиту бумажными салфетками. Я стянула джемпер с мокрыми рукавами, села на стул и вдруг начала смеяться. Варя обернулась и посмотрела на меня с недоумением.

– Ржешь?

– Ржу, – кивнула я.

– Ну‑ну. – Она попыталась нахмуриться, но тоже вдруг посмотрела на меня и прыснула. – По какому поводу?

– Я забыла, по какому именно объявлению звонила сейчас. И как я буду их адрес с сайта брать? – пожала плечами я. – А ты чего ржешь?

– Ну и глупый у тебя вид! – пробормотала она сквозь смех. – В майке этой на твоих костях. Жертва анорексии. Белоснежка, иди неси тарелки. Горе ты мое.

– Варь, а я врать умею! – гордо добавила я. – Как я ему, про опыт, про «не курю»... Я думала, не умею, а оказывается, могу.

– Поживешь со мной, научишься плохому. Давай садись. – Варя выловила разварившиеся пельмени из воды и разложила их по тарелкам. В моей прошлой жизни я бы к такой «пище богов» даже и не прикоснулась. Я не любила глазированных перепелов, с прохладцей относилась к устрицам и омарам, они казались мне какими‑то мутантами, и воротила нос от элитных французских сыров.

Пельмени оказались вкусными, сметана – тоже. На следующий день я начала ходить по собеседованиям. Унылые очереди в кадровые отделы. Фирма по реализации замороженной рыбы забраковала меня из‑за отсутствия опыта, хотя им по телефону я говорила, что не работала раньше. Компания, производящая бытовые химикаты для травли крыс и насекомых, продержала меня в коридорах сорок минут, а потом выяснилось, что вакансия уже снята.

В двух агентствах недвижимости сказали, что секретарей им вообще не надо, в гробу они их видали, и активно стали склонять меня к риелторской деятельности за высокий процент. А когда я отказалась, предали анафеме. Оставалась надежда на тот пельменный звонок, я все‑таки вспомнила, что это было за объявление, и нашла адрес компании. Оказалось, это какая‑то юридическая фирма со сложным названием, складывающимся из нескольких фамилий. Я, конечно, сильно губу не раскатывала, особенно после всего этого бесполезного хождения по мукам, но... кто знает. Я бежала вприпрыжку по Бронным, боясь опоздать. Ирония судьбы – именно в этот момент мне позвонила мама.

– Никуля, здравствуй. – Ее знакомый голос, усталый и безжизненный, как всегда, заставил меня остолбенеть. Я не слышала ее уже несколько месяцев, я несколько раз меняла все явки и пароли, включая телефон, чтобы больше не бояться и ничего не объяснять. Такая уж у меня семья, стоит только появиться на горизонте, сразу найдется, чего бояться и что объяснять.

– Мама? Откуда у тебя этот номер? – испуганно пробормотала я и только потом спросила, заволновавшись: – Что‑то случилось?

– А? Нет‑нет, – рассеянно прошелестела мама. От этой своей «сладкой» жизни она давно уже отучилась говорить громким голосом. В присутствии отца она старалась быть ниже травы тише воды. Потом это стало ее второй натурой. Жизнь в тени ядерной боеголовки давала о себе знать. И все же кто меня сдал? Я же почти ни с кем не общаюсь, боясь, как самого страшного, что отец вычислит мой адрес на Патриарших. Правда, я регулярно отписывалась через Интернет одной своей бывшей однокласснице, живущей в том же доме, что и родители, на Мичуринском. Я информировала всех родных, что я жива, здорова, не кашляю и не сопливлю, чтобы, так сказать, не дать повода получить инфаркт и прочие последствия плохого поведения блудных детей. Я держала их в курсе, но на расстоянии. Кто же это расстояние так неожиданно сократил?

– Мам, я спешу очень. Если все в порядке, то... поцелуй от меня бабулю, ладно? Я побегу?

– Может быть, ты к нам приедешь как‑нибудь? – Мама проигнорировала мои слова, продолжая светскую беседу. – Мы же скучаем. Деточка, разве так сложно навестить нас?

– Я... я не знаю. Мам, а что у вас там вообще? Как там... все? – Понятно было, о ком я спрашиваю. Как я могу их навестить, если после этого я могу уже оттуда и не выбраться? За последний год я несколько раз чудом избегала возвращения в лоно семьи. Пару раз меня сдавали папуле подружки, подкидывая проблем. Один раз я отчетливо почувствовала слежку за собой. Я вышла с работы и прямо‑таки спинным мозгом ощутила, что за мной кто‑то наблюдает. Я испугалась, запаниковала, пошла в другую сторону и, хоть была зима, кружила по городу, пока не стемнело окончательно. Я боялась привести хвост к Патриаршим, хотя не факт, что хвост вообще был. Никаких последствий, никаких изменений в моей жизни не последовало, так что, скорее всего, это была паранойя. Варечка постоянно говорит, что я – невротичка. Это и неудивительно, в моей‑то ситуации.

– У нас все очень хорошо, – совсем уж фальшивым, парадным тоном заявила мама.

Я подавила в себе желание назначить встречу на нейтральной территории, с маскировкой и кодовыми словами.

– А как отец? – Я все‑таки заставила себя это произнести. Мне нужна была информация, пусть бы даже она читалась между строк, а не следовала бы из них напрямую. Даже по интонации можно узнать достаточно много. Например, он ли ее послал ко мне, он ли достал каким‑то способом мой новый номер.

– Отец? Ну, здоров. Работает много. Похудел чуть‑чуть. Мне кажется, ты уже могла бы с ним помириться. – Голос был ровный.

– Скажи, откуда у тебя этот номер? – Я еще раз повторила свой вопрос. – Я его никому вообще не давала.

– Никуль, я знаю, что ты ищешь работу.

– Что‑о? – ахнула я.

– Отец хочет, чтобы ты перестала... чтобы ты вернулась. Он хочет тебе только добра. Ну зачем тебе это? Разве не наигралась?

– Откуда ты все это знаешь? – совершенно потерялась я. – Про работу. – Мать помолчала, подбирая слова, наверное. Я стояла посреди улицы как столб и совершенно забыла, куда я вообще до этого шла.

Наконец мать кашлянула и медленно продолжила:

– Нам пришло это уведомление. Ты должна получить какой‑то листок согласований. У тебя проблемы, Никуш? Мы звонили в этот твой Call‑центр. Ты уволилась? Господи, я вообще не понимаю, как ты могла там работать. Ты ходила в офис?

– Да, ходила! – с вызовом бросила я.

Мама только вздохнула, она решительно не могла меня понять. В семье не без урода.

– И что теперь? Тебе нужны деньги? Хочешь, я тебе передам сколько‑то? Правда, отец очень зол на тебя, но он тоже человек. Он сказал, что может устроить тебя на хорошее место в ЛУКОЙЛе, раз уж ты так хочешь ходить на службу.

– Да уж, тоже человек, – горько улыбнулась я. Все более‑менее прояснилось. Значит, этот Мудвин, чтоб его закатало в асфальт, выслал какую‑то бумажку по месту моей прописки. Дальше, как я понимаю, все было делом техники. Хорошо, что я никогда не оставляла на работе Варечкиного адреса. Я лихорадочно просчитывала ходы. От телефона надо срочно избавиться и купить другой, то есть не телефон, а сим‑карту. Все равно.

– Ника, когда ты уже повзрослеешь? Зачем тебе это все нужно, скажи? Разве ты плохо жила?

– Мам, а разве ты хорошо живешь? – вернула я ей этот неудобный вопрос. Честно говоря, весь последний год я могла бы смело сказать, что я действительно живу очень хорошо. А мама промолчала и еще разок вздохнула. Она вообще была мастер по вздохам. У нее их было, как дождей в Англии, – миллион видов. Потом она сменила тему.

– Тебе звонила Элечка Петровская. Спрашивала, куда ты едешь этим летом. Хочешь, я устрою, чтобы ты полетела в Германию вместе с ней?

– Мам, мне пора. Правда, очень спешу. Передай бабушке, что у меня все хорошо, ладно?

– Ника! Ника, это все равно ненадолго. Что ты вообще хочешь доказать? – В мамином голосе послышались истерические нотки.

– Мам, я хочу успеть на встречу. Поверь, у меня действительно все хорошо, – ответила я и нажала отбой.

Если бы я сама в это верила... Так, куда это я собиралась идти? Встреча, встреча. Черт! Я посмотрела на часы и поняла, что на то самое, перспективное собеседование я уже практически опоздала. До офиса, в котором меня, хочется верить, ожидали, было еще бежать и бежать. А часы показывали без пяти три. Я рванула по мостовой, мимо старых цековских домов, изуродованных обилием кондиционеров. Я свернула на бульвар, на ходу вынимая из аппарата сим‑карту. Кто его знает, как быстро отец вычислит меня по номеру. Говорят, сейчас кругом какие‑то пеленгаторы, анализаторы и еще бог весть что. Может быть, он меня уже вычислил, но лучше уж не рисковать. Береженого Бог бережет.

– Куда вы несетесь?! – возмущенно закричала мне вслед какая‑то гражданка, которую я нечаянно толкнула. Я уже упоминала, что у меня не очень‑то получается делать два дела одновременно? Бежать и выбрасывать сим‑карты, это же тоже два дела?

– Простите, – крикнула я в ответ, но, думаю, она меня не услышала. Через семь минут я, задыхаясь от быстрого бега, встала перед нужным мне зданием неподалеку от Никитского бульвара. Что и говорить, адрес подходил мне идеально. Близко, можно ходить пешком.

– Интересно, и где тут это юрбюро? – глубоко задумалась я. Особнячок был совсем новенький, видимо, после реконструкции. И оба его подъезда пестрели вывесками, большую часть из которых я даже не могла прочесть. Время, назначенное мне для встречи, наступило и прошло, а я все еще в растерянности вчитывалась в золотистые вывески.

– О! Вот оно, – обрадовалась я. Нужная мне вывеска располагалась сбоку от тяжелых коричневых дверей, на бежевой стене старинного особнячка. Юридическая фирма «Холодов&Мазурин» располагалась на втором этаже, в офисе с романтическим номером 13‑А.

Глава 6

Недоразумение

Бывает так в жизни, что ты заходишь куда‑то, в какое‑нибудь помещение, и моментально испытываешь неловкость и приступ паники, понимая, что ты тут совершенно неуместна. Настолько неуместна, что хочется извиниться уже за одно то, что ты сюда завернула. Я стояла в большом прохладном холле, вжавшись в стену, покрытую венецианской штукатуркой, и чувствовала себя как простенький табурет в самом дорогом ресторане города. Шикарный офис. Шикарные кожаные кресла, приглушенный свет и картины на стенах. Не исключено, что подлинники. В своей прошлой жизни я бы повела плечиком, фыркнула и сбросила бы легкое меховое манто на эти кресла и диваны, но сейчас, стоя в простой белой рубашке и черной офисной юбке, я чувствовала себя невероятно неуклюже. Сразу вспомнился и маникюр, которого, в общем‑то, не было. Тратиться на него я давно зареклась, не такие я деньги заколачивала, а делать самой было лень. Вот поэтому мои пальцы с аккуратно подстриженными ноготками похожи на тоненькие светлые сосиски. А тут, в этом офисе, нужно было являться с длинными красными когтями, которыми нужно было бы недовольно постукивать по секретарскому столику. Тук‑тук, почему меня до сих пор не обслужили. Впрочем, кого я пытаюсь обмануть. Я никогда не отличалась уверенностью в себе, и это не мог исправить ни маникюр, ни висевшее на мне мешком манто.

Мой прикид смотрелся тут просто нелепо, тут надо было бы носить что‑то от кутюр, хотя бы из прошлой коллекции. А уж туфли мои, стоптанные за долгие часы беготни по городу, вообще не выдерживали никакой критики – они были слишком просты, слишком удобны. Рациональность не может работать на имидж, а встречают, как говорится, по одежке. И меня уже сейчас, в эту секунду, выгнали бы, если бы... нашелся хоть один человек, который бы мог это сделать. Приемная юридической фирмы была пуста. Рядом с входом стоял столик, видимо, охранника, но его на месте не было. Дальше, через несколько дверей, располагался большой тяжелый стол с какой‑то оргтехникой, за которым тоже никого не было. Я вдруг встрепенулась – а ведь это, возможно, и есть рабочее место! Это очень похоже на столик секретаря. Что ж, мне его не видать, конечно, как своих ушей. Они тут вообще могут конкурс красоты проводить на это место, а потом взять мисс Вселенную. А учитывая тот факт, что я даже здесь не собираюсь ни с кем ради работы спать, шансы мои минимальны.

И все‑таки почему бы их не использовать. Я уняла сбившееся дыхание, кашлянула и заглянула чуть вперед. Где‑то в коридоре я смутно услышала мужские голоса, а через минуту мимо, не удостоив меня даже взглядом, прошествовали три фигуры, одна из которых была в длинной черной рясе.

– Что ж, батюшка Максим, мы все сделаем, конечно, но... – говорил невысокий, дорого одетый мужчина с недовольным выражением лица. Второй, чуть повыше, выражения лица не имел и только кивал в такт словам коротышки.

– Я буду молиться за тебя, сын мой! – перебил его священник, выходя на лестницу. Слышать то, что ему говорили, он явно не хотел.

– Спасибо, конечно, – хмыкнул короткий. – Но без свидетелей, знаете ли, вряд ли ваши молитвы могут помочь...

– На созвоне, – пробасил батюшка, подцепил полы рясы и исчез в дверном проеме. Пара в костюмах так же безучастно прошла мимо меня и исчезла за одной из многочисленных дверей. Я немного расслабилась и двинулась вперед. Двери открывались и закрывались, кто‑то бегал с какими‑то папками, кто‑то истошно что‑то объяснял по телефону, а также я заметила в одном из кресел скрючившуюся маленькую старушку. Вообще‑то, людей тут, пожалуй что, имелось много, но никому из них не было до меня никакого дела. На дверях висели разнообразные таблички с именами, а оттуда доносились голоса и звуки. Я прошла вперед и увидела, как в глубине одного из кабинетов трое мужчин бросают мятую бумагу в мусорную корзину. Одеты они тоже были дорого, но лица у них были какие‑то детские и немного даже забавные.

– Ты заступил! – возмущался один. – Это не по правилам!

– Заступ, только если пересек линию шкафа, – отрицал нарушение второй. А третий сидел на столе, закинув галстук на плечо, и пытался попасть бумажкой в ведро через головы коллег. Я кашлянула, и все трое повернулись ко мне.

– Извините, – прошелестела я, вдруг испытав приступ странной, несвойственной мне робости.

– Вы по какому вопросу? – широко улыбнулся мне тот, который заступил.

– Я по поводу работы. Мне к трем назначено, – ответила я.

Улыбка слетела с лица мужчины, сменившись скукой.

– Куда ее? К Голове?

– Не, Головы нет, – совещались господа юристы. Не могу сказать, чтобы я их понимала. К какой, на фиг, голове? Или они имеют в виду – к главе? Главе чего?

– Ее надо к Халтурину, наверное, – прокричал третий, не слезая со стола.

– Вы знаете что? Вам, наверное, надо к Халтурину, – повторил за ним первый. – Только его нет. Он будет только в следующий понедельник.

– Но... как же так? – расстроилась я. – Мне же назначали.

– Назначали? – озадачились они. – Ну, тогда спросите еще у кого‑то.

– Спасибо, – кивнула я и в печали вернулась в коридор. Собеседование разваливалось на глазах. Я сунула нос еще в какой‑то кабинет. Там строгого вида коренастый мужчина с бритым затылком стоял спиной ко мне и кричал в телефон:

– Спроси, может, баландёр снесет. Там, я знаю, баландёры в теме. В крайнем случае пупкарём передадим! В натуре, ну... цинканите там по системе, что ли. Что все я‑то должен делать?

– Извините, – прошептала я и закрыла дверь. Что это было? И что, интересно, он сказал? И кому? А главное, это кто был – адвокат? Если так, то он был до ужаса похож на бандита. Да уж, местечко. Надо все же отползать. Ничего мне тут не светит. Тут одни... эти, пупкари. Интересно, кто это такие?

– Вы, простите, кто? И что тут делаете? – раздался строгий смутно знакомый голос у меня за спиной. От неожиданности я подскочила на месте и чуть не сбила с ног высокого худого растрепанного мужчину, непонятно откуда оказавшегося рядом со мной. Он нависал и сурово смотрел на меня, в руке он крутил ручку. В коридоре было довольно темно, и многого я разглядеть не могла. Увидела только, что костюм у него хоть и дорогой, серебристый, с отливом, но мятый, и сидит на нем как‑то криво и мешковато, прямо как на мне платья. А лицо – небритое, и понять невозможно, то ли это такая, знаете ли, брутальная пятидневная щетина, то ли начальная стадия бороды. Глаза злые, колючие, голубые. На носу очки. Сам – какой‑то порывистый, как будто, даже когда стоит, внутренне продолжает бежать. Может, это он – Голова?

– Я по поводу работы.

– Вы должны были прийти к трем часам. – Он нахмурился еще больше. Однако сам факт, что он знает, кто я и зачем пришла, меня порадовал. Я поняла, почему его голос показался мне таким знакомым. По телефону я разговаривала с ним. Значит, он – начальник отдела кадров.

– Простите, – невольно принялась я оправдываться. – Только у вас тут так много комнат. Я не могла вас найти. Меня послали... к кому‑то... а, к Халтурину.

– Это понятно, – хмыкнул он. – Тут, кажется, всех сначала к Халтурину посылают. Так это вы из МГУ?

– Да, – с готовностью кивнула я, обрадовавшись тому, что Синяя Борода немного смягчился. Нет, не скажу, что на лице у него появилась улыбка. Думаю, он вообще никогда особенно не улыбается, так и ходит вечно сосредоточенный и серьезный.

– Пройдите сюда, – сказал он, махнув рукой на дверь напротив кабинета товарища с бритым затылком. – У меня почти нет времени.

– А, понятно. Ну так...

– Вы пунктуальны? – спросил он, еще даже не сев в кресло.

– Да. То есть почти всегда, – я путалась, понимая, что сегодня‑то я уже была непунктуальна.

– Работоспособны? – продолжал он.

– Очень. Очень.

– И хотите карьеры в этой сфере? – усмехнулся он, насмешливо глядя на меня. При вопросе о карьере я чуть было не взорвалась. Какую, скажите на милость, он имеет в виду карьеру для секретарши. Но потом подумала, что не стоит воспринимать все так буквально с первых же секунд. Кадровики всегда задают тупые вопросы.

– Да, конечно. Все же хотят карьеры.

– Отлично. Вы говорили, что готовы к командировкам. Это так? А печатаете хорошо? А, да, вы это тоже говорили. Иностранные языки?

– Не очень. По‑украински могу, – зачем‑то добавила я.

Он усмехнулся, сощурил свои язвительные голубые глаза и кивнул.

– Машину водите?

– Вожу, – окончательно запуталась я. Зачем это‑то мне? Ездить по бесконечному офису на электрокаре?

– Хорошо водите? – уточнил он, но раньше, чем я дала ему свой ответ, он встал, достал из кармана телефон, набрал какой‑то номер и, словно забыв про меня, заговорил.

– Василий? Максим Журавлев беспокоит. Да, все хорошо. Все принято в производство, да. Мне надо вам ходатайство отдать сегодня, чтобы вы там расписались. Нет, лучше сегодня. У них в канцелярии только завтра приемный день. Сможете? Отлично. Тогда к вам мой человек подъедет, подвезет бумажки. Сейчас. – Тут он снова повернулся ко мне и, загородив рукой телефон, спросил меня шепотом: – Вас, простите, как зовут?

– Вероника, – ответила я, все более удивляясь.

– Ее зовут Вероника, – сказал он, заставив меня вытаращиться на него в изумлении. – Худая, в черной юбке. Я ей ваш телефон дам.

– Вы что, меня имели в виду? – решила уточнить я, когда этот Максим Журавлев повесил трубку и принялся растерянно копаться в объемном, явно дорогом кожаном портфеле, который при всем этом выглядел, как старая разбитая торба. Видимо, у этого человека все было таким... разбитым и мешковатым. Впрочем, это никак не умаляло его авторитета, достаточно было бросить на него быстрый взгляд, чтобы понять, как профессионален, как он умен. И очки опять же. Он их снял, положил на стол, прищурился и спросил меня едким тоном:

– Вы возражаете?

– Нет, но...

– Какие – но? – Он удивленно приподнял брови и уставился на меня не мигая. Потом, увидев, что я парализованно замолчала, кивнул и продолжил: – Испытательный срок – три месяца. Работать надо будет много и разнообразно. Зато и опыт. Впрочем, может быть, вы боитесь нагрузок?

– Ну что вы, – покачала головой я, прикидывая про себя, в порядке ли он вообще. Здоров ли? Как‑то своеобразно он понимает функции секретаря. Или, может, просто хочет на халяву меня сгонять куда‑то как курьера. Этот вариант многое бы объяснил, кроме одного – зачем ему это. Вряд ли у него, в таком костюме, в таком офисе, есть проблемы с курьерами. – Так вы меня берете?

– Пока речь идет только об испытательном сроке, – коротко бросил он, снова погрузившись в поиски чего‑то в портфеле. – Да где же, черт! А, вот оно. Так, вот эту бумажку надо будет дать Василию на подпись. И потом вернетесь обратно. Сегодняшний день зачтется. Завтра зайдете к Халтурину, он там вас впишет задним числом, я его предупрежу. Ваша фамилия как?

– Хрусталева. А Халтурин будет только в следующий понедельник, – добавила я.

Журавлев – Синяя Борода – посмотрел на меня удивленно, внимательно, потом удовлетворенно кивнул.

– Это вы правильно. Информация – это все. Только завтра Халтурин как раз будет, он уезжает только в пятницу, на три дня. Ну, вот, – сказал он, нетерпеливо постучал ручкой по столу, пока я записала адрес этого непонятного Василия, а через пять минут я уже стояла на улице с пластиковой папкой в руках и вроде как с рабочим местом в кармане. Понять ничего из того, что произошло, я не могла, но решила – будь что будет. Явно Синяя Борода что‑то перепутал, но мне‑то что с того. Главное, что меня приняли на работу. Или не приняли? Время покажет. А время у меня есть. Почти около офиса я купила новую сим‑карту, набрала Варечкин мобильник и вкрадчиво промурлыкала:

– Привет.

– Что, опять смена явки и пароля? – ухмыльнулась она, услышав мой голос. – Это теперь твой номер?

– Да. Запиши его. И скажи, а кто у нас самая замечательная, трудоспособная и предприимчивая?

– Я, конечно, – незамедлительно ответила Варечка. – А как ты узнала?

– Я имела в виду себя, – фыркнула я, а Варя только рассмеялась и рассказала мне о том, что в ближайшие три дня у нас дома будет бардак и разгул, так как она, вопреки своим принципам, дала согласие на русских.

– Их трое, они из Челябинска, им нас порекомендовали. Вот я поэтому и дала слабину. А они уже приехали пьяными. Что же дальше? В общем, прячь мельхиоровые ложки, русские идут. А у тебя что?

– Я работу нашла.

– Да ну! – восхитилась она. – И где? И кем?

– Знаешь, я сама не до конца поняла, – честно призналась я, после чего Варечка долго стебалась, говоря, что ничего другого от меня и не ожидала.

– Ладно, Белоснежка, ты только проследи, чтобы тебе платили заработную плату, а уж чем заниматься – так ли это важно. Юридическая фирма, говоришь?

– Да, причем очень даже респектабельная. На Никитском бульваре, на стенах – Рембрандт.

– В подлиннике? – хихикнула Варя.

– Не исключаю. Только вот народ там очень странный. Пупкари какие‑то. И этот... Синяя Борода, – пожаловалась я и повесила трубку. Пора было заходить в метро, ехать на «Парк Культуры», в офисный какой‑то центр, чтобы подписывать непонятное ходатайство. Впоследствии я пришла к выводу, что в тот день Синяя Борода нанял меня единственно по одной причине – чтобы не переться на этот «Парк» самому. Из чистой лени. И кто‑то еще смеет утверждать, что лень – это плохо? Не согласна.

* * *

На следующее утро я приехала в офис на Никитском уже как к себе домой. Я по‑прежнему не совсем понимала, что я тут делаю, но меня снова никто не остановил. Секретаря в холле как не было, так и не появилось, но я уже начала подозревать, что меня не для этого взяли. Вчера, когда я вернулась в офис с подписанной у дерганого Василия бумагой, я поняла, что я – кто‑то другой. Василий хватал меня за руки и спрашивал, как, на мой взгляд, был ли Журавлев оптимистичен на его счет. И не показалось ли мне, что Журавлев не питает больших надежд по его делу. Что отвечать на это – я не имела никакого понятия, поэтому сказала витиевато и уклончиво:

– Вы крепитесь, ладно? Мы будем держать вас в курсе.

– Да. Да, хорошо. Да, я понимаю, для вас это – просто рутина. Но я почти не сплю. Эти счета, там же не мои деньги. Не понимаю, как можно вот так арестовать счета.

– Звоните завтра. – Я поспешила распрощаться с ним. Когда я вернулась, Журавлев с кем‑то оживленно переругивался и вообще едва меня заметил. Только после получасового разговора он кивнул мне на стол с компьютером у противоположной стены и сказал:

– Внесите изменения.

– Конечно, – ответила я, хоть и не сразу поняла, изменения куда и во что я должна внести. Битый час я наслаждалась стопкой исчерканной бумаги, в которой я не понимала ни того, что было напечатано шрифтом, ни тем более того, что было написано от руки. С трудом найдя в компьютере, в куче каких‑то папок нужный мне договор, я принялась, высунув язык, править его в соответствии с пометками на бумаге. Я периодически подходила к Синей Бороде с вопросами о том, что зашифровано в аббревиатуре ГПК или как правильно писать слово «абандонировать». Моих обращений он, кажется, сильно не одобрял, странно на меня смотрел, а в конце концов просто уехал, сказав, что завтра я должна подготовить эти договора к одиннадцати часам.

– Варь, это какой‑то ребус, – жаловалась я, и все же кое‑как мне удалось продраться через договор. Хуже или лучше – это уж мелочи. И к девяти часам утра я явилась на место предполагаемой службы, прошла смело мимо сидений с какими‑то людьми, мимо пустого секретарского стола, прямо в кабинет Бороды. Офис, кстати, в девять утра уже ожил и суетился. Там были и вчерашние метатели скомканной бумаги (я с ними даже столкнулась в курилке, но они меня, кажется, даже не узнали), а также совершенно новые люди. Пользуясь случаем, я прошла весь офис от края до края, обнаружив, что в нем еще имеется и небольшая, но весьма богато нафаршированная кухня, в которую, видимо, довольно давно не ступала нога женщины. Посуда, преимущественно одноразовая, вываливалась из мусорного ведра, а фарфоровые чашки стояли в раковине немытыми в огромном количестве. Я пожала плечами и вымыла их, думая о том, что только так я уберегу себя от увольнения, когда мой обман вскроется. Если, конечно, уберегу. Все стало ясно, когда часикам к одиннадцати в офис подошел господин Халтурин.

Это был респектабельного вида дядька лет пятидесяти, старше моей Синей Бороды, с помятым от пережитого и выпитого лицом. Росту он был высокого, грузен, неповоротлив, явно страдал излишествами в питании. И точно не имел проблем в деньгах.

– Добрый день, милая барышня. Вы ко мне? – ласково спросил он, заходя в кабинет. Я прошла за ним и невольно присвистнула. Его кабинет превосходил по размерам все остальные, что я уже видела, как минимум вдвое. Мебель тут стояла еще более роскошная. Темные деревянные стеллажи с дорогими книгами высились до потолка, книженции стояли одна к одной, подобранные не только по цветам, но и по размерам. Кресло руководителя было, наверное, самое большое, что я видела в жизни. А длиннющий овальный стол для переговоров был просто вне комментариев. Это и был Голова, наверное. Очень, очень умный юрист или адвокат. В чем, кстати, разница?

– Я Хрусталева. Максим... м‑м‑м... Андреевич Журавлев должен был говорить обо мне, – пояснила я управляющему.

– А, да‑да, точно. Новый помощник адвоката, да? Вам повезло, барышня, что вы сюда попали. Макс, конечно, не подарок. Работает на износ, любого уездит, уж и не знаю, кого ему найти. Но – в этом ваш шанс, да?

– Да, точно, – кивнула я, с удивлением узнав, кем именно я устроилась работать.

– Ну, извольте. Копия паспорта, трудовая, пенсионное, в копии тоже. Вы все привезли?

– Тут вот... паспорт, – бормотала я, против воли покрываясь пятнами. Все же врать я умею плохо. – А трудовой у меня нет.

– Заведем, – покровительственно кивнул он, сгреб бумаги и сунул их в стол. – Контракт подготовим через несколько дней. Про зарплату Макс согласовал?

– Нет.

– Ну конечно! – воскликнул он. – Никогда он ничего не согласует. Он вообще хоть что‑то вам объяснил?

– Как сказать, – улыбнулась я. – Он дал мне поручение.

– Как это на него похоже, – недовольно пробурчал Халтурин и сообщил мне о графике работы, моих обязанностях, которые в целом касались совершенно всего, ничем не исчерпывались и были безграничными. Главным для меня было стать максимально полезной во всех делах как Журавлева, так и в делах любых других адвокатов фирмы.

– Ни в коем случае! – бросил мне Журавлев, заскочив в офис только ближе к обеду, на минуточку. – У них у всех свои помощники есть. А у меня дел – по горло. Вы будете полностью обеспечены объемами.

– Понятно, – кивнула я, не совсем понимая, что это значит – объемы, и зачем меня ими обеспечить. Что он хочет сказать, что мне не хватает объемов? В каком смысле? И в каком месте? Но не это главное, а то, что я в качестве помощника адвоката в этой, оказывается, весьма известной и именитой, в основном благодаря адвокату Холодову (кто это?), юридической фирме буду получать почти вдвое больше, чем в любой моей самой амбициозной мечте. Если, конечно, удержусь.

– До тебя еще никто больше испытательного срока не выдерживал, – радостно сообщил мне некто Вадим, тоже, кажется, чей‑то помощник, с которым мы познакомились в курилке на второй день моего страннейшего трудоустройства. – Журавлев – он монстр. Он живыми всех съедает.

– Синяя Борода, – пробормотала я, ухмыльнувшись.

– Что? – переспросил Вадик.

– Ничего. В каком смысле – монстр? Злой он? Грубый?

– Это нет. – Он помотал головой и глубоко затянулся. – Грубить он не станет. У него другие методы.

– Какие?

– Ну что же я тебе все тайны сразу открою? – загадочно, но при этом как‑то гаденько улыбнулся он. – Все увидишь сама. Если найдешь минутку оторвать глаза от бумаг.

– Ничего, как‑нибудь, – утешала себя я. В конце концов, этот суетливый Вадим ничего не знает обо мне. И о том, на что я готова, на какие жертвы, на какие усилия и бессонные ночи ради одного простого права жить самостоятельно. Вряд ли он хоть как‑то может меня понять, ведь все нормальные люди имеют это право от рождения. Но только не я, не с моей семьей. Не с моим папочкой. После него мне не была страшна никакая, даже самая Синяя Борода.

Глава 7

Date: 2016-05-25; view: 307; Нарушение авторских прав