Пример 2. Стиль терапевта

Будучи в Австралии, я работал в центральной наркологической клинике. Там я встретил психолога Патрисию Гейлхар, одного из ведущих терапевтов Австралии, работающих с наркотической зави­симостью. Мы консультировали алкоголиков из числа повторно гос­питализированных. Существует множество книг и программ, кото­рые объясняют причины повторяющихся запоев, но я спросил у Пэт ее мнение. Она сказала: «Послушай, как они сами объясняют свои запои. Прислушайся к их языку».

Я последовал ее совету и услышал от пациентов утверждения, подобные следующим: «Я сорвался».

«Встречи в «Анонимных алкоголиках» стали распадаться». «Пьянка сбила меня с толку». «Я сошел с рельсов». «Бутылка меня затянула». «Я опять попался на это». «Я на крючке».

Я понял, что Пэт была права. Их язык показывал, почему они вернулись к пьянству и почему были уязвимы для него. Их слова описывали установку жертвы и беспомощности. Объедините все их высказывания, и вы найдете одну общую тему: пациенты смотрят на свою жизнь как на череду неподконтрольных событий. Их фразы подразумевают, что они не считают себя ответственными, не думают о том, что это их вина. Выражения типа: «Я сорвался», «Я чувство­вал себя не у дел», «Меня затянуло», «Я очнулся в тюрьме», «Моя мать взяла и умерла на мою голову» — утверждают, что их жизнь контролируется чем-то извне. Не они выбрали запить, развестись, совершить преступление, все это случается с ними.

Я послушал еще и обнаружил, что установка на то, что они не несут ответственности, у пациентов была не только в отношении своего пьянства, но и жизни в целом.

«Я оказался безработным», — говорит пациент, получивший дюжину предупреждений от начальника.

«В следующий момент я оказался разведенным», — говорит клиент, у которого были хронические проблемы в браке в течение пяти лет.

«Поезд ушел без меня», — говорит клиент; опоздавший на

20 минут.

«Я обнаружил, что разорен», — говорит клиент, который полу­чал $1000 в месяц и платил $800 за квартиру.

«Я оказался в тюрьме», — говорит клиент, который не платил налоги 10 лет.

«Я снова начал пить, потому что я взял маму на праздники, а она взяла и умерла на мою голову».

Эта установка — ключ ко всей проблеме. Пока они ощущают, что их жизнь контролируется чем-то извне, и позволяют всему это­му кошмару с ними происходить, они не возьмут на себя ответ­ственность за употребление наркотиков или за свою жизнь. Они всегда смогут уходить от ответственности, говоря: «Это была не моя вина. Бес попутал. Не вините меня и не ждите, что я как-нибудь с этим разберусь».

С подобными установками человек будет вечно пить и употреб­лять наркотики. Поэтому крайне важно изменить язык пациентов. Но как?

После многих лет работы со всевозможными подходами с тыся­чами наркоманов и алкоголиков Пэт Гейлхар создала технику когни­тивной конфронтации. Эта техника эффективна для хронически и тяжело зависимых наркоманов и алкоголиков, — тех, кто всю жизнь злоупотреблял, проходил многочисленные реабилитационные про­граммы и находится на терминальной стадии своей зависимости. Ее техника вводит клиента в сильнейший когнитивный диссонанс при помощи парадоксов и иронии. После недельного наводнения этим подходом лишь немногие пациенты сохраняли отговорки и отрицание, в основном же они были открыты к тому, чтобы совер­шить настоящий прогресс в реабилитации от своей зависимости.

Вот пример того, как Пэт разговаривала с пациентом, повторно впавшим в запой.

ТЕРАПЕВТ: Так почему вы снова стали пить? КЛИЕНТ: Ну, стали пропадать встречи в «Анонимных алкоголи­ках», на которые я ходил.

ТЕРАПЕВТ: Погодите! Боже мой! Какое ужасное событие! Вы хотите сказать, что вы шли однажды вечером по улице на такую встречу, завернули за угол, и вдруг эти встречи «Анонимных алкоголиков» исчезли перед самыми вашими глазами? Канули в бездну или что-то в этом духе? Это, наверное, очень вас напугало?

КЛИЕНТ: Ну... нет, ха-ха-ха. Это не то, что я имел в виду. Ха-ха... Как раз перед тем, как я начал пить снова, встреч стало меньше... ха... вы понимаете, что я хочу сказать, так?

ТЕРАПЕВТ: Нет, не понимаю! Вы хотите сказать, что они стали отменять встречи, зная, что вы придете, или как? Или вы приходили и никого не заставали, потому что они изменили место встречи? «Алкоголики» не очень любезны по отношению к вам.

КЛИЕНТ: Ха-ха... нет, конечно, нет! Ха-ха... о, черт с ним! Я перестал ходить на встречи!

ТЕРАПЕВТ: Что ж, хорошо! Теперь все ясно. А теперь скажите, почему именно вы перестали чувствовать необходимость продол­жать ходить на встречи?

Пэт реагировала подобным образом и на другие утверждения. Она нападала на язык пациентов и заставляла их точно понимать, какие мысли стоят за их словами.

КЛИЕНТ: Я сорвался и выпил пива.

ТЕРАПЕВТ: Вы не сорвались. Это то, что происходит с людьми, когда они падают с дерева. Это не был несчастный случай. Вы хотели выпить — и вы выпили. КЛИЕНТ: Я «выпал из поезда». ТЕРАПЕВТ: Не выпал, а выпрыгнул.

И так далее. Клиентам Гейлхар не требовалось много времени, чтобы перестать говорить вещи типа: «Я выпал, меня затянуло, я попался на пьянке, я оказался в разводе, она умерла на мою голо­ву». Вместо этого они начинают говорить: «Я решил снова выпить», «Я посчитал, что мне не нужны эти встречи», «Меня уволили, потому что я не показывался на работе», «Моя мать умерла». А затем про­исходит интересная вещь. Они не только начинают правильно гово­рить о чем-то, они начинают это правильно понимать. Они осозна­вали, что полностью ответственны за свои запои и за свою жизнь и что они, и только они, могут с ними что-то сделать.

Комментарий

Различие между двумя когнитивными моделями зависимо­сти не так велико, как здесь представлено. Наша модель допус­кает, что эмоции могут служить пусковым механизмом (не причиной тем не менее) к употреблению наркотиков, а другая мо­дель допускает, что успокаивающие убеждения (например, по­зволение себе использовать наркотики и т. д. — наши 42 убеж­дения), скорее всего, подталкивают клиента поддаться соблазну (Liese & Franz, 1996).

Главное отличие двух моделей состоит в том, что мы уделяем основное внимание тому, что говорит себе клиент после того, как он ощутил желание, а не до этого. Для пациентов с тяжелой формой зависимости все, что нужно для того, чтобы ощутить потребность в дозе, — это время. Тело наркомана привыкает к определенному уровню наркотика, и когда этот уровень падает, возникает желание. Зависимым клиентам не нужно быть тре­вожными, подавленными, скучающими, сердитыми, расстроен­ными или находиться в кризисе, чтобы злоупотреблять нарко­тиками, все, что им нужно, — это желание.

Личное замечание. Я хорошо представляю реакции отдель­ных читателей на представленное нами когнитивное лечение пациентов с тяжелой химической зависимостью. Такой была и моя реакция первые 15 лет моей карьеры до того, как мне дове­лось погрузиться в программы лечения от наркотической зави­симости, до того как я встретил Пэт.

Я использовал когнитивную терапию в работе со злоупотреб­ляющими наркотиками клиентами в течение многих лет. Для многих она оказалась действенной. В начале своей карьеры я не делал различия между лечением злоупотребляющих и лече­нием зависимых клиентов. Когнитивные техники помогали почти всем.

Но когда я начал работать в клинике по лечению алкоголиз­ма и наркомании, то обнаружил, что стандартные когнитивные техники, которые работали раньше, казалось, делали этим па­циентам только хуже. Пациенты в таких клиниках показывали в различных тестах на химическую зависимость результаты выше средних на два стандартных отклонения. Они потеряли семью, работу, денежные средства, физическое здоровье, мно­гие из них были бездомными и жили на улице. Когда я пытался помочь этим пациентам снижением их негативных эмоций, это давало им оправдание для того, чтобы продолжать употреблять наркотики. Они говорили: «Я зависим, потому что у меня есть эмоциональные проблемы. Когда я решу их, я брошу пить». Пэт научила их думать: «Черт с моими эмоциональными проблема ми. Они появились у меня, потому что я 20 лет пил и употреблял наркотики. Сначала мне нужно их бросить, прямо сейчас] Об остальном я побеспокоюсь позже».

В литературе по лечению алкоголизма и наркомании нечасто упоминается эта разновидность пациентов и не всегда описыва­ется необходимая в таких случаях когнитивная конфронтация. Я считаю, что причина этого в том, что специалисты, пишущие учебники, редко встречаются с такими пациентами. У меня не было такой возможности, пока я не начал работать в австра­лийской наркологической клинике. Вы не встретите этих па­циентов в консультативном центре в колледже, потому что они уже давно бросили колледж. Вы не встретите их в частной практике, потому что у них давно кончились деньги и они использовали всю свою страховку. Вы не встретите их на реаби­литационных программах от работодателя, потому что их уже давно уволили. Вы не увидите их в поликлиниках, потому что они уже пробовали пойти этой дорогой и не раз с нее сбива­лись. Единственное место, где вы их можете найти, — это госу­дарственные клиники, в которые они попали с улицы, где их подобрали из-за бесчисленных токсикозов и с полуразрушенной печенью.

Последнее замечание относительно стиля консультанта. Этот стиль не для малодушных или неопытных терапевтов. Он дол­жен быть корректно выдержан. Пэт — просто мастер, у нее бо­лее чем 20-летний опыт. В течение двух лет я наблюдал много­численных подражателей Пэт, которые пытались копировать ее стиль, но не преуспели в этом. За один сеанс Пэт могла полнос­тью сломать когнитивную систему пациента, не ломая человека. Ее ирония и парадоксальные методы противостояли мыслям па­циента, а не самому пациенту, а многие подражатели не могли увидеть это едва заметное, но важное различие.

Многим пациентам не нравилось, что разрушают их когни­тивную систему, некоторые приходят в ярость и далее могут уйти с лечения, говоря: «Я не хочу больше терпеть этот бред». Но затем происходило то, чего я не видел ни у одного терапевта. Несколько недель или месяцев спустя тот же пациент возвра­щался, требуя увидеть Пэт. Я расспрашивал этих пациентов: «После того, что произошло на сеансах Пэт, почему вы верну­лись, чтобы увидеть именно ее?» Они говорили мне приблизи­тельно одно и то же:

«Да, я рассердился. Я рассердился потому, что все, что она мне говорила, было абсолютно и несомненно правильным, и я это знал! Мне оставалось только одно — убраться отсюда. Но я также знал, что она — единственный консультант, который мо­жет мне помочь, потому что я не мог сбить ее с толку своей болтовней. Но когда я был готов к тому, чтобы как-то решить свою проблему, когда я понял, что умру, если не брошу наркоти­ки, я тут же понял, к кому мне нужно пойти».

Несколько лет назад Пэт ушла с консультирования в нарко­логической клинике на пенсию. На торжестве по поводу этого события тысячи выздоравливающих алкоголиков и наркоманов со всей Австралии и из других стран выразили свою благодар­ность за все, что она для них сделала.

Date: 2016-05-25; view: 311; Нарушение авторских прав