Главная тайна истории СССР

К 1917 г. никто иной как российские масонствующие либералы привели Российскую империю к краху в условиях практически полного непротивления их деятельности режима Николая II, что и отличало его режим от режима Александра III. Однако с управлением захваченной страной либералы не справились, прежде всего вследствие того, что не понимали^[150], что в России мировое масонство в целом работает на то, чтобы превратить Россию в форпост дальнейшего продвижения марксистского проекта и повсеместного искоренения буржуазного либерализма.

Ныне вину за удушение жалких ростков февральско-пуримской^[151] либерально-буржуазной «демократии» либерально ориентированные «всезнайки», перетолковывающие историю на свой взгляд, возлагают на так называемых «большевиков»^[152].

Так называемые «большевики» к октябрю 1917 г. — это РСДРП (б), объединившая в апреле того года^[153]:

· Настоящих большевиков, для которых конкретным идеалом было — раз и навсегда покончить с паразитизмом в обществе на жизни и труде людей всевозможных «элитарных» меньшинств и деклассированного люмпена. Но большевики в тот период за единичными исключениями не понимали непригодности марксизма для решения этой задачи глобального цивилизационного строительства.

· Настоящих марксистов — благонамеренных словесников-книгочеев, которые не научились чувствовать жизнь и осмысленно соотносить тексты с реальной жизнью, и псевдосоциалистически ориентированных масонов, которые до этого объединения группировались вокруг Л. Д. Бронштейна (Троцкого) и входили в разного рода меньшевистские фракции в составе РСДРП. Эти посредством разделения марксизма на экзотерический (для благонамеренной толпы) и эзотерический (для посвящённых) решали задачу искоренения буржуазного либерализма в глобальных масштабах и замены капитализма марксистским псевдосоциализмом.

Т. е. объединение в структурах РСДРП настоящих большевиков, марксистов-экзотеристов и марксистов-эзотеристов было изначально внутреннее конфликтным.

Поэтому эпоха после утверждения в стране диктатуры аппарата РСДРП (б) — ВКП (б) стала эпохой борьбы настоящего большевизма и настоящего марксизма за власть над организационными структурами партии и государства.

Дилемма «вождь народа: Л. Д. Троцкий либо И. В. Сталин?» при том условии, что И. В. Сталин до 1952 года подавал себя в качестве настоящего марксиста и вполне лояльного масона, для заправил мирового масонства разрешилась в пользу И. В. Сталина вследствие того, что:

· И. В. Сталин был более эффективным управленцем, поскольку сам вникал в конкретику курируемых им дел, а Л. Д. Троцкий — был прежде всего говоруном и «писуном» — «постановщиком задач», перекладывавшим конкретику дел и ответственность за них на подчинённых «профессионалов»-специалистов. То же касается и сподвижников Л. Д. Троцкого.

· И. В. Сталин обладал авторитетом в более широких слоях общества, и, прежде всего, — в простонародье, а Л. Д. Троцкий — только в весьма узких кругах интеллигенции.

Иными словами, говоруны объединялись с говорунами, а люди дела — с людьми дела.

Кроме идейных группировок обоих претендентов в вожди в стране была ещё и бюрократия. Бюрократия безъидейна в том смысле, что ей всё равно, какой идеологией обосновывать своё право на власть в обществе как источник благ для самих себя и гарантию безответственности перед остальными людьми. Поэтому бюрократы, как всегда, были готовы подчиниться тому, кто победит и покажет им, что он — их хозяин.

В этой борьбе, которая была весьма кровавой и затронула не только осознававших её цели вождей и их приверженцев, но и всё общество, победил большевизм в лице И. В. Сталина. И пока решался вопрос, «кто кого: Троцкий — Сталина, либо Сталин — Троцкого?» бюрократия мельтешила, не зная, кому служить, но, в конце концов, признала в Сталине «хозяина». Однако после убийства вождя И. В. Сталина (1953 г.) плоды победы большевизма, вследствие того, что большевики не смогли соорганизоваться, к середине 1960‑х гг. достались партийной бюрократии.

До выхода в свет «Экономических проблем социализма в СССР» (осень 1952 г.) И. В. Сталин по внешней видимости был марксистом и действовал формально в русле марксистского проекта, вследствие чего его режим был легитимен в глазах заправил западного масонства и пользовался его поддержкой. Во многом благодаря этой поддержке СССР смог со второй половины 1920‑х гг. к началу второй мировой войны ХХ века (организованной либерально-буржуазной Великобританией в целях самозащиты от марксистского проекта) преодолеть унаследованную от империи научно-техническую, производственную и общекультурную отсталость от передовых стран Запада.

В 1952 г. в работе «Экономические проблемы социализма в СССР» И. В. Сталин прямо указал на неуместность в политэкономии социализма упомянутых выше метрологически несостоятельных категорий марксистской политэкономии, что подразумевало и несостоятельность марксисткой философии, породившей такую дефективную политэкономию, и как следствие, — неадекватность картины мира в целом, нарисованной марксисткой философией. Это был смертный приговор марксизму и марксистскому проекту, чего И. В. Сталину заправилы проекта простить не могли и вынесли ему ответный смертный приговор.

Как только заправилы проекта за безупречно марксисткой лексикой работы И. В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» увидели её истинный смысл (в отличие от бездумной толпы приверженцев марксизма они не были рабами его лексики, но видели и жизнь как таковую), для них стало очевидно, что появление и выражение в однозначно понимаемых языковых формах альтернативной марксизму философии и политического проекта глобальной значимости это — вопрос времени. И реальная жизнь подтвердила этот вывод.

И в том, чтобы скрыть факт вынесения И. В. Сталиным смертного приговора марксизму и заблокировать выработку и распространение большевистского проекта глобализации, состоит истинная причина всех прошлых, нынешних и будущих усилий по «развенчанию культа личности И. В. Сталина» и попыток дать заведомо неадекватные трактовки истории той эпохи, из которых исчезли бы реально действовавшие в те времена политические силы, работавшие на разные цели глобальной политики. Характерно и то, что чаще всего в такого рода «интеллектуальных» упражнениях «светятся» разного рода политиканствующие говоруны, далёкие от какой-либо конкретики дел^[154], т. е. психтроцкисты.

После устранения И. В. Сталина, что исключило передачу власти в СССР преемнику его дела, троцкизм попытался подчинить себе партийную бюрократию.

В этом суть эпохи Н. С. Хрущёва — выходца из троцкистов ― так и оставшегося троцкистом по сути до конца своих дней. Однако Н. С. Хрущёв и троцкисты второго поколения были мелковаты в сопоставлении их с Л. Д. Троцким и его приверженцами: многие, включая и самого Н. С. Хрущёва, были психологически сломлены страхом 1937 г., вследствие чего самоотверженной борьбе за воплощение марксистского проекта в жизнь ^[155] предпочитали трёп на кухнях с оглядкой и бардовские песни^[156]. В результате безъидейная бюрократия сначала помогла идейному, но невежественному и неуравновешенному Н. С. Хрущёву наделать много глупостей, а затем сместила его и вытеснила из сферы практической политики весь «клуб самодеятельной песни», пришедший вместе с ним в так называемую «оттепель».

Кроме того, надо понимать, что для заправил глобального марксистского проекта появление работы «Экономические проблемы социализма в СССР», которая вышла в свет по недосмотру опекунов И. В. Сталина, означало, что она представляет собой подведение итогов одному из этапов содержательно иного глобального политического проекта, который на протяжении нескольких десятилетий осуществлялся под руководством И. В. Сталина под видом марксистского проекта — т. е. в его формах: организационных, лексико-сим­волических и т. п. Поэтому встал вопрос о тестировании обществ в ареале господства марксистского проекта с целю ответить на вопрос: насколько далеко зашёл альтернативный «мраксизму» проект? Ответ на этот вопрос им был необходим для определения стратегии дальнейшей глобальной политики.

Такими тестами стали: в СССР — первый послесталинский государственный переворот 1953 г.^[157] и ХХ съезд, а в остальном «социалистическом лагере» — антимарксистские восстания в ГДР (1953 г.^[158]) и в Венгрии (1956 г.), которые были подавлены Советской Армией как «профашистские путчи». В Польше массовое недовольство тоже имело место, но в ней дело не дошло до массированного применения силы.

В данном случае надо пояснить, что:

· Массовое недовольство населения ГДР, Венгрии и Польши было вызвано политикой тамошних марксистов и примкнувших к ним бюрократов.

· А вот канализация недовольства в структуры сопротивления власти и подстрекательство к восстаниям с обещаниями поддержки «национальных восстаний» буржуазно-либеральными странами Запада вплоть до военно-силовой — это был продукт не местного производства, а западного, поскольку толпа не способна к самоорганизации с целью политической деятельности.

В обоих случаях либерально-буржуазный Запад «кинул» доверившихся ему простачков-антикоммунистов и не пошёл на военный конфликт с СССР потому, что судьбы восставших толп не интересовали заправил глобальной политики. Их интересовали результаты тестирования социальных систем в ареале господства марксистского проекта.

Результаты этих тестов показали, что альтернативный марксизму большевистский проект находится в зачаточном состоянии: Н. С. Хрущёв — «чудило грешное» — не получил отпора ни на ХХ съезде, ни в партийных организациях на местах, а реакция «форпоста социализма» на организованные Западом восстания в ГДР и в Венгрии была тупо-бюрократической в стиле «сила есть — ума не надо; что нам досталось — туда не лезьте, а то дадим по рукам».

Однако в результате дискредитации во всём мире марксистского псевдосоциализма — так называемого «коммунизма» — «развенчанием культа личности Сталина», жёстко силовым подавлением антимарксистских восстаний в ГДР, в Венгрии и проигрышем в СССР Н. С. Хрущёвым и его кукловодами борьбы за власть в партии и государстве безъидейной бюрократии, при общем дефиците идейно убеждённых марксистов в стране — к середине 1960‑х гг. СССР уже не мог выполнять роль мирового «агитпункта за коммунизм» и форпоста в продвижении марксистского проекта искоренения буржуазного либерализма в глобальных масштабах.

С другой стороны, ужасы насаждения псевдосоциализма в обоих его вариантах (иудейско-интернацистском — в СССР, и нацистском — в гитлеровской Германии) сбили изрядную долю самодовольства с либерально-буржуаз­ных «элит» капиталистических стран Запада, вследствие чего их правящие «элиты» стали более восприимчивы к закулисным рекомендациям в отношении упомянутых выше проблем (внутрисоциальной напряжённости и перспектив биосферно-экологического самоубийства цивилизации).

В результате передовые капиталистические страны в период времени, начиная с 1917 г., развивали у себя «элементы социализма»: подняли потребительский статус большей части населения своих стран до уровня, недостижимого в СССР, сделав нищету в них уделом социально не значимого меньшинства^[159]; построили систему социального обеспечения личности и семьи, разработали и стали соблюдать своды законов о защите среды обитания.

Но и в странах Запада в новых поколениях легальный марксизм утратил свою революционность, а экстремисты марксисты-революционеры из всевозможных «красных бригад» и «красных армий» во мнении подавляющего большинства населения стран Запада воспринимались уже не как безкорыстные борцы против гнёта капитала за будущее счастье народное, а как фактор Зла, мешающий обывателю спокойно жить.

Если же подняться с регионального уровня на уровень рассмотрения проблем глобальной политики тех лет, то такое положение дел в СССР, в «социалистическом лагере» и в странах Запада с начала 1970‑х гг. означало, что для заправил глобальной политики идеологический раскол подконтрольного им региона планеты с концептуально безвластными обществами стал представлять определённую помеху, поскольку в борьбе друг с другом двух социальных систем, основанных на несовместимых идеологиях буржуазного либерализма и марксистского псевдосоциализма, растрачивались колоссальные ресурсы, что сдерживало продвижение библейского проекта в целом в регионы небиблейских культур.

Вследствие этого встал вопрос об унификации идеологий и субкультуры политической деятельности в подвластном заправилам библейского проекта ареале планеты.

Унификация в данном случае означала неизбежный крах одной из социальных систем, построенных на взаимоисключающих друг друга идеологиях. От принятия конкретного решения и проведения его в жизнь диктаторским порядком заправилы глобальной политики как правило устраняются, поскольку это «не их метод». Собственных ресурсов у них нет, управление выстраивается на основе изучения тенденций развития процессов, поддержки одних и блокирования других, и потому на данном этапе развития глобального исторического процесса они предоставили решить вопрос унификации идеологий практически заинтересованным сторонам: приверженцам буржуазного либерализма и марксистского псевдосоциализма в обеих ветвях масонства.

Перестройка в СССР

Как известно, «кадры решают всё». Сопоставление качества кадровой базы и её положения в структуре общества СССР к началу перестройки оказалось не в пользу большевизма и приверженцев марксистского псевдосоциализма, поскольку бюрократическая корпорация после устранения И. В. Стали­на выдавила по одиночке большевиков и идейных марксистов из партийного и государственного аппарата и не допускала в него представителей новых поколений тех и других. А альтернативных систем организации своей политической деятельности ни те, ни другие не создали.

Орудием бюрократии в деле завоевания власти над партией стал принцип так называемого «демократического централизма», который предназначен для того, чтобы идейные вожди строили партию под себя. В отсутствие идейных вождей этот принцип стал орудием власти партийных бюрократов. Но в любом из вариантов политически активные граждане с его помощью не могут строить аппарат управления партией в соответствии со своими политическими интересами.

Это же касается и всех процедур формальной демократии, в том числе и в условиях многопартийности, которая искусственно взращивается в постсоветской Россионии. В концептуально безвластном обществе демократические процедуры — система типа «ниппель»: работает только в одном направлении — из структурно организованных властных корпораций в массы разрозненных индивидов.

Что касается самой бюрократии, вне зависимости от того, принадлежит она к «военщине», к спецслужбам, к административному аппарату государственности, науки и хозяйственного комплекса страны, то это — не творческая корпорация. Это — стая человекообразных, для которых пребывание в органах власти — не служение обществу с целью созидания его лучшего будущего, а «потреблятство».

Тем не менее бюрократия может быть инструментом осуществления политической воли с некоторыми извращениями и ограничениями своим корпоративным потребительским эгоизмом при условии, что над нею есть «хозяин», несущий свою политическую волю либо ретранслирующий чужую политическую волю. Если этого нет, то бюрократия способна только к рвачеству в процессе борьбы за поддержание политического и потребительского статуса и за своё расширенное воспроизводство.

Поэтому партийно-советская бюрократия в послесталинские времена, отвергая творческую инициативу миллионов людей и подавляя её, не могла сделать ничего, кроме как уронить качество управления, что неизбежно привело к отставанию СССР от развитых капиталистических стран в развитии науки, техники и технологий и в общекультурном развитии.

Поскольку на протяжении всего времени после убийства И. В. Сталина СССР оставался формально социалистическим государством, то приверженцы буржуазного либерализма за его рубежами, не вдаваясь в те предметы, о которых идёт речь в настоящей записке, видели в СССР своего опасного противника, вследствие чего через масонскую периферию в среде научной общественности и в структурах АН СССР помогали бюрократии в том, чтобы это отставание по возможности быстрее обрело принципиально-качественный и необратимый характер.

Так как бюрократии не свойственно вникать в суть дел, то она, полагаясь на мнения «профессионалов»-специалистов, приняла и осуществила с подачи АН СССР множество вредоносных решений и не допустила разработки и воплощения в жизнь действительно полезных идей. В условиях бюрократической власти периферия буржуазно-либеральной ветви масонства в АН СССР вредительствовала безпрепятственно, представляя ахинею как вклад общемирового значения в научно-технический прогресс, а явное вредительство ― как неизбежные ошибки, поскольку, как говорил К. Маркс, «в науке нет широкой столбовой дороги». По сути своей это был всё тот же троцкистский саботаж, превосходивший по масштабам нанесения ущерба обществу в СССР саботаж и вредительство периода первых пятилеток, когда была осуществлена индустриализация страны и начался подъём сельского хозяйства на основе развития производственной базы колхозов и совхозов в предвоенные годы. Но на этот раз репрессий в отношении саботажников и вредителей не было: во-первых, потребительских вакансий по «элитарным» стандартам тех лет высшей номенклатуре хватало, а во-вторых, бюрократы опасались и за свои шкуры, поскольку, как показал опыт 1918—1952 гг. проблема не в том, чтобы начать репрессии, а в том, чтобы, после того, как репрессии начнутся, их удержать в нужном для зачинателей русле, а потом остановить, когда в них отпадёт надобность (в противном случае зачинатели репрессий неизбежно становятся их жертвами сами).

Наибольший вред стране нанесли представители так называемых «общественных наук»: философы (не развили методологию познания, очищенную от марксистского вздора), психологии и педагоги (не выявили потенциал развития человека и не создали методик обучения детей, раскрывающих их потенциал личностного развития, вследствие чего школа до настоящего времени — инструмент зомбирования и подавления творческого потенциала), историки (не выявили библейский проект порабощения человечества — доминанту глобальной политики последних нескольких тысячелетий), экономисты (все их теории непригодны для организации эффективного управления народным хозяйством в интересах трудящегося большинства); следом за «людоведами» в этом списке идут кибернетики (кибернетика изначально не описывает управленческие процессы как таковые и не взращивает культуру управленческой деятельности, а всего лишь «крышует» исследования в области теории и практики управления, придавая одним частным разработкам легитимность, а другим отказывая в таковой).

Ещё одно обстоятельство, приведшее СССР к краху, состоит в том, что на Западе на протяжении всего времени после победы буржуазных революций царил культ «крутого» индивидуализма, частной инициативы и «командной» корпоративности при воплощении частных инициатив индивидов в жизнь.

В России же, что бы ни говорили демагоги о соборности и общинности как об основах культуры России, реально вопреки этой демагогии в обществе на протяжении веков царил культ подчинения социальной иерархии и индивидуализма, склонного к самопревознесению, но не способного к корпоративности. В эту социальную иерархию встроилась и иерархия имперской бюрократии.

Для того, чтобы имперская бюрократия рухнула, потребовалось несколько месяцев, которые в исторической традиции СССР получили наименование «триумфальное шествие советской власти». Но для того, чтобы из культуры и коллективной психики общества исчез дух социальной иерархии толпо-«элита­ризма», одних декретов Советской власти и лозунга «мы — не рабы, рабы — не мы!» оказалось недостаточно. И это стало одной из причин рождения и становления в стране новой бюрократии — партийно-советской, к тому же сионизированной, поскольку к 1917 г., в отличие от остального населения страны, евреи были в большинстве своём грамотны^[160] и массово революционны на основе духа мафиозной корпоративности.

Один из принципов бюрократии — пресечение выражения недовольства и критики иерархически высших низшими. Если вышестоящий бюрократ ошибается и не внемлет предельно деликатным намёкам подчинённых, то этот принцип обрекает бюрократа на то, что он сам столкнётся с плодами своих ошибок, которые могут стать катастрофой и для него лично, и для многих от него зависящих по жизни и по работе. Вторая сторона этого же принципа — пресмыкательство перед высшими руководителями бюрократов в иерархии власти^[161].

Культ индивидуализма, характерный для Запада, в отличие от этого принципа предполагает по крайней мере формальную безнаказанность выражения недовольства в адрес кого бы то ни было, что в случае ошибок и злоупотреблений властью иерархически высших в одной иерархии статистически предопределённо вызывает к жизни альтернативную иерархию, работающую с той же проблематикой, но свободную от ошибок и заблуждений первой иерархии. Поэтому бюрократия, если она оказывается в конфликте с частной инициативой, получившей некую корпоративную поддержку, неизбежно проигрывает по быстродействию и качеству управления вплоть до полной утраты власти.

Времени с 1917 г. до начала перестройки оказалось недостаточно для того, чтобы из культуры общества был изжит дух социальной иерархии и производный от него бюрократизм.

Поэтому даже тогда, когда перестройка в СССР дала свои первые негативные плоды и многим стало понятно: что идеология перестройки — идеология буржуазного либерализма и буржуазного национализма, склонного к нацизму (как в Прибалтике); что перестройка представляет собой курс на расчленение СССР и реставрацию капитализма колониального образца в его обломках; что это принесёт множество бедствий подавляющему большинству населения страны в нескольких поколениях, — даже тогда и Съезд народных депутатов СССР, и XXVIII съезд КПСС отвергли предложения ряда делегатов призвать к ответу генсека и главу государства М. С. Горбачёва, а уголовное дело, возбуждённое против него тогдашним старшим помощником Генпрокурора СССР В. И. Илюхиным, привело к отставке самого В. И. Илюхина^[162].

Но главное состояло в том, что бюрократия в СССР к началу 1960‑х гг. сформировалась как общественный класс (в смысле ленинского определения). И этот класс, — вследствие своего монопольно высокого потребительского и политического статуса, — стал эксплуататорским, паразитическим, — классом угнетателей. Это касается и национальных бюрократий в союзных республиках.

Идеалы социализма этому паразитическому классу были не только чужды, но и ненавистны, а социальная организация СССР и государственная идеология строительства социализма и коммунизма мешала бюрократии в целом и каждому отдельному бюрократу хапать по способности. Этому сопутствовало и то, что к началу 1960‑х гг. некоторая доля партийно-советской бюрократии созрела для того, чтобы её представители сами искали случая быть завербованными спецслужбами либерально-буржуазного Запада и масонством^[163].

В бюрократиях же союзных республик с середины 1950‑х гг. наверх более успешно продвигались индивиды, которым неприемлем был не только социализм и дело строительства коммунизма, но и пребывание их национальных обществ в составе СССР. Об этом они не говорили с партийных трибун публично, но между собой на тусовках работников республиканских ЦК в 1970‑е гг. эстонцы прямо заявляли белорусам, что их республики обладают как раз наиболее подходящими размерами, численностью населения и экономическим потенциалом для того, чтобы жить хорошо самостоятельно без СССР и указаний «этих идиотов из аппарата общесоюзного ЦК и Политбюро».

КГБ СССР деятельно соучаствовало^[164] в проекте расчленения страны и реставрации капитализма неизбежно колониального типа, поскольку без поощрений с его стороны никаких «народных фронтов» в годы перестройки не возникло бы; а если бы и нашлись одиночные инициативники, то с ними было бы то же самое, что и с малочисленными диссидентами 1950‑х — 1970‑х гг., будь позиция КГБ иной.

Для того, чтобы возникли «народные фронты», «межрегиональная депутатская группа», объединения борцов за права репрессированных народов и т. п., а на улицы и площади вышли возбуждённые политиканами толпы, необходима была команда в адрес КГБ — «Подстрекать и поощрять всё такое!». И КГБ эту команду исполнило^[165].

Чем руководствовались бюрократы КГБ (подконтрольного масонству, судя по его деятельности и бездеятельности в андроповские времена), совершив по сути акт измены народам страны, — вопрос особый. Одна из версий состоит в том, что они знали Союзный бюджет и видели, что Россия в финансовом выражении — донор для остальных союзных республик. Поскольку организовать опережающее научно-техническое и экономическое развитее СССР бюрократы в 1950‑е — 1970‑е гг. не смогли, то, когда импульс развития, набранный в эпоху сталинизма, себя выработал, они искренне купились на иллюзию:

· Уровень жизни в России можно поднять, если сбросить всю периферию в составе СССР и за его рубежами, которая по существу живёт ресурсами России.

· Плановая экономика неэффективна, и потому надо вернуться к «общечеловеческим основам прогресса» и восстановить либерально-ры­ночную экономику, поскольку она зарекомендовала себя в передовых в научно-техническом отношении странах как на Западе, так и на Востоке^[166].

О том, что хозяйственная система СССР — целостность, от которой блага получают все; что финансовые потоки в ней — одно из выражений управления ею; что её внутренние цены — следствие управленческих процессов в ней же, а не объективное (в смысле аполитичности и независимости от процессов управления) мерило количества и качества труда и параметров продуктообмена, — об этом и многом другом аналитики ГБ не догадались...

Не сведущи были они и в том, что можно назвать «всемирная история политики — глобальной и региональной». Вследствие этого до них вряд ли доходило, что разрушение этой хозяйственной целостности, сделает обломки СССР объектом порабощения Запада, по какой причине множество бедствий выпадет и на долю народов России — большей части её населения.

Вообще обсуждать по существу проблематику глобальной политики и управления её течением, доминирования в ней библейского фашистского проекта, возможных альтернативных концепций глобализации в послесталинские времена в СССР было не принято ни публично, ни в кабинетах КГБ, ГРУ и других спецслужб. Поэтому все мифы о том, что КОБ сформировалась на спецдачах КГБ и ЦК КПСС — плод воображения тех, кто никогда не имел представления о мировоззрении бюрократического руководства этих бюрократических иерархий. Не было в этих иерархиях и понимания того, что успехи государственности Руси-России во внешней и внутренней политике имели место только тогда, когда она работала на самобытный многонационально-Русский глобальный проект.

Тематика глобальной политики не присутствовала и в системе образования: ни общедоступного, ни секретного МВД-КГБ-ГРУ-шного. Такое положение сохраняется и в постсоветской Россионии: ВП СССР и приверженцы КОБ по мере того, как они обретают концептуальную властность, являются единственными нарушителями этого заговора молчания.

Также отметим, что и ООН ни кулуарно, ни на своих генеральных ассамблеях не обсуждает названную проблематику действующей глобальной политики и альтернатив ей, в силу чего не справляется с теми функциями, которые должна решать в интересах всех народов планеты.

Свой посильный вклад в гибель СССР внесли и «политрабочие» Вооружённых Сил и МВД, а также и их коллеги из системы политучёбы на гражданке и, прежде всего, — в системе партийной учёбы, охватывавшей в начале 1980‑х гг. более 15 миллионов членов вне структур Вооружённых сил и МВД. Соответственно, — за единичными исключениями, — «политрабочий» в чине майора^[167] и выше — после ХХ съезда КПСС — это и психиатрический диагноз (специфическая разновидность слабоумия и шизофрении), и состав преступления перед народом. Вся эта публика компостировала мозги населению страны вздором вместо того, чтобы вырабатывать и давать людям адекватные знания историко-социологического характера.

Тем же — компостированием мозгов — занимались и деятели культуры: прежде всего, писатели, кинематографисты, театральные деятели и отчасти музыканты.

Послесталинский период советской эпохи оставил после себя множество имён писателей и их произведений. Однако мало кто задумывается, что всё это — своего рода «фильтрат», поскольку в СССР публиковались произведения преимущественно членов союза писателей, а членом союза писателей можно было стать, только опубликовав некоторое количество текстов. Тексты проходили не только партийно-политическую цензуру, но и союз писателей фильтровал претендентов в свои ряды. Эти два фильтра отсеивали не только бездарных графоманов, но не позволили состояться в качестве писателей и многим действительно одарённым Богом людям, чьи воззрения пришлись не ко двору искусствоведам от КПСС и союза писателей, представлявшего собой изначально, как и академия наук, легальную оболочку масонства в его публичной деятельности. То же касается и союза кинематографистов, союза художников, союза театральных деятелей и союза композиторов.

Большинство профессионалов от искусства послесталинской эпохи компостировали мозги людям, в отличие от «политрабочих», не лицемерно, а искренне, и потому были более успешны в этом деле. Такие, как В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев, Л. Гайдай сеяли настроение неприятия жизни в СССР не по умыслу, чтобы деморализовать народ и разрушить страну: просто их мировоззрение и миропонимание были такими, что их творчество не могло быть ничем иным, как компостированием мозгов читателей, зрителей на безъисходность.

Иллюзию свободы художественного творчества давал всевозможный «андеграунд». Но как его взращивали и «фильтровали» ЦК КПСС и КГБ и проникавшее в эти структуры масонство, — это отдельная тема: просто методы фильтрации были основаны на «индивидуальном подходе» и не были столь формализованы и шаблонны, как это имело место в «творческих» союзах.

В частности А. И. Солженицын — довольно успешная разработка такого рода «андеграунда». А вот И. А. Ефремова — искусствоведы проглядели и не успели задавить, а то не было бы ни «Туманности Андромеды», ни «Часа быка»^[168].

Поэтому, когда мы вспоминаем историю искусства в послесталинскую эпоху, надо думать не о тех, кто стал известным, а о тех оставшихся неизвестными, кого система задвинула и раздавила, чтобы они не вдохновили людей на воплощение мечты о светлом будущем.

Так и сегодня в россионском обществе идёт бесконечный и безплодный спор «интеллектуалов» об адекватности различных вариантов прошлого Руси-России, а её будущее ― по-прежнему в руках заправил глобального библейского проекта порабощения всего человечества.

Общество в СССР вне бюрократического аппарата к государственной власти относилось иждивенчески — в традициях так называемого «социального договора»: мы работаем — вы управляете делами общественной в целом значимости: каждый делает своё дело и не в праве судить о делах других. Если управление было дурным, то большинство людей уповало и до сих пор уповает на смену власти, главы партии и государства персонально, но не проявляло никакой политической инициативы к тому, чтобы характер государственной власти изменился и она стала выражать жизненные интересы трудящегося большинства, а не паразитических меньшинств.

Объяснять отсутствие какой-либо политической инициативы в обществе всеобщим страхом перед КГБ, как это делают многие ныне, — глупость.

Конечно, с 1917 г. по 1991 г. в обществе было много тех, кто трепетал в страхе перед ВЧК — КГБ и потому «не высовывался». Но в то же самое время в годы борьбы сталинского большевизма с марксизмом-троцкизмом было множество людей, которые ощущали общекультурный и экономический рост СССР и потому без лишнего трёпа своим трудом поддерживали политику сталинского режима. Сталин не был бюрократом и реально в жизни был куда более демократичным, чем все последующие главы государства в том смысле, что Сталину можно было безнаказанно указать на реальные и мнимые его ошибки в делах, и он вникал в суть мнений, не совпадавших с его собственными и признавал свою неправоту, оказывая поддержку в делах тем, кто оказывался прав^[169]. Последующие главы государства вплоть до Б. Н. Ельцина были бюрократами, в дела сами не вникали и не терпели возражений и указаний на ошибки, тем более — публичных возражений и порицаний.

Причины политической безъинициативности большинства населения СССР в предперестроечные годы — не страх перед КГБ, а иные. Это прежде всего:

· неосведомлённость большинства о сути глобальной политики и её взаимосвязях с внутренней и внешней политикой государств и, как следствие, — господство в обществе неадекватных представлений о характере власти как объективного явления в жизни общества и взаимоотношениях власти с обществом;

· ощущение необучаемости бюрократии и понимание того, что в одиночку невозможно противостоять организованной антинародной деятельности этой корпорации.

· занятость работой и бытом, не оставлявшая свободного времени на самообразование и выработку организационных систем более эффективных и властных, нежели действующие бюрократические системы партии и государства, которые смогли эффективно защитить общество от бюрократизма и воспроизводства бюрократического характера власти в преемственности поколений.

В годы же перестройки в силу названных причин и толпо-«элитарного» характера общества большинство оказалось неспособным к проведению по своей инициативе политики, альтернативной политике разрушения и порабощения страны, уповая на конфликтующих вождей КПСС: кто на М. С. Горба­чёва, кто на Б. Н. Ельцина, кто на А. Н. Яковлева, кто на Е. К. Лигачёва, оказывая им эмоциональную поддержку, которую разного рода возникшие в годы перестройки оргструктуры канализировали, направляя либо на захват государственной власти сторонниками буржуазного либерализма, либо на слив разуверившейся массовки их политических оппонентов, заведомых неудачников.

В результате действия этих факторов СССР был приведён к краху, а мир изменился.

Date: 2016-05-25; view: 347; Нарушение авторских прав