Первобытная магия — формирующаяся религия

Магия, являющаяся единством магического образа мысли и магического образа действия, существенно отличается от развитых форм религии. Магия не удваивает мир, как это делает развитая религия: она не предполагает существование наряду с реальным, естественным миром мира иллюзорного, сверхъестественного, не предполагает бытия сверхъестественных существ, вообще не предполагает бытия каких-либо других существ и предметов, кроме естественных материальных существ и естественных материальных предметов. Но, отличаясь от развитых форм религии, магия в то же время имеет общее с ними. С развитыми формами религии магию роднит вера в существование, кроме естественных, реальных, доступных и понятных человеческому разуму влияний, влияний таинственных, сверхъестественных, иллюзорных.

Наличие в магии основного признака религии — веры в зависимость человеческой жизни от сверхъестественных, таинственных влияний, сил — позволяет рассматривать магию как религию. Однако магия не может быть названа религией в полном смысле этого слова. Это неразвитая религия, религия формирующаяся, становящаяся. Данная особенность магии была схвачена Г.Гегелем, первым выдвинувшим положение о том, что магия представляет собой первоначальную, наиболее архаичную форму религии, Магия (волшебство), согласно Г.Гегелю, „есть древнейший способ религии, самая дикая, самая грубая ее форма", есть „первая форма (религии), которая, собственно, еще не может быть названа религией" (Hegel, 1928, S. 302, 306).

Г.Гегелем же впервые, правда, в мистифицированной, идеалистической форме, было выдвинуто положение, что в отношении магической практики и магической „теории" первая является определяющей, а вторая — определяемой, что не магические взгляды породили магическую практику, а, наоборот, магическая практика породила магические взгляды. К сожалению, эти ценнейшие мысли не получили разработки в марксистской литературе. Одна из немногих известных нам попыток в этом направлении, предпринятая В.Рожициным (1925), не была доведена им до конца. Что же касается остальных авторов, то в большинстве своем они рассматривают магическую практику как производное от магических верований (Францев, 1959, с. 196 и др.). Тем самым они фактически отказываются от применения марксистского решения вопроса об отношении практики и мышления к проблеме происхождения религии и тем, на наш взгляд, закрывают себе дорогу к ее разрешению.

Из марксистского положения, что в отношении практики и мышления первичным, определяющим является практика, а вторичным, определяемым мышление, необходимо следует, что мыслительная иллюзия не могла предшествовать иллюзии практической, что нужно не практическую иллюзию выводить из мыслительной, а наоборот, корни мыслительной иллюзии искать в иллюзии практической. Вывод о том, что магический образ мышления был порожден символическим, паразитическим образом действия, возникшим как иллюзорное восполнение бессилия несвободной практической деятельности человека, находит свое полное подтверждение в данных этнографической науки.

Как сообщают исследователи, много занимавшиеся изучением магии у примитивных племен и народностей, в частности, Б.Малиновский (Malinowski, 1922, р.344–348, 393–395; 1926, р. 106–111) и Р.Ферс (Firth, 1929, р.233–260; 1939, р.90–92, 168–181), магические обряды опутывают не всю хозяйственную деятельность людей, а лишь ту ее область, в которой в значительной степени господствует случай, удача, в которой человек не может рассчитывать на свои знания и технику, а имеет дело с не поддающимися контролю факторами, в которой человек не уверен в благоприятном исходе своей деятельности, в которой велик простор для надежды, страха и неуверенности. Что же касается той области хозяйственной деятельности, в которой техника проста и надежна, в которой применяются испытанные приемы, гарантирующие успешный исход деятельности, то в ней магические обряды полностью отсутствуют. Заметим, кстати, что эти и им подобные данные этнографии полностью опровергают выдвинутое Дж. Фрезером (1928, I, с.73 сл.) и разделяемое целым рядом ученых, в том числе и советских (Цейтлин, 1931, 5, с.24; Каждан, 1957, с.20), положение о том, что магия связана не с чувством страха и неуверенности, а хотя и с ложным, но сознанием своего всемогущества, хотя и с ложным, но чувством уверенности в своих силах.

Практическое бессилие человека перед слепой, непознанной необходимостью природы, породившее религию, оставалось главным ее корнем вплоть до возникновения классов. С появлением классового общества главным корнем религии стало практическое бессилие человека перед слепой, непознанной необходимостью общественного развития, прежде всего проявлявшееся в бессилии эксплуатируемых в борьбе с эксплуататорами, в социальной придавленности трудящихся масс. Немалую роль в закреплении религиозных верований стал играть классовый интерес эксплуататоров.

Таким образом, на всех этапах эволюции религии корни ее заключались в бессилии человеческой практики, в зависимости этой практики от слепой, непознанной необходимости объективного мира. Никаких иных корней, кроме указанных выше, религия, по нашему мнению, не имела и не имеет. Нельзя поэтому, на наш взгляд, согласиться с положением о том, что религия, как и идеализм, имеет, кроме корней социальных, корни гносеологические, корни в самом человеческом познании, положением, которого придерживается в настоящее время большинство исследователей-марксистов (Окладников, 19526; Плисецкий, 1952; Юровский, 1953; Эншлен, 1954; В.Никольский, 1955; Крывелев, 1956; 1958; „История философии", 1957, 1; Шаревская, 1958; Сухов, 1961; Лебединец, 1959; Францев, 1959; Зыбковец, 1959; Спиркин, 1960; Угринович, 1961 и др.)[82]. А между тем между религией и идеализмом существует качественное различие, которое ярко проявляется в различии их корней. И если корни религии в трудностях практической, материальной деятельности человека, то корни идеализма в трудностях его мыслительной деятельности, результатом которых является одностороннее раздувание одной из черточек, моментов познания, закрепляемое классовым интересом эксплуататорского меньшинства[83].

Идеализм не мог возникнуть раньше, чем обнаружились трудности познавательной деятельности, а это произошло лишь тогда, когда сама познавательная деятельность, само познание стало объектом познания. Возникновение идеализма предполагает существование сравнительно далеко уже зашедшего отделения умственного труда от труда физического. Лишь на определенном этапе развития классового общества, характеризующегося достижением производительными силами уровня, достаточного для созревания рабовладельческих отношений („античная" формация), объектом познания наряду с природой становится и само познание, мышление. Когда объектами познания становятся и мир и познание, и природа и мышление, возникает вопрос об отношении бытия и мышления и появляются материализм и идеализм как два противоположных направления в философии. В обществе доклассовом, а также на первой стадии развития классового общества, характеризующегося незрелостью антагонистических производственных отношений („азиатская" формация)[84], существовала только религия, что же касается идеализма, то его не было.

Поэтому нельзя, по нашему мнению, признать правильной имеющую распространение в нашей литературе характеристику религии доклассового общества как первобытного идеализма, так же как нельзя согласиться и со столь же распространенным применением терминов „идеализм", „идеалистический" для характеристики взглядов на мир людей родового общества и даже формирующихся людей (см., напр.: Равдоникас, 1939, 1, с.233; Окладников, 19526, с.174; Шаревская, 1953, с.18; „История философии", 1957, 1, с.35; Шахнович, 1958, с.75. Францев, 1959, стр.99 — 101; Зыбковец, 1959, с.116 и др.).

Упомянутые выше авторы в качестве доказательства правильности своих положений обычно ссылаются на известное высказывание В.И.Ленина о „первобытном идеализме", содержащееся в его конспекте книги Аристотеля „Метафизика" (ПСС, т.29, с.329). Однако, внимательно прочитав соответствующие страницы книги Аристотеля (1934, с.218–219) и ленинского конспекта, нетрудно убедиться, что под „первобытным идеализмом" В.И.Ленин понимал не религию первобытного общества, а идеалистическую философию пифагорейцев и Платона. Ленинскую характеристику идеализма пифагорейцев и Платона как первобытного идеализма невозможно объяснить, не допустив, что В.И.Ленин рассматривал эти философские учения как исторически первую форму идеализма, до возникновения которой идеализма вообще не существовало.

Имея различные корни, религия и идеализм качественно отличаются друг от друга. Идеализм всегда был и является теорией и только теорией, хотя, конечно, и связанной с практикой. Религия, порожденная трудностью, практической деятельностью, практическим бессилием человека перед стихийными силами природы и общества, всегда носила и носит на себе отпечаток своего происхождения. Религия никогда не была и не может быть только „теорией". Она всегда включала и включает в себя в качестве своего необходимейшего момента наряду с религиозной „теорией" и религиозную „практику" — культ, обряды. Если идеализм является только извращенным воззрением на мир, то религия всегда была и является единством извращенного взгляда на мир и извращенной деятельности.

Особенно наглядно это видно на примере первой формы религии — магии. В магии ее практическая сторона выступает настолько ярко, что нередко магию понимают лишь как совокупность магических действий, как колдовство. Да и сама „теоретическая" сторона магии носит по существу практический характер. „Теоретическая" сторона магии есть не просто извращенное мировоззрение, она в сущности своей представляет извращенный образ мыслительной деятельности, извращенный способ мышления и только тем самым извращенный взгляд на мир.

Date: 2016-05-14; view: 461; Нарушение авторских прав