В облике странствующего проповедника

Я полагал, что мы с Тедом остановимся в апартаментах, принадлежащих банку; но из аэропорта мы отправились в один из тех пригородов Чикаго, что у людей моего круга пользуются самой недоброй славой. Такси остановилось у одноэтажного отеля, напоминающего длинный барак. Тед предупредил меня об осторожности:

– Не обращай видимого внимания ни на что, но ничего не упускай из виду. Здешние постояльцы не всегда в ладу с законом.

Симпатичная мексиканка дала нам ключи. Пока мы шли в конец длинного коридора, у меня создалось навязчивое впечатление, что за каждой дверью притаился в засаде снайпер.

Я начал нервничать. Вдобавок ко всему замок никак не хотел поддаваться: ключ падал в скважину, как в пустоту, и проворачивался в этой пустоте без какого-либо усилия и скрежета. Минут двадцать мы промучились с дверью, пока Тед, наконец, не сходил за портье. Угрюмый парень, не касаясь ключа, едва тронул ручку, как дверь подалась вперед. Номер не закрывался! – во всяком случае, снаружи. На внутренней стороне двери болталась цепочка. «И на том спасибо», – подумал я, но, как выяснилось, рано: до косяка цепочка не доставала.

Я хотел заказать ужин в номер, но Ловенталь испуганно замахал руками:

– Что ты, что ты! В таких местах надо сразу предъявить себя публике, иначе решат, что ты приехал провернуть какое-то темное дельце без участия местных «главных». А это чревато. Кстати, одет ты слишком вызывающе. Подыщи в своем багаже что-нибудь подемократичнее. – И ушел в душ.

Переодеваясь к ужину, я решал дилемму – оставить ли часть наличных в номере или взять с собой все? Как будет лучше – если деньги тихо-мирно вынут из кейса или же мне лично отдать их первому попавшемуся бандиту, который помашет передо мной пистолетом? Судьба кредиток и прочих ценных вещей была ясна как белый день: люди, подобные мне, в таких местах расстаются с ними очень быстро. Мои философские размышления прервал вопль Ловенталя.

– Бирсави, что ты надел?! Ты что, хочешь, чтобы нас подрезали прямо в ресторане?

– Прости, но это самое демократичное, что у меня есть.

Тед критическим взглядом осмотрел меня со всех сторон.

– У тебя найдется простая белая рубашка?

Я кивнул.

– Давай сюда.

Без лишних разговоров Ловенталь отрезал от воротничка верхнюю часть, оставив только короткую стоечку.

– Вот так пойдет. Надевай. – Его тон не терпел возражений.

На секунду он исчез в ванной и вернулся с флаконом пены для бритья.

– Смажь волосы и «прилижи» их. И еще…

Он порылся в своей сумке и извлек оттуда черный пиджак, типа смокинга, только сильно укороченный. И лацканы у него были не атласные.

– Мой парадный полусмокинг. От сердца отрываю. Я надеваю его на переговоры с вашим братом банкиром, когда хочу распотрошить какого-нибудь толстосума на благотворительный взнос в пользу нашего национального парка.

– Ловенталь, – протянул я, брезгливо осматривая «парадный полусмокинг», от которого несло грязью, – в таком виде тебе и переговоры вести не надо. Если бы притащился ко мне, нацепив эту дрянь, я без разговоров отдал бы тебе любую сумму, лишь бы ты убрался из моего кабинета.

– Не спорь, – отрезал Тед. И почему-то я его послушался!

– Высший класс! – восхищенно ахнул Тед, взглянув на меня. – И еще одна маленькая деталь…

Он прицепил на лацкан «полусмокинга» какую-то белую карточку. Я тут же сорвал ее, чтобы рассмотреть.

Это был «бейдж», который сообщал, что носитель сего «брат Джейкоб, Нью-Йоркская миссия Церкви Истинного Христа». Чтобы ни у кого не осталось сомнений, сквозь эту подпись золотыми буквами проступали слова:

ИИСУС ЛЮБИТ ТЕБЯ!

– Позволь спросить, Ловенталь, к чему этот маскарад? – ко мне, наконец, вернулся дар речи.

– Так тебя здесь не ограбят. И вообще не тронут. Идем в ресторан.

То, что Тед назвал рестораном, представляло собой плохо освещенный крошечный бар и длинную застекленную веранду с чередой деревянных столов. Почти все они были заняты. Отдельного выхода на улицу я не увидел, но откуда-то сильно несло холодом (погода стояла морозная). Если бы не этот сквозняк, дышать тут было бы невозможно: сигаретный дым стоял столбом. Видимо, здешние посетители даже не подозревали о существовании закона, запрещающего курение в общественных местах.

Я огляделся. Центральные столики были сдвинуты – здесь шла игра в покер. Судя по тому, как держали себя игроки, именно их имел в виду Ловенталь, когда говорил о местных «главных». К счастью для нас, они были всецело поглощены игрой. Только один из них, прежде чем азартно выкрикнуть «каре!», на мгновение остановил на мне взгляд.

Слева сидела компания крепких мужчин, чьи одинаково расстегнутые клетчатые рубашки демонстрировали одинаковые грязные майки. Почти рядом с каждым имелось по вертлявой девице. Мужчины пускали дым девицам в декольте; те хохотали. «Водители грузовиков», – шепнул Тед. Я задался вопросом, не страшно ли здесь ночевать дальнобойщикам; но потом подумал, что скорее всего, здешние «главные» пользуются их услугами для перевозок не совсем легального характера.

Правую сторону веранды украшала собой живописная компания байкеров, в черной залащенной коже, со слипшимися бородами и той степенью опьянения, когда за руль уже нельзя, а вот на поиски приключений – в самый раз.

Прочие столики были заняты группками местных пьяниц, которые настолько сливались с окружающим пейзажем, что смотрелись как вполне гармоничный элемент интерьера. В общем, обстановка полностью соответствовала киношному имиджу подобных мест.

Я спросил себя, уж не попали ли мы, случаем, на съемки очередного фильма Брайна де Пальмы. Впечатление неправдоподобности и наигранности усиливалось доносившейся из бара музыкой – бешеной смесью танго, блюза, кантри и каких-то индейских ритмов. Мы уселись за барной стойкой – все места там были свободны (видимо, из-за большой таблички с надписью «Курить запрещено!»).

Удивительно, однако выдумка Ловенталя облечь меня в костюм странствующего проповедника сработала. Дикого вида бородатый мексиканец-бармен, прочитав надпись на моем бейдже, сообщил, что год назад он пожертвовал сотню баксов на ремонт католического прихода в его родной деревне. Я уверил его, что в небесном банке этот вклад растет день ото дня, и к моменту перехода мексиканца в мир иной на его счете накопится кругленькая сумма. Мексиканец поцеловал массивный крест, висевший у него на груди, а я получил порцию текилы за счет заведения – правда, не раньше, чем засвидетельствовал, что да, братьям Истинного Христа в определенных ситуациях позволено пропустить стаканчик-другой. Для человека, который еще двенадцать часов назад собирался стать одним из воротил мировой экономики, текила была в самый раз.

– Тед, зачем ты затащил меня в эту дыру?

Вообще-то вопрос был лишним, но я боялся, что если не задам его, то так и не дождусь объяснений от моего свихнувшегося на магии приятеля.

– Кассандра сказала, Кастанеда назначил сбор здесь. – Тед был на удивление спокоен. – Он подъедет, когда все будут на месте.

– А где же остальные? Где сама Касси?

Тед не успел ничего сказать: ко мне подошел один из «главных» и попросил «на пару слов» за их столик. Я приготовился к любому развитию событий, но то, что произошло в дальнейшем, я не мог бы представить себе в самой безумной фантазии. Мафиози попросили разрешить их давний спор – грех ли играть в карты, если на рубашках изображена Санта Гваделупе? Одни утверждали, что это грех и святотатство, другие были уверены что игра такими картами сродни молитве.

И вот здесь случилось то, что иногда происходило со мной, но не поддавалось никакому объяснению. Я испытал противную дрожь в позвоночнике, которая мгновенно прокатилась по всему телу. Было ощущение, что в каждую клетку впилась раскаленная игла. Меня затошнило; я встретился взглядом с одним из главарей, и заговорил. Пара фраз – и один из мафиози дал знак приглушить музыку; все посетители обернулись ко мне. Я встал, театрально воздев руки, и загремел на весь зал. Не помню, что я им вещал – скорее всего, нес полную ахинею – но и мафиози, и все остальные слушали меня, как завороженные.

Это продолжалось не больше пяти минут: я знаю это наверняка: в подобных состояниях я обычно пребывал от одной до пяти минут. Но время неважно: в эти минуты я мог вместить вечность. И я вместил именно то, что было нужно каждому из моих слушателей.

Пожалуй, я немного покривил против истины, когда говорил, что тот первый семинар не оказал на меня никакого влияния. Кое-что все же произошло. После первых уроков Кастанеды у меня появилась странная способность: я стал «ловить» минуты, когда люди доверяют мне полностью и безоговорочно. Не знаю почему, но это было связано именно со временем, а не со словами, которые говорил я, или говорил мне тот или иной человек, и даже не с его или моим настроением. Никакие внешние обстоятельства не имели значения. Просто наступала минута, когда я мог вызвать абсолютное доверие у любого, кто с этой минутой был связан. Все сказанное или сделанное в эту минуту умирало вместе с ней и не имело обратной силы. Что бы ни сделал мой визави под влиянием минуты, всю оставшуюся жизнь он будет считать, что именно так и следовало поступить. Так что я без труда выуживал любую информацию, раздавал и брал обещания, заключал или разрывал сделки – без боязни последствий. Человек минуты был абсолютно моим; но и я также абсолютно принадлежал ему. Просто я об этом знал, а он – нет. У меня было преимущество, и я пользовался им без зазрения совести. Это очень помогло мне в бизнесе, хотя – не скрою – из-за своей способности я порой совершал поступки, которые вводили в ступор опытнейших профессионалов.

Насколько я смог изучить свою способность, эта особая минута у каждого человека была только одна. Она никогда не возвращалась. Я считал, что раз в жизни между двумя людьми появляется некий временной резонанс, который длится от шестидесяти до трехсот ударов секундной стрелки; но эти минуты стоили десятилетий. Я старался никогда не упускать подобных минут, зная, что с этим человеком они никогда больше не повторятся. Я использовал человека минуты по максимуму – даже если мне от него ничего не было нужно. Единственное неудобство состояло в том, что всякая такая минута сопровождалась противной дрожью и тошнотой. Но это неудобство служило мне знаком: я понимал, что вот сейчас – начнется. У меня было несколько мгновений, чтобы приготовиться. Именно такая минута и наступила за ужином. Ничего принципиально нового в моем состоянии не было; за исключением разве того, что людьми минуты стали все посетители ресторанчика. К середине моей речи многие из них уже рыдали. Когда я закончил, произошло невероятное: «главные» достали свои кошельки и вытрясли все их содержимое прямо на стол. Это было воспринято как сигнал: к сдвинутым столикам в центре потянулись водители с девицами, байкеры и пьяницы. Они отдали мне все свои деньги. Понимаю: это звучит смешно, но я никогда не видел такой кучи наличных. Я всю жизнь имел дело с чеками и кредитками и даже в самые дальние путешествия никогда не брал с собой больше тысячи кэшем; а в хранилище банка люди с моего этажа никогда не спускаются. (Иногда меня даже посещала мысль, что хранилища вовсе не существует, и то, что мы называем деньгами, заключено только в этих чеках и кредитках.)

Я сказал, что людьми минуты стали все присутствующие, и снова покривил против истины. На мое счастье, Тед не поддался обаянию этой минуты, а потому сохранил здравомыслие. Он быстро сгреб всю наличность в черный мусорный пакет, добытый у бармена, пожал руки всем жертвователям и с каждым перекинулся парой сердечных слов (чувствовался опыт собирателя щедрых пожертвований). Он меня очень выручил, потому что я был совершенно измотан и ошарашен происходящим. Остаток вечера я помню плохо. Похоже, мы до полуночи считали деньги; оказалось что-то около пятидесяти тысяч. А может, и больше: Ловенталь, мусолящий зеленые бумажки, – это последнее, что я видел, засыпая.

Date: 2016-05-13; view: 299; Нарушение авторских прав