Социальные убеждения и суждения 2 Page

Посмотрите, можете ли вы предсказать результат искусного эксперимента, проведенного Майклом Стормзом (Michael Storms, 1973). Представьте себя испытуемым в эксперименте Стормза. Вы сидите лицом к другому студенту, с которым будете говорить в течение нескольких минут. Рядом с вами установ­лена телекамера, передающая вам изображение другого студента. Напротив вас рядом с другим студентом находятся наблюдатель и другая телекамера. Позже вы и наблюдатель оцениваете, было ли ваше поведение вызвано в большей сте­пени личными качествами или ситуацией.

Вопрос: Кто из вас — испытуемый или наблюдатель — посчитает, что ситу­ация имеет незначительный вес? Стормз обнаружил, что это будет наблюдатель (еще один пример фундаментальной тенденции атрибуции). Что если мы поме­няем местами точки обзора, заставив вас и наблюдателя просмотреть видеоза­пись, зафиксировавшую ситуацию с места, где находился другой? (Вы теперь видите себя, а наблюдатель видит, что видели вы.) Это переворачивает атрибу­ции: наблюдатель теперь приписывает ваше поведение в основном ситуации, в которой вы оказались, в то время как вы теперь приписываете его своей персо­не. Припоминание того, что видел наблюдатель со своей точки обзора — как бы «разглядывая» кого-то со стороны, — имеет тот же эффект (Frank & Gilovich, 1989).

В другом эксперименте испытуемые просматривали видеозапись дачи пока­заний подозреваемым в ходе полицейского допроса. Если они видели сцену признания, в которой видеокамера была направлена только на подозреваемого, то воспринимали признание истинным. Если же в поле зрения был детектив, то испытуемые считали, что в какой-то мере подозреваемого вынудили признаться (Lassiter & Irvine, 1986). В большинстве видеозаписей, снятых в зале суда в момент признания, внимание сосредоточено на подозреваемом. Как мы могли бы ожидать, замечают Дэннэл Ласситер и Кимберли Дадли (Daniel Lassiter & Kimberly Dudley, 1991), такого рода видеозаписи почти в 100% случаев приво­дили бы к обвинительным приговорам, если бы использовались прокурорами. Возможно, желательны более беспристрастные видеозаписи, показывающие и следователя,и подозреваемого.

Может изменить точку зрения наблюдателей и время. Если образ человека, виденного лишь однажды, стирается из памяти, наблюдатели будут придавать ситуации все большее и большее значение. Услышав, как кто-то отстаивает навязанную позицию, люди предполагают, что человек и в самом деле так счи­тает. Неделей позже они с большой вероятностью будут верить в ситуативное принуждение (Burger, 1991). Через день после президентских выборов 1988 года Джерри Бергер и Жюли Павелич (Jerry Burger & Julie Pavelich,1994) задава­ли избирателям Санта-Клары, Калифорния, вопрос: почему выборы закончи­лись с таким результатом? Большинство приписало результат личностным чертам кандидатов и их позициям (Буш был привлекательным; возмутитель спокойствия Дукакис плохо провел кампанию). Когда они задали этот же вопрос другим избирателям год спустя, только треть приписали результат кан­дидатам. Теперь большинство отнесли его к хорошей обстановке в стране и надежной экономике.

Глава 3. Социальные убеждения и суждения ■ 111

В реакции прессы на шесть президентских выборов в США в период с 1964-го по 1988 год отмечен тот же рост ситуативных объяснений с течением времени (Burger & Pavelich, 1994). Непосредственно после выборов 1978 года творцы передовиц концентрировали внимание на кампаниях Форда и Картера и их личностях. Два года спустя ситуация приняла более угрожающие разме­ры: «Тени Уотергейта... расчистили путь для восхождения (Картера) к пре­зидентству», — отмечалось в одной передовице в «New York Times».

Обстоятельства также могут переместить центр тяжести на нас самих. Мы видим себя на телеэкране и обращаем внимание на самих себя. Мы видим себя в зеркале, слышим свой голос, записанный на кассету, смотрим на свои фотогра­фии, заполняем автобиографии и также направляем внимание внутрь себя, что заставляет нас осознавать себя, а не ситуацию.

Роберт Уикланд, Шеллп Дуваль (Robert Wicklund, Shelley Duval) и их со­трудники исследовали эффекты становления осознания себя (Duval & Wicklund, 1972; Wicklund, 1979, 1982). Когда наше внимание сосредоточено на нас, мы приписываем себе большую ответственность. Аллан Феннгстейн и Чарльз Кар-вер (Allan Fenigstein & Charles Carver, 1978) продемонст­рировали это, заставив студентов представить себя в ги­потетических ситуациях. Те, кто осознал себя, думая, что слышат биение своего сердца во время раздумий над ситу­ацией, считали себя более ответственными за воображае­мый результат, чем те, кто думал, что слышат просто посто­ронние шумы.

Некоторые люди всегда осознают себя. В эксперимен­тах они описывают себя как осознанных личностей (со-

Самоосознание:

состояние сознания, когда внимание фокусируется на себе самом. Это делает людей более восприимчи­выми к своим

собственным уста-

глашаются с высказываниями типа «Я обычно внимателен ковкам и склоннос-

ч, тям.

к своим внутренним чувствам») и ведут себя так же, как в

том случае, когда они сосредоточиваются на себе, глядя на свое отражение в зеркале (Carver & Schcier, 1978). Таким образом, люди, чье внимание сконцентрировано на себе, — либо на короткий срок во время экспе­римента, либо по той причине, что они осознают самих себя, — вглядываются в себя в большей степени, чем это обычно делает наблюдатель; они приписывают свое поведение в большей степени внутренним факторам и в меньшей степени ситуации.

Вот еще одна фундаментальная причина ошибки атрибуции: мы находим причины там, где ищем их. Чтобы убедиться в этом, обратитесь к собственному опыту и подумайте: что бы вы сказали о своем преподавателе по социальной психологии: он молчаливый или разговорчивый человек?

Я предполагаю, что вы придете к заключению, что он довольно общителен. Но если подумать еще: ваше внимание сосредоточено на поведении преподава­теля, когда он находится в ситуации, требующей, чтобы он говорил. Сам препо­даватель отслеживает свое поведение во многих других ситуациях — в классе, на собраниях, дома. «Я разговорчив? — мог бы удивиться он. — Ну, это зави­сит от ситуации. Когда я в классе или с добрыми друзьями, я довольно общи­телен. Но на собраниях и в незнакомых ситуациях я испытываю стеснение».

Если мы отчетливо осознаем, как наше поведение меняется в зависимости от ситуации, то должны будем расценивать себя более склонными к изменчивости, чем другие. Именно это было обнаружено в исследованиях в США, Канаде и Германии (Baxter & Goldberg, 1987; Kammer, 1982; Sande & others, 1988). Более

112 ■ Часть I. Социальное мышление

того, чем меньше у нас возможностей наблюдать за поведением других людей в определенных ситуациях, тем больше мы приписываем его их личностным особенностям. Томас Гилович (Thomas Gilovich, 1987) изучал этот факт. Он демонстрировал видеозапись, а затем просил описать, как один человек ведет себя по отношению к другим. Произведенное таким образом впечатление ока­залось несколько преувеличенным. Подобным образом впечатление от чело­века, про которого вы часто слышали от друга, обычно более преувеличено, чем непосредственные впечатления самого друга. Чем лучше вы кого-то знаете, тем меньше вы склонны к сверхобобщенным впечатлениям (Prager & Culter, 1990).

Культурные различия

Культура тоже оказывает влияние на ошибку атрибуции (Ickes, 1980; Watson, 1982). Наше западное мировоззрение предрасполагает нас к убеждению, что люди, а не ситуации являются причиной событий. Джеральд Джеллисон и Джейн Грин (Jerald Jellison & Jane Green, 1981) сообщили, что студенты уни­верситета Южной Калифорнии считают более социально одобренными объяс­нения, рассматривающие влияние внутренних факторов. «Вы можете сделать это!» — заверяет нас популярная психология позитивно мыслящей западной культуры.

Предположение здесь такое: имея правильную диспозицию и установку, каждый может справиться с почти любой проблемой — вы получаете то, что заслуживаете, и заслуживаете то, что получаете. Поэтому мы часто объясняем плохое поведение тем, что приклеиваем к человеку ярлык «больного», «лениво­го» или «садиста». В западной культуре дети, по мере своего взросления, стано­вятся все более склонны интерпретировать поведение с точки зрения личност­ных качеств другого (Rholes & others, 1990; Ross, 1981). Один из моих сыновей, первоклассник, привел дома такой пример. Он составил предложение из слов «ворота», «рукав», «зацепить», «Том», «за» таким образом: «Ворота зацепили Тома за рукав». Учитель, применяя теоретические положения западной культу­ры в программе обучения, назвал его неправильным. «Правильно» было бы показать, что причина данной ситуации в самом Томе: «Том зацепился своим рукавом за ворота».

Некоторые языки способствуют внешней атрибуции. Вместо того чтобы ска­зать: «Я опоздал», испанская идиома позволяет сказать: «Часы явились при­чиной моего опоздания». В культурах, где не так культивируется индивиду­альность, люди реже осознают других с точки зрения их личностных диспози­ций (Zebrowitz & McArthur,1988), и вряд ли они спонтанно интерпретируют поведение как отражение какой-либо внутренней черты (Newman, 1993). На­пример, индусы в Индии с меньшей вероятностью, чем американцы, истолкуют поведение с точки зрения диспозиции («Она доброжелательна»). Скорее все­го, они придадут значение ситуации («Ее друзья были с ней») (Miller, 1984).

НАСКОЛЬКО ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ ЯВЛЯЕТСЯ ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ ОШИБКА АТРИБУЦИИ?

Как и большинство идей, побуждающих к размышлению, предположение о том, что все мы склонны к фундаментальной ошибке атрибуции, имеет своих критиков. Допустим, как сказали бы некоторые, существует атрибутивное пре­дубеждение. Но в любом, отдельно взятом случае это может привести к «ошиб-

Глава 3. Социальные убеждения и суждения ■ 113

ЗА КУЛИСАМИ

«Жил-был мальчик, который больше всего любил слушать и рассказывать истории о людях. Поэтому казалось совершенно естественным, что мальчик станет писателем. Когда ему было 20 лет, он исчез из школы и опубликовал много рассказов. Однажды он решил зайти на лекцию по психологии в местном колледже — просто чтобы узнать, почему вокруг нее столько шума, — и очень скоро понял, что предпочел бы прожить жизнь, понимая людей, а не придумывая их.

Повернув от научной фантастики к изучению научных фактов, я был озадачен одной вещью. Мы все знаем, что нас можно упросить, подкупить, запугать, смутить, чтобы мы были вежливы с теми, кто нам не нравится, или недобры к тем, кого обожаем. Наши действия не должны быть отражением наших личных установок. Все же мы, кажется, довольно охотно принимаем действия других людей за чистую монету. Как же можно осознавать что-то в себе и игнорировать сей процесс при понимании других? С помо­щью экспериментов мы стараемся объяснить, когда и почему люди считают, что другие являются именно такими, какими их характеризуют поступки».

ДАНИЕЛ ДЖИЛЬБЕРТ (Daniel T. Gilbert), Техасский университет

ке», а может и не привести. Например, родители склонны полагать, что их ребенок не употребляет наркотики. Это может оказаться правдой, а может быть, и нет (Harvey & others, 1981). У нас может быть предубеждение к тому, что является правдой. Более того, какие-то повседневные обстоятельства, на­пример посещение церкви или интервью при приеме на работу, похожи на эксперименты, которые мы рассматриваем в этой книге: в них действующие лица осознают ситуацию лучше, чем наблюдатели, — обстоятельства содержат в себе естественное принуждение. Отсюда и ошибка атрибуции. Но в других условиях — в своей комнате, в парке — люди проявляют свою индивидуаль­ность. В отличие от наблюдателей, которые могут предположить наличие некоего принуждения, люди в таких ситуациях считают, что ведут себя менее принужденно (Monson & Snyder, 1977; Quattrone, 1982). Конечно, нельзя ска­зать, что всегда и при любых обстоятельствах наблюдатели недооценивают ситуационные влияния. По этой причине многие социальные психологи согла­шаются с Эдвардом Джоунзом (Edward Jones), ссылаясь на фундаментальную ошибку атрибуции, — считать, что поведение соответствует внутренним диспо­зициям, предубеждением соответствия.

Тем не менее, как показали эксперименты, предубеждение имеет место даже в тех случаях, когда мы осознаем влияние ситуации, например, когда мы знаем, что навязанная точка зрения в дискуссии не является подходящим основанием для вывода, что это — реальная установка (Croxton & Morrow, 1984; Croxton & Miller, 1987; Reeder & others, 1989) или что роль задающего вопросы в инсцени­рованном экзамене ставит его в выгодное положение (Johnson & others, 1984). Безусловно, что и вы, и я можем знать о социальном процессе, который искажа­ет наше мышление, и все же поддаваться ему. Возможно, это происходит пото­му, что для оценки влияния ситуации на чье-либо поведение необходимо затра­тить больше интеллектуальных и психических усилий, чем на то, чтобы просто приписать поступок диспозиции личности (Gilbert & others, 1988, 1992; Webster, 1993). Так рассуждает занятый человек: «Это не очень хороший довод для суждения, но он удобен, а на другой у меня просто нет времени». Люди, не склонные анализировать происходящее, в особенности имеют тенденцию хва­таться за суждения о чертах личности, нежели принимать в расчет ситуацию (D'Agostion & Fincher-Keifer, 1992).

114 ■ Часть I. Социальное мышление

Во многих случаях это является адаптивным фактором (психологи вообще считают, что даже наши предубеждения служат определенной цели — иначе природа скорее бы забраковала, чем отобрала тех, кто их демонстрирует). Объяс­нять поведение диспозициями, а не ситуацией не всегда целесообразно — иног­да подобная интерпретация приводит к печальным результатам. Кстати говоря, I наши диспозиции часто заставляют нас выбирать ситуации. Если банкиры оде­ваются консервативно, как замечают Дэниель Джильберт и Патрик Мэлоун (Daniel Gilbert & Patrick Malone, 1995), это может отражать не только профес­сиональные требования, но также выбор профессии консервативной личностью. Если предположить, что банкир и в самом деле более консервативен, чем ху­дожник, мы, вероятно, будем правы. Некоторые ситуации мы действительно со­здаем сами. Более того, когда мы знаем людей только в одной роли — банкира, учителя или бабушки, — то можем прогнозировать их поведение в равной мере хорошо, приписываем ли мы его их роли или их диспозиции. Только когда мы узнаем человека в новой ситуации, наши прогнозы, основанные на диспозиции, могут выступать на передний план. И помните: даже когда это логически не­верно, предположение внутреннего локуса контроля может принести нам пси­хологические дивиденды самоэффектнвности, как отмечено в главе 2.

Однако ошибка атрибуции носит название фундаментальной, поскольку она в большой степени накладывает отпечаток на наши объяснения. Исследо­ватели в Британии, Индии, Австралии и Соединенных Штатах обнаружили, например, что атрибуции людей пред­сказывают их установки по отношению к бедным и без­работным (Feather, 1983; Furnham,1982; Pandey & others, 1982; Wagstaff, 1983; Zucker & Weiner, 1993). Те, кто приписывает нищету и безработицу личным диспозициям («Они просто ленивы и недостойны»), имеют тенденцию

«Большинство бед­няков не ленивы... Они не опаздыва­ют... Они помогают подняться детям других людей... Они убирают улицы.

Нет, нет, они занять ту политическую позицию, где сочувствие таким

не лени ы». людям отсутствует. Их точка зрения отличается от точки

Преподобный Джесси, / т-.-

Джексон, «обращение зрения тех, кто использует внешние атрибуции («Если бы к Демократическому вы или я жили в условиях такого перенаселения, плохого

национальному съезду», образования И ДИСКрИМИНаЦИИ, быЛИ бы МЫ Лучше ИХ?»).

Французские исследователи Жан-Леон Бюво и Николь Дюбуа (Jean-Leon Beauvois & Nicole Dubois, 1988) сооб­щают, что «относительно привилегированные» люди среднего класса с большей вероятностью, чем люди с менее выгодным положением, будут предполагать, что поведение людей объясняется внутренними факторами. (Те, кто так посту­пает, имеют тенденцию предполагать: вы получаете то, что заслужили.)

Какую пользу мы могли бы извлечь, если бы осознавали предвзятое отноше­ние? Может быть, нам поможет более высокая восприимчивость. Недавно я помогал проводить интервью при приеме сотрудников на факультет. Одного кандидата одновременно спрашивали шесть человек сразу, каждый из нас имел возможность задать два или три вопроса. Я ушел, думая: «Какой нескладный, неуклюжий человек». Второго кандидата я встретил в неофициальной обста­новке за чашечкой кофе и мгновенно обнаружил, что у нас есть близкий общий друг. Во время разговора я все больше убеждался в том, какой она «теплый, интересный, приятный человек». И только позже я вспомнил о фундаменталь­ной ошибке атрибуции и переоценил свой анализ. Я приписал его нескладность и ее теплоту их личным качествам; фактически я позже осознал, что такое

Глава 3. Социальные убеждения и суждения ■ 11

поведение отчасти было результатом разницы ситуаций их интервью. Если бы я смотрел на эти взаимодействия их глазами, то, вероятно, пришел бы к другим выводам.

РЕЗЮМЕ

Исследователи атрибуции изучают, как мы объясняем поведение людей. Когда мы приписываем поведение какого-то человека его личностной диспозиции, а когда ситуации? Чаще всего мы даем разумные интерпретации. Однако, объяс­няя поведение других, мы часто делаем фундаментальную ошибку атрибуции (также называемую предубеждением соответствия). Мы в такой степени при­писываем поведение людей их внутренним чертам и установкам, что пренебре­гаем ситуационными воздействиями, вынуждающими человека поступать так, а не иначе, даже когда они очевидны. Если воздушный шар летит, потому что его подхватил едва ощутимый ветерок, мы не предполагаем, что его движение обус­ловлено чем-то изнутри. Но люди не являются неживыми объектами; поэтому когда личность действует, мы чаще пренебрегаем ситуационными ветрами и предполагаем движение изнутри.

Мы совершаем эту ошибку атрибуции отчасти потому, что, когда наблюдаем за чьим-либо действием, именно эта личность находится в центре нашего вни­мания, а ситуация относительно незаметна. Когдалы действуем, наше внимание обычно направлено на то, на чго мы реагируем, — и ситуация проявляется более явно. Поэтому мы более чувствительны к ситуативным влияниям на нас. Со временем, однако, наши перспективы и наши объяснения часто меняются.

■ НАШИ СУЖДЕНИЯ О ДРУГИХ

Как мы уже отмечали, наши когнитивные механизмы рациональны и адаптивны, хотя и склонны к ошибкам. Обычно они хорошо нам служат, но иногда врачи неверно судят о пациентах, работодатели неверно судят о работниках, люди одной расы неверно судят о другой, и супруги неверно судят друг о друге. Резуль­тат — неверные диагнозы, конфликты на работе, предубеждения и разводы. По­этому стоит подумать, каким образом и насколько хорошо мы интуитивно фор­мируем социальные суждения о других?

Когда историки будут описывать первое столетие социальной психологии, они, несомненно, охарактеризуют последние 25 лет как эру социального позна­ния. Идя вровень с достижениями в когнитивной психологии — исследования, как люди воспринимают, представляют и запоминают события, — социальные психологи проливают свет на формирование наших суждений. Итак, посмот­рим, какие чудеса и ошибки социальной интуиции открывает это исследование.

ИНТУИЦИЯ: НАШ ПОТЕНЦИАЛ ВНУТРЕННЕГО ЗНАНИЯ

Что такое сила интуиции — мгновенного знания чего-либо без доводов или анализа? Сторонники «интуитивного управления» полагают, что мы должны настраиваться интуитивно. Когда мы составляем себе мнение о других, то

116 ■ Часть I. Социальное мышление

должны «подключиться» к нелогичным суждениям правой половины нашего мозга. Когда мы нанимаем человека на работу, или когда подписываем приказ о его увольнении, или когда занимаемся размещением своего капитала, мы дол­жны прислушиваться к предчувствиям. В формировании мнения мы должны следовать примеру «Звездных войн» Люка Скайуокера (Luke Skywalker), вык­лючая свои компьютерные системы управления и доверяя внутреннему чув­ству.

Правда ли, что важную информацию можно немедленно получить без со­знательного анализа? Или правы скептики, говорящие, что интуиция означает «знание, что мы правы, независимо от того, так это или нет»?

СИЛА ИНТУИЦИИ

«У сердца есть свои доводы, которых не знает разум», — заметил философ и математик XVII века Блез Паскаль. Три столетия спустя ученые доказали, что Паскаль прав. Мы знаем больше, чем думаем, что знаем. Изучение переработки нашей бессознательной информации подтверждает, как мало мы знаем о том, что происходит в наших умах (Bargh, 1994; Greenwald & Banaji, 1995). Наше мыш­ление отчасти (намеренно и осознанно) контролируемо и гораздо более, чем большинство из нас может предположить, отчасти является автоматическим (пассивным и бессознательным). Автоматическое мышление появляется не «на экране», а вне экрана, вне видимости, там, где разум не знает. Обдумайте:

■ С?пруктуры — психические модели — автоматически, интуитивно руко­водят нашим восприятием и интерпретацией нашего опыта. Что мы услы­шим — рассказ о религиозных сектах или сексе, зависит не только от произнесенного слова, но и от того, как мы автоматически проинтерпрети­ровали звук.

■ Некоторые эмоциональные реакции происходят почти мгновенно, без пред­варительно осознанного обдумывания. Простые «нравится», «не нравит­ся», «боюсь» обычно не требуют особого анализа. Несмотря на то что наши интуитивные реакции иногда не поддаются логике, они все же мо­гут быть адаптивными. Наши предки, интуитивно опасавшиеся звуков в кустах, обычно ничего не боялись, просто при таком поведении у них была большая вероятность выжить, чтобы передать свои гены нам, чем у их более рассудительных родственников.

■ Став достаточно компетентными, люди могут интуитивно знать ответ на вопрос. Ситуация подсказывает информацию, хранящуюся в нашей па­мяти. Не зная точно как, мы в телефонном разговоре узнаем голос друга по первому сказанному слову. Гроссмейстеры играют в шахматы, интуи­тивно улавливая значимые модели, которые новичок пропускает.

■ Некоторые вещи — факты, имена и пережитые ощущения — мы помним до мелочей (на уровне сознания). Но другие вещи — умения и обуслов­ленные диспозиции — мы помним косвенным образом, не зная о них сознательно и не демонстрируя свое знание. Это верно для всех нас, но наиболее выражено у людей с травмами мозга, которые не могут форми­ровать заново подробные воспоминания. Узнав, как собрать головоломку или играть в гольф, они будут отрицать, что когда-то умели делать это. Все же (к их удивлению) они выполняют это как знатоки.

Глава 3. Социальные убеждения и суждения ■ 11

■ Также трагичны и случаи слепоты. Потеряв вследствие операции или инсульта часть зрительной коры головного мозга, люди могут оказаться функционально слепыми в некоторой части их поля зрения. Если им демонстрируют ряды палочек перед «слепой частью», они говорят, что ничего не видят. После того как испытуемые правильно угадывают вер­тикальные или горизонтальные палочки, они удивляются, когда им сооб­щают об этом. Опять же эти люди знают больше, чем думают, что знают. Кажется, что существуют маленькие умы — параллельные перерабатыва­ющие блоки, которые работают невидимо.

■ Пациенты с диагнозом прозопагпозия страдают от повреждения той обла­сти мозга, которая отвечает за узнавание лиц. Они видят знакомых лю­дей, но не могут узнать в них своих супругов или детей. Все же если им показывают фотографии этих людей, то сердцем они их узнают; их шан­сы возрастают, так как тело подает знаки бессознательного узнавания.

■ В связи с этим рассмотрим вашу собственную, само собой разумеющуюся способность интуитивно узнавать лицо. Когда вы смотрите на фотогра­фию, ваш мозг раскладывает зрительную информацию на подпункты — цвет, глубина, движение и форма — и работает по каждому аспекту одно­временно, пока не соберет компоненты вновь. Наконец каким-то образом ваш мозг сравнивает воспринимаемый образ с ранее накопленными обра­зами. Ну вот! Тотчас и без усилий вы узнали свою бабушку. Если инту­иция — это непосредственное знание чего-либо без аргументированного анализа, восприятие — это преимущественно интуиция.

■ Хотя подсознательные стимулы и находятся ниже порога нашего созна­тельного восприятия, но они могут, тем не менее, приводить к заниматель­ным эффектам. Если людям демонстрировали определенную геометри­ческую фигуру в течение менее чем 0,01 секунды, то они отрицали, что видели еще что-то, кроме вспышки света. Но позже они отдавали пред­почтение тем формам, которые видели. Иногда мы интуитивно чувствуем то, что не можем объяснить. Так же и невидимые слова во вспышке света могут вызвать или предопределить наши ответы на последующие вопро­сы. Если слово «хлеб» вспыхнуло слишком быстро и вы не могли его узнать, то можете потом обнаружить во вспышке связанное с ним слово «масло» с большей легкостью, чем не связанное с ним слово «бутылка».

Повторяем, многие рутинные когнитивные функции осуществляются авто­матически, ненамеренно, неосознанно. Наш мозг функционирует почти как большая корпорация. Представитель исполнительной власти — наше контро­лируемое сознание — уделяет внимание наиболее важным или новым вопро­сам и переадресовывает рутинные дела подчиненным. Это делегирование ре­сурсов внимания позволяет нам реагировать на многие ситуации быстро, эффективно, интуитивно, не тратя времени на обдумывание и анализ.

ГРАНИЦЫ ИНТУИЦИИ

Хотя исследователи утверждают, что процесс бессознательной обработки ин­формации и может давать вспышки интуиции, они сомневаются в ее надежнос­ти. Элизабет Лофтус и Марк Клинджер (Elizabeth Loftus & Mark Klinger, 1992) высказываются в пользу современных ученых, изучающих сознание, про­возглашая «пбтттрр мнрнир что брггттгятрттьнпр мпжрт йт-лтк нр гтппт.

118 ■ Часть I. Социальное мышление

но, как полагали раньше». Например, хотя подсознательные стимулы могут вызвать слабую недолговечную реакцию, достаточную, чтобы пробудить чув­ство, если не сознательное восприятие, нет доказательств, что коммерческие аудиозаписи, действующие на подсознание, могут успешно «перепрограммиро­вать ваш бессознательный ум». (Действительно, существует множество новых доказательств (Greenwald & others, 1991), что они не могут это делать.)

Более того, наши представления, основанные на интуиции, довольно часто бывают неверными, так что становится ясно, по какому поводу поэт Т. С. Элиот писал: «Пустой человек... Голова набита опилками». Социальные психологи изучили наши ошибочные суждения, основанные на хиндсайте (интуитивное ощущение после свершившегося факта, что мы знали это заранее). В других разделах психологии изучается наша способность к иллюзиям: неправильная интерпретация на уровне восприятия, фантазии и надуманные убеждения. Майкл Газзанига (Mickael Gazzaniga, 1992) сообщает, что пациенты, которым хирургическим путем разъединили полушария головного мозга, будут мгновен­но придумывать объяснения непонятного поведения и верить в них. Если па­циент встает и делает несколько шагов после того, как экспериментатор дает сигнал «идите» невербальному правому полушарию пациента, вербальное ле­вое полушарие мгновенно создаст правдоподобное объяснение («Такое впечат­ление, что я пьян»).

Иллюзорное мышление как тема также появляется в многочисленной све­жей литературе о том, как мы принимаем, храним и восстанавливаем в памяти социальную информацию. Если исследователи восприятия изучают зритель­ные иллюзии для того, чтобы узнать что-то о нормальных механизмах восприятия, то социальные психологи изуча­ют иллюзорное мышление для того, чтобы узнать что-то о нормальном процессе обработке информации. Эти иссле-

вытекающие

ошибки».

Барух Фишхофф, 1981

«Люди достаточно ловки, чтобы про­жить жизнь, и до­статочно недаль- дователи хотят дать нам карту повседневного социального новидны, чтобы

делать предска- т/. ■,

зиемые и логически Когда мы изучаем некоторые модели эффективного мыш-

мышления, где были бы четко отмечены опасные места.

ления, помните, что наглядная иллюстрация того, как люди создают ложные убеждения, еще не является доказатель­ством, что все убеждения ложны. Все-таки, чтобы суметь распознать фальшь, не помешает знать, как это было сде­лано. Поэтому давайте рассмотрим, каким образом про­цесс эффективной обработки информации может пойти по неправильному пути, начав с познания самого себя.

КОНСТРУИРОВАНИЕ ИНТЕРПРЕТАЦИЙ И ВОСПОМИНАНИЙ

В главе 1, в рассуждениях о мышлении человека, был отмечен существенный факт: наше предвзятое мнение руководит тем, как мы воспринимаем и интер­претируем информацию. Люди будут признавать, что предубеждение влияет на социальную оценку, и все же не смогут до конца осознать, сколь велико это влияние. Давайте рассмотрим некоторые недавно проведенные эксперименты. Некоторые исследуют, как предвзятое мнение влияет на восприятие и интер­претацию информации. Другие внушают людям суждения после предъявления информации, чтобы изучить, как воскрешается в памяти предубеждение, осно­ванное на идее-постфактум. Всеобщее положение: мы реагируем не на действи­тельность как таковую, а на свою интерпретацию этой действительности.

Глава 3. Социальные убеждения и суждения ■ 11!

ВОСПРИЯТИЕ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СОБЫТИЙ

Эффект предвзятого отношения и ожиданий обычно обсуждается во вводном курсе в психологию. Вспомните фото далматинца в главе 1. Или вглядитесь в такую фразу:

Date: 2016-05-16; view: 403; Нарушение авторских прав