Способы словесного воздействия 3 page

Так же в принципе ведет себя и удивляющий при помощи слов: он выдает слова, точнее — сообщения, как дарящий выдает подарки, то есть ради эффекта, который они должны произвести, чтобы наслаждаться этим эффектом.

Но приехавший с подарками может вести себя и иначе, и это зависит, очевидно, от индивидуальных особенностей его характера. Собрав всех заинтересованных, он может сразу, «одним жестом» вывалить все подарки на стол и таким образом поразит всех не только содержанием и качеством самих подарков, но, в первую очередь, фактом их неожиданно­го появления и их количеством. Так же можно удивлять и словесным со­общением. В обоих случаях способ действия в сущности один и тот же, одна и та же и мышечная, физическая природа его, он лишь применен по-разному.

Если «пристройку», подготавливающую действие, предупреждать уподобить бессловесным действия, чтобы яснее увидеть мышечную природу ее, то можно заметить, что она имеет нечто общее с бессловесным действием подкарауливать, подстерегать. «Пристройка» предупреждать в чистом виде требует косого взгляда и положения тела как бы готового к обороне, настороженного. «Пристройка» предупреж­дать внутренне противоречива: с одной стороны, предупреждающий (как и удивляющий) владеет тем, чего лишен предупреждаемый — отсю­да тенденция быть «сверху»; с другой стороны, и это делает «пристройку» предупреждать «пристройкой снизу», — предупреждающий зависит от предупреждаемого.

Последний почему-то не считается с тем, с чем должен бы считаться, по представлениям предупреждающего. Почему? Может быть, он не знает того, о чем его приходится предупреждать, а может быть знает, но не хочет считаться, так как владеет чем-то другим, чего лишен предуп­реждающий? Отсюда неуверенность предупреждающего в своем праве быть «сверху» и зависимость его от партнера.

Довольно ярким примером предупреждения может служить поведение Кнурова в сцене с Огудаловой, которую мы уже упоминали. Пример этот показателен и в том отношении, что Кнуров, вообще говоря (и по общественному положению прежде всего), конечно, не зависит от Огуда­ловой. Наоборот, она от него зависит. Он «зависим» в данной ситуации лишь в том, что вынужден быть осторожен, так как боится огласки своих планов и знает трудности осуществления своей затеи. Зависимость его по­хожа на зависимость охотника от дичи, кошки от мыши. Эту зависимость создает желание овладеть тем, что может ускользнуть. Именно такого рода зависимость от партнера может побудить Кнурова предупреждать в этой сцене; и все же его словесное воздействие, вероятно, будет не «чис­тым» предупреждением — привычка быть «сверху» даст себя знать. Так осуществляется воздействие предупреждать, когда начальник, например, предупреждает своего подчиненного.

«Пристройка» предупреждать содержит в себе некоторую нерешительность, неуверенность, оборонительность. Дело еще усугубляется тем, что действие предупреждать толкает соображение партнера в сто­рону неприятную для него и предупреждающий должен быть готов к про­тесту со стороны партнера, к сопротивлению. Он готовится не к тому, чтобы наслаждаться эффектом, как это имеет место в «пристройке» удив­лять, а к тому, чтобы продолжать добиваться своего, то есть — работать, действовать дальше, перестраивая сознание партнера.

Если, содержащаяся в «пристройке» предупреждать, тенденция «кверху» делается превалирующей, то и последующее за ней словесное воздействие будет не простым, опорным словесным действием предупреждать, а сложным — с примесью, например, словесного действия приказывать (то есть сложным словесным действием угрожать). Если из «пристройки» предупреждать совсем исчезнет тенденция «кверху», то к этому простому опорному словесному действию будет добавляться дру­гое — например, просить, и перед нами опять будет сложное словесное действие.

Как мы отмечали, в опорном словесном действии звать действует преимущественно звук; в опорных словесных действия ободрять и укорять действует преимущественно интонация; в простых словесных действиях удивлять и предупреждать действует уже преимущественно фраза. Но фраза действует здесь не как цельная законченная картина, а как часть, фрагмент картины — как картина не столько воспроизведен­ная, сколько подразумеваемая. Фраза эта — многозначительный намек. Фрагментарность ее выражается в склонности удивляющего и предуп­реждающего к психологическим паузам после запятых. Во время этих пауз и тот и другой как бы прикидывают: нужно ли рисовать картину дальше? не достаточно ли воспроизведенного уже штриха, черты, фрагмента? Отсюда — тенденция к особенно рельефному выделению ударных слов и к короткой фразе. Функция намека выполняют в сущности ударные слова; поэтому удивлять и предупреждать удобно одним словом или ря­дом слов, связь между которыми только подразумевается. Этот ряд слов воспроизводит картину как бы пунктиром, он дает лишь опорные точки для воображения партнера.

Физическую природу словесных действий предупреждать и удив­лять можно обнаружить на примерах известных произведений изобрази­тельного искусства.

Так, на картине Караваджо «Юноша и гадалка» оба действующих лица «пристроены» предупреждать. У юноши этому действию сопутст­вует оттенок действия узнавать, у гадалки оттенок менее ярок. Гадалка будет предупреждать более активно и ярко; отсюда в ее «пристройке» больше настороженности, сдержанности.

На портрете королевы Марии-Луизы Гойя изобразил королеву также готовой предупреждать, но предупреждение это опять-таки совершенно своеобразно — оно сочетается с доброжелательной улыбкой. Королева может быть в ближайшие мгновения вообще не заговорит, она наблюдает, изучает что-то такое, что кажется ей любопытным и даже приятным. Но если она, не переменив «пристройки», заговорит, то ее дей­ствие неизбежно будет включать в себя предупреждение.

Амур в широко известной скульптуре Фальконе также готов предупреждать, но здесь предупреждение, конечно, носит характер шалос­ти, шутки.

На картине В.Г.Перова «Охотники на привале» старый охотник рас­сказывает, по-видимому, «охотничью историю», при этом он совершает сложное словесное действие, в состав которого входят простые словес­ные действия: удивлять, объяснять, предупреждать. Корпус и руки его действуют так, как того требует действие объяснять; голова несколько откинута назад, как того требует действие удивлять; немного косящий взгляд говорит о том, что он, кроме того, готов и предупреждать. Худож­ник запечатлел здесь не «пристройку» к началу рассказа, а момент в середине рассказа — то мгновение, когда рассказчик от действия объяс­нять только что перешел к действию удивлять и уже готовится следую­щей фразой предупреждать.

6. УЗНАВАТЬ и 7. УТВЕРЖДАТЬ — суть простые словесные дей­ствия адресованные памяти партнера.

Все словесные действия в той или иной мере касаются памяти партнера и это влечет за собой последствия, о которых речь будет дальше. Но словесные действия узнавать и утверждать выступают как таковые («в чистом виде») постольку, поскольку действующий словами аппелирует преимущественно к памяти партнера и поскольку он игнорирует в созна­нии партнера все другие его свойства и способности.

Когда человек совершает «чистое» словесное действие узнавать, он извлекает нечто из памяти партнера; когда он утверждает — он нечто в нее вкладывает. Если при этом он задевает мышление, воображение, чувства или волю партнера — он не только узнает или утверждает; тогда к этим опорным словесным действиям добавляются другие и полу­чаются уже не «простые» словесные действия, а «сложные» (составные).

Главная трудность в овладении этими словесными действиями как раз и заключается в том, чтобы «не задевать» ничего в сознании партнера, кроме его памяти: только узнавать (спрашивать) и только утвер­ждать. В повседневном быту характерным примером такого узнавания («чистого» вопроса ) может служить переспрос — действующий не расслышал или не понял слов партнера и хочет только восстановить, что тот сказал — и все. Примером такого же «чистого» утверждения может служить холодный, формальный и, главное, окончательный ответ на вопрос.

«Оценка», предшествующая узнаванию есть столкновение потребности что-то конкретное знать с восприятием осведомленности партнера, в чем-то выразившейся или подразумеваемой.

«Оценка», пред шествующая утверждению, есть восприятие готовности партнера что-то узнать, при заинтересованности действующего в том, чтобы он это узнал. Без восприятия этой готовности утверждение не будет «чистым» — к нему добавится то или другое словесное дей­ствие.

«Пристройка» к партнеру для узнавания и утверждения, как таковым — это «пристройка наравне», нейтральная «пристройка». Если в ней появляются элементы «пристройки сверху» или «пристройки снизу», то к последующему узнаванию или утверждению добавляются другие опорные словесные действия и получаются сложные (составные) словес­ные действия.

Характерным признаком узнавать является ожидание ответа без всякого его предрешения. Произнося ударное слово фразы, при помощи которой он узнает, узнающий мышечно, физически уже совершенно готов к восприятию любого ответа. Поэтому, непосредственно за послед­ним словом узнавания наступает полная неподвижность в положении, удобном для восприятия ответа узнающий, так сказать, крепко держится за партнера своим вниманием, особенно крепко вцепляется в него, произ­нося ударное слово, в не отпускает его вплоть до выяснения результата совершенного действия (партнер ответил, партнер не ответил, партнер не знает что ответить).

Утверждение, наоборот, характеризуется тем, что на последнем слоге ударного слова утверждающий «бросает» партнера, вложив в его сознание то, что ему нужно было вложить, утверждающий сделал свое дело и партнер его теперь как бы уже не интересует. Разумеется, это только видимость и только момент; в следующее же мгновение он может опять «сцепиться» с партнером — ведь утверждающий вкладывал в созна­ние партнера нечто для той или иной общей цели, которая может быть не достигнута одним утверждением, что, впрочем, тоже случается.

Если утверждающий хотя бы на мгновение не «бросит» партнера — это значит, что он не только утверждает. Поэтому утверждение, как та­ковое, всегда кончается точкой, и ни в коем случае не запятой. Поэтому, чтобы уметь утверждать, нужно уметь в произнесении «ставить» точки.

Узнавание и утверждение суть словесные действия чрезвычайно распространенные. Но чаще всего они встречаются не в качестве «чистых» опорных словесных действий, а в составе словесных сложных дейст­вий. Ведь всякая живая человеческая речь содержит в себе либо утверж­дение, либо узнавание в широком смысле этих слов.

Утверждать можно не только наличие, но я отсутствие чего-то. Я, например, могу утверждать, что там-то не был, того-то не видел, таким-то образом не действовал. При утверждении, в сознание (точнее — в па­мять) партнера вкладываются некие сведения. Содержание этого вклада определяется, очевидно, не процессом вкладывания, не способом дейст­вия, а содержанием видения и смыслом предложения, которым соверша­ется простое словесное действие утверждать.

Объяснять и отделываться суть действия, хотя и противополож­ные, но в. то же время и родственные друг другу.

Объясняющий добивается от партнера, чтобы тот что-то понял и стал его единомышленником; ему нужно, так сказать, позитивное понимание, понимание по существу; он заинтересован в определенном, том, а не другом, сознательном и деятельном поведении партнера.

Отделывающийся тоже добивается от партнера, чтобы тот что-то понял. Но нужно это отделывающемуся только для того, чтобы партнер «отстал» от него, чтобы он оставил его в покое. Это так сказать, задача негативная — «пойми и отстань», «неужели не понятно», «давно пора по­нять».

Отделываться — это то же самое, что и объяснять, но с другой, противоположной последующей целью, — поэтому и существует среди «чистых» словесных действий специфическое отделываться, отличное от всех других.

«Оценка», предшествующая воздействиям на мысли­тельные способности партнера, заключается в восприятии акта — собе­седник не понимает того, что для воздействующего нужно, чтобы он по­нимал. Либо он не понимает чего-то, что он имеет основание не понимать и потому не делает того, что нужно, чтобы он делал — тогда из «оценки» выльется «пристройка» и «воздействие» объяснять. Либо партнер не понимает чего-то, что должен бы понимать и поэтому мешает действую­щему субъекту делать то, что тот делает — тогда за «оценкой» следует «пристройка» и «воздействие» отделываться.

«Пристройка» объяснять, как это ни кажется на первый взгляд странно, есть пристройка «снизу». Объясняющему нужно, чтобы партнер думал, чтобы он напряг свои мыслительные способности, чтобы он сосре­доточился на мыслимых представлениях; при этом объясняющий берет на себя функцию помощника в деле, которое может совершить только сам партнер, он, так сказать, обслуживает мыслительные процессы партнера. Такую роль объясняющий примет на себя, потому что он кровно заинте­ресован в определенном течении мыслей партнера. Позиция обслужива­ющего помощника и предопределяет характер пристройки — «снизу».

Значит ли это, что объяснять можно только «снизу»? — Конечно, нет. Но объяснения «сверху» или «наравне» могут быть только сложными словесными действиями, в состав которых входит опорное словесное действие объяснять. Так, скажем, профессор, читая лекцию «объясняет» только в широком смысле (то есть по содержанию своей лекторской работы вообще). Практически же он адресуется не только к мышлению студентов, но и к их воображению, и к их памяти, и к их чувствам. Читая лекцию, он, вероятно, будет пристраиваться к слушателям «сверху» — лектор учитывает, что слушатели больше, а не меньше чем он сам, заин­тересованы в понимании излагаемого на лекции материала.

Вот как А.П. Чехов устами героя «Скучной истории» профессора Николая Степановича характеризует мастерство лектора:

«Чтобы читать хорошо, то есть нескучно и с пользой для слушателей, нужно, кроме таланта, иметь еще сноровку и опыт, нужно обладать самым ясным представлением о своих силах, о тех, кому читаешь, и о том, что составляет предмет твоей речи. Кроме того, надо быть человеком себе на уме, следить зорко и ни на одну секунду не терять поля зрения. <... > Предо мной полтораста лиц, непохожих одно на другое, и триста глаз, глядящих мне прямо в лицо. Цель моя — победить эту многоголовую гид­ру. Если я каждую минуту, пока читаю, имею ясное представление о степени ее внимания и о силе разумения, то она в моей власти. <... > надо зорко следить, чтобы мысли передавались не по мере их накопления, а в известном порядке, необходимом для правильной компоновки картины, какую я хочу нарисовать».

«Чистое» осуществление словесного действия объяснять всегда содержите себе наблюдение за мыслительными процессами, происходящими в сознании партнера. Объясняющий следит, понимает его партнер или нет, усваивает он его логику или нет; объясняющий ждет про­явлений понимания или непонимания. Поэтому в его «пристройку» входят движения, нужные для того чтобы удобно было следить да ходом мыслей партнера, и поэтому объяснение, пока оно не закончено, чаще всего чере­дуется с узнаванием. А ход мыслей отражается преимущественно в мель­чайших движениях лицевой мускулатуры и головы: ведь глаза — это «зеркало души», потому что по глазам видно направление внимания, а где внимание человека — так и его мысли.

Поэтому «пристройка» объяснять есть — образно говоря — «пристройка к работающей голове партнера». «Пристройка» с позиций зависимого, но зависимого не от воли партнера, а от того, как и что он думает, «пристройка» с готовностью поправить партнера, если тот оши­бется. Это — «пристройка снизу» на данный момент того, кто, может быть, имеет право и основание и на «пристройку сверху», но сейчас пос­тавлен перед необходимостью пристраиваться «снизу».

«Пристройка» отделываться заключается в том, что человек, оторванный от дела, которое он только что делал и готовый продолжать это дело, ждет момента, когда можно будет объяснить партнеру, что его претензии неуместны. Поскольку не отделывающийся заинтересован в партнере, а партнер соответственно в нем, это — «пристройка сверху», но в момент начала воздействия она мгновенно переходит в минимальную по длительности и по скупости движений «пристройку» объяснять, то есть в «пристройку снизу». После совершения «воздействия» отделы­ваться, человек опять возвращается к тому делу, которое он делал до оценки непонимания партнера и в этом опять обнаруживается независи­мость его от партнера. Научиться отделываться — это, значит, научиться быть занятым делом, отвлечься от этого дела ровно настолько, насколько это необходимо, чтобы объяснить и вновь к этому делу вернуться.

Объясняющий следит за тем, что происходит в сознании партнера и потому он «крепко держится» своим вниманием за партнера и в течение всего «воздействия» и после того как произнесет последнее слово. Отде­лывающийся, наоборот, должен мгновенно «схватить» партнера и также мгновенно бросить его на последнем слове. Эта готовность бросить парт­нера содержится уже в «пристройке» отделаться от него и именно в ней, в этой готовности, выражается главная, существенная черта отличающая «чистое» опорное словесное действие отделываться от «чистого» опор­ного словесного действия объяснять.

В каждом словесном действии участвует не только речь, но и вся скелетная мускулатура действующего. Особенно ярко это обнаруживается в словесном действии объяснять. Объясняющий подобен экскурсо­воду или инструктору: он стремится показать взаимосвязь вещей в явлений во всей их предметности и конкретности, только по необходимос­ти заменяя словами то, что сам он видит как полную реальность. Поэтому активно объясняющему часто не хватает слов, они кажутся ему недоста­точно точными и красноречивыми, и он склонен дополнять смысл слов поясняющими и уточняющими жестами.

В словесных действиях узнавать и утверждать действует преиму­щественно цельная фраза, но там применяется обычно короткая фраза, относительно простой логической конструкции. Словесные действия объяснять и отделываться требуют часто длинной фразы и сложной ло­гической конструкции — сочетания перечислений, сопоставлений, про­тивопоставлений, пояснений и уточнений, потому что оба эта действия, как уже говорилось, суть способы демонстрировать партнеру главным образом связь между явлениями и процессами.

Объяснять и отделываться можно, разумеется, и одним словом, но и в этом случае, во-первых, подчеркивается подразумеваемая связь произносимого слова с той или иной, знакомой партнеру, ситуацией, во-вторых, подчеркивается структура самого слова — каждый звук и каж­дый слог этого слова особенно четко и ясно произносятся. Так, например, преподаватель иностранного языка объясняет ученикам, что такой-то предмет называется на изучаемом языке так - то. Чтобы ученик усвоил и запомнил это новое для него слово, преподаватель показывает ему структуру, строение и звучание этого слова, то есть произносит его «под­робно», почти что по складам.

Чем активнее словесные действия объяснять и отделываться, тем подробнее действующий рисует картину и тем подробнее он произносит фразу, как бы длинна она ни была. Но чтобы она (картина и фраза) не распалась при этом на составляющие ее элементы, действующему нужна логическая лепка фразы в целом. Отсюда — противоречивые тенденции в обращении с фразой: так сказать, «центростремительная» тенденция — Показать целостность картины, связанность ее элементов, но это должна быть связанность определенных, единичных явлений, из которых каждое должно быть понято и само по себе.

Так возникает противоположная тенденция — «центробежная».

Чем человеку нужнее и труднее объяснитьили отделаться слова­ми и чем, следовательно, активнее и «чище» он выполняет то или другое действие — тем больше дают себя знать обе эти тенденции. Обнару­живается это: в особенно яркой предметности видений и рельефнос­ти лепки фразы в целом; в поисках слов достаточно красноречивых; в остроте внимания к партнеру— (последние два признака, в противопо­ложность первому, требуют психологических пауз); и в стремлении до­полнить речь жестикуляцией, а иногда поясняющей смысл, иногда, каза­лось бы совершенно бессмысленной.

Обычно в словесном действии объяснять сильнее обнаруживается тенденция к подробностям — «центробежная» тенденция; в словесном действии отделываться — стремление объединить подробности, «цент­ростремительная» тенденция.

Но оба эти словесные действия часто уступают друг другу место и в этом опять обнаруживается их родственность. Если человеку не удается отделаться от партнера, он незаметно для себя начинает объяснять ему, иногда теми же словами какими только что отделывался. И наоборот, если человек долго и безуспешно объяснял, — объяснение может легко перей­ти в действие отделываться. Споры нередко возникают и протекают именно так — в чередованиях действий объяснять и отделываться, но при этом применяются, конечно, не только «простые» словесные дейст­вия, но и сложные и преимущественно последние.

10. ПРОСИТЬ 11. ПРИКАЗЫВАТЬ суть простые словесные дейст­вия, адресованные воле партнера. От партнера требуется та или иная, немедленная, конкретная и ясная реакция. Это может быть: взять что-то, дать что-то, сказать что-то, сделать что-то, думать что-то; или наобо­рот — не брать, не давать, не говорить, не делать, не думать и т.д. — всегда что-то вполне ясное и определенное. Если действующему нужна только такая немедленная реакция и он добивается ее звучащей речью, то это — либо просьба, либо приказ.

Как уже упоминалось, обращение к воле, как таковой, есть игнори­рование всех других психических свойств и способностей сознания парт­нера. Поэтому, если у человека нет представлений об уме, о воображении, о чувствах и знаниях партнера или партнеров, иначе говоря — если он на­ходится среди совершенно незнакомых ему людей и если он при этом остро нуждается в том, что эти люди, по его понятиям, могут ему дать — он будет либо просить либо приказывать.

Приказ или просьба возникают в результате острой потреб­ности, которую нужно немедленно удовлетворить. Если ее нет, то нет и оснований идти «напролом», даже когда неизвестны психические свойства партнера. Ведь, если есть на это время, особенности психического вклада партнера могут быть разведаны, а для этого будут использованы другие способы словесного действия — те, которые адресованы мысли­тельным процессам памяти, воображению, чувству.

Поэтому «оценка», предшествующая просьбе и приказу заключается в столкновении острой потребности с препятствием в пове­дении другого человека. Это, впрочем, может быть и поведение животно­го — так, приказывают люди часто и с полным успехом не только людям, но и собакам, кошкам, лошадям.