Тень, остающаяся бессознательной

Один вопрос, на который никто из нас не может ответить, звучит так: «Скажи мне, чего ты не осознаешь?» По определению, мы не знаем того, чего мы не знаем. Мы не знаем того, что на самом деле известно о нас другим людям. И все-таки то, чего мы не знаем о себе, никуда не исчезает и исподволь просачивается в наши ценности и в наш выбор. И даже если мы начинаем подмечать, что мы стойко придерживаемся мотивов и программ, противоположных ценностям, которые мы исповедуем, скорей всего, отыщется и оправдание тому, почему мы делаем так, как делаем, и поступаем так, как поступаем. И, без сомнения, один из вернейших признаков того, что мы обороняемся от своей Тени, – то, что у нас всегда наготове рационализации, которые немедленно проявляются, когда нужно оправдать нашу позицию по любому предмету. Как просто критиковать целые группы людей! «У этих людей нет трудовой этики» – так говорит кто-то, игнорируя разрыв между нашими исповедуемыми ценностями снисходительности и любви к людям и упорной заинтересованностью в ощущении своего превосходства. Ширли прочитала пару книг по психологии и теперь получает удовольствие, ставя психологические диагнозы своим приятелям. Ей становится лучше, когда она чувствует свое превосходство над ними. Эдвина притязает на особые отношение с Богом и в своем кругу направо и налево раздает советы, как нужно обустраивать жизнь. «Пунктик» Чарльза – приглашать приятелей на дружеский ланч, при этом намекая боссу, что у них не все в порядке на работе потому, «что и дома у них нелады». Элина, побуждаемая психологическими травмами прошлого, идеализирует своих друзей, доводит до крайнего предела свои с ними отношения, а затем истерично обвиняет друзей в предательстве, когда те раз за разом «бросают ее в беде». Ей и невдомек, что единственный человек, неизменно присутствующий во всех ее отношениях, – это она сама. Настроившись на то, что друзья должны во всем потакать ей, она сама отдаляет их от себя, и уж тут они становятся объектом ее сплетен и злословия. Каждый из этих людей уловлен своей Тенью, молча идет на поводу личных умыслов и совершенно не осознает того, каким образом причиняет вред другим.

Сложность Вселенной и сложность нашей души столь велики, что фантазировать, будто мы доподлинно знаем себя, – все равно что взойти на гору в сумеречную пору и считать, что мы объемлем взглядом всю круговерть звездных орбит в бескрайнем просторе над нами. В лучшем случае мы узнаем то одну звезду, то другую. Мы проецируем на их неведомые орбиты свою психическую потребность в порядке (по-гречески «порядок» – космос) и уже видим небесные картины. Уверяем себя, что вон там – воин, а это – животное; созвездия существ, вращающихся в чернильном омуте неба. И верим, что познали эти фантомы, верим в то, что видимое нами реально, объективно и осязаемо.

Так же обстоит дело и с Тенью. Как мало мы знаем о том, что картины, которые мы подмечаем, толкования, которые предлагаем, миры, которые выдумали, – все они берут начало в нас самих, а затем автономно управляют нами. Тень воплощает в себе все беспокоящее нас, то есть чуждое нашему идеалу Эго, противоречащее тому, что нам хотелось бы думать о себе, или же грозящее пошатнуть то чувство Я, которое мы с удобством примеряем на себя. Эго складывается из множества обломков расколотого опыта, и потому оно с легкостью воспринимает как угрозу даже свою собственную инакость, все, что противоречит основной жизненной программе или хотя бы немного видоизменяет ее. Потому-то на самом деле Эго мало когда бывает знающим настолько, чтобы знать, что оно недостаточно много знает. Получается так, что им владеет, управляет и направляет его то, чего оно не знает. Знает ли рыба, что плавает в воде? Конечно, нет. Она – одно целое со своей стихией. Известно ли Эго, что оно плавает в море соперничающих, часто противоборствующих ценностей и энергий? Лишь изредка.

Да и кто из нас достаточно силен, чтобы неизменно признавать за собой недостатки, скрытые намерения, сокровенные мотивы? Женщина засмеялась при виде того, как ее подруга обрызгалась грязью, нечаянно угодив в лужу, хотя всегда сознательно, даже старательно подчинялась диктату своих жизненных правил. И все же она не в силах скрывать зависть в отношении той, которую она тайно привыкла считать своей соперницей, и вот уже вовсю хохочет, довольная ее незадаче. Ее Schadenfreude [8], или радость, вызванная несчастьем другого, – эмоция, совершенно чуждая ее сознательной жизни. И все же, словно долго сжатая пружина, она распрямляется в мгновение ока. А какая пружина может распрямиться в каждом из нас в такие рефлексивные моменты?

Да и есть ли кто из нас, кто не был бы эмоционально зависимым, тщеславным, порой самовлюбленным, подозрительным, несамостоятельным или же склонным манипулировать людьми? Счастлив ли был брак госпожи Индиры Ганди с человеком, который получил в супруги всю Индию? Развертыванием какого рода теневой динамики был их брак? Не угнетет ли служение другим людям того, кто посвятил ему свою внешнюю жизнь, не проклинает ли он его втайне? Всегда ли этот порыв самопожертвования является благом? И можно ли сказать, что это добровольный выбор? Не служит ли человек, завоевавший почетное звание «Гражданин года», также и потребности быть востребованным? Цинично ли отдавать себе отчет в присутствии противоположной ценности во всем, что только объемлет наше сознание, или же это глубинная форма честности? Можно ли назвать человека святым по той причине, что он принес свой жизненный путь в жертву служению другим людям? Был ли это вообще неподдельный жизненный путь или же проявление комплексов, столь мощных, что возможности любого другого выбора просто не было? Делает ли это человека святым или достойным жалости? И кто из нас, не ведая его внутренней психической конституции, вправе выносить подобное суждение? Могут ли добрые дела сопутствовать внутренней жизни, полной страданий? И разве не бывает так, что отвергнутая внутренняя жизнь, какой бы великий свет ни проливался во внешний мир, скрывает под своей маской очень обширную Тень? Нам остается только вспомнить постыдные разоблачения столь многих проповедников, политиков, тайную жизнь кинозвезд и звезд спорта. Не стоит забывать о том, как история порой приоткрывает завесу над самыми чтимыми биографиями, признавать силу Тени и те постоянные требования, что она предъявляет даже лучшим из нас.

Что движет религиозным фанатиком, не жалеющим времени на то, чтобы словом или силой обратить кого-то в свою веру: искренняя убежденность в пользе благого дела или же беспокойный плен внутреннего сомнения, того сомнения, которое изгоняется достижением единомыслия? Николас Мосли писал: «Люди относят себя к христианам или мусульманам скорей из нужды принадлежать к определенной группе, обеспечивающей эмоциональную поддержку в непростом мире, чем в результате индивидуального поиска истины и смысла»[9]. В самую точку! Это касается и божественного откровения, и характеристик «цельных натур»! К слову отметим, что такие вопросы незамедлительно начинают раздражать чувствительность нашего сознания. Мы, хозяева своей жизни, склонны возмущаться неуважением к нашей репутации, к нашим сознательным ценностям, к нашей личности. Вот она, та самая теневая зона, в которой мы оказываемся куда чаще, чем хотелось бы признать.

И все же, поскольку неслышное движение Тени чаще всего совершается вне нашего поля зрения, в неизмеримо глубоких морях, мы не понимаем того, как Тень проявляет себя в нашей внешней жизни. Где берут начало наши нравственные устои, на которые мы так часто ссылаемся? Являются ли они врожденной добродетелью человечества или привитым, привнесенным извне комплексом? Может ли нравственность неумышленно порождать зло для самого человека и его ближних? Может ли добро, лишенное своей противоположности, избежать впадения в односторонность? И не окажется ли рано или поздно эта односторонность подавляющей, принудительной, даже демонической? Кто из нас, пусть по прошествии десятилетий, не видит сомнительных последствий во всем том, к чему мы так стремились в свое время и чем так хотели обладать? Кто во второй половине жизни, обладая хоть малой толикой сознательности и психологической зрелости, не оглядывается на прошлое с сожалением, некоторым стыдом и весьма немалым разочарованием? А ведь в то время мы мнили, что знаем себя, что поступаем мудро, достойно и с наилучшими намерениями. Понимание того, что ты и только ты отвечаешь за свою собственную историю жизни, – первый шаг к признанию прежде подспудных проявлений и действий нашей Тени.

Кто из нас может сказать о своей Тени, собственно о своем бессознательном: «Я сознателен в отношении того, что бессознательно»? Это самое бессознательное садится с нами за обеденный стол и, возможно, за чей-то еще. Оно создает во владениях Эго свое теневое правительство за спинкой его резного трона.