Проблема художника и власти

Проблема художника и власти в русской литературе, пожалуй, одна из самых болезненных. Особым трагизмом она отмечена в истории литературы ХХ ве­ка. А.Ахматова, М.Цветаева, О.Мандельштам, М.Булгаков, Б.Пастернак, М.Зощенко, А.Солже­ницын (список можно продолжить) — каждый из них ощутил “заботу” государства, и каждый отразил её в своём творчестве. Одним ждановским постановлением от 14 августа 1946 года могла быть зачёркнута писательская биография А.Ахматовой и М.Зощенко. Б.Пастернак создавал роман «Доктор Живаго» в период жестокого давления правительства на писателя, в период борьбы с космополитизмом. Травля писателя возобновилась с особой силой после присуждения ему Нобелевской премии за роман. Союз писателей исключил Пастернака из своих рядов, представив его внутренним эмигрантом, человеком, порочащим достойное звание советского писателя. И это за то, что поэт рассказал народу правду о трагической судьбе русского интеллигента, врача, поэта Юрия Живаго.

Творчество — единственный способ бессмертия творца. “Для власти, для ливреи не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи” — это завещание А.С. Пушкина («Из Пиндемонти») стало определяющим в выборе творческого пути истинных художников.

Проблема эмиграции

Не покидает ощущение горечи, когда люди оставляют Родину. Одних высылают насильно, другие уезжают сами в силу каких-то обстоятельств, но ни один из них не забывает своё Отечество, дом, где родился, землю родную. Есть, например, у И.А. Бунина рассказ «Косцы», написанный в 1921 году. Этот рассказ, казалось бы, о малозначительном событии: идут в берёзовом лесу пришлые на Орловщину рязанские косцы, косят и поют. Но именно в этом незначительном моменте удалось Бунину разглядеть безмерное и далёкое, со всей Россией связанное. Небольшое пространство повествования наполнено лучезарным светом, чудными звуками и тягучими запахами, и получился не рассказ, а светлое озеро, какой-то Светлояр, в котором отражается вся Россия. Недаром во время чтения «Косцов» Буниным в Париже на литературном вечере (было двести человек), по воспоминаниям жены писателя, многие плакали. Это был плач по утраченной России, ностальгическое чувство по Родине. Бунин прожил в эмиграции большую часть своей жизни, но писал только о России.

Эмигрант третьей волны С.Довлатов, уезжая из СССР, прихватил с собой единственный чемодан, “старый, фанерный, обтянутый материей, обвязанный бельевой верёвкой”, — с ним он ещё в пионерский лагерь ездил. Никаких сокровищ в нём не было: сверху лежал двубортный костюм, под ним — поплиновая рубашка, далее по очереди — зимняя шапка, финские креповые носки, шофёрские перчатки и офицерский пояс. Эти вещи стали основой для коротких рассказов-воспоминаний о родине. Они не имеют материальной ценности, они — знаки бесценной, по-своему абсурдной, но единственной жизни. Восемь вещей — восемь историй, и каждая — своеобразный отчёт о прошлой советской жизни. Жизни, которая останется навсегда с эмигрантом Довлатовым.