Не усраться.

И на маршруте разведки Пруд‑охладитель так меня скрутило, что я забился в глубь броника, как куль, будто додремываю…

…В этот день я в первый раз был допущен в штаб. Показал часовому – обтерханному и апатичному «партизану» [6]– свой пропуск – прямоугольник плотной бумаги с моей фамилией и инициалами, с пустой круглой печатью, внутри нее «№16» (и все, больше никаких опознавательных знаков! – чтоб враг повесился от любопытства, но так и не узнал, куда ж он по этому пропуску может проникнуть…) – я первым делом устремился на поиски сортира. Сортир в штабе, в здании бывшего Чернобыльского райкома партии [7]и райисполкома, обеспечивал интимность: кабинки были разгорожены, и даже створки спереди прикрывались. Мечта… Я уединился.

Счастливый – говорю это без тени иронии и преувеличения – счастливый, понес я данные в разведотдел, чувствуя себя могучим, легким и невесомым…

Минут на 10.

И тут меня осенило – в штабе ж должен быть медпункт!

И получше, чем в лагере, – уж активированный‑то уголь там есть!

Нашел. Узковатая комната, с окном в торце. Цивильного вида молодой холеный доктор и молодая же медсестра – волнистые, с волнующим отливом волосы. Белые халаты…

– Добрый день. – Мои побитые рыжие б/у [8]сапоги, еще коробом сидящая новая форма – резкий контраст этому стерильному уюту. Я как можно вежливее и одновременно с замиранием сердца:

– Добрый день, извините, у вас активированного угля не найдется?

Прервав любезный разговорчик, доктор немного покопался и подал мне… Не‑е‑ет, не упаковку, 10 таблеток, о которой я жгуче мечтал, а заранее отрезанную от нее прозрачную полоску с двумя таблетками.

– А еще не найдется? – выпалил я, вулкан внутри меня уже вовсю бурлил…

– Ну вообще‑то мы по столько не даем… – и он подал мне еще одну полоску.

…4 таблетки лекарства, вся упаковка 10 штук которого стоит четыре копейки! О бессмертная – в отличие от своих пациентов – бессмертная советская военная медицина!…

И, протягивая мне эту полоску жалкую, они обменялись с медсестрой такими понимающе‑насмешливыми взглядами отлично себя чувствующих людей… ЧТОБ ВЫ УСРАЛИСЬ!

Я, собрав в кулак всю свою волю (или чем там я счас сдавливаю свои потроха!), не спеша, неторопливо (держусь из последних сил!!) прячу шелестящие полоски в офицерскую сумку (не хватало только в главном штабе…!!!) и, улыбаясь как можно обаятельней:

– Большое спасибо. А то самогон ну такой вонючий – просто сил нет. Теперь хоть есть чем почистить. Спасибо от всего коллектива. Выручили. Выпьем и за ваше здоровье. Обязательно.

Я защелкнул сумку и прочувствованно, честно посмотрел им в глаза…

Закрываю дверь – неторопливо, с достоинством, вполне благополучный и уверенный в себе человек…

…два вытянувшихся лица смотрят на меня как загипнотизированные – уязвленные в лучших своих чувствах… Так вам и надо, крысы тыловые, благодетели копеечные…

…и едва прикрыв – пулей в сортир!!!!

Занято!!!!! Все кабинки в бывшем райкомовском туалете, рассчитанном на совсем иной ритм жизни, – заняты!!! Черт побери! Я изо всех сил сдерживаюсь, обжимая мышцами живота, обжимая, обжимая уже разорвавшуюся внутри «лимонку», сдерживаясь, прохаживаюсь перед рядком кабин, поднимаюсь на цыпочки, тяну шею, голову назад, закусываю верхнюю губу, весь внутри, из последних сил, прошагиваю пространство от окна до дверей – обратно, мимо кабинки, обратно… Чтоб вы пропали!… Во‑о‑от – плотный майор вышел, одергивая куртку, – вожделенное очко освободилось, у меня еще хватает сил не спеша, как бы нехотя войти… Ка‑айф…

Потом запил сразу две таблетки водой из‑под крана… А туалет, хоть и в таком не последнем месте, как штаб Оперативной группы Министерства обороны СССР, все ж изрядно вонюч… Загадили… Кто ж рассчитывал на такую «пропускную способность»…

…И снова походы – побеги! – полеты… – в сортир!!!

Выходишь легкий, прозрачный, как стеклышко, звенишь от пустоты (который день не жрешь!), как младенец невинный светишься…

10 минут – новая «лимонка»… И опять!

Пропади все пррропадом!

А на следующий день…

Я открыл глаза.

И понял, что спал спокойно. Умиротворенно гляжу в потолок палатки. Но на всякий случай на завтрак – только чай.

Новый маршрут разведки…

Нормально. Какое ж это счастье – каждую секунду не… ну, понятно.

К обеду я уже хлебал из чьего‑то котелка одолженной ложкой (свой котелок, совсем новый, до сих пор не удосужился отмыть кипятком от густой солидольной смазки).

В лагере взял у старшины чистый комплект белья и пошел – впервые за все эти дни без просвета – в баню…

Должен честно признаться: не один раз за эти дни бывало: изнемогаешь под этим напором изнутри, чувствуешь – надо, пардон, газы выпустить, только разожмешься… и тут же ощущаешь, что это, мягко говоря, совсем не газы, – сдавливаешь – поздно!… – успело просклизнуть: ощущение, забытое с детства… через какое‑то время от тепла тела это подсыхает (а «лимонка» внутри уже опять сдетонировала – где сортир?!)…

Посему после бани старые шмотки – тонкие летние кальсоны и нательную рубашку – я очень тщательно одно в другое позаворачивал. Занес этот свой тючок в палатку старшины, где он жил (спал) и хранил скарб ротный, и закинул на гору грязного исподнего в углу (такой себе «апофеоз войны» в миниатюре), тщательно проследив, чтоб «мое» смешалось с другими неразличимыми комками несвежего белья. Чтоб старшина, разворачивая все это – пересчитывая перед отвозкой в прачечный отряд, – не смог случайно идентифицировать мое…

И умелся из палатки с барахлом старшины, ощущая себя легко.

Адаптация к радиации состоялась.

Главный прибор*

Год 1983‑й. Лето.

До Чернобыля – 3 года. О чем никто не подозревает.

Развертывание.

Кадрированный [9]батальон радиационно‑химической разведки – единственный на весь немаленький Киевский военный округ, охватывающий центр и восток Украинской ССР [10], разворачивается в полк.

Полк радиационно‑химической разведки.

На месяц.

Учебные военные сборы.

На роту – сотню человек – один кадровый военный. Командир роты.

Все остальные – «партизаны»: из запаса, резервисты.

В нашей роте кадровых вообще нет – командир роты тоже «партизан», Николай, старший лейтенант запаса.

А самый старший по званию в роте – Сэм, командир 1‑го взвода – капитан.

Сэм – Семен – кандидат биологических наук. Старший научный сотрудник института медрадиологии. Красавец‑бородач, остроумный, живой, жизнелюбивый. Еврей. Сэм – по возрасту один из самых старших в роте и, наверно, самый мудрый.

А я – один из самых молодых. В своем 3‑м взводе я – командир – моложе почти всех. Лейтенант.

…Имитация начала атомной войны. Весело…

Во время перекура Сэм:

– А как ты думаешь – какой прибор в БРДМе главный?

БРДМ (точнее, БРДМ‑2рх) – бронированная разведывательно‑дозорная машина, модель 2, дооборудованная для ведения, кроме обычной, еще и радиационной и химической разведки.

Внешне похож на широкий катер с четырьмя колесами. Под боковыми листами брони спрятаны еще две пары дополнительных колес, поменьше: когда они выпускаются из‑под брюха, БРДМ может переползать через рвы и окопы.

Вес 7 тонн. Мотор 140 лошадиных сил.

Экипаж – 4 человека: командир, водитель, стрелок, химик‑разведчик.

Наверху на вращающейся бронебашне – два спаренных пулемета: КПВТ – крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый (диаметр пули 14,5 миллиметра, прицельная дальность – отличный оптический прицел! – 1,5 километра, но и за 3 километра пехота залегает, когда эти считай что микроснаряды диаметром полтора сантиметра начинают рядом в землю чвакать – «неприцельно») – и противопехотный 7,62 мм ПКТ – пулемет Калашникова танковый.

Броня защищает не только от пуль и осколков, но и на две трети от гамма‑излучения (внутрь проходит только треть того, что снаружи).

Корпус герметизирован, и есть фильтр для очистки закачиваемого внутрь забортного воздуха – при движении по местности, зараженной химическим, биологическим оружием или радиоактивными веществами. При этом в запечатанном бронике поддерживается избыточное давление, чтоб, если есть неплотности, воздух по ним уходил из броника наружу и тем самым не давал «зараженному» забортному воздуху и пыли просачиваться вовнутрь…

Система поддержания давления в шинах, если их продырявит пулей или осколком (не очень сильно, правда).

В воде броник не тонет. На плаву скорость – до 8 км/ч. По шоссе – до 110. Из грязи сам себя лебедкой вытаскивает…

И приборов в нем напихано немало…

Какой же из них самый главный? Сразу и не сообразить…

Нет, надо представить себе, как это будет реально.

Вот – война…

Раньше как? Для наступления в обороне противника выискивали самое слабое место и против него концентрировали свои войска для создания превосходства «в живой силе и технике», чтоб прорвать фронт… А сейчас все наоборот: определяется самое сильное место противника, по нему наносится ЯДЕРНЫЙ УДАР, самое сильное место сразу становится самым слабым, в прорыв вводятся войска, и на повышенной скорости (скорость г‑ чтоб быстрее «зараженную местность» проскочить, чтоб меньше (по возможности, разумеется) свою «живую силу» облучать – а то она, чего доброго, «боеготовность» потеряет…), подавляя очаги сопротивления противника, преодолевают зараженную местность с высокими уровнями радиации – и выходят в тыл противника… Противнику, кстати, вся эта процедура тоже может очень сильно не понравиться, он «окажет (например) ожесточенное сопротивление» и по тому ж таки месту – по нашим «победоносным войскам» то есть – тоже какой‑нибудь дрянью запуляет… А впереди всех – между нашими и «вашими» – радиационно‑химическая разведка… Замечательно…

Какой же прибор в такой обстановке главный?

Артиллерийская буссоль? Давать артиллеристам целеуказание, чтоб они эти самые «очаги сопротивления» огнем подавляли – противник же, гад, небось, и отстреливаться будет: кому ж понравится, когда тебя в «слабое место» превращают?…

Бортовой встроенный рентгенометр? Высокие уровни радиации мерять, из машины не вылезая? Как‑никак, внутри гамма‑уровень в 3 раза меньше по сравнению с тем, что «на дворе»…

Или, наоборот, ДП‑5 – дозиметрический прибор, его химик‑разведчик на ремне тягает – мерять уровни радиации точнее?

ВПХР – войсковой прибор химической разведки? Еще один «черезплечный ящичек» – определять наличие и концентрацию боевых ОВ – отравляющих веществ – удушающего, парализующего, кожно‑нарывного действия?…

Рация! Чтоб все эти данные своим передавать!

Или самое главное – обозначить заражение на местности? Для этого есть «флажки» – стальные пруты в палец толщиной, метр с чем‑то длиной, заостренные внизу, вверху желтый флажок; на нем пристрочен кармашек, куда полагается вкладывать записку: название ОВ и его концентрация (или уровень радиации), дата‑время замера, подпись… Специальные пиропатроны встреливают эти «дротики» в землю, – да с такой силой, что они могут пробить доску‑«пятидесятку» (толщиной 5 сантиметров!), – а если развернуть «дротико‑стрелятельную» установку под углом 45 градусов к земле (что, конечно ж, категорически запрещено) – то «дротики» летят метров на 80, при случае и отстреливаться от врага можно…

Да нет же, о чем я? Биоанализатор автоматический! Он, наверно, и самый дорогой из приборов: определяет наличие в воздухе вирусов‑микробов‑бактерий болезнетворных, если противник биологическое оружие применил…

…Много чего в БРДМе напаковано – и – о‑о‑ох! – много чего – «в случ‑чего» – от него понадобится…

Но какой же из приборов главный?

– Н‑ну, наверное, – говорю я, – н‑наверное… Сэм так грустно на меня взглянул:

– ЧЕЛОВЕК.

– То есть?…

– Человек. Самый главный прибор в машине радиационно‑химической разведки – ЧЕЛОВЕК. Пока ты чирикаешь что‑то там по рации, значит, и другой человек может пройти. Перестал – что‑то не так, надо новый экипаж высылать.

…Развертывание полка экзотического вида войск – радиационно‑химической разведки.

Опушка хвойного леса – Харьковская область, Украинская ССР, Союз Советских Социалистических Республик. Лето 1983‑го. До Чернобыля 3 года.

Воспоминания закончены.

Перехожу к существу.

В экспериментальных науках перед тем, как излагать результаты и выводы, положено не только описать условия, в которых эксперимент проводился,‑ но и тот прибор, которым делались измерения. Чтоб знать его возможности и их пределы. Знать, где ему можно доверять, а где нельзя.

Следуя этому здоровому профессиональному правилу, с учетом ценного замечания Сэма (1983), сообщаю основные, как выразились бы военные, ТТХ «главного прибора».