Вступление. Питательно только зерно; кто же станет сдирать шелуху для тебя и меня?

Питательно только зерно; кто же станет сдирать шелуху для тебя и меня?

Если что-нибудь священно, то тело людей священно…

(Уолт Уитмен. Листья травы)

Люди становятся тупыми, когда перестают быть охваченными страстью.

(Гельвеций. Об уме)

Смутно помню довоенную Москву – всю в рельсах трамваев, еще тесную, булыжную и по всем окраинам деревянную, глухую заборами. А за окраинами – сосновые боры, луга. Я босиком бегал купаться на Москву-реку.

Москва военная – в памяти тросы аэростатов, синева прожекторов, рев сирен. В парках валили вековые деревья, разделывали и закатывали на щели. Эти глубокие щели выкапывали тут же, возле клумб, аллей, фонтанов. И, конечно, стекла – все в нахлестах бумажных полос. Весь огромный город в бумажных лентах, черный с первыми сумерками – ни огонька, лунно-призрачный.

Разве думал я мальчишкой, гоняя зимними вечерами консервную банку вместо мяча по ледяной мостовой, что настанет время и я буду пробовать в этом родном мне городе свою силу и свои первые мировые рекорды? Мы, голодные, одетые кто во что, забывали о консервной банке-мяче в мгновения победного салюта. Как неожиданно ярко расцветала затаенная ночью Москва под залпами ракет!..

Как же мы мечтали о силе, как завидовали сильным! Уже тогда я услышал имена Куценко, Амбарцумяна! Какие чудеса мне рассказывали об их силе!

Помню великое торжество Мира – всеобщее паломничество на Красную площадь. В день 9 мая, под утро которого было объявлено об окончании войны, с места тронулся весь люд: и дети, и старики, и взрослые – все шли к Красной площади. Помню скрещение прожекторов над Красной площадью и гул голосов, наверное, миллионов голосов… Я протиснулся с братом и мамой на Каменный мост. Сердце русского народа было распахнуто перед нами: Кремлевская и Москворецкая набережные, бастионно-строгая зубчатость стен Кремля, святой народной памятью собор Постника и Бармы, звонница Ивана Великого, черный глянец Москвы-реки, переливчатой огнями. Толпа кидала в воду монетки – каждый на счастье.

Я за братом закрутил с пальца и свою – она потерялась в дожде монеток. Каждый загадывал, ждал, желал счастья!

И лежит, лежит на дне Москвы-реки мой пятак. Хранит мое счастье.

Чемпионат первый (1959)