Имя ему — легион (манипулятор в каждом из нас)

Среди индивидуальных источников манипуляции можно указать как минимум два: невротические потребности и инерционные процессы (характерологические особенности, привычки и т. п.). Последние уже были по существу обсуждены в предыдущем разделе под видом стандартных паттернов межличностного воздействия. Нам остается обсудить лишь невротические потребности.

Тот перечень проманипулятивных мотивов, что был дан в начале главы, в большей части состоит именно из невротических потребностей. Нет смысла снова перечислять их — невозможно ни доказать, что чья-то точка зрения наиболее точно описывает причины, по которым люди прибегают к манипуляции, равно как нет нужды доказывать, что верным может оказаться любой из возможных взглядов в том или ином конкретном случае. Мы ограничимся обсуждением того, какие процессы реализуют формирование подобных потребностей.

Если ранее мы обсуждали в известном смысле внешние по отношению к отдельному человеку источники манипуля-тивной установки, то здесь речь идет об особом виде моти-вационного «самообслуживания» — причины к манипуляции становятся уже независимы от того, с кем и в каких условиях человек вступает в контакт. Невротически расщепленный субъект замыкается на себе — теперь любая ситуация психологически может оказаться ситуацией неудовлетворенной потребности: в запущенных случаях такой оказывается каждая ситуация. Ради удовлетворения своей невротической потребности — в принципе ненасыщаемой, поскольку в своей мотивирующей части она уже мало зависит от особенностей ситуации — субъективно кажутся допустимыми уже любые средства... Манипулятивные среди них кажутся далеко не худшими и вполне привлекательными.

Для подавляющего большинства членов человеческого сообщества, как уже было показано, характерны частичность, внутренняя раздвоенность (растроенность, множественность). Для понимания того, какими путями множественность личности может выводить к манипулятивной установке, а также какие процессы реализуют внутриличностную динамику в условиях манипулятивного воздействия, нам необходимо сделать дополнительное теоретическое обоснование этого тезиса.

В последующих рассуждениях я буду исходить из положения, что между внешним и внутренним, социальным и индивидуальным нет четкой границы — лишь континуальный переход [Выготский; Леонтьев А. Н.; Modell 1984; Roberts 1987; Сарджвеладзе 1987]. Образно говоря, «психическое дыхание» (взаимная смена интериоризации и эксте-риоризации) обеспечивает непрерывный обмен одних и тех же содержаний между субъектами разного уровня (человечество, государство, группа, личность, психические структуры). Вероятно, данное утверждение требует более полного доказательства. Такое может быть сделано в одной из дальнейших публикаций. Пока же ограничимся теми предварительными, которые изложены в данном разделе.

Первые различения субъектов, с которым имеет дело младенец, это членения исходного субъективного универсума по линии «Я» — внешний мир. А внутри «Я», кроме того, происходит членение «Я» — мать [Guntrip 1977; Modell 1984]. Но поскольку полная отделенность наступает далеко не сразу, то все членения долгое время еще остаются внутрипсихичес-кими. Кроме того, в процессе отзеркаливания и модификации матерью реакций младенца происходит образование кольцевых потоков взаимодействия, которые начинают интериори-зироваться: внешнеэффекторные звенья, первоначально локализованные на полюсе матери, постепенно сворачиваются и погружаются внутрь, превращаются во внутренние действия. Все это ведет к тому, что внутренний мир человека по своей сущности оказывается многосубъектным, по крайней мере для такого описания есть основания.

Справедливость утверждения, что вычленяемые структурные образования могут быть рассмотрены в качестве субъектов, заключается в том, что они действительно обладают основными признаками субъекта: являются источниками и одновременно носителями активности. Несмотря на то, что в период широкого распространения идей нейролингвисти-ческого программирования это представляется почти очевидным; предлагаемое утверждение, однако, опирается на более широкий контекст идей.

В первую очередь следует вспомнить представления 3. Фрейда о структуре личности и внутриличностной динамике. На «макроуровне» им были предложены понятия «Оно», «Я», «Сверх-Я», которые находились между собой в отношениях взаимодействия, вполне схожих с отношениями субъектов. Достаточно вспомнить используемые ими действия: сдерживание, борьба, изгнание, побуждение, провокация и т. п.

Еще шире перечень внутриличностных «деятелей» оказался у К. Г. Юнга: архетип, комплекс, анима, анимус, персона, самость, тень. Даже само «Я» в аналитической психологии оказывается лишь одним из комплексов (первым среди равных). Все они обладают заметной самостоятельной побудительной силой. К. Юнг говорит, что «комплекс с присущей ему энергией имеет тенденцию образовывать как бы отдельную маленькую личность. У него есть некое исходное тело и определенное количество собственной физиологии....Подобные свойства просто вынуждают нас говорить о наличии определенной силы воли комплекса» [Юнг, с. 47]. Известно, что сила побуждения со стороны комплекса может оказаться столь значительной, что он подчиняет своим устремлениям всю личность — захватывает право управления поведением человека.

Оригинальный понятийный язык Э. Берна тоже порожден идеей мультипликативной природы личности, структурными элементами которой являются Родитель, Взрослый и Дитя. Каждый элемент затем также может быть расчленен по тому же принципу [Берн 1992, с. 161—169]. Побудительная функция берновских структурных элементов также не подвергается сомнению. То же относится к «собакам» Ф. Перл за и к паттернам В. Сатир.

Популярная техника шестишагового рефрейминга начинается с вопроса к некой субличности о ее желании вступить в контакт с Эго. Не менее известная технология психосинтетической интеграции также рассматривает субличности как субъекты со своими интересами и устремлениями. То же относится и к методам гештальттерапии.

Приведенный перечень далеко не полон, но и он дает представление о том, насколько широко распространена идея мотивирующей роли личностных подструктур. Менее отреф-лексирован вопрос об их субстрате — собственно носителе. К. Юнг и Э. Берн говорят о мозге или его участках как физиологической основе психических процессов, не конкретизируя своих рассуждений.

Если обратиться к более мелкой — и, по-видимому, элементарной — единице всех мотивирующих структур, а именно, мотиву, то проблема может получить свое удовлетворительное разрешение. Каждый отдельный мотив в свою очередь можно считать самостоятельным «субъектом», поскольку он, несомненно, является источником активности, а своим субстратом имеет ту предметную реальность, с которой соотнесен. (Разумеется, если мотив определить как предмет потребности [Леонтьев 1975]). Релевантное мотиву предметное содержание, будучи отраженным, и таким образом интериоризированным, образует тот слой образов (субстрат означает буквально «нижний слой»), на котором записывается системное качество — мотив. В такой интерпретации особенно свежо выглядит определение юнговских комплексов — совокупность образов, объединенных одним аффектом. В этом же ряду оказывается замечание В. К. Вилюнаса [1990], что эмоции выступают основными деятелями в психическом мире, а образы — это лишь строительный материал, из которого эмоции собирают различные конструкции.

Подобный взгляд на процессы внутриличностной коммуникации не вносит принципиально новой идеи, но позволяет в едином языке ассимилировать существующие в различных школах концептуальные решения, близкие по своей внутренней сущности.

Продолжим разворачивание заявленного в начале раздела тезиса об отсутствии жесткой границы между внутриличност-ными и межличностными процессами. Здесь мы намерены показать наличие онтологического слоя, в рамках которого видна условность различения между ними. Анализ обнаруживаемых там феноменов позволяет лучше понять процессы, благодаря которым производится межличностное воздействие.

В качестве модельной ситуации возьмем процесс совместной работы психолога-консультанта и клиента над проблемой последнего. То, что делает психотерапевт по просьбе клиента, есть целенаправленное психологическое воздействие, по психологическим механизмам не отличающееся от того, что делает манипулятор. Законы психики едины, они лишь по-разному используются: в одном случае —_: по просьбе клиента и с соблюдением экологических требований, в другом — в обход желания адресата и в стремлении извлечь пользу для себя. Как это становится возможным? Каким образом внешний деятель получает доступ к внутренним процессам?

Клиент — назовем его Виктор — обратился с жалобой на психологические затруднения в ситуациях, когда на него обрушивается некоторая неожиданность. Особенно беспокоит, что такие ситуации чаще всего случаются в его коммерческой работе, в частности, при совершении сделок. Опрос по сути жалобы и наблюдение за клиентом показали следующее. Во-первых, у Виктора высокая «проработанность» психических процессов — осознанность и подконтрольность волевой регуляции. Во-вторых, сбои возникают на этапе микрогенеза произвольности: в первые мгновения происходит психологическая дестабилизация, которая затягивается порой, до 2 — 5 минут — время достаточное, чтобы совершить ошибку в принятии решения. В-третьих, особенность того, что «обрушивается» в виде неожиданности, заключается в психологическом давлении, направленном в основном на личностные структуры: самооценку, притязания, смысловые опоры, достоинство и т. п.

Цель коррекционной работы состояла в том, чтобы «развернуть» микрогенез до макроуровня, выявить причину сбоя и внести необходимые изменения во внутреннюю стратегию организации психической активности. Разумеется, как это чаще всего и случается в непосредственной работе, так называемые техники теряют свою «классическую» однозначность — принадлежность к породившей их школе и начинают «сотрудничество» между собой. В данном случае разворачивание свернутой стратегии происходило так. Сначала традиционная просьба «вспомнить одну из таких ситуаций», затем не менее традиционные вопросы о том, что происходило «перед тем как...», «между тем как...» и «сразу после...». Далее мы остановились на тех пунктах, которые выглядели как возможные противоречия и «развернули» их подробнее уже в технике гештальттерапии: каждому устремлению (желанию, побуждению) придавался статус субличности (части «Я») или находилась одна из персонификаций среди близких клиенту людей, которым затем предоставлялось персональное место в комнате и «право голоса» по существу обсуждаемых проблем. Поскольку Виктор уже в первых диалогах сделал для себя несколько важных находок, эта техника очень быстро перешла в «многосторонние переговоры», а затем и в «четырехстороннее соглашение» о правилах взаимодействия в напряженных ситуациях, то есть в вариант психосинтетической процедуры.

Попутно выяснилось, что клиент решает не столько заявленную проблему, сколько занят воссозданием душевной целостности: «Я себе новое «тело» создаю». (Виктор придерживается энергетических взглядов на психику, а к психологу пошел потому, что «экстрасенсам не доверяю еще больше, чем психологам»).

Естественное завершение проделанной клиентом работы — сворачивание и погружение созданной им психологической структуры и схемы взаимодействия во внутренний мир, что и было проделано одним из подходящих для этого способов с опорой на великолепную способность Виктора к визуализации и трансформации образов.

Основная работа по изменению стратегии совладания в затруднительной ситуации базировалась на следующих положениях (здесь приведены лишь те, которые имеют значение для обсуждаемой темы):

1. Внутренняя стратегия решения возникающих проблем является результатом сворачивания (редукции внешнедвига-тельных звеньев) и погружения (сокращения времени на выбор необходимых средств) деятельности, освоенной когда-то на межличностном уровне.

2. Внутренняя стратегия может быть экстериоризирована настолько, чтобы ее можно было пошагово проследить.

3. Экстериоризированная вовне (уже наблюдаемая) активность может быть проструктурирована как межличностное (межсубъектное) взаимодействие.

4. Полученное путем имитации квазимежличностное взаимодействие может быть организовано по правилам, принятым для тренинговых или коррекционных групп, нацеленных на оптимизацию коммуникативных процессов, повышение сензитивности и/или гибкости средств взаимодействия или решение иных сходных задач.

5. То, что в онтогенезе происходило как спонтанное научение и неподконтрольное сознанию присвоение, может быть в более быстром темпе проделано в лабораторных условиях путем целенаправленного обучения и осознанного (с помощью образов) усвоения.

Таким образом, технология коррекционной работы убедительно демонстрирует, что внутренние психические процессы вполне могут иметь природу, принципиально совпадающую с межсубъектным взаимодействием.

В иных понятиях эта мысль уже неоднократно высказывалась в литературе. Можно заглянуть во внутренний мир младенца и увидеть начальный период жизни человека как интерсубъектный по сути: «Коммуникация аффектов может быть первичным источником информации, касающейся внутреннего мира матери, а также... реального мира и его опасностей» [Modell 1984, с. 24].

Наличие взаимодействия между выделяемыми психоанализом психическими структурами уже отмечалось выше. Не случайна трансформация этих подструктур Э. Берном в «Дитя», «Взрослого» и «Родителя», вступающих в похожие взаимоотношения между собой. То, что происходит на «микроуровне» между отдельными побуждениями, еще более напоминает межсубъектное взаимодействие: вытеснение, игнорирование, изоляция, идентификация, отрицание — название одних лишь психологических защит говорит о многом. Диалогическая природа психики человека неоднократно отмечалась рядом авторов [Бахтин 1979; Библер 1990; Флоренская 1991 и др.].

Очень близкие идеи развиваются в рамках недавно организационно сложившегося направления, изучающего процессы интраличностной коммуникации [Robert 1989]. В объемной коллективной монографии развернут широкий фронт исследований, исходящих в основном из коммуникативных теорий. Вот выборочно некоторые идеи: содержание «глубокой структуры внутриличностных коммуникативных процессов» (в нашей терминологии — субстрата) составляют временные измерения, циклы, периоды, ритмы [Bruneau 1989]; человек имеет множественное сознание, части которого «общаются» друг с другом посредством системных паттернов, которые извлекаются из и проецируются на межличностное взаимодействие [Lippard-Justice 1989]; внутриличностные процессы могут быть описаны в терминах, варьирующих от речи для себя, внутренней речи, подобной внешнему разговору, до мысленного воображения и визуализации, которые могут занимать лишь доли секунды [Apple 1989].

Таким образом, обнаруживается принципиальная возможность представления структуры внутреннего мира человека в качестве сообщества относительно самостоятельных иерархически разноуровневых субъектов, а внутрипсихические процессы как взаимодействие между этими субъектами. Теоретические представления в таком виде позволяют пользоваться однопорядковыми понятиями, а возможно, и инструментарием, для изучения как социально-психологических, так и индивидуально-психологических проблем, выявления как общепсихологических, так и психотехнических закономерностей. Уже упоминавшийся пример тому находим в практике коррекционного преобразующего воздействия: терапевтическая техника транзактного анализа не делает принципиальных различий между межличностными отношениями и внутри-личностной коммуникацией — анализ транзакций одинаково касается обоих уровней. То же можно сказать о гештальтте-рапевтических техниках и о психосинтезе, в которых хорошо узнается интерсубъектный подход к интрапсихическим проблемам.

Для целей настоящей работы идея структурно-процессуального сходства межличностного и внутриличностного уровней межсубъектного взаимодействия становится теоретической основой для описания механизмов психологического, в частности, манипулятивного, воздействия.

Теперь мы можем обрисовать внутриличностный мотива-ционный фон, из которого выделяются манипулятивные фигуры.

Все перечисленное как истоки манипуляции одновременно соприсутствует в каждом из нас, образуя внутриличностные уровни, каждый из которых вносит свой программирующий вклад в результирующую нашего поведения. Эти уровни можно мыслить как уровни «Я». Точнее было бы сказать, как точки отсчета, в которые мы привычно попадаем и оказываемся перед необходимостью ориентации на иной семантической территории. Каждая такая позиция предполагает свои требования, свои обязательства, свои интересы. Идентифицируясь с занятой позицией, мы принимаем на себя эти требования, обязательства, солидаризуемся с интересами. И полагаем, что это «я должен», «мне нужно», «я хочу» и т. п.

Культурное «Я» презентует человеку самого себя как типичного представителя рода человеческого, как носителя и продолжателя традиций, обеспечивающего преемственность поколений. В глубоких культурных пластах личности, образующих ее архетипический фундамент, в непосредственном соприкосновении и взаимопроникновении соприсутствуют ценности любви и хитрости, сострадания и борьбы.

Множество социальных «Я» отражают одновременную отнесенность к нескольким ГрУппам людей. Например, я — мальчик, я — школьник, я — русский (и далее — сын профессора, живу в Баку, влюблен в неприступную красавицу, изучаю два языка, болельщик «Спартака»...). Как существо социальное, человек несет в себе множество клановых интересов и устремлений — от государственных и классовых до семейных и диадных. Каждое такое маленькое «я» включается в общую суету по достижению своей частной цели. К общекультурному разрешению на хитрость добавляется социальная поддержка замысла — установка на борьбу: стремление добиться непременно собственной цели, игнорирование интересов партнера, отношение к нему как к средству. Общечеловеческие ценности срабатывают в основном по отношению к «своим». Вытесненная сторона человечности тем не менее продолжает жить, давая неожиданные (часто гипертрофированные) всплески альтруистических порывов, бурной любви, неумеренной нежности И т. п., компенсируя жесткость социальной действительности.

Межличностное «Я» определяет, каков человек в отношениях с другими: рубаха-парень, сдержанный, «лихой лоботряс», «крутые кулаки», «отличный от других», «правильный во всем» и т. п. Выставление той или иной «картинки для других» преследует несколько целей, таких, например, как, исходя из защитных побуждений, запрограммировать поведение непредсказуемых другие-

Внутриличностные «Я» — это многоголосый хор намерений, устремлений, желаний, сомнений, опасений, надежд и других побудителей. Часть из них исходит из невротических потребностей: стремления доминировать, желания тайно контролировать, самоутвердиться за счет другого и т. п. Другая часть — из высоких человеческих побуждений. Множество иных партий в этом хоре исполняют инкорпорированные адепты социальных потребностей.

Таким образом, у каждого уровня и каждой части внутри него есть свои — частные или частичные — интересы, устремления. Многоголосица внутренних мнений способствует появлению известной степени нерешительности, в оптимальном диапазоне обеспечивая взвешенность решений, их всестороннее (благо, сторон в достатке) рассмотрение. К тому же любая часть может оказаться объектом воздействия — мишенью для атак извне. Угроза быть дестабилизированным из-за неконтролируемой избыточности многоголосия в этих условиях вполне реальна. Отсюда понятно происхождение ощущения внутренней неустойчивости, тревоги, которая при оптимуме интенсивности порождает осторожность. Если же этого оптимума достичь не удается, приходится выбирать из возможных тактик защиты ту, которая соответствует душевному строю человека. Можно пассивно удалиться, выставить частокол искусственных преград, замаскировать свою слабость специально для этой цели сконструированным Я-образом, опасных других сделать неопасными: податливыми, послушными, управляемыми — подконтрольными. Большинство этих способов защиты в той или иной степени предполагают использование манипулятивных трюков, уловок, хитростей, обманов и пр. Однако во внутренней сумятице одна из субличностей снова напоминает о моральных нормах, обязательствах и долге — и все начинается с начала: человек мечется в рамках своих реальных и идеальных «Я», беспокоясь о непотопляемости корабля, который сам по себе уже нецелостен. Манипуляция приносит лишь временное облегчение. Но отказаться от нее...

Одним из важных моментов внутреннего мира манипулятора является то, что он и сам является в известном роде жертвой манипуляции. Точнее, жертвой является его «Я», которым манипулируют различные субличности. Вся книга Л. Прото «Кто дергает ваши струны?» выстроена на основе метафоры куклы-марионетки, управляемой хозяином с помощью невидимых ниточек — струн. «То, что мы имели ввиду под кукольником, есть ни что иное, как констелляции энергии в бессознательном, склоняющие нас мыслить, чувствовать и реагировать предопределенными и повторяющимися способами» [Proto 1989, с. 21]. В их числе автор указывает: «Эго», разные виды «Ребенка» (всемогущий, шкод-ный, игривый, магический), «Родителя» (воспитывающий, кормящий, защищающий, контролирующий) и «Управляющего» (свехразвитый и недоразвитый), далее «Угодник», «Критик» и др. И это только те, которых легче распознать, кроме них существует множество более бледных субличностей. Каждая из частей заявляет свои права и регулярно захватывает бразды правления над «Я» в свои руки — оказывается в роли кукольника, режиссирующего как внешнее поведение, так и внутреннюю активность человека.

Все это многообразие устремлений в каждый момент времени оказывается спроецированным на актуально выполняемые действия. Поэтому каждое действие, сколь бы простым оно ни казалось, несет на себе печать влияния множества как актуальных, так и латентных — но все же властно действующих, что убедительно показано практикой психоанализа, — побуждений. В действии они находят свое разрешение (или смягчение). Часть устремлений прямо (даже если и не полностью) удовлетворяются в конкретном действии, внося свой весовой вклад в поступки. Другие же находят опосредованные или косвенные способы, большинство из которых предполагают предварительное разотождествление (это не-Я) или отчуждение (это не-Мое) с ними. Уже в превращенном виде они оказываются партнерами, собеседниками или врагами во внутреннем диалоге или борьбе. Отсюда — вытеснение, изоляция, проекция и т. п.

Общая психологическая закономерность такова, что при затруднениях в деятельности мы прибегаем к ее экстериори-зации, чтобы в развернутом виде отладить ее вновь. В случае с внутриличностными затруднениями эта экстериоризация принимает форму проекции: в окружении человека находятся подходящие лица, на которые можно «перевесить» одно из своих стремлений или чаяний, вовлеченных в конфликт. «При внешней встрече (или общении) осуществляется перенос (или отношение) уже существующего, внутреннего другого на встреченного, конкретного человека» [Смирнова 1994, с. 9—10]. Механизм проекции состоит в процессе отчуждения тревожащей части души, вынесения ее вовне, диссоциации с ней. Вынесенная вовне проблема решается проще. Субъективно действительно становится комфортнее, но платить за это приходится межличностными затруднениями, которые, в свою очередь, снова интериоризируются — цикл замыкается...

Паттерны взаимоотношений оказываются уже внутренним достоянием. Л. Прото выделяет такие внутренние общающиеся пары, как Хороший Отец — Послушная Дочь (Хорошая Мать — Послушный Сын), Контролирующий Родитель — Сопротивляющийся Сын/Дочь, Угнетающий Мужчина — Свободная Женщина и прочие. Между ними происходят свои перипетии, в результате которых некоторые из позиций снова проецируются (уже на новом витке отношений) вовне — и цикл повторяется...

В этом калейдоскопе взаимных превращений между персонажами, взаимообратимости межличностных и внутриличностных отношений уже невозможно однозначно сказать, кто манипулятор, а кто жертва. Манипуляторы и их жертвы — это одни и те же люди, которые взаимно помыкают друг другом, впиваются друг в друга во взаимном стремлении использовать другого для решения собственных проблем: каждый нужен каждому. В этом — деформация нашей всеобщей зависимости. Только вместо зависимости человеческой и ценностной мы впадаем в зависимость технологическую и орудийную, поскольку другой оказывается нужен как средство, как инструмент.

Шумный карнавал масок — «персон» («per» (через), «sonus» (звук) — «то, через что проходит звук») — превращается в полную иллюзий жизнь, если его участники отождествляют себя с играемыми персонажами. И если «Я» сводится лишь к играемым им ролям, то в иллюзию превращается и самость. Впору спросить себя: «Кто я таков?» Если ответ не совпадает ни с одной из сменяемых ипостасей, то такому человеку манипулировать нет надобности. Но где он — такой человек?

Таким образом, внутриличностная предпосылка манипуляции — не столько внутренняя множественность, сколько нецелостность. Отсутствие собственного центра — самости — или его игнорирование, с одной стороны, вынуждает человека подчиняться своим частностям (продолжая терять целостность), а с другой, делает его уязвимым перед интервенцией с целью завладения одной из его частей. Как следствие, жертва сама провоцирует агрессора подобно тому, как брошенные без присмотра вещи становятся слишком привлекательны для вора.