И.с. кон

Во всем подслушать жизнь стремясь,

Спешат явленья обездушить,

Забыв, что если в них нарушите:

Одушевляющую связь,

То больше нечего и слушать.

Гете

В отличие от философских теорий, претендующих на рас­крытие "истинной природы" и "сущности" "Я" в целом, психо­логия пытается расчленить эту проблему на составные части, которые могли бы стать предметом экспериментальных иссле­дований. Однако классификация соответствующих Психологи­ческих теорий представляет большие трудности, так как они дифференцируются по различным линиям.

Во-первых, по предмету, на котором сосредоточен главный интерес исследователей. Одни интересуются прежде всего субъектными свойствами индивида, внутренними источниками его активности, которые выше были обозначены как идентич­ность и "Эго". Таковы, например, персоналистическая психоло­гия, фрейдизм, экзистенциализм, эгопсихология. Других зани­мает преимущественно "образ Я" как элемент самосознания.

Во-вторых, психологические исследования различаются по теоретическому контексту, углу зрения, под которым рассмат­ривается проблема "Я". Там, где отправной точкой служит теория личности, "Я" чаще всего мыслится как некое структур­ное единство и наибольшее внимание привлекают его регулятивные функции. В контексте теории сознания на первый план выступают когнитивные особенности процессов самосознания, адекватность самооценок и т. п.

В-третьих, существенно различается методологическая стра­тегия исследований. Так, подход к изучению самооценок, этого ценнейшего источника в понимании "образа Я", меняется в за­висимости от того, рассматриваются они исследователем как непосредственные компоненты "образа Я" или только как ин­дикаторы каких-то глубинных и не осознаваемых личностью качеств (например, самоуважения). Психолог, считающий лич­ность просто суммой черт, может удовлетвориться описательно — компонентным анализом и скажет, что "образ Я" складываетсяиз представлений индивида о своем теле, уме, способностях, социальном положении и т. д. Для системно-структурного мышления такая стратегия принципиально неприемлема, гене­зис самосознания рисуется ему гораздо более сложным.

Первые шаги научно-психологического анализа человечес­кого "Я" были связаны с развитием естественнонаучного мыш­ления и борьбой против идеализма. Идеалистические теории психики, считавшие "Я" источником всех человеческих действий, приравнивали его к "душе", или нематериальному "внутренне­му агенту", который направляет поведение индивида, а сам не может быть ни выведен, ни сведен, ни объяснен. Естественно, что научная психология стремилась разоблачить этот "призрак", по выражению И. М. Сеченова, свести его к каким-то матери­альным процессам. Но к каким именно?

Большинство психологов XIX в. видели в "Я" чувственный образ, формирующийся на основе самоощущений и закреплен­ных памятью ассоциаций. Так, Дж. Ст. Милль связывал появ­ление "Я" с памятью о совершенном действии. По мнению Ч. Пирса, "идея Я" возникает у ребенка в результате ассоциа­ции факта перемещения вещей с движением собственного тела, которое осознается как причина перемещения. В. Вундт пони­мает "Я" как чувство связи всех индивидуальных психических переживаний, придавая особое значение в его генезисе кинесте­тическим ощущениям. Эта тенденция имела материалистичес­кую направленность, была ориентирована на эксперимент и спо­собствовала развитию ряда важных исследований (например, того, как человек осознает схему собственного тела). Особенно ценными в этом плане были работы И. М. Сеченова.

"Ребенок, - писал Сеченов, - множество раз получает от своего тела сумму самоощущений во время стояния, сидения, бегания и пр. В этих суммах, рядом с однородными членами, есть и различные, специально характеризующие стояние, ходь­бу и пр. Так как эти состояния очень перемежаются друг с другом, то существует тьма условий для их соизмерения в со­знании. Продукты последнего и выражаются мыслями: "Петя сидит или ходит". Здесь Петя обозначает, конечно, не отвлечение из суммы самоощущений постоянных членов от изменчи­вых... но мысли все-таки соответствует ясное уже и в уме ре­бенка отделение своего тела от своих действий. Затем, а может быть и одновременно с этим, ребенок начинает отделять в со­знании от прочего те ощущения, которые составляют позыв на действия; ребенок говорит: "Петя хочет есть, хочет гулять". В первых мыслях выражается безразлично состояние своего тела как цельное самоощущение; здесь же сознана раздельность уже двух самоощущений... Так как эти состояния могут происхо­дить при сиденье, при ходьбе и пр., то должно происходить соизмерение их друг с другом в сознании. В результате выхо­дит, что Петя то чувствует пищевой голод, то гуляльный; то ходит, то бегает - во всех случаях Петя является тем общим источником, внутри которого родятся ощущения и из которого выходят действия".

Однако ограниченность психофизиологического и ассоцианистского подхода к проблеме "Я" состояла в том, что он не видел социальных аспектов самосознания.

Разумеется, даже авторы классических робинзонад, не гово­ря уже о психологах XIX в., прекрасно понимали, что человек живет в обществе и зависит от него. Но общество, подобно про­странству в ньютоновской физике, мыслилось лишь как усло­вие, рамка, внешняя среда развития личности. Содержание же рефлексивного "Я" казалось непосредственно данным (само­чувствие) или формирующимся в результате самонаблюдения. Но что побуждает человека к саморефлексии, каковы критерии его самооценок и почему он заостряет внимание на одних ас­пектах собственного опыта в ущерб другим?

Человек осознает прежде всего такие свои свойства, на кото­рые кто-то или что-то обращает его внимание. Это верно даже относительно элементарных физических свойств. Замечено, что, рисуя словесный портрет другого человека или автопортрет, Подростки значительно чаще, чемдети и взрослые, включают в эти описания свойства кожи. Дело в том, что появляющиеся в связи с половым созреванием изменения кожного покрова не­вольно привлекают к себе внимание окружающих, доставляя подросткам многонеприятностей.

Уже простое описание, фиксация того или иного качества большей частью включает в себя момент оценки и сравнения. Вряд ли кто-нибудь измерял длину своего носа в сантиметрах. Однако каждый знает, большой у него нос или маленький, краси­вый или некрасивый. Постигается это путем сравнения.

Прилежный, умный, сильный, красивый, вспыльчивый, послуш­ный, старательный - все эти определения имеют оценочный смысл и обязательно предполагают сравнение с кем-то. Разгра­ничить осознание многих своих психических и даже телесных свойств от их социально-нравственной или эстетической само­оценки практически невозможно.

Хотя "образ Я" всегда включает в себя определенный на­бор компонентов (представление о своем теле, своих психичес­ких свойствах, моральных качествах и т.д.), их конкретное со­держание и значимость варьируются в зависимости от соци­альных и психологических условий и состояний. Кроме того, человек не просто "узнает", "открывает", но и активно форми­рует себя. Осознание каких-то своих способностей меняет его самооценку и уровень притязаний, да и сами эти способности не только проявляются, но и формируются в деятельности.

Уяснение этого постепенно подводило психологов, как ра­нее случилось с философами, к пониманию социальной приро­ды "Я". Первым шагом в этом направлении было признание, что наряду с биологическим, телесным "Я", к осознанию кото­рого индивид приходит "изнутри", благодаря развитию органи­ческого самочувствия, "образ Я" включает в себя социальные компоненты, источником которых является взаимодействие индивида с другими людьми. Наиболее известным вариантом этой модели была теория Уильяма Джемса. Джеме начинает с того, что разграничивает "познающее Я", "поток сознающей мысли", которое он обозначает английским словом "I" (бук­вально — "я", местоимение первого лица единственного числа), и "эмпирическое Я", обозначаемое словом "me" (буквально - "меня", которое не имеет в русском языке адекватной грамма­тической формы для передачи его существительным). "Me" - это "общий итог всего, что человек может назвать своим, вклю­чая не только его собственное тело и психические силы, но и все принадлежащее ему — одежду, дом, семью, предков и друзей, репутацию, творческие достижения, земельную собственность и даже яхту и текущий счет". "Эмпирическое Я" Джемс в свою очередь подразделяет на три компонента: "материальное Я" - тело, одежда, собственность; "социальное Я" — то, чем признают данного человека окружающие (каждый человек имеет столько разных "социальных Я", сколько существует отдельных групп или кружков, о мнении которых он заботится); "духовное Я" — совокупность психических способностей и склонностей.

При всей "буржуазности" этой модели, в которой текущий счет - такой же важный компонент "Я", как и тело, включение в нее социальных характеристик было, несомненно, шагом впе­ред. В буржуазном обществе собственность, имущественное положение и вправду составляют важный компонент личности и ее самосознания (вспомним блестящие рассуждения К. Мар­кса о том, как притягательная сила денег нейтрализует и пе­ревешивает отталкивающую силу уродства).

Однако социальные и индивидуально-природные компоненты "Я" остаются в схеме Джемса рядоположными. Между тем осознание индивидуально-природных качеств также имеет свои социальные предпосылки. Вполне закономерно поэтому, что в последующем "социологизация" проблемы "Я" была продол­жена.

В начале XX в. социолог Чарлз Хортон Кули сформулиро­вал теорию "зеркального Я", согласно которой представление человека о самом себе, "идея Я", складывается под влиянием мнений окружающих и включает три компонента: представле­ние а том, каким я кажусь другому лицу,представление о том, как этот другой меня оценивает, и связанную с этим самооцен­ку, чувство гордости пли унижения. "Идея Я" формируется уже в раннем возрасте в ходе взаимодействия индивида с дру­гими людьми, причем решающее значение имеют так называе­мые первичные группы (семья, сверстники и т. д.).

В 40-50-х годах теория "зеркального Я" стала базой мно­жества экспериментальных исследований, выясняющих зави­симость "образа Я" или частных самооценок от мнения окру­жающих. Результаты этих исследований показывали, что под влиянием благоприятных суждений окружающих самооценка повышается, неблагоприятных - снижается, причем нередко меняется и самооценка тех качеств, которые не подвергались оценке со стороны. Так, похвала, полученная от авторитетной для личности группы, может способствовать повышению обще­го уровня ее притязаний.

Поскольку теория "зеркального Я" в ее первоначальном варианте акцентировала внимание на зависимости формирова­ния "образа Я" от мнения "значимого другого", человеческое "Я" выглядит в ней пассивным: оно только отражает и сумми­рует чужие мнения на свой счет, а взаимодействие людей в процессе их совместной деятельности сводится к обмену мнения­ми. На деле каждый индивид общается с множеством разных людей, которые воспринимают и оценивают его неодинаково. Кроме того, различные люди (и группы) неодинаково значимы для личности. Например, в одних случаях большее влияние на подростка могут оказать родители, семья, а в других - сверст­ники, приятели. Наконец, личность не механически усваивает Чужие мнения о себе, но более или менее самостоятельно ос­мысливает и отбирает их, используя при этом собственные кри­терии.

Формирование человеческого "Я" в процессе реального вза­имодействия индивида с другими людьми в рамках определен­ных социальных групп и в зависимости от выполняемых лич­ностью ролей было исследовано американским ученым Джорд­жем Гербертом Мидом (1863—1931), родоначальником интеракционистской (от interaction — взаимодействие) ориентации в социальной психологии. В противоположность тем, кто считал, что "образ Я" дан индивиду непосредственно или формирует­ся путем обобщения самоощущений. Мид утверждает, что са­мосознание - это процесс, в основе которого лежит практичес­кое взаимодействие индивида с другими людьми. "Индивид познает себя как такового не прямо, а только косвенно, с част­ных точек зрения других членов данной социальной группы или с обобщенной точки зрения всей группы, к которой он при­надлежит, ибо он входит в свой собственный опыт как Я или как индивид не прямо и непосредственно..., а только став для себя таким же объектом, каким являются для него другие инди­виды. Объектом же для себя он может стать, приняв отноше­ния к себе других индивидов, в рамках той совместной обще­ственной деятельности, в которую они вовлечены". Чтобы ус­пешно взаимодействовать с другими людьми, необходимо пред­видеть реакцию партнера на то пли иное твое действие. Рефлек­сия на себя есть, по сути дела, не что иное, как способность поста­вить себя на место другого, усвоить отношение других к себе.

Простейшей моделью этого процесса может служить, по Миду, психология детской игры. Сначала ребенок просто подражает поведению окружающих его людей. Он выступает то в роли воспитателя, делая кому-то замечания, то в роли воспитуемого - сам исполняет только что данные указания. Но эти сменяющи­еся роли еще не интегрированы в определенную систему. В каждый данный момент ребенок представляет себя кем-то другим. Отсюда - внешняя непоследовательность его действий, которые можно понять, только зная, кем он себя в данный мо­мент воображает и как он определяет свою роль. Он может воображать себя не только человеком, но и животным и даже неодушевленным предметом (например, паровозом). В отноше­ниях с людьми ребенок не столько "принимает роль" другого (ставит себя на его место), сколько идентифицируется с ним, усваивая при этом и его отношение к себе, либо столь же одно­значно приписывает другому свои собственные мотивы.

По мере усложнения игровой деятельности ребенка круг его "значимых других" расширяется, а его отношения с ними ста­новятся все более избирательными. Это требует и более слож­ной внутренней регуляции поведения. Чтобы участвовать в коллективной игре (например, в футбол), ребенок должен усво­ить целую систему правил, регулирующих отношения между игроками, и уметь сообразовать своп действия со всеми други­ми членами команды. Это значит, что он ориентируется уже не на Отдельных конкретных других, а па некоего "обобщенного другого". Овладеть ролью вратаря -значит усвоить правила игры и те ожидания (экспектации), которые предъявляются к вратарю всеми членами команды. Соответственно и самооцен­ка себя в роли вратаря (хороший я вратарь или плохой) зави­сит от того, насколько данный индивид отвечает этим ожидани­ям. Но эта закономерность существует не только в игре. Человек в принципе не может осознать и описать себя без помощи категорий, обозначающих его пол, возраст, социальную принадлежность, род занятий, семейное положение и т. д. Каждая такая характеристика ("мужчина", "взрослый", "учитель", "отец") обозначает занимаемую индивидом социальную позицию и связанную с этим систему взаимных ожиданий.

В концепции Мида "Я" предстает как производное от груп­пового "Мы", которое оно косвенно включает в себя, причем содержание "Я" обусловлено уже не мнениями других людей, а реальными взаимоотношениями с ними, их совместной деятель­ностью. Кроме индивидуальных "значимых других" появляет­ся обобщенный,"генерализованный другой", которым может быть не только семья или игровая группа, но и общество в целом. "Индивидуальное Я", подчеркивал Мид, по просто "включает" в себя отдельные социальные компоненты, но все оно целом "есть по самой сути своей социальная структура, вырастающая из социального опыта".

Описание личности и ее "Я" через групповые принадлежно­сти и социальные роли, по сути дела, лишь переводит на язык психологии то, к чему давно уже пришли философы (вспомним гегелевскую схему перехода от единичного самосознания к все­общему, фейербаховское обнаружение "Я" в "Ты" и, наконец, высказывание К. Маркса о Петре и Павле). Однако употреб­ление термина "роль" в данном случае не следует истолковы­вать, что нередко случается, как прямое сведение личности к совокупности выполняемых ею социальных функций или, еще того хуже, к ложному, разыгрываемому поведению.

"Конечно, ребенок усваивает то, как он должен вести себя с мамой, скажем, что ее нужно слушаться, и он слушается, но мож­но ли сказать, что при этом он играет роль сына пли дочери? — спрашивает известный советский психолог А. Н. Леонтьев. Столь же нелепо говорить, например, о "роли" полярного ис­следователя, "акцептированной" Нансеном: для него это не "роль", а миссия. Иногда человек действительно разыгрывает ту или иную роль, но она все же остается для него только "ро­лью", независимо от того, насколько она интернализирована. "Роль" - не личность, а, скорее, изображение, за которым она скрывается". Но если "роль", как следует из определения само­го А. Н. Леонтьева, есть программа, "которая отвечает ожидае­мому поведению человека, занимающего определенное место в структуре той или иной социальной группы", или "структури­рованный способ его участия в жизни общества", то она никак не может быть "изображением" лица. Иначе придется признать, что личность существует не только вне общества, но даже и вне своей собственной социальной деятельности. Ведь "структури­рованный способ участия в жизни общества" есть не что иное, как структура деятельности человека.

Источник этого противоречия лежит в логической подмене понятий, точнее, системы отсчета. Социальная психология, кото­рую критикует А. Н. Леонтьев, рассматривает объективный процесс взаимодействия индивидов в обществе, выводя из него их самосознание. А. Н. Леонтьев же имеет в виду то, как сам индивид воспринимает и оценивает свои действия. Ребенок может быть искренне любящим и послушным или только при­творяться таковым, и разница здесь весьма существенна. Но это не отменяет того, что существует определенное социальное определение детской роли, в свете которого оценивается пове­дение конкретного ребенка и которое не может не преломляться в его собственном самосознании ("я хороший, потому что слушаюсь маму").

"Ролевое" описание диалектики индивидуального и соци­ального осуществляется на трех различных уровнях: в рамках безличной макросоциальной системы (социологический уровень), в рамках непосредственного межличностного взаимодействия (социально-психологический уровень) и в рамках индивиду­альной мотивации (внутриличностный уровень).

В социологии, предметом исследования которой является социальная система, "социальная роль" понимается как безличная норма, функция, связанная с определенной социальной позицией и не зависящая от личных свойств занимающих эту позицию индивидов; "роль" учителя, инженера или отца семейства социологически задана общественным разделением труда и иными объективными процессами, не зависящими от воли отдельного индивида. Хотя требования, предъявляемые к чело­веку занимающему эту позицию, далеко не всегда формулиру­ются так однозначно, как в воинском уставе или должностной инструкции, они тем не менее вполне объективны. Чтобы по­нять, к примеру, соотношение отцовской и материнской ролей в современной семье, надо учитывать прежде всего реальное раз­деление труда между мужчиной и женщиной, соотношение их семейных и внесемейных обязанностей, структуру семьи, спосо­бы воспитания детей и т. д. Мнения же конкретных мужчин и женщин по этому вопросу, при всей значимости индивидуаль­ных вариаций, будут только отражением стереотипов массово­го сознания, за которыми в конечном счете стоят закономерно­сти социальной структуры.

Социальная психология в известной мере оставляет эти мак-росоциальные отношения "за скобками", понимая "роль" как структуру непосредственного межличностного взаимодействия. Привычные нормы поведения неизбежно стандартизируются и подкрепляются системой взаимных ожиданий. От человека, который несколько раз проявил остроумие, ждут, что он и в дальнейшем будет развлекать своих товарищей, и эта "роль шутника" так или иначе включается в его "образ Я".

Наконец, при исследовании внутриличностных процессов словом "роль" обозначают определенный аспект, часть, сторону деятельности лица, называя ее в данном случае "интериоризованной", то есть усвоенной, вошедшей "внутрь" личности ро­лью. Внимание здесь акцентируется прежде всего на том, как сам индивид воспринимает, сознает и оценивает ту или иную свою функцию (деятельность), какое место занимает она в его "образе Я", какой личностный смысл он в нее вкладывает. "Интериоризованная роль" - это компонент самосознания, отно­шение личности к некоторому аспекту собственной деятельности.

Таким образом, понятие "социальная роль" как бы связыва­ет деятельность личности и ее самосознание с функционирова­нием социальной системы, причем отправной точкой здесь яв­ляется не индивид, а социум. Но это разграничение в известной мере условно. Буржуазные социологи вслед за обыденным со­знанием часто делят жизнедеятельность личности на две части, из которых одна - формальная, застывшая, мертвая - приписы­вается "безличному" миру социальных ролей, а вторая - "лич­ная", эмоционально окрашенная - представляет то, чем инди­вид является "сам по себе", безотносительно к социальным ус­ловиям. В житейском обиходе сказать про человека; что он "ис­полняет роль" отца или учителя, все равно что сказать, что он "притворяется", что он "не настоящий" отец или учитель. Са­мому индивиду "ролевой" кажется только такая деятельность, которую он воспринимает как нечто более или менее внешнее, периферийное, условное, "разыгрываемое" для других, в отли­чие от "подлинного Я", без которого он просто не может себя представить. Но независимо от того, считает ли индивид свою работу ремеслом, призванием или даже миссией, хотя это весь­ма существенно для него самого, а также для морально-психо­логической оценки его как личности, социологически он во всех случаях исполняет определенную "профессиональную роль". И если энтузиастов на данный вид работы не находится, а обой­тись без него общество не может, начинают действовать такие вполне объективные механизмы, как материальное стимулиро­вание, государственное распределение специалистов и т. п.

Взаимопроникновение социально-ролевого и индивидуаль­но-личностного начал можно наблюдать во всех сферах жизне­деятельности людей. - Возьмем, например, Марксов анализ про­цесса обмена. В принципе отношения покупателя и продавца совершенно безличны. Продавец - всего лишь персонифици­рованный товар (скажем, голова сахара), а покупатель - персо­нифицированные деньги (золото). "Как только голова сахара становится золотом, продавец становится покупателем. Эти определенные общественные роли вытекают отнюдь не из че­ловеческой индивидуальности вообще, но из меновых отноше­ний между людьми, производящими свои продукты в форме товаров. Отношения, существующие между покупателем и про­давцом настолько не индивидуальны, что они оба вступают в них лишь поскольку отрицается индивидуальный характер их труда, именно поскольку он, как труд не индивидуальный, ста­новится деньгами". Но эти безличные экономические роли не являются чем-то абсолютно противоположным индивидуаль­ности, поскольку эти роли, как и эта индивидуальность, - про­дукт истории. "...Эти экономические буржуазные роли покупателя и продавца... суть необходимое выражение индивиду­альности на основе определенной ступени общественного про­цесса производства".

И так обстоит дело не только в практике, но и в самосозна­нии. Личность не может определить себя безотносительно к системе своих "социальных ролей"; она может сливаться, иден­тифицироваться с ними или отстраняться, дистанцироваться от них, даже противопоставлять себя им, но во всех случаях при определении своего "Я" они как бы служат для личности точ­кой отсчета.

Чем богаче структура жизнедеятельности индивида, чем шире круг его социальных принадлежностей, тем более сложным и дифференцированным будет его самосознание.

Во-первых, человек сталкивается с тем, что его разные обя­занности и роли, например, профессиональные и семейные, не совпадают, а иногда и противоречат друг другу. Эти межроле­вые конфликты активизируют работу самосознания, побуждая личность иерархизировать разные аспекты своей жизнедеятель­ности, соподчинять их соответственно какой-то шкале ценностей.

Во-вторых, каждая "социальная роль" есть отношение, кото­рое его участники могут определять по-разному (например, тре­бования, предъявляемые к учителю школьной администрацией, коллегами, родителями и учениками, могут существенно расхо­диться). Эти внутриролевые конфликты предполагают необ­ходимость самостоятельного, индивидуального определения собственной роли со всей вытекающей отсюда мерой ответствен­ности.

В-третьих, неодинаково сами отношение индивида к выпол­няемым ролям: одни функции и виды деятельности переживаются и осознаются как органические, неотделимые от собственного "Я", другие - как более или менее внешние, периферийные, "искусственные". Степень психологического отчуждения индивида от своих "ролей" зависит от многих причин как со­циального, так и психологического характера.

Социально-психологический подход к личности, предложен­ный интеракционистами, несомненно, открыл новые перспекти­вы для изучения проблемы "Я". Однако ему свойственна из­вестная односторонность.

Как справедливо отмечал Л. С. Выготский, "личность ста­новится для себя тем, что она есть в себе, через то, что она предъявляет для других... За всеми высшими функциями, их отношениями генетически стоят социальные отношения, реаль­ные отношения людей". Функции самосознания Выготский называл "третичными" функциями, имея в виду, что они производны как от непосредственного социального общения лич­ности, так и от ее уже интерноризованных и в этом смысле "вторичных" психических функций. Интеракционисты же видят преимущественно первое - непосредственное межлич­ностное общение, оставляя в тени как биологические основы индивидуальности, так и более широкие социальные детерми­нанты, в частности предметное содержание деятельности лич­ности.

Именно эти упущения интеракционизма и стали в первую очередь предметом критики со стороны марксистской социоло­гической и психологической науки. Социологи-марксисты под­черкивают неправомерность сведения социальных детерминант личности и ее самосознания к непосредственному взаимодей­ствию индивидов, необходимость учитывать разную объектив­ную значимость, соподчиненность и "ранг" усваиваемых инди­видом "ролей". Психологи же выступают против недооценки Мидом и его последователями эмоциональных предпосылок самосознания, телесных переживаний и самоощущений. Пред­ставители французской школы генетической психологии (Анри Баллон, Рене Заззо и его сотрудники) подчеркивают, что генезис самосознания, будучи в целом социальным процессом, имеет, од­нако, и биологические предпосылки, особенно заметные при изучении эмоциональных аспектов "Я" (самочувствие, само­ощущение), в частности развития "чувства Я". Эта сторона дела особенно важна для понимания филогенеза самосознания.

Уяснение многогранности проблемы способствовало даль­нейшей дифференциации тематики психологических исследо­ваний, посвященных генезису самосознания в целом и пред­ставлений индивида о самом себе[43], а также совершенствованию их методологии и техники.

Г. М. Андреева

ОБЩЕНИЕ И МЕЖЛИЧНОСТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ [44]