Глава 2. С Вейсой я проговорил еще добрых три часа нет, мы действительно говорили

Крис и Тирм

С Вейсой я проговорил еще добрых три часа… нет, мы действительно говорили! В холод, без кровати, даже жалкой лежанки, в стоящей посреди лагеря палатке, без заглушающих плетений, весьма трудно заняться чем‑либо, кроме разговоров. К сожалению. Нет, конечно, если бы совсем переклинило, то мы бы и не в таких условиях смогли сделать все и даже больше, но, будучи вполне здравомыслящими людьми, определенной черты переходить все же не стали. На том и расстались. Однако прежде, чем Вейса уехала, случилось еще одно знаменательное событие.

Невозмутимый остался с нашей сотней.

Как там все началось, я пропустил, но мне потом объяснили. Оказывается, в свое время Карст предлагал Линдгрену стать его учеником, но тот отказался. Естественно, капрал не такой человек, который стал бы бегать за кем‑нибудь и уговаривать, поэтому на этом все и закончилось. Однако бой возле Заставы подействовал на Линдгрена намного сильнее, чем все считали. Собственно, даже я не ожидал от него ничего подобного, хотя и наблюдал за его мечущейся аурой, когда он оказывался поблизости от меня.

В итоге Линдгрен попросился в ученики к Карсту. Правда, попросился в своеобразной манере. Невозмутимый и капрал договорились, что они будут сражаться друг с другом, и если Карст победит, то только тогда Линдгрен станет его учеником. В подобной договоренности сразу чувствовалась воля самого Миствея. Если бы Линдгрен поставил такие условия в обход генерала, Карст бы его послал так далеко, что, думаю, проняло бы даже Невозмутимого. А может, капрал его и послал, но у Линдгрена хватило мозгов «не заблудиться» и подойти к Миствею. Карст, конечно, мог послать и его, однако, судя по всему, не послал. Вдобавок капрал, о чем говорила его аура, просто‑напросто истосковался по сильному противнику, а Линдгрен был силен. Я предполагал, что Невозмутимый проигрывает Карсту в технике, но, будучи измененным, он мог давить одной лишь силой. Собственно, вздумай я блокировать рубящий удар Линдгрена, меня бы разрезало на две половинки вместе с моими мечами. Именно по этой причине мне было крайне интересно посмотреть на сражение Невозмутимого и капрала. Каким именно образом Карст собирался победить Линдгрена? Ладно бы у последнего была только сила, но так и скорость у него ни в чем не уступает его силе. По мне, так против подобного монстра обычный человек, не измененный, не имел и малейшего шанса.

Однако, как показало время, шанс все‑таки был.

Бой прошел через две недели после того, как Легион разделился. За это время Линдгрен успел полностью выздороветь и восстановить былую форму. Вот только честь лицезреть такое эпохальное сражение мне не выпала. Карст разве что мне пинка не дал для ускорения, заставляя убраться от тренировочной площадки в диаметрально противоположную сторону. Подобной подставы даже я от него не ожидал. Это, наверное, было в первый раз в моей жизни, когда я оказался в подобном положении, которое известно всем людям, выросшим в нормальных семьях. Положение ребенка, тянувшегося за сладостями и получившего по рукам от строгой матери. Особенно было обидно, что посмотреть бой собралась ВСЯ сотня… за исключением одного меня. И вдвойне было обидно, что я так и не увидел, каким же именно образом Карст умудрился победить этот ходячий кошмар по имени Линдгрен. Вдобавок он всем категорически запретил мне рассказывать о самом бое, что уже вообще граничило с нечеловеческой жестокостью. Дело усугублялось еще и тем, что мое слуховое плетение продолжало добросовестно работать, снабжая меня целым ворохом совершенно бессмысленной, но крайне любопытной информации. Поэтому, слушая в двести десятый раз очередное: «А наш капрал просто зверь!» или: «А как он его красиво мордой в землю!» – я тихо подвывал от бессилия. Тем более что из таких вот фрагментов я сумел составить вполне четкую картину, по которой получалось, что по сравнению с Карстом Линдгрен, несмотря на всю свою силу, просто какой‑то новорожденный котенок.

После этого сразу стало понятно, почему Карст запретил мне смотреть их бой.

Я, конечно, не тешил себя иллюзиями, но уже довольно продолжительное время считал, что все ближе и ближе подбираюсь к капралу по уровню владения мечами. Ключевое слово здесь – «считал». Не видя боя, но предостаточно наподслушавшись разговоров о нем – и ведь из‑за плетения приходилось слушать, даже если не хотел! – я уже не был так уверен в своих силах. По всему выходило, что Карст во время схватки продемонстрировал нечто такое, чего мне еще никогда не показывал. А уж видя, как уважительно Линдгрен стал смотреть на капрала, мне и вовсе хотелось скулить от бессилия. Все‑таки когда Торл и Шун называли меня маньяком по части знаний, они скорее преуменьшили мою тягу к новой информации. Желание знать, что же именно произошло в тот день, на добрую неделю лишило меня сна. И кто знает, сколько бы продолжился этот приступ сумасшествия, если бы не Карст. Явно сполна насладившись видом того, как я бьюсь головой об лед, он все же соизволил объяснить мне некоторые моменты моего обучения. После этого я мало‑мальски пришел в себя, но все равно не до конца.

Впрочем, воспользовавшись удачным моментом, я немного поэкспериментировал с собственной психикой, применив несколько своих заготовок. Поставил себе несколько блоков и ради интереса провел частичную реактивацию. Результаты оказались даже лучше, чем я рассчитывал. Немедленно захотелось проверить еще кое‑какие мысли, но, послушавшись голоса разума, все‑таки отложил их на другое время. Оставил только ежедневные тренировки по «погружению». Я уже смог пробиться в свою психику, но пока не видел ее достаточно четко, чтобы работать с ней на более глубоком уровне. Сейчас я, можно сказать, формировал определенного рода импульс, содержащий в себе информацию, и отправлял его, после чего все остальное происходило без моего участия. Так командир отдает солдатам приказ и ждет его выполнения. Причем, как у того же командира, мои «солдаты» не всегда выполняли приказ так, как надо. По этой причине я, по сути, мог заниматься лишь самыми простыми вещами, что меня, конечно, в корне не устраивало. Вот и тратил время на «погружения», однако полностью перестал экспериментировать с психоблоками и… да, собственно, со всем перестал. Ждал, пока смогу в полной мере «увидеть» свою психику.

Вместо экспериментов я вплотную засел за книги по Искусству Создателей.

Хотя, помимо тренировок с Карстом и чтения, у меня еще было дел по самую макушку. А все потому, что солдат – это человек, привыкший к повышенному уровню адреналина в крови, с пониженным нравственным порогом и меньшим количеством моральных запретов. В нашем случае еще и лишенный источника своего адреналинового наркотика – боя. И, кстати говоря, с женщинами тоже не все ладно. Так что если солдата не занять, он очень быстро начинает беситься, и вряд ли дело закончится лишь парой зуботычин. Солдат – все‑таки солдат, а не городской парень‑ремесленник. Кровавые драки, массовая поножовщина, унижения… и вот уже нет Легиона, есть гниющая масса. И будь мы обычными воинами, все бы именно так и обстояло, однако Мертвый Легион – он и есть Мертвый Легион. Проблем с дисциплиной у нас не было, то есть ВООБЩЕ не было.

За полгода моей службы я еще ни разу не сталкивался с неподчинением или недобросовестно исполненным приказом. Нет, наказания существовали, и по большей части смертельные, но видеть их исполнения мне еще не доводилось, по крайней мере, в нашей части Легиона. И причин этому было несколько. Тут тебе и первоначальный отсев людей, и всеобщее клеймо смертников, и постоянная психообработка от командиров, и само ощущение Легиона, некое чувство общности, единства. Поэтому никому даже в голову не приходило ослушаться или недостаточно добросовестно выполнить приказ. Именно по этим причинам, когда командиры выдумывали многочасовые учения, постройку укреплений, расчистку местности, сооружение ловушек, поголовное обучение Лрак’ару и еще целую массу самых различных вещей, все это делалось лишь для того, чтобы, во‑первых, не дать нам заскучать, а во‑вторых, не дать расслабиться. Поддержание формы – процесс постоянный, его нельзя прерывать, иначе уже через месяц перерыва собственный меч будет чем‑то чужеродным и до странности тяжелым. А дисциплина… наверное, такая она и должна быть в идеале, а как она такой получилась… что же, это еще одна мысль в копилку всех странностей, связанных с Мертвым Легионом. И когда‑нибудь я эти ответы все равно получу, а пока… учеба.

Интенсивные тренировки могли устраивать только некоторые отмороженные личности. Отмороженные в самом прямо смысле! Они, чтобы не потеть – ведь одежду толком не выстираешь, – раздевались до трусов и в таком вот состоянии и тренировались. Собственно, к этим личностям относился Карст, Линдгрен и я сам. Больше пары часов, конечно, в таком виде и на таком морозе не попрыгаешь, зато практики в управлении энергией и Лрак’аром просто завались. И тем не менее вначале я все равно заболевал, из‑за чего приходилось каждый день, едва проснувшись, идти к приставленным к нашей сотне врачам. Лишь через пару недель я, не без помощи все тех же врачей, выделил всю цепочку причин, которые вызывали ту или иную болезнь, после чего слегка перестроил свою иммунную систему под здешние условия. Болеть перестал, но энергозатраты возросли на добрую треть.

В таком вот ключе прошел весь первый месяц нашего пребывания в этих горах. Вдобавок опять же были «норы». Эти самые «норы», на мой взгляд, единственная отрада – не считая источников! – в этих заснеженных ущельях. Вырыл себе прямо в снегу «дом», чуть оплавил стены внутри с помощью горелки, сделал вход «коленом», притащил туда топчан – жалкое подобие, – занавесил дыру плащом – и все, лежи, балдей. А если делать «жилье» на двоих‑троих, так чуть ли не голым спать можно. Собственно, с моим Лрак’аром, светильником и горелкой так вообще жара, поэтому «нора» у меня была отдельной, но просторной. Не фонтан, конечно, но жить можно. Если бы еще не надо было сидеть по пять часов кряду в секрете, наблюдая за вверенным нам участком ущелья, стало бы совсем хорошо. С другой стороны, сидеть приходилось лишь один раз в несколько дней, так что можно и перетерпеть, да и опять же время для «погружения» есть. А под конец месяца к нам пришла «гуляющая сотня», и моей радости не было предела.

«Гуляющая сотня» – это не бабы, это сотня, попеременно подменяющая другие, чтобы те могли отдохнуть. Уже через день после этого мы вовсю плескались в одном из местных горячих озер, и предполагалось, что будем плескаться еще дня два. У нас, конечно, в лагере была сооружена баня, но скорее условная, а тут целые источники. Другими словами, вот оно, счастье! Вот только знал бы я, какие события последуют за этим самым счастьем, – тогда от моей радости не осталось бы и следа. Манипулятор, тайны Легиона, неизвестная тварь, Лирт, Карст, Дикс, Источники, энергия, Элитные Арх‑Гарны, убийцы Видящих, Эксвай, сражение Видящих, новые способности, демоны‑богомолы, Демонический Источник, наблюдатели, Теневые, странные сны и под конец – опять Источники. И ведь все это сумасшествие сподобилось уложиться в пять дней! Всего в пять долбаных дней после целого месяца затишья! И кто бы мог подумать, что предвестником этих событий станет Тирм?

А началось все это с обычного вечернего разговора, когда здоровяк пришел ко мне в «нору».

Этот самый разговор состоялся на второй день нашего пребывания на озере, и он стал первой странностью. Странным этот разговор был в том смысле, что ответов на прозвучавшие и не прозвучавшие во время него вопросы я вполне мог не узнать до конца своей жизни… какой бы длинной она ни оказалась.

В тот вечер, как это неизменно бывает, подобного исхода самого обычного разговора я даже и не предполагал. Как‑то так получилось, что Тирм повадился мне рассказывать об Императорской Академии Знаний. Должен заметить, что лишь после его рассказов я начал понимать, почему именно она считается лучшей в мире. Обучение там поставлено просто на немыслимом уровне. Тирм учился на биолога, из‑за чего сразу стало понятно, откуда он знает буквально о каждой травинке. Помимо биологии, он еще факультативно обучался военному делу и психологии. Собственно, после того как Тирм закончил Академию с отличием, он почти десять лет проработал по своей специальности на восточной границе. Изучал новые виды Акарнийских монстров в составе Исследовательского Отдела, благо недостатка в материалах не было. Затем случился один неприятный инцидент с дочерью местного аристократа, где инициатором выступил предполагаемый жених этой самой дочери. Здесь я с удивлением узнал, что, несмотря на одну страну, благородные Запада и Востока отличаются подобно небу и земле. Отец девушки, барон, был совсем не против ее замужества с самым обычным человеком, Тирмом, сыном ремесленника, но вот молодой наследник графа подобного подхода не оценил. Закончилось все закономерно: наследник умер, поэтому Тирма не спасло даже понимание со стороны самого графа и попытки барона выручить будущего зятя. Закон есть закон.

– Я… – странным голосом, таким, какого я у него еще никогда не слышал, начал Тирм, – …меня уже забрали, она, Элия, пришла ко мне… был последний вечер, на следующий день меня должны были конвоировать… мы говорили, и она… Знаешь, я в жизни не был так счастлив, как тогда. У меня близнецы… им уже, наверное, больше года…

Тяжко вздохнув, он замолчал, а я себя почувствовал крайне неуютно. В моем представлении буквально выкованный из железа воин прямо на моих глазах превратился в обыкновенного усталого человека.

– Знаешь, – тогда начал говорить я, прежде чем успел осознать, что именно хочу сказать, – я понимаю тебя и не понимаю. Умом понимаю, а вот чувствами… сердцем – нет.

В тот момент я, пожалуй, излишне поддался эмоциям. Меня несколько выбило из колеи поведение Тирма и его доверие, то, как он открыл, что на самом деле у него на сердце. Медленно, часто делая паузы, я начал по чуть‑чуть, а затем все подробнее и подробнее рассказывать о себе. До этого дня я еще никогда в жизни не делал ничего подобного и только чувствовал тогда, как с каждой минутой мне становилось все легче и легче. Тирм слушал не перебивая, как до этого я слушал его, поэтому, разговорившись, я уже не останавливался до самого конца, после чего мы почти час просидели, каждый погруженный в свои мысли. Если бы меня спросили, о чем я думал в тот момент, даже ответить бы не смог. А вот Тирм своими мыслями со мной поделился… чтоб его головой об стену.

– Полагаю, что ты никогда не смотрел на свою жизнь со стороны, ведь так? – Разговор начался именно с этих слов, хотя на тот момент я пребывал в полной уверенности, что этот вечер уже преподнес все свои сюрпризы. Я даже не подозревал, НАСКОЛЬКО ошибался, – ведь все только начиналось, но, как уже сказал, тогда я об этом еще не знал, оттого и не придал особого значения прозвучавшему вопросу. Пожав плечами, ответил:

– Нет, не смотрел.

– А надо было, – несколько резковато произнес он.

– Что ты этим хочешь сказать? – невольно нахмурился я.

– Я? – добавив толику удивления в голос, вопросил Тирм. – Я ничего не хочу сказать. Просто давай немножко проанализируем твою жизнь.

Настала моя очередь удивляться:

– Анализ?

– Вижу, ты не понимаешь, – слегка потер лоб Тирм. – Хорошо, давай с самого начала, и, думаю, скоро ты разберешься, что я имел в виду, говоря про анализ твоей жизни. С другой стороны, достаточно просто определиться с твоими способностями. Смотри сам: ты у нас Искусник, пусть пока и условный, ты у нас вор, отлично владеющий ножом, превосходный алхимик, такой же шахматист, теперь еще и боец с двумя мечами, овладел Лрак’аром до седьмого уровня, используешь методику Циклов, а еще познаешь лишь понаслышке известную мне область психологии. А теперь скажи, сколько тебе полных лет?

– Двадцать три, – ответил я, все еще не понимая, что хочет сказать мне Тирм.

– И как ты все это выучил?

– Хм… как‑то так получилось, по жизни получилось. Никто меня не заставлял, я просто учил, мне нравилось. Сам учил.

– Сам, – уверенно кивнул Тирм, – конечно, сам. Теперь давай копнем все это несколько глубже. Значит, так, – начал он, ложась на спину и закидывая руки за голову, – начнем с самого начала. Первое, что ты выучил, это Лрак’ар и шахматы. Потерявший всю свою семью человек принял тебя за своего сына, со всеми вытекающими. Будучи бывшим военным, он знал методику обучения Лрак’ару и одновременно с этим являлся превосходным шахматистом. Вот тебе и первая странность.

В чем странность, Тирм мог уже и не пояснять. Однако легче мне от этого не стало, скорее, совсем наоборот. Хотя сначала, демон пойми отчего, на глаза попытался наползти легкий туман. Понимаю, звучит идиотски, но по‑другому я это описать не могу. Из‑за этого «тумана» я едва не потерял нить разговора, но, собравшись, сосредоточился. Разум прояснился, после чего мысли помчались вскачь, перепрыгивая с одной нестыковки на другую. Пришлось вновь вмешиваться в собственную психику, опять проводя частичную реактивацию и ставя временный блок, иначе адекватно соображать я бы точно не смог. Тем более за последний месяц я наконец сумел «погрузиться», поэтому поставленный блок уже был на совершенно ином уровне, нежели блоки, которые устанавливал раньше… но об этом чуть позже. Глубоко вдохнув, на мгновение прикрыл глаза, стараясь собраться с мыслями, после чего с выдохом повалился на спину, закидывая руки за голову. В конце концов, сейчас я могу просто над всем этим подумать, а вот разбираться будем при случае.

– Итак, – начал я рассуждать вслух, – каковы шансы, что мне повстречается военный, владеющий методикой обучения Лрак’ару и одновременно с этим являющийся просто отличнейшим шахматистом, который бы принял меня за своего сына? Минимум минимума. Допустим, в жизни всякое бывает, но повезло мне, если без подвоха, просто невероятно. Теперь, если обучение Лрак’ару еще как‑то можно было понять, то вот почти маниакальная страсть к шахматам, привитая мне этим военным, уже выглядит подозрительно. Это становится вдвойне подозрительно с учетом того, что я увлекся методикой Циклов.

– Кстати, а можно поподробнее? – прервал меня Тирм. – Я об этих Циклах вообще ничего не знаю.

– Если вкратце, то это медленная, но верная перестройка сознания, придание этому самому сознанию более упорядоченного вида. Разум обычного человека представляет собой свалку воспоминаний с прикрепленными к ним знаниями, а текущие мысли подобны открытой книге, лежащей на вершине этой самой свалки. Слышал про Синианцев?

– Было дело… дай Эрсиан памяти… живут они вроде на острове Вериан, имеют свое государство, названия, правда, не помню. Выглядят как люди, но обладают отличительными особенностями в виде темно‑синих волос и таких же глаз без зрачков, развито мыслечтение, общение идет посредством мыслеобразов.

– Почти верно, – качнул я головой, – ты только забыл добавить, что с ними никто не хочет иметь дело. Для Синианцев большинство людей представляет собой ту самую открытую книгу на вершине свалки. Все наши мысли для них не секрет, поэтому обмануть их попросту невозможно, вдобавок они могут подчинять себе людей, чья воля недостаточно сильна. Лет так семьсот назад на них пробовали напасть, но армия ушла и не вернулась, после этого случая с ними порвали всяческие отношения, однако кое‑кто подумал о будущем, в результате чего и появилась методика Циклов. Всего есть семь Циклов. Первые четыре задействуют и изменяют лишь сознание, а вот последние три уже задействуют и изменяют подсознание. Вначале вся методика была целиком и полностью направлена на защиту против Синианцев, но с каждым прошедшим десятилетием в ней добавлялось нечто новое, и так, в конце концов, она стала актуальной и в обычной жизни. Например, я свое сознание уже так видоизменил, что прочитать мои мысли просто невозможно, я почувствую малейшее вторжение в свой разум и смогу защититься… если, конечно, мне не попадется один из Верховных. Так Синианцы зовут свой местный Совет Империи. Помимо защиты, мне доступна вся моя память, пусть и не в постоянном режиме. Однако стоит мне потратить пару минут своего времени – и я смогу процитировать наизусть все, что я когда‑либо слышал, даже будучи новорожденным младенцем.

– Правда?! – слегка хохотнул Тирм.

– Ага, это первое, что я сделал, сумев достигнуть пятого Цикла. В итоге оказался я сыном какой‑то совсем еще сопливой девчонки, лет тринадцати. Я даже ее имя знаю, и где она живет… или жила. Может, как‑нибудь навещу ее – она ведь не хотела меня оставлять, родители заставили, папаша мой, судя по разговорам, ответственности на себя брать не захотел.

– Да‑а… – протянул Тирм, – умеешь ты удивлять. Воспоминания грудничка…

Тирм вновь хохотнул, затем хмыкнул я, а еще спустя пару секунд мы уже ржали как те лошади, сбрасывая накопившееся напряжение после таких душещипательных разговоров. Лишь когда нестерпимо заболели ребра, а сам смех перешел в невнятный хрип с кашлем, мы кое‑как успокоились.

– Сегодня какой‑то идиотский вечер, – держась за бока, но все еще продолжая посмеиваться, произнес Тирм. – Сначала чуть ли не слезы, а теперь хохот на грани истерики.

– Это ты все начал! – обвиняющее ответил я. – Лежал себе, книжку читал… приперся тут…

– Ага, – довольным голосом отозвался Тирм. – Я.

С вечером точно было что‑то не так… или с нами. Простой ответ Тирма «вырубил» нас еще на пару минут, я в конце лишь мог тихо всхлипывать и утирать слезы. Сил для смеха у меня уже просто не осталось. Наивный.

– А‑а‑а… – простонал Тирм с другой стороны моего «жилища». – Я теперь даже как следует вздохнуть не могу.

– Молчи! – взмолился я, чувствуя, что стоит мне только показать палец, как вновь начну закатываться, а уж если услышу что‑нибудь… и ведь, демон задери этого Тирма, услышал. Силы, или, точнее, их крохи, мгновенно нашлись.

– А‑а‑а… – настала моя очередь стонать, тремя минутами спустя. – Мои ребра…

– Все ты со своим грудничком, – прохрипел Тирм. – Нашел что вспомнить… кретин.

– Заткнись! Дай отдышаться… мои ребра…

Прерванный разговор мы смогли продолжить только тогда, когда бока перестали отзываться резкой болью от малейшего движения.

– Ладно, – глубоко вздохнув, первым заговорил Тирм, – с Циклом разобрались, что там у нас дальше?

– Э‑э‑э… – потянул я, силясь вспомнить, о чем вообще хотел сказать, начав объяснять методику Циклов, – так, дай сообразить. Ага. Значит, так. Отставной военный, Лрак’ар и шахматы. Следующий, кто мне повстречался, был один вор, он‑то и познакомил меня с методикой Циклов, кстати, тоже отменный шахматист – собственно, владея Циклами, трудно быть плохим игроком, даже если тебе правила рассказали пару минут назад.

От всех этих продолжительных разговоров и смеха у меня окончательно пересохло в горле, поэтому последнее слово скорее просипел, чем произнес. Приподнявшись на локте, я потянулся к моим вещам, поверх которых лежала фляжка с водой. Отвинтив крышку и сделав несколько мощных глотков, передал фляжку Тирму, а сам продолжил:

– Смысл в чем. Когда мы встретились с ним – его, кстати, звали Рик, – мне было двенадцать лет. Причем встретились на следующий день после смерти Вала. Его смерть стала для меня полной неожиданностью, поэтому в тот день у меня были большие проблемы с самоконтролем. Зашел на чужую территорию и в итоге сцепился с тамошними «шустриками», так всех детей‑карманников называют. Избил четверых, Лрак’ар третьего уровня сказывался, да и Вал кое‑что показывал, а затем пришла подмога, и мне надавали по голове, так я и попал к Рику.

– Ты сказал, что на чужую территорию зашел, значит, у тебя была своя? – возвращая мне фляжку, спросил Тирм.

Взяв ее и сделав еще глоток, завинтил крышку и опять бросил на вещи.

– Я условно значился шустриком Хахи, прозвали его так за идиотский смех, но мы с ним никогда особо не ладили, поэтому я, можно сказать, был сам по себе, лишь иногда отдавая часть добычи. В общем, когда Рик предложил мне свои условия, я без раздумий согласился, а через месяц, после того как зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, он начал мне потихоньку рассказывать. Тут мелочь, там мелочь, а на сообразительность я никогда не жаловался. В итоге еще через месяц я уже практически не выходил на улицы, Рик вплотную занялся мной. Вот тогда и выяснилось, что мои увлечения шахматами и Лрак’аром не прошли зря. Через полгода уже добрался до третьего Цикла – и в качестве тренировки постоянно ассистировал одному знакомому Рика в его алхимических изысканиях.

– Дай‑ка угадаю, – хмыкнул Тирм. – Здесь выяснилось, что у тебя недюжинные способности по части Алхимии, а идеальная память и отточенные движения как нельзя полезны для будущего алхимика.

– Да уж, – вздохнул я, – все интереснее и интереснее.

– Значит, я угадал?

– Да. В итоге я совершенствовал свой Лрак’ар, методику Циклов, алхимию и владение кинжалом. С последним Рик управлялся просто мастерски, я лишь совсем недавно достиг такого же уровня, да и то только после издевательств Карста. Так продолжалось до девятнадцати, и вот в один прекрасный день я выяснил, что обладаю Даром Видящего. Рик к этому времени уже был мертв больше года, а моего учителя‑алхимика разнесло взрывом как раз в день смерти Рика, меня, кстати, тогда тоже чуть не разнесло. Я в тот день лишь по чистой случайности задержался… хм… случайности… а ведь ко мне тогда пристал какой‑то дебил и все никак не хотел от меня отцепиться. Но именно из‑за него меня только отлетевшей дверью слегка шибануло, тем и отделался.

– А взрыв был случайностью?

– Нет, конечно! Учитель был Элитным Алхимиком… собственно. Имя Алтер тебе не знакомо?

– Мм… вроде нет.

– Мастер Эдэльвайс?

– Это ты у него учился?! – подскочил Тирм, уставившись на меня выпученными глазами.

– Значит, слышал, – почесал я нос. – Собственно, он варил зелья обеим Гильдиям, поэтому являлся неприкосновенной фигурой, а убили его одни придурки во главе с главным идиотом. Хотели перестановку устроить в рангах… ну и устроили. Рика убили, учителя убили, а потом их вычислили, и они еще с полгода осознавали свою ошибку, после чего их прикопали. Логика у них была просто шикарная. Чуть ли не «мы убьем всех старых главных и станем новыми главными»! И ведь дураки дураками, а угробили почти десяток действительно значимых людей, помимо тучи среднего звена вроде Рика. Кстати, именно после этих событий обе Гильдии стали лучше сотрудничать друг с другом – ведь эти идиоты состояли и там, и там. Правда, об этом я уже всех подробностей не знаю. Я тогда не стал рисковать и решил затаиться. В результате чего в день смерти Рика его подающий надежды ученик по имени Сааклит умер при взрыве вместе с мастером Эдэльвайсом.

На месте «подающий надежды» я даже не стал скрывать своей иронии. К моменту смерти Рика я уже больше трех лет как превосходил его во всем, кроме владения кинжалом. Здесь Рику действительно не было равных.

– Интересные дела, – цокнул языком Тирм. – Был у меня один друг не совсем чистых дел, он мне однажды рассказывал, что Гильдиями управляет какой‑то глава, но теперь за ним стоит организованный совет или что‑то типа того, и именно они всем управляют. Это из‑за тех событий все произошло?

– В целом верно, – кивнул я. – Просто после всех этих событий старый глава ушел сам, а его место заняло полное ничтожество, но при этом дела обеих Гильдий с каждым годом идут на лад, поэтому версия о совете самая распространенная… да, собственно, это даже не версия. Я хоть и «умер» для того мира, но до меня все равно продолжали доходить разные слухи, и весьма интересные слухи. Например, прежде чем попал в Легион, я слышал об одном дельце – так там, помимо убийства, едва и весь дом не унесли… хотя точно знаю, что парадную лестницу все же сперли. Представляешь, сколько надо народу и какая должна быть организованность, чтобы провернуть такое дело? Хватились лишь дня через три, когда убитый не явился на назначенную встречу. С другой стороны, тут тоже не все чисто. Убитый был бароном, а Дикс таких вольностей никому не прощает, но тут тишь и благодать, причем прямо‑таки показная. Так что вполне возможно, истинным заказчиком был именно он, или подобный конец жизни этого барона вполне его устраивал, и он это всячески продемонстрировал.

– Любопытно… а что насчет твоего имени? Как ты сказал? Сааклит?

– Не обращай внимания, – поболтал я кистью в воздухе, – у меня этих имен было столько, что я перестал придавать им какое‑либо значение. Моя сопливая мамаша имени мне так и не дала, поэтому я как‑то не заморачиваюсь на эту тему. Хотя, может, когда‑нибудь и узнаю, как она меня хотела назвать.

– Вот, значит, как… понятно, хотя для меня это несколько дико. Все‑таки твое собственное имя… ну ладно, опять мы отвлеклись, что там было после того, как ты выяснил о своем Даре?

– Что там было? – улыбнулся я. – Три дня в обнимку с бутылкой и попытки понять, что же мне теперь делать. Можно было, конечно, вообще плюнуть на этот Дар и жить, как всегда жил. Тем более что я начал зарабатывать деньги с помощью алхимии, поэтому до конца своих дней мог жить только этим.

– До конца своих дней? – фыркнул Тирм. – Думаю, эта мысль все и решила.

– Точно! – засмеялся я. – Прямо на следующий день я и занялся организацией своего дворянства.

– Э‑э‑э?! – вопросительно‑удивленно протянул Тирм. – Ты – дворянин?!

– Типа дворянин, – успокоил я его. – Заделался сыном одного виконта из южных провинций… ох, ты даже представить себе не можешь, чего мне это стоило.

От одних лишь воспоминаний на меня набежал целый рой предательских мурашек. Содрогнувшись всем телом, я повернулся на бок, подперев голову рукой.

– Не представляю, – кивнул Тирм.

Перевернувшись на живот, он лег подбородком на скрещенные руки и прикрыл глаза.

– Собственно, на этом почти все‑о‑о‑о, – протяжно зевнул я, прикрывая рот рукой. – Дальше сдал условный экзамен в Гильдию, прошел тесты на определение своей Силы и начал учиться. В Гильдии повстречал Регдана – очередной человек в удачной цепочке моих учителей, который, как я теперь точно понимаю, основательно промыл мне мозги, несмотря на все мои способности и методику Циклов. Собственно, промывка состоялась в области, которой я не понимал, поэтому самой промывки я даже не мог предотвратить.

– И в чем же она заключалась?

– Заключалась? – задумчиво протянул я. – Хм… да, собственно, он мне просто дал хорошего пинка, напрочь выбивая с устоявшейся дорожки обучения любого Искусника.

– В смысле? – приоткрыл один глаз Тирм.

– Ну… как тебе объяснить… вот возьми свою биологию. Ты слушал арландов Академии, читал учебники, и лишь иногда, да даже если бы и всегда, читал другие книги, которые касались малоизученных тем. То есть твои самостоятельные наработки являлись как бы отростками от стандартного стержня. Точно! Представь дерево: обычное обучение – это ствол, а все твои дополнительные знания по специальности – это ветки этого дерева. И как бы ты ни старался, у тебя окажется огромный перекос в знаниях. Одни данные будут противоречить другим, и ты уже не сможешь определить, какие из них настоящие, а какие нет… э‑э‑э… блин, все равно что‑то не то получается. – Вновь повалившись на спину, я потер руками лицо, пытаясь прогнать признаки сонливости. – Спать уже надо, начинаю тормозить.

– Есть немного, – вздохнул Тирм. – Заговорились мы с тобой. Только сегодня надо уж закончить, ночь и день вместе подумаем, а завтра опять поговорим.

– Согласен. Тогда вот такое объяснение, только ты это… – несколько стушевался я, – не смейся, ладно? Это все влияние книжки Торла.

– Что еще за книжка? – поинтересовался Тирм.

– Долго объяснять, я лучше дам ее тебе почитать, а там сам посмотришь… только ты Торлу не говори, что ты читал, а то он мне голову оторвет!

– Может, и не скажу, – хохотнул Тирм.

– Ладно, к теме. Вместо дерева теперь у нас будут полеты. В общем, когда все медленно, но верно полетели по проторенному пути, добрый дедушка Регдан сначала обрезал мне крылья, а потом еще и дал пинка, направив меня прямо в дремучие дебри Искусства. Вот так и получилось, что, пока все летели по известному пути, лишь иногда останавливались, чтобы осмотреть окрестности, я шел, полз, прыгал и бегал по дремучим дебрям. К тому же моменту, когда у меня вновь отрасли крылья и я смог взлететь, проторенный путь мне показался блеклым, невзрачным и совершенно нерациональным. Просто какая‑то жизнь за стеклом – все видишь, а подойти и потрогать не можешь. Регдан меня конкретно с пути сбил, причем, гад такой, не сразу – дал немножко полетать, чтобы я во вкус вошел, а потом лишил полетов, заставив заново ходить.

– Гм… если такие сравнения – влияние книжки Торла, то обязательно прочту, заинтересовал. Кстати, я понял, что ты хотел сказать, и заодно мне пришла в голову кое‑какая мысль. Этот Регдан сделал твою жизнь Искусника похожей на твою обычную жизнь.

Выдержав небольшую паузу, я дипломатично заметил:

– Знаешь, по‑моему, тебе тоже пора спать.

Теперь настала очередь Тирма потирать лицо и морщить лоб в попытках четко сформулировать свою мысль, и, надо признать, ему это удалось намного быстрее и лучше, чем мне.

– Короче, пример с убийством. В обычной жизни ты можешь прокрасться в дом и убить человека спящим, сварить какое‑нибудь взрывоопасное зелье, подсыпать яд, пырнуть ножом в толпе или вызвать на поединок. Благодаря Регдану ты получил возможность подобного выбора и в Искусстве… это, конечно, если я тебя правильно понял.

– Правильно, правильно, – потер я подбородок. – А ведь верно! Показывают пример, а затем ставят аналогичную задачу. Все могут решить проблему только с помощью примера, а у меня уже имеются и свои наработки… только тут есть еще один нюанс. Возможность выбора – это, конечно, хорошо, но далеко не основное. Регдан заставил меня копать в глубину. Когда нам говорили, что этого нельзя делать потому‑то и потому, я благодаря знаниям, какими не должен был обладать, видел несоответствие. Из‑за таких несоответствий начинал искать истинные ответы, и зачастую они полностью противоречили общепринятым.

Замолчал, обдумывая пришедшую в голову мысль.

– Слушай, – позвал я Тирма. – А ведь это распространяется на все мое мировоззрение! Смотри, зная о стольких вещах и умея не меньше, я любую ситуацию оцениваю с целой кучи точек зрения. Только, может, это я все‑таки все сам, а? – почти жалобно спросил я.

Вздохнув, Тирм уселся, скрестив ноги и положив на них руки, посмотрел на меня:

– Я не верю в такие грандиозные совпадения и невероятную последовательность.

– Гм… ну я же попал в Легион? Не спорю, здесь я встретил Карста, тебя, Торла и Шуна, да еще и начал изучать амулеты, но так ведь я вполне мог и умереть там, возле Заставы. Если за всей моей жизнью кто‑то стоит, хочешь сказать, он готов дать мне умереть в обычном сражении? Да и вообще, следуя логике, в первую очередь мне теперь надо подозревать тебя. Ты же сейчас натуральным образом выворачиваешь мне мозги, а я ничего не могу с этим поделать.

– Тоже вариант, – Тирм задумчиво потерся щекой о плечо.

– Хочешь сказать, наша дружба, попадание в один десяток и все прочее – тоже просчитано? – давил я, стараясь доказать прежде всего самому себе, что моя жизнь – это только моя жизнь, а не прихоть неизвестного «манипулятора». – Это все лишь случайность, а такое невозможно просчитать.

– На это я тебе ничего не могу ответить, – покачал он головой. – Знать все наперед до таких мелочей никому не под силу, но и такие случайности, и такая последовательность… – Тирм замолчал, вновь покачав головой. – Это все выглядит слишком подозрительно, но и неоспоримых доказательств у меня тоже нет, поэтому предлагаю на сегодня закончить. За ночь и день подумаем обо всем этом, а завтра вечером опять поговорим.

На том и порешили, только насчет ночи Тирм, наверное, пошутил. Едва он ушел, как я, погасив свет, завернулся в свое одеяло и моментально вырубился, проснувшись лишь на рассвете. Лишь мое подсознание работало всю ночь, наутро вывалив на меня целую кучу различных фактов, предположений и теорий. Причем кучу – это еще мягко сказано.

Я сползал на улицу в туалет, попался Карсту, огреб от него – за то, что он сам пообещал не устраивать никаких тренировок, пока мы на источнике! – потом часа три просидел в Лрак’аре, сортируя все «ночные» выводы, и в конце концов опять загрузил в подсознание пересмотренные переменные. Также я с некоторой гордостью за самого себя отметил, что почти перешел на шестой Цикл. По крайней мере, теперь мне уже практически не нужно было задействовать слова‑ключи для работы с подсознанием. Анализ, Итог и все остальное постепенно отходили в прошлое.

Date: 2015-12-13; view: 279; Нарушение авторских прав