Дипломатия Российской империи в XVIII веке

Пётр I унаследовал от XVII века две сложных проблемы: турецкую и шведскую. Разрешение и той и другой означало выход к морю, в первом случае - к Чёрному, во втором - Балтийскому. Но первые годы царствования Петра были посвящены всецело черноморской проблеме. Чёрное море было до тех пор внутренним морем Турции. Оттоманская Порта, по образному выражению одного русского дипломата, берегла его, «как чистую и непорочную девицу, к которой никто прикоснуться, не смеет. Скорее султан допустит кого-либо во внутренние свои покои, чем согласится на плавание чужих кораблей по водам черноморским; это может случиться разве тогда, когда Турецкая империя обратится вверх ногами». К Петру от правления Софьи перешел антитурецкий «аллианс» (союз), и он в союзе с Австрией, Венецией и Речью Посполитой продолжал войну. Взятие Азова и постройка Таганрога обеспечили России господство на Азовском море. Однако пока Керченский пролив был в руках турок, это ещё не давало ей доступа в Черное море. Между тем союзники России, удовлетворённые достигнутыми успехами, уже склонялись к заключению мира.

«Великое посольство» 1697-1698 гг., в котором Петр участвовал инкогнито, имело задачей добиться продолжения войны и привлечения новых союзников. До тех пор во внешней политике Петр всё ещё шел старыми путями, но когда он убедился в полной неудаче своей дипломатической миссии, он с необычайной быстротой перестроил все основания своей внешней политики. Ввиду невозможности при данной международной обстановке пробиться к Чёрному морю, всплыл старый план «северного союза» против Швеции и завоевания если не всей Прибалтики, то по крайней мере Ингерманландии и Карелии.

Момент был благоприятен. При участии известного лифляндского авантюриста Паткуля, который мечтал оторвать Ливонию от Швеции, складывалась коалиция прибалтийских стран-Дании, Речи Посполитой и Бранденбурга (Пруссии)-против Швеции. К этой коалиции хотели привлечь Россию, приняв, однако меры к тому, «чтобы этот могущественный союзник не выхватил из-под носа жаркое и не шёл дальше и Нарвы и Чудского озера».

3 августа 1698 г. в Раве Пётр заключил словесное соглашение с королём польским и курфюрстом саксонским Августом II об общих действиях против Швеции. Курфюрст бранденбургский Фридрих и Пётр ещё в 1697 г. при проезде посольства через Бранденбург уже договорились о том же. В Москве в 1699 г. заключён был тайный договор с Речью Посполитой, направленный против Швеции; одновременно, чтобы устранить подозрения шведов Пётр подтвердил Кардинский договор, отказавшись, впрочем, принести клятву на кресте. Так сложился тройственный союз России, Речи Посполитой и Дании; Бранденбург от непосредственного участия в войне воздержался. С этого момента Пётр принимал все меры, чтобы ускорить окончание войны на юге и развязать себе руки на севере. Миссия дьяка Украинцева в Константинополе, подержанная внушительно демонстрацией русского флота, увенчалось полным успехом: за Россией остались все её завоевания. На следующий день по получении известия о мире с Портой, 9 августа 1700 г., была объявлена война Швеции. К этому времени одна из союзниц, Дания, уже вышла из войны, вынужденная заключить сепаратный мир в Травендале. Занятие Карлом XII Польши и выход из войны другого союзника Петра, Августа II, который уступил польский престол ставленнику шведского короля Станиславу Лещинскому, заставили и Россию искать посредников для заключения мира, чтобы удержать завоевания, произведённые на побережье Финского залива. С этой целью Пётр обращался и к Голландским штатам и к Людовику XIV. Одновременно он искал новых союзников. В Англии А. А. Матвеев вёл на эту тему разговоры с английскими министрами; они, однако оказались «в тонкости и пронырства субтильнее самых французов». Делались попытки убедить Данию возобновить военные действия. Таким образом, в этот решающий момент войны Петр развил активнейшую дипломатическую кампанию. Блестящая Полтавская «виктория» сразу перевернула всю политическую обстановку. Война, которую вела Россия со Швецией в союзе с давнишними противниками этой державы, сразу превратилась в войну общеевропейскую. Все хотели теперь получить свою долю в наследии разваливавшегося государства.

Вместе с тем остро ставился вопрос и о сохранении при этом принципа европейского равновесия. В Польше был немедленно восстановлен Август II, Дания опять присоединилась к антишведской коалиции, ав1714г.в войну вступила и Пруссия (Брандебург).

С Ганновером был заключен договор, гарантировавший доброжелательный нейтралитет. Наоборот, торговые державы - Англии и Голландия - были заинтересованы в том, чтобы не допускать в Прибалтике усиления России, которое грозило их торговле. Обе державы стремились путём дипломатических интриг расстроить расширение антишведской коалиции. Фракция, занятая войной за испанское наследство, не могла активно вмешаться в дела Северной Европы; тем не менее, пытаясь не допускать разгрома Швеции и усиления влияния России и Речи Посполитой, она побуждала к выступлению Турцию, которая и без того была встревожена победами русского оружия. После неудачных попыток найти в Европе союзников против турок Петр прибег к тому средству, которое уже намечалось в XVII веке. Он повел агитацию среди христианского населения Турецкой империи и заключил договоры с христианскими вассалами султана - с молдавским и валашским господарями. Прусская кампания была неудачна для русских, но благодаря дипломатическому искусству вице-канцлера П.П.Шафирова и подкупам удалось добиться от турок сравнительно лёгких условий мира. Ценой возврата Азова и других приобретений 1700 г. Пётр обеспечил себе тыл в дальнейшей борьбе со Швецией. Северная война, перекинувшись на территорию Германии, принимала всё более широкие размеры. Ввод русских войск в Померанию и проект десанта в Швецию через Данию встревожили Англию, которая, по выражению Маркса, «должна была явиться опорой или главной помехой планам Петра Великого». В выходивших в Англии политических памфлетах резко критиковалась политика правительства, которое не выполнило своих обязательств в отношении Карла ХП. Английская дипломатия пустила все средства. Д&сведения Петра было доведено, что Англия не допустит разгрома Швеции. Интригами Англии объясняется отсутствие единства в действиях союзников, среди которых из английских источников распространялись о широких завоевательных планах Петра в Европе. «Болтаемся туне, -жаловался Петр, - ибо, что молодые лошади в карете, так наши соединенные [союзники], а не иначе коренные, сволочь хотят, да коренные не думают».

При натянутых отношениях с Англией Петру естественно было искать союза с враждебной ей Францией. Для этого в 1717 г. он и ездил в Париж. Результатом этой поездки был Амстердамский договор между Россией, Францией и Пруссией. По этому соглашению участвовавшие в нём державы обязались охранять договоры, которые должны были прекратить Северную войну. Амстердамское соглашение показало, насколько возросло в Европе значение русской дипломатии; вместе с тем оно подготовило почву для дальнейших переговоров. В 1718 г. на Аландских островах открылся мирный конгресс русских и шведских уполномоченных. Однако вследствие смерти Карла XII он был прерван, и война продолжалась. Англия ещё более активно повела свою политику, стремясь приостановить успехи России на германской территории. В 1720 г. под давлением Английской дипломатии Дания вновь заключила сепаратный мир со Швецией, отказавшись от всех своих завоеваний. Примирилась со Швецией и Пруссия. Наконец, в Вене между Империей, Англией и Речью Посполитой, но без участия Франции, заключён был оборонительный союз, остриём своим направленный против России. Со своей стороны русские дипломаты вели в 1718г. переговоры с испанским правительством о наступательном союзе против Англии с целью свержения Ганноверской династии и восстановления Стюартов. Союз не состоялся, но Пётр не прервал сношений со Стюартами, имея в виду использовать угрозу реставрации для давления на английское правительство. Тогда Англия отрыто стала на сторону Швеции, заключила с ней союз, и английский флот дважды - в 1720 и 1721 гг. -появлялся в Балтийском море якобы для охраны берегов Швеции от русских десантов. В действительности имелось в виду принудить Россию принять посредничество Англии. Пётр на это не пошел. Дело ограничилось безрезультатной морской демонстрацией. Услуги посредничества предлагали не только английский король, регент Франции и венский двор. Было принято посредничество Франции. Ништадский мир 1721 г. закрепил за Россией Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Финляндии с Выборгом. «Сила и престиж Швеции», тяготевшие над Европой со времени Тридцатилетней войны, пали. Мир открывал для России возможность добрососедских отношений со Швецией, с которой в 1724г. русское правительство вступило даже в союзный договор.

Таким образом, полутора вековая борьба за Прибалтику кончилась в пользу России. «Войну шведскую, - говорит Маркс, - с точки зрения, как её целей, так и результатов и продолжительности, мы можем справедливо назвать основной войной Петра Великого». «Ни Азовское, ни Чёрное, ни Каспийское море не могли открыть Петру прямой выход в Европу». Благодаря завоеванию Прибалтики «России было обеспечено превосходство над северными соседними государствами; благодаря ему же Россия была втянута в непосредственный и постоянный контакт с любым государством Европы. Наконец, им были заложены основы для установления материальных связей с морскими державами, которые, благодаря этому завоеванию, попали в зависимость от России в отношении материалов для кораблестроения». Вместе с тем Россия в результате своей победы над Швецией заняла одно из первых мест в «концерте» европейских держав. «Мы, - говорит Пётр, -от тьмы к свету вышли, и которых не знали в свете, ныне почитают.»

На востоке Пётр проявлял большой интерес к Средней Азии, через которую шёл транзитный путь в Индию. Несчастная экспедиция А.Бековича-Черкасского должна была «хивинского хана склонить к верности и подданству, привести и бухарского хана, хотя не в подданство, то в дружбу». Едва

освободившись от Северной войны, Пётр уже в декабре 1721 г. перешёл к выполнению новой задачи - войне с Персией. Тут, как и в Турции, он опирался на поддержку христианских подданных шаха. Карталинский (грузинский) царь Вахтанг перешел на сторону России; одновременно и армянский католикос обратился к Петру от имени армянского народа за помощью против персов. Блестящие успехи русских войск привели к завоеванию Дербента и Баку с прилегающими землями провинций Гиляна, Мозандерана и Астрабада. Укрепление России в прикаспийских странах вызвало осложнение и в отношениях с Турцией, которую возбуждали против России Англия, Франция и Венеция. Турецкие войска были двинуты в Закавказье, и Карталинское царство вынуждено было признать верховенство султана. Тем не менее разграничение, произведённое в 1724г. между Россией, Персией и Турцией, закрепило за Россией большую часть её завоеваний.

Таковы были в основном итоги внешней политики Петра I. «Этот действительно великий человек, - говорит Энгельс,-... первый вполне оценил изумительно благоприятную для России ситуацию в Европе. Он ясно увидел, наметил и начал осуществлять основные линии русской политики как по отношению к Швеции, Турции, Персии, Польше... так и по отношению к Германии».

Провозглашение Петра I императором 22 октября 1721 г. было внешним выражением достигнутых в его царствование международных успехов в России. Акт этот не сразу был признан европейской дипломатией. При жизни Петра только Голландия и Швеция официально признали этот титул.

Та сложная внешнеполитическая деятельность, которая развернулась при Петре I, требовала реорганизации учреждения, ведавшего международными сношениями, и создания новых дипломатических кадров. Доморощенные дипломаты с их приёмам выработанными на ходу, уже не были пригодны для новых задач внешней политики, выдвинувших сложной международной обстановкой начала XVIII века. При Петре вся дипломатическая служба реорганизуется по западноевропейскому образцу. В иностранных государствах образуются постоянные дипломатические миссии, отсутствие которых давало себя так сильно чувствовать ещё в XVII веке. Уже в 1699 г. в Голландию был направлен А.А. Матвеев в звании «чрезвычайного и полномочного / посла», в 1701 г. был назначен «министр» в Вену и т. д. Одновременно в важнейших европейских и некоторых внеевропейских странах появляются русские консулы для \ охраны торговых интересов царских подданных. С другой стороны, и при царском дворе с конца XVII века возникают постоянные иноземные представительства. Петр с большой настойчивостью проводил принцип неприкосновенности личности послов, когда дело шло о представителях его стороны. Большой шум наделал в 1708 г. случай с русским послом в Англии А.А.Матвеевым, который был арестован за долги, причем подвергся оскорблениям и даже побоям. Этот инцидент вызвал сильное волнение среди всего дипломатического корпуса в Лондоне, увидевшего в оскорблении русского посла нарушение международного права. Матвеев был освобождён. Пострадавшего посетили все «до единого иностранные министры, содрогаясь оттоком афронте, от века не слыханном и нигде в истории... бесприкладном». Королева Анна выразила сожаления по поводу случившегося. Пётр потребовал смертной казни для лиц, нанёсших его послу оскорбление. Виновные, действительно, были привлечены к ответственности. Сам Пётр, однако, гораздо меньше стеснялся с иностранными послами. В 1718 г. он арестовал голландского резидента в Петербурге Дебиса, который обвинялся в посылке неблагоприятных для России донесений своему правительству и в подозрительных сношениях с русскими подданными царя; к послу был приставлен караул, у него были отобраны все бумаги, сам царь подверг его допросу. Пётр потребовал от Голландских штатов его отзыва.

Старый Посольский приказ уже не удовлетворял новым потребностям государства в работоспособном органе внешнеполитических сношений. Уже в начале XVIII века рядом с ним возникает при Петре «походная Посольская канцелярия», к которой постепенно переходят все функции Приказа. По образцу Швеции в 1716г. в «Посольской канцелярии был введён коллегиальный порядок решения дел, и она сама была переименована в «Посольскую коллегию». Наконец, в 1720 г. была образована особая коллегия иностранных дел, которая сменила старый Посольский приказ. Европейские порядки не сразу принимались в русской дипломатической среде. Под новой оболочкой продолжали держаться старые навыки местничества и понятия чести. Из иностранной практики черпались в первую очередь соответствующие стороны этикета. «Русские, - писал в 171 Ог. датский посланник Юль, - не отрешаются ни от одного из старых русских обычаев, которые могут служить им к возвеличению, и в настоящее время изучают чужие обычаи, пригодные для такого поддержания и умножения их достоинства и чести». Иностранные послы обижались на то, что русские официальные лица никогда не делали первыми визитов. Любопытный случай местничества произошел при пожаловании Меньшикову датского ордена Слона. Датский посланник предварительно взял с Меньшикова обязательство отдавать предпочтение этому ордену перед всеми остальными, не исключая ордена Андрея Первозванного. Меньшиков его обманул и стал носить оба ордена по переменно. Даже сам Пётр не отрешился от старинных понятий чести. При приёме иностранных послов он не имел при себе «ни шляпы, ни другого чего, чем покрыть голову», очевидно, чтобы не снимать шляпы при произнесении чужого титула. Все эти ухищрения, к которым прибегали ещё в первое десятилетия XVIII века, конечно, были пережитком торжественного церемониала московских царей. С самими иностранными послами обращались порой не с тем уважением, которого требовал царь в отношении собственных послов. До приезда в столицу их окружали по-прежнему самым бдительным и придирчивым надзором, их служителей не выпускали со двора, а сами послы могли выходить лишь с разрешения местного коменданта.

Не сразу выработалось и необходимое для ведения широкой политики дипломатическое умение. Очень неодобрительно отзывались в 1708г. министры Людовика XIV о русских послах, приезжавших во Францию, которые, по их словам, «ничего не искали к пользе государя своего у короля и только делали гордые запросы». Таковы кадры, с которыми Пётр начинал свою дипломатическую работу в совершенно немыслимых моштабах. Тем более поражают те быстрые успехи, которые делает молодая петровская дипломатия. Ко второй половине царствования Петра вырастает новое поколение умелых и тонких дипломатов, которые отлично ориентировались в международных отношениях и с большой ловкостью, и с несомненным талантом. Инструкция, данная в 1718 г. Петром, уполномоченным на Аланском конгрессе, является, несомненно, образцом дипломатического такта и искусства. Пётр предлагает «шведских уполномоченных глубже в негоциацию ввести... и весьма ласково с ними обращался». В основу переговоров должно быть положено стремление «не только со Швецией мир заключить, но и обязаться дружбой».

По стопам Петра шли и его помощники на поприще дипломатии. Записка, поданная М.П.Бестужевым-Рюминым в 1720 г. по поводу английского проекта «медиации» (посредничества), является образцом отчётливости мысли и здравого смысла. Шаг за шагом Бестужев распутывает нити английских интриг. Будучи посланником в Швеции, тот же Бестужев не только тонко вникал в современное состояние страны, в которой он был аккредитован, но и изучал её историю. Московская «грубость» отошла в область преданий. С расширением сферы дипломатической деятельности функции русских дипломатов при Петре чрезвычайно усложнились. На них лежала литературная борьба с вредными для России политическими настроениями за границей. Когда в Гаагу пришло известие о Нарвском поражении, долженствовавший рассеять дурное впечатление, произведённое этим известием;

шведский посол был вынужден заказать опровержение.

С большим мастерством использовала петровская дипломатия те внутренние противоречия, которые имелись в неприятельских странах. Вмешательство во внутренние дела соседних государств было обычным средством воздействия на их политику. В 1703 г. П.А. Толстому, одному из выдающихся дипломатов Петра, удалось, например, добиться в Константинополе не только смены, но и казни визиря, враждебно настроенного к России. Для своих целей русское правительство при Петре, как и при предшественнике, пользовалось агентурой турецких христиан.

Одним из основных «каналов», каким производилось воздействие на политику иностранных государств, были подкупы, посредством которых получалась ценная политическая информация. При заключении мирного договора с Турцией в 1711г. оказалась нужным дать большие взятки не только визирю и муфтию (главе мусульманского духовенства), но и английскому и голландскому послам; в 1720г. для достижения «вечного мира», кроме турецких сановников, подкуплены были французский посол и его жена.

Взятки считались необходимыми не только в Константинополе. В 1701г. министр при венском дворе князь П.А. Голицын жаловался на отсутствие средств для подкупов, хотя «не так мужья, как жены министров бесстыдно берут».

К тем же приёмам прибегали и иностранные правительства в России. Особенно обвинялся во взяточничестве подканцлер Петра I, умный, но жадный до денег Шафиров.

Пётр крепко держал в своих руках нити русской дипломатии. Он лично участвовал во всех переговорах, выполняя функции и посла и министра иностранных дел. Он дважды ездил за границу с дипломатическими целями и лично заключал такие важные договоры, как соглашение в Раве (1698г.) и договор в Амстердаме (1717г.). У себя на родине царь непосредственно сносился с иностранными послами и беседовал с ними запросто в домашней обстановке, - это был самый верный, а иногда и единственный способ довести то или иное дело до конца.

У Петра были свои принципы международной политики. Основным его правилом была политическая добросовестность и верность обязательствам. «Лучше можно видеть»- писал он, - что мы от союзников оставлены, будем, нежели мы их оставим, ибо гонор пароля честь данного слова драже всего есть».

Сила внешней политики Петра заключалась в том, что он не разбрасывался на несколько проблем, а сосредотачивался на одной; этой одной проблеме он и подчинял все усилия своей дипломатии, отказываясь от выполнения других, раз они не стояли на первой очереди. Так, польский вопрос для Петра существовал только в рамках Северной войны. Единственный раз Петру пришлось против воли уклониться от этого основного принципа его внешней политики, - это было в 1711г., во время навязанной ему войны с Турцией. Этим отличается внешняя политика Петра I от колеблющейся и противоречивой политики его предшественников. Такой твёрдости в проведении определённой линии не было и в политике его ближайших преемников.

Из трёх основных задач, которые стояли перед Россией в XVII веке, одна, шведская, была полностью разрешена при Петре I. Оставались две другие - польская и турецкая. Они и являлись стержневыми вопросами русской внешней политики в течение всего XVIII века. Наряду с этим вопросом «европейского баланса» (равновесия) и стремление играть решающую роль в общеевропейских делах и поддерживать международный престиж, приобретённый Россией при Петре I, определяли ряд других дипломатических мероприятий.

В конце царствования Петра I Западная Европа разделялась на две противостоявшие группы держав: Франция, Англия и Пруссия осенью 1725г. заключили договор, направленный против Австрии и Испании. Господство России над Прибалтикой продолжала беспокоить Англию, и это создавало между обоими государствами, вызвавшие даже появление английской эскадры в Балтийском море в мае 1726 г. При таких условиях Россия неизбежно должна была примкнуть к Австрии, которая является к тому же естественной её союзницей и против Турции.

Театром другого столкновения с англо - французской союзной системой была опять Прибалтика. Под влиянием французской дипломатии в 1741 г. против России выступила Швеция. Война закончилась Абоским миром, который закрепил и частично расширил условия Ништадского мира.

В середине 40-х годов XVIII века Россия была втянута в войну между Австрией и Англией, с одной стороны, и Францией и Пруссией - с другой. В этой войне русская дипломатия, впрочем, не проявляла достаточной чёткости и определённости. Решительному выступлению предшествовал длительный период колебаний, вызванных столкновением иностранных и местных влияний при петербургском дворе. Последовательную антипрусскую политику вёл умный и тонкий канцлер А. П. Бестужев-Рюмин, который стоял за союз с Австрией. В 1746г. возобновлён был оборонительный союз с Австрией. В 1756 г. политическая конъюнктура в Западной Европе неожиданно и резко изменилась. Начавшаяся война между Англией и Францией побудила английское правительство заключить соглашение с Пруссией, гарантировать нейтралитет Германии в этой войне (Уайтхоллский договор). Ввиду того, что Россия была связана «субсидией конвенцией», можно было рассчитывать, что и она будет вынуждена примкнуть к этому соглашению. Уайтхоллский договор 1756г. выявил новую перегруппировку политических сил в Европе. Франция пошла на сближение и союз с Австрией. В Петербурге появились колебания и боролись английское и французское влияние. Наконец, Русское правительство заняло совершенно определённую позицию и ввиду опасности, которая представляла для России чрезмерное усилие Пруссии, примкнуло к Австро-французскому союзу, «чтобы, ослабить короля прусского, сделать его для здешней стороны нестрашным и незаботным». Намечался раздел Пруссии, в результате которого должны были получить разрешение на существенные вопросы внешней политики России -турецкий и польский. В конце концов, официально Россия присоединилась к австро-французскому союзу. С Англией дипломатические отношения не были порваны, так как обе стороны дорожили выгодами, которые давала им взаимная торговля. Это отрывало широкий простор для интриг Англии и Петербурга. Успехи русского оружия в Пруссии приближали Фридриха П к «краю гибели». Он готов был уже отречься от престола, когда смерть Елизаветы в 1762 г. освободила его от самого опасного из врагов.

Пётр Ш, большой поклоник Фридриха П, снова резко повернул направление русской внешней политики, не только заключив мир с Пруссией, но и, поспешив вступить с ней в союз. Недостаток устойчивости во внешней политике России открывал перед иностранными державами возможность вести чрезвычайно бесцеремонные интриги в Петербурге, и открыто вмешиваться во внутренние дела Российской империи. Как известно, Елизавета Петровна в 1741 г. была посажена на престол гвардией, при деятельном содействии французского посла Шетарди, который надеялся добиться этим путем сближения России с Францией. Шетарди финансировал переворот, и первое время пользовался большим влиянием при дворе. Однако он встретил серьезного и умного противника в лице канцлера А. П. Бестужева. Во время отсутствия Шетарди в России австрийский посол маркиз Ботта-Адорни, воодушевленный успехом своего французского коллеги, повел разговоры среди оппозиционно настроенной части русской знати о возможности восстановления на престоле свергнутого Ивана Антоновича. Чтобы устранить Бестужева, его враги попытались замешать его в этот заговор. Это не удалось. В 1744 г. Шетарди вернулся в Петербург с миссией вовлечь Россию в войну на стороне Франции и Пруссии; он открыто заявлял, что намерен свалить канцлера. В союзе с Шетарди была преданная Фридриху П принцесса Ангальт-Цербская, мать невесты великого князя Петра Федоровича, будущей Екатерины II. Бестужев поступил со свойственной ему решительностью: перехваченная переписка Шетарди помогла ему скомпрометировать французского посла, котовый и был выслан из России. Позже, в 1756г., английский посол Чарльз Вильяме разрабатывал с великой княгиней Екатериной Алексеевной план захвата ею власти после смерти Елизаветы Петровны. Эта смелая игра иностранных дипломатов в Петербурге объясняется той легкостью, с какой при поддержке кучки гвардейцев в России в XVIII веке происходили перевороты.

Очень много денег тратили иностранные правительства на подкупы русских министров и сановников. В 1725 г. французскому послу Компредону было разрешено его правительством истратить до 60 тысяч червонцев на «гратификации публичные и секретные». Всем лицам, которые были полезны для заключения союза между Францией и Россией, начиная с всесильного Меншикова, канцлера Головкина, Остермана и др. и кончая приближенными к Екатерине I дамами. Принято было выплачивать регулярные ежегодные пенсии руководителям внешней политики России, и самые выдающиеся государственные деятели той эпохи не гнушались принимать такое вознаграждение сразу от нескольких иностранных дворов. Не без юмора описывает подобный эпизод английский посол Вильяме. «Уже с некоторого времени, - писал он в августе 1756 г., -канцлер [Бестужев] просил меня доставить ему крупную пенсию от короля, говоря, что ему здесь дают ежегодно лишь 7000 руб., а на такое жалование он не может жить по своему положению; что ему известны интересы его отечества, связанные с интересами Англии, и что потому тот, кто служит хорошо России, служит и Англии; таким образом, он может служить королю, не действуя против своей совести и не нанося вреда своему отечеству..."

Однако, получая деньги от всех иностранных дворов, руководители внешней политики России вели cвою собственную линию, отнюдь не жертвуя интересами своей страны ради чужих интересов.

Все правительства стремились иметь в чужих государствах своих агентов, через которых получались необходимые им сведения. Русская разведка была поставлена неплохо. Достаточно сказать, что при Анне Ивановне русский посланник в Турции Неплюев имел агента в свите французского посла, и через него получал известия о всех шагах своего соперника. В Швеции, в 1747 г. пришлось даже изменить систему канцелярской переписки, потому что русский посланник барон Корф имел возможность узнать обо всех тайных государственных делах. В 1726 г. выяснялось, что прусский советник Фербер сообщал в Петербург об интимных разговорах своего государя; Фербер был казнен.

Более дерзко, чем Россия, использовали тайную агентуру тогдашние ее враги - Англия и Пруссия. В этом смысле они сумели использовать даже будущую императрицу, великую княгиню Екатерину Алексеевну, урожденную немецкую принцессу. Еще мать ее была агентом Фридриха II, пока не была выслана из России по распоряжению императрицы Елизаветы. Английский посол Вильяме сумел найти доступ и к Екатерине через своего секретаря Станислава Понятовского (будущего польского короля), так и путем крупных займов. Одной из характерных черт этого периода является усиление секретной дипломатии, действовавшей помимо официальных представителей и органов, призванных руководить внешней политикой. Так, императрица Елизавета Петровна и французский король Людвиг XV находились между собой в тайной переписке без ведома своих министров.

Хитросплетенная паутина дипломатических интриг и путей воздействия на полигаку соседних стран ярко отражает сложность международной обстановки в Европе накануне французской буржуазной революции 1789 г., в период окончательного образования национальных государств. К чести русской дипломатии той эпохи следует отнести ее умение не только закрепить успехи, достигнутые при Петре I, но и играть решающую роль в делах Западной Европы. Отсталая по сравнению с Западной Европой Россия в XVIII в. менее своих соседей испытывала противоречия между строем феодальным и буржуазным, которые раздирали страны, стоявшие на более высокой ступени экономического развития. Поэтому правительство и могло проводить, несмотря на смену лиц на престоле, решительную политику.

Международным успехам России способствовало и наличие в составе правительства выдающихся дипломатов. Таков был знаменитый Андрей Иванович Остерман.начавший свою карьеру При Петре I в качестве одного из участников мирных переговоров со Швецией; его настойчивости и ловкости Россия была обязана блестящим Ништадтским миром. Опыт и природные дарования выработали в нём совершенно исключительные дипломатические данные. «Часто, пишет о нём Манштейн, - иностранные министры в течении двух часов проговорят с ним и по выходе из его кабинета знают не больше того, сколько знали, входя туда. Что он ни писал, что ни говорил, могло пониматься двояко. Тонкий, притворный, он умел владеть своими страстями и в случае нужды даже разнежиться до слез. Он никогда не смотрел никому в глаза из страха, чтобы не изменили ему, он умел держать их неподвижно». Про Остермана говорили, что у него проявлялась подагра в руке всякий раз, когда надо было подписать опасную бумагу.

Человеком другого типа был А.П. Бестужев-Рюмин, честолюбивый, хитрый, владевший всеми тайнами дипломатических успехов, но далеко не умевший так скрывать свои чувства, как Остерман. Бестужев был создателем определённой политической системы, которую он и проводил последовательно в жизнь; в основу её он полагал союз России с Австрией для противодействия возраставшему могуществу Пруссии и для наступления на Турцию. Деятельность русской дипломатии в период между 1726 и 1762 гг. подготовила разрешение тех основных проблем внешней политики, которые стояли перед Россией с конца XVII века. «На севере - Швеция, сила и престиж которой пали именно вследствие того, что Карл ХП сделал попытку проникнуть внутрь России.... На юге - турки и их данники, крымские татары, представлявшие собою лишь обломки прежнего величия... бывшая в состоянии полного развала Польша..., неспособная по своей конституции ни к какому общенациональному действию и обречённая тем самым стать лёгкой добычей своих соседей.... За Польшей лежала другая страна, которая казалось, пришла тогда в состояние безнадёжного развала, -Германия. Со времени Тридцатилетней войны Римско-германская империя являлась государством лишь по имени.... И в качестве соперницы австрийской династии уже начинала наряду с ней постепенно выдвигаться прусская». «Никогда мировое положение не было более благоприятно для завоевательных планов царизма, чем в 1762г... Семилетняя война расколола всю Европу на два лагеря. Англия сломила мощь французов на море, в Америке, в Индии, а затем покинула на произвол судьбы своего континентального союзника, прусского короля Фридриха П. Этот последний стоял на краю гибели в 1762г...». Такова была международная обстановка, в которой пришлось действовать вновь образовавшемуся правительству Екатерины II. Во главе ведомства иностранных дел фактически стоял один из наиболее образованных и умных государственных деятелей того времени - Н.И-Панин - «самый искусный, самый смышленый, самый ревностный человек при моем дворе», как писала о нем Екатерина II тотчас по вступлении на престол.

С первых же шагов большое и активное участие во внешней политике своего государства принимала сама Екатерина. Ни один серьезный вопрос в этой области не проходил мимо нее, ни одно ответственное решение не принималось без непосредственного ее вмешательства. «Я хочу управлять сама, и пусть знает это Европа» - говорила она Потемкину. С молодых лет вовлеченная придворными интригами в большую политику, Екатерина имела уже значительный опыт в деле дипломатии, и свои недюжинные дипломатические способности развила в дальнейшем до совершенства. Она обладала большим искусством притворства, которое в XVIII веке, как и часто позже, считалось основным качеством дипломата. «Весьма ошибутся,- говорила она сама про себя, - кто по персональным приемам будет судить о делах». Не менее искусно использовала Екатерина П «просветительную» фразеологию, которой она умело прикрывала свои честолюбивые замыслы.

Сила Екатерины как дипломата заключалась, однако, не в этом. Как умная женщина, она понимала, что достоинство страны, которой она управляет, есть и ее собственное достоинство. В своих дипломатических выступлениях она выставляла себя поборницей национальной политики, не отделяя себя от России. «Я императрица России, - писала она по поводу задевшего ее лично притязания датского двора участвовать в опеке над великим князем Павлом Петровичем, - и худо оправдала бы надежды народа, если бы имела низость вручить опеку над моим сыном, наследником русского престола, иностранному государству, которое оскорбило меня и Россию своим необыкновенным поведением». Она так часто повторяла подобные суждения, что, наконец, сама убедила себя в их истине, и это давало всем ее действиям большую уверенность и силу.

В течение почти 20 лет Екатерина работала рука об руку с Паниным, хотя лично ему не доверяла и не любила его, считая его сторонником ограниченной формы правления. В ноябре 1780 г. Панина сменил «полномочный для всех негоциации» князь А.А.Безбородко. Даровитый и работоспособный, исполнительный чиновник, владевший отлично даром составлять доклады, он был, в сущности, только прекрасным исполнителем воли императрицы. Официально Безбородко занимал должность ее секретаря. Занявший место Панина вице-канцлер, сын знаменитого отца, сам полная бездарность - граф Иван Андреевич Остерман, «автомат» и «соломенное чучело, ничего не делающее и не имеющее веса», был «первоприсутствующим» в иностранной коллегии только по имени. Зато непосредственное участие во всех «политических тайнах» принимал в это время Потемкин. Екатерина любила называть Потемкина своим «учеником» в политике, но сама поддавалась увлекательности и блеску его внешнеполитических проектов.

В позиции, которую заняла Екатерина в отношении участников Семилетней войны, сказалось новое направление международной политики России. Новый внешнеполитический курс заключался в том, чтобы Россия могла «следовать своей собственной системе, согласной с ее истинными интересами, не находясь постоянно в зависимости от желаний иностранного двора». Правительство отлично понимало, какой ущерб, для интересов и достоинства России происходит «от сопряжения дел политической системы нашей империи с другими посторонними державами», которые только искали «пользоваться нами». «Мы систему зависимости нашей от них [дворов версальского и венского] переменим, - заявлял Панин, - и вместо того установим другую беспрепятственного нашего собою в делах действования». «Время всем покажет, - писала Екатерина в начале своего царствования, - что мы ни за кем хвостом не тащимся». Поэтому Екатерина все свои усилия направляла к тому, чтобы заставить западноевропейские державы служить интересам Российской империи и помогать ей осуществить планы, которые со времени царя Алексея и Петра I не сходили с очереди:

воссоединить украинские и белорусские земли, всё ещё находившиеся под властью Речи Посполитой, укрепить положение России в Прибалтике и продвинуть к Чёрному морю. На пути осуществления этой программы стояла в первую очередь Франция, которую поддерживала Австрия.

Уже раньше намечалось сближение с Пруссией, имевшее целью «вырвать» Фридриха П «из рук Франции», т. е. предотвратить объединение его государства с основным врагом России. Пруссия являлась естественным противником германского императора. Однако по словам Энгельса, «этот противник был еще слишком слаб, чтобы обходиться без помощи Франции или России,-особенно России, -так что чем больше он освобождался от вассального отношения к Германской империи, тем вернее он попадал в вассальное отношение к России. Сближение между Россией и Пруссией вылилось в оборонительный союз, заключенный в апреле 1764г.В Петербурге. Секретными статьями договора были предусмотрены: денежная субсидия России от Пруссии в случае войны с Турцией, единство действий в Швеции и, наконец, недопущение каких-либо изменений в конституции Польши, так как обе договаривавшиеся державы были заинтересованы в поддержании политической слабости Речи Посполитой.

В 1766 г. был заключен торговый договор с Англией. И в данном случае согласие русского правительства было куплено ценой полного единодушия с ним в польском вопросе, проявленного со стороны Англии. Англию связывали с Россией и более широкие политические соображения, поскольку у них был один общий противник - Франция. Отсюда единство действий русской и английской дипломатии и в Швеции, находившейся в союзе с Францией.

В отношении Швеции русская дипломатия совместно с английской держалась приблизительно тех же методов, что в Польше. Она и тут стремилась искусственно сохранить архаическую форму шведского государственного устройства и поддерживала на сейме англо-руссофильскую партию:

Сепаратные соглашения с отдельными государствами по вопросам североевропейской политики Панин пытался объединить в общую «северную систему». Мысль о такой системе подал еще в 1764 г. русский посол в Дании барон Корф. Проект его заключался в том, чтобы «на севере составить знатный и сильный союз держав» против Франции и ее союзницы Австрии с участием Англии. В состав «северного аккорда» должны были войти Россия, Пруссия и Дания, «в качестве держав активных», и Польша и Швеция - «в качестве держав пассивных»; от последних требовалось только сохранение мира. «Северный аккорд» должен был «вывести Россию из постоянной зависимости» от других держав и предоставить ей «в общих делах знатную часть руководства», особенно на севере. Идея «аккорда» не встретила, однако, сочувствия в Берлине.

Несмотря на неудачу проекта Корфа - Панина, Россия в достаточной степени развязала себе руки в отношении Польши. Как повод для вмешательства в дела Речи Посполитой и подчинения ее воле российского самодержавия был использован дипломатией прием защиты интересов некатолического населения Польши (диссидентов).

В 1766 г. Россия и Пруссия потребовали сохранения во что бы то ни стало права «либерум вето», являвшегося наиболее вредным архаизмом в сеймовой конституции. Широк& использованы были подкупы, но прибегали и к более решительным мерам:

отряды русских войск не покидали польской территории. Русскому послу Репнину удалось в 1767 г. объединить диссидентов и часть католиков, недовольных правительством, и образовать конфедерацию (союз шляхты).

Одновременно Россия взяла на себя гарантию сохранения старой польской конституции, без отмены которой невозможно было и думать о выходе Речи Посполитой из состояния непрерывной анархии, выгодного для ее соседей.

Чтобы остановить дальнейшие успехи русской политики, Австрия и Франция прибегли к содействию Турции. Под непосредственным воздействием австрийского и французского послов Турция в конце 1768 г. объявила войну России. В связи с турецкой войной и был выдвинут вопрос о разделе Польши. Эта идея обсуждалась в русских и прусских дипломатических кругах едва ли не с 1763 г. Екатерина неоднократно зондировала почву в Берлине. Едва началась турецкая война, как Фридрих II уже выступил открыто с проектом раздела.

С величайшим мастерством Екатерина и Панин оттягивали прямой ответ, несмотря на чрезвычайную настойчивость прусского короля; они желали точнее узнать намерения своего союзника и, по возможности, снизить его требования. Только заключение летом 1771 г. Австрией оборонительного союза с Турцией заставило русское правительство поторопиться с разделом. В начале 1772 г. уже было достигнуто предварительное соглашение между заинтересованными державами. Окончательно оно было скреплено в августе. Россия получила польскую часть Ливонии и часть Восточной Белоруссии. За это ей пришлось понизить свои требования в отношении Турции. По Куяук-Кайнарджийскому договору 1774 г. Россия получила Кинбурн, Керчь, Еникале и Азов и добилась признания независимости Крыма. Последний пункт Кучук-Кайнарджийского договора открыл, однако, русской дипломатии возможность вмешательства в крымские дела: это завершилось в 1783 г. присоединением Крымского полуострова к владениям Российской империи.

С конца 70-х годов Екатерина, получив от союза с Фридрихом II все, что могла, начинает отклоняться от панинской ориентации на Пруссию и искать новых путей в своей европейской политике. Чувствуя силу государства, во главе которого она стояла, русская императрица хочет играть решающую роль в судьбах Центральной Европы и осуществить мечту, не покидавшую ее с первых лет ее царствования, - «быть вершительницей судеб Европы». Разразившаяся в Европе война за баварское наследство между Пруссией и Австрией дала Екатерине удобный повод для этого. Фридрих в качестве союзника ожидал военной помощи от России; но Екатерина предпочла выступить властньм посредником и обратилась в Вену с грозной декларацией, предлагая Марии-Терезии «вполне удовлетворить справедливые требования немецких князей».

Тешенский мир 1779 г., закончивший войну, был триумфом русской императрицы. Она выступала в качестве не только посредника, но и гаранта закрепленного договором порядка. С этого момента Россия становилась, говоря словами современников, как бы «сочленом империи» и «по своему усмотрению» могла участвовать в делах Германии. Немецкие князья осаждали своими просьбами императрицу, обращаясь к ней за разрешением своих споров и недоразумений, славословя ее за «дарованный Германии мир, прославляя ее, яко спасительницу ее, и прося, чтобы, продолжая таковые излаянные благодеяния в качестве ручательницы германской конституции, ни на час ее от милостивейшего воззрения не отлучала».

Сам престарелый Фридрих II заискивал перед «северной Семирамидой», в надежде при ее содействии создать под своим главенством союз князей в Германии и образовать грозную антианглийскую коалицию.

Германией не ограничивались перспективы екатерининской внешней политики. Англия стремилась использовать русские силы для войны с Америкой и даже предлагала за это уступить России остров Минорку. Однако Екатерина и тут предпочла предписывать международные законы, а не сражаться за других. В связи с англоамериканской войной Россия выступила 28 февраля 1780 г. со знаменитой декларацией о морском вооруженном нейтралитете. Этот акт устанавливал права нейтральных судов на море защищать себя оружием. К декларации присоединилась большая часть государств, кроме Англии, против которой она и была направлена.

Тешенский мир и декларация о «вооруженном нейтралитете» наглядно показали, насколько далеко шли теперь притязания русской дипломатии, и какого значения достигла Россия в области международных отношений. Но они же свидетельствовали и об отходе от «северной системы» Панина.

С 1780 г. начинается сближение России с Австрией; встреча Екатерины II с императором Иосифом в Могилеве в этом году нанесла «ужасный удар влиянию прусского короля». На этом свидании установлено было «одинаковое положение» России и Австрии в отношении Турции и Польши, и путем обмена собственноручными письмами заключен оборонительный союз. В следующем году Панин был уволен в заграничный отпуск.

Все внимание русской дипломатии, руководимой непосредственно самой Екатериной и всесильным Потемкиным, отныне направлено было на разрешение турецкой проблемы и осуществление так называемого «греческого проекта». Дело шло уже не о территориальных приобретениях за счет Турции, а о полном изгнании турок из Европы и о восстановлении Греческой империи, корона которой предназначалась внуку императрицы Константину Павловичу; из Молдавии и Валахии предполагалось образовать буферное государство Дакию.

Австрия со своей стороны должна была получить западную часть Балканского полуострова. «Царьград в качестве третьей российской столицы, - это означало бы, однако, не только моральное господство над восточно - христианским миром, это было бы также решительным шагом к господству над Европой». К этому «решительному шагу» русская дипломатия готовилась исподволь. Приняты были меры к тому, чтобы ослабить сопротивление Франции. Торговый договор, заключённый с этой страной в 1786 г., способствовал значительному улучшению отношений между обеими странами и в частности отказу Франции от антирусской агитации в Константинополе.Наконец, знаменитое путешествие Екатерины в «Тавриду» имело целью демонстрировать подготовленность России к войне за Чёрное море, а участие в нём австрийского императора Иосифа скрепляло антитурецкий союз с Империей.

Порта не стала ожидать нападения. Она сама объявила в 1787г. войну России, побуждаемая к тому Англией. Согласно Могилевскому соглашению 1780г., в союзе с Россией выступила Австрия. Неожиданно в войну вступила и Швеция, которая попыталась использовать удобный случай для возврата части потерянных при Петре прибалтийских земель. Англия и Пруссия, теперь стоявшие на враждебной к России позиции, не допустили, чтобы Дания, союзница России, вмешалась в шведско -русскую войну. Был момент, когда, казалось, Петербургу грозила опасность. Однако, в конечном итоге, по миру в Вереле, 1790 г., Швеция должна была отказаться от какого-либо изменения границ. Шведская война и заключение сепаратного мира с Австрией расстроили планы Екатерины в отношении Турции; поход на Константинополь не мог состояться, и Ясский мир 1791 г. только продвинул границы России до Днестра и утвердил односторонний акт о присоединении Крыма.

В итоге - русская дипломатия эпохи Екатерины в основном разрешила задачи, унаследованные ею от XVII; века закреплены были достижения Петра Великого в Прибалтике; воссоединены земли, населённые родственными русскому народу белорусами и украинцами. Россия стала твёрдой ногой на Чёрное море. Наконец.Российская империя завоевала решающий голос в делах общеевропейских. Во внешней политике Екатерины, по выражению Энгельса, «уже отчётливо намечены все существенные черты» политики царизма в XIX веке, - устремление на Балканский полуостров, «ослабление морского превосходства Англии посредством ограничительных международных правил», вмешательство в дела германских государств. Возросшее в течение XVIII века международное значение России сказалось и в том, что постепенно за её правителями был признан присвоенный им императорский титул (Германской империей - в 1744г., Францией -1762г. и Речью Посполитой -1764г.). В то время как Западная Европа раздиралась внутренними противоречиями, отсталая, но «единая, однородная, молодая, быстро растущая Россия, почти неуязвимая и совершенно не доступная завоеванию», сумела занять выдающееся положение среди прочих европейских держав.

Эту цель преследовала в частности собственная переписка Екатерины с Вольтером, Гримом, Дидро и другими представителями «Просветительной эпохи». Вместе с тем Екатерина деятельно следила за заграничными изданиями, которые могли принести вред России или ей лично как императрице. Ей удалось остановить печатание книги Рюльера о перевороте 1762 г. По её поручению в Амстердаме был напечатан «Антидот-опровержение на вышедшую в Париже книгу аббата Шапп д'0тероша о России и т.д. К числу новых дипломатических приёмов следует отнести и приглашение иностранных дипломатов к участию в поездках императрицы по России, - например, в 1785 г. для осмотра водного пути из Балтийского моря на Волгу и в 1787 г. - в Крым. Здесь, в непринуждённой беседе с самой императрицей или с Потёмкиным затрагивались, а нередко и разрешались самые сложные дипломатические вопросы. Французский посол Сегюр в своих записках многословно рассказывает, как им использовались эти совместные поездки для пропаганды идеи франке-русской дружбы. Так, во время поездки 1785г. была подготовлена почва для заключения франке-русского торгового договора, ратифицированного в Киеве на пути в Крым. Большое значение имели и непосредственные переговоры с иностранными государями. Екатерина вела оживлённую «партикулярную» переписку с Фридрихом II, стремясь этим путём воздействовать на политику союзного государства и получать необходимые сведения. Не довольствуясь перепиской, Екатерина устраивала и личные свидания

Так, она потребовала, чтобы принц Генрих, брат Фридриха II, поехавший в 1770 г. с визитом в Швецию, оттуда заехал и в Петербург. В 1780 г. состоялось свидание Иосифа П и Екатерины в Могилеве. Она добилась в 1787 г. участия его в поездке в «Тавриду», несмотря на явное желание императора уклониться от встречи, которая к очень многому обязывала. Во время этих встреч «коронованных особ» между развлечениями и обедами в шутливых разговорах разрешались важнейшие вопросы международной политики.

Из старых приемов дипломатического воздействия при Екатерине П особенно широко применялась демагогическая агитация среди православного населения в чужих странах. Известно, как использовала царская дипломатия диссидентский вопрос для вмешательства в дела Речи Посполитой. Во время первой турецкой войны правительству Екатерины П удалось вызвать восстание на островах Архипелага, и впервые в Кучук-Кайнарджийский договор с Турцией внесены были статьи, касавшиеся религиозных прав христианского населения Турции. Той же политики держалась Екатерина и в отношении Крыма. Под предлогом спасения местных христиан - греков и армян - от насилия со стороны татар, все они принудительно были выселены в 1779 г. на побережье Азовского моря. Словом, всюду в отношении христиан «царизм мог принять позу «освободителя», чтобы достигнуть своих собственных целей.

В области дипломатического этикета Россия во второй половине XVIII века уже ничем не отличалась от Западной Европы. Впрочем, русская практика вносит некоторые уточнения в деталях. Так, в» 1750 г. Елизавета Петровна решила допускать к аудиенциям только послов, посланников и «полномочных министров», а простые министры и резиденты должны были вручать свои грамоты в Коллегии иностранных дел. При Екатерине II введено было одно новшество, которое должно было подчеркнуть высокое положение России среди прочих государств Европы. При официальном представлении императрице иностранные послы должны были употреблять международный в то время французский язык, на каковом отвечала и императрица; если же посол произносил приветствие на своем родном языке, то она отвечала по-русски, хотя, как известно, сама говорила на русском языке не вполне правильно. Так, когда лорд Бэкингем приветствовал Екатерину на английском языке, она отвечала по-русски; его преемник Макартней, чтобы выслужиться перед императрицей, произнес речь на французском языке. Ту же цель - не уронить достоинства России - имело требование, чтобы послы при представлении целовали руку императрицы; из-за этого произошел конфликт в 1762 г. с австрийским послом графом Мерси, который сперва отказался выполнить эту церемонию под предлогом, что она не принята при венском дворе, а затем потребовал, было обязательства, что и русский посол в Вене будет целовать руку австрийской императрице, но должен был уступить и в этом. Очень большую щепетильность проявляло правительство Екатерины II и в вопросе о ее титуле. В 1766 г. французский двор отказался к титулу «Ма]'е81е» («величество») прибавить «1трепа1е» («императорское»), утверждая, будто такое добавление противно правилам французского языка. Екатерина написала по этому поводу не лишенную достоинства резолюцию:

«противу же правилам языка и протокола российского принимать грамоты без надлежащей титулатуры».

Сложность дипломатической деятельности во Дипломатические второй половине XVIII века поставила на очередь реорганизацию учреждения, ведав-1726-1796 гг. шего внешнеполитическими сношениями. При

Петре I иностранная коллегия была еще сравнительно небольшим учреждением (в 1718 г. в ней числилось всего 120 служащих); в 1762 г. их было уже 261. Бюджет ее достигал более полумиллиона рублей. Коллегия имела президента, носившего обычно звание канцлера, и вице-президента и делилась на 1) Секретную экспедицию, или политический департамент, в котором между двумя чинами распределялись дела европейские и азиатские, и 2) Публичную экспедицию, в которой отдельные лица ааведывали «управлением казной», «текущими делами», «почтовыми делами» и в которую входил, кроме того, «церемониальный департамент». Предполагалось, что дела вершились коллегиально. Фактически хозяевами были президент и его заместитель, хотя Екатерина П еще в 1781 г. указом напоминала о необходимости делать все дела сообща. Во время длительных отъездов двора в Москву (при Петре II и Елизавете Петровне) коллегия переезжала с ним, и в Петербурге оставлялась для текущих дел «Петербургская контора».

Значение внешней политики в государственной жизни Империи требовало сосредоточения дел, связанных с этой отраслью управления, и приближения их к носителю верховной власти, без санкции которого не могло быть принято ни одно решение. Такую цель преследовал вснованный в 1726 г. Верховный тайный совет, в котором наряду с другими делами докладывались и обсуждались «министерские реляции и доношения».

При Екатерине П в 1768 г., в связи с войной с Турцией, был образован особый совет для обсуждения дел военных и политических. Совет должен был решать только общие вопросы, не входя в детали. Однако при императрице, которая лично решала все основные вопросы внешней политики, совет не мог играть большой роли.

Коллегиальная организация управления внешней политикой, установленная^ ХУШ веке, была, несмотря на выяснившиеся ее недостатки, отменена только в XIX веке. Впрочем, учреждение министерств при Александре I по манифесту 8 сентября 1802 г. коснулось сравнительно мало Коллегии иностранных дел. Она продолжала существовать под руководством министра и его товарища; но постепенно ее значение умалялось и, наоборот, усиливалась единоличная власть министра. Окончательно коллегия была уничтожена указом 10 апреля 1832 г. и вместо нее было создано Министерство Иностранных Дел.