Социальные факторы языковых изменений экономической терминологии

Время, в которое мы живем, — это время утраты старых экономических догм, время новых профессий, время формирования новой экономической культуры. Магическое слово «рынок», прозвучавшее на первых съез­дах народных депутатов, символизировало этот поворот в экономичес­ком развитии. За ним последовала целая лавина новых «экономичес­ких» слов — хронологических маркеров происходящих перемен. Эко­номическая терминология смела границы традиционного узкопро­фессионального употребления. Она щедро выплеснулась на книжные лотки в виде многочисленных актуальных изданий по менеджменту и маркетингу, лизингу и консалтингу, бухучету и аудиту и мн. др., за­звучала в устной речи на радио и телевидении. В условиях инфляции «курс доллара» стал не менее актуальной информацией, чем сводка погоды. Большинство ключевых экономических терминов оказались «на слуху» у значительной части общества. Они стали материалом для языковой шутки, обыгрывались на эстраде, осваивались в непринуж­денной бытовой речи, не становясь при этом для многих более понят­ными в своей экономической сути.

Обращенность активно формирующейся экономической термино-системы к нашей сегодняшней реальности требует некоторых общих предварительных замечаний нелингвистического характера, касающих­ся сути происходящих экономических перемен, поскольку междисцип­линарный характер исследуемого объекта определенным образом дик­тует возможности собственно лингвистической его интерпретации.

Сегодняшние дни это не только время становления новой модели экономики, очередной попытки России встать на путь европейского развития. Это и время осмысления и типологического описания уходя­щей экономической реальности — обществ однотипной экономической структуры, т. е. описание явлений, получивших названия администра­тивно-командная система, государственный социализм, казарменный коммунизм, а также, в зависимости от конкретной страны — стали­низм, полпотовщина, маоизм и т. п. Концептуализация эмпирических описаний сопровождается поисками плодотворных методологических приемов, позволяющих выявлять общесоциологические закономернос­ти и исторические инварианты Исходным в концепции редистрибуции является выделение двух принципиально различных типов обмена продуктами деятельности:

— эквивалентный обмен, основанный на законе стоимости, т. е. товарно-денежный тип, или «рынок». Рынок — это экономическая структура «горизонтального» типа.

— неэквивалентный обмен, основанный на изъятии внеэкономи­ческими, властно-политическими методами прибавочного и части не­обходимого продукта и последующего его перераспределения, т. е. редистрибуции. Редистрибуция — это экономическая структура «верти­кального» типа. (В рамках концепции К. Маркса это явление фигури­рует под термином «азиатский способ производства», имеющим не ре­гиональное, а экономическое содержание.)

Рынок и редистрибуция лежат в основе разных моделей общест­венного развития — европейской и азиатской. Общества с рыночной и редистрибутивной экономикой во многом антонимичны, характеризу­ются различными политическими и ментальными структурами, раз­ной ролью и функциями государства.

Для рыночной модели характерна классическая частная собствен­ность, т. е. когда все три отношения собственности — пользование, владение и распоряжение — проецируются на одного собственника. Европейской парадигме общественного развития присуще наличие не­зависимых от государства субъектов собственности и возникающих на этой основе экономических классов, которые и формируют граждан­ское общество. Государство при этом является одним из элементов по­литической надстройки.

Сущность происходящих объективно неизбежных перемен в сегод­няшнем российском обществе сводится к замене «вертикальной» редистрибутивной экономической системы на «горизонтальную» рыночную.

Порожденные товарно-денежными отношениями свободно устанав­ливаемые горизонтальные связи товаровладельцев определяют суть экономической структуры рыночного типа, когда каждый человек яв­ляется субъектом собственности и, следовательно, субъектом права. Таким образом, рыночная экономика является предельно субъектно-ориентированной.(6,68)

В редистрибутивных структурах горизонтальные связи равенства заменяются вертикально-пирамидальными связями подчинения. Сис­тема работает от импульсов, идущих сверху в виде приказов, распоря­жений и призывов (ср. соответствующие этому фразеологизмы — спус­тить план, дать команду). Снизу идут рапорты, отчеты, а тру­довые почины имеют обычно инициированный сверху характер. То есть, в отличие от рынка редистрибутивная экономика оказывается объект­но-ориентированной.

Переход от политизированной директивной экономики к рынку сопровождается болезненным процессом утраты традиционных для со­ветской экономики ценностей и норм. В условиях рынка каждый чело­век вынужден стать «экономистом поневоле», т. е. научиться считать, анализировать, прогнозировать, искать пути выживания в нестабиль­ной ситуации. Новые ценности, новые критерии успеха, расчетная пси­хология как неизбежный элемент «рыночного поведения» формируют новые стереотипы экономического поведения⁷ и их оценку в массовом сознании. Ср., например, посреднические услуги, оцениваемые рань­ше исключительно как спекулянтство: «Новое для советской действи­тельности понятие посредник вошло в лексикон делового общения. Кто-то воспринял его настороженно — нечто вроде перекупщика или спе­кулянта» (Малый бизнес. Приложение к газете «Менеджер». № 3(6), май, 1999).

Формирование рыночной экономики предполагает возрождение утраченных стереотипов экономического поведения: купля-продажа товаров на свободном рынке, коммерсантство, дача взаем под процен­ты, арендные отношения, торговое посредничество и др. Так, ситуация купли-продажи предполагает определение цены на товар, торг, что оп­ределяется термином «уторговывание цены». Ср., например, многочис­ленные примеры, отражающие эту ситуацию в российской жизни досо­ветского периода, которые содержатся в книге бытописателя Евг. Ива­нова «Меткое московское слово». В частности он свидетельствует: «Один из самых состоятельных людей Москвы коллекционер Бахрушин лю­бил крепко, по-купечески поторговаться» (дальше следует описание этой «процедуры» с характерным набором поведенческих стереотипов) [17,98]. В советское время свободный торг был возможен лишь на колхозном рынке, «черном» рынке, да еще в достаточно ограниченном кругу экономических ситуаций (например, сдача внаем жилых помещений, в частности дач). Ср. новый стереотип, появив­шийся в объявлениях о продаже — торг уместен, торг возможен, напр.:

ВАЗ-2103 1979 года выпуска в нормальном состоянии, капитальный ремонт в 1993 году, продаю за 1500 долл. Торг уместен.; Дом 60 кв.м. Савел. напр., ст. Лобня, продаю, 25 тыс. долл. Торг возможен.

Языковым аналогом происходящих социально-экономических пере­мен является замена монолога (редистрибуция) на диалог (рынок). Этот переход, в частности, наглядно объективируется в актуализации ситуаций и соответствующих им жанров делового общения. На смену монологическим по своей сути ситуациям с иерархически организо­ванной ролевой структурой (совещания, заседания, конференции и др.) пришел в качестве ведущего диалогический жанр — «переговоры». Ср. показательное название статьи, посвященной проблемам управле­ния: «От приказа — к сотрудничеству» (ЭиЖ, № 11, март 1996).

Становление рыночной экономики как субъектно ориентирован­ной означает усиление личностного начала. Тенденция к усилению личностного начала, к диалогизации в настоящее время захватывает всю сферу социального общения и вторгается в язык, определяя изме­нения в современной языковой ситуации в целом и конкретных рече­вых сферах, в том числе в языке экономики.(17,94)