Постоялый двор для недужных слив

«В Лунпане из Цзяннина [у подножия взгорья Цинлян в нынешнем городе Наньцзин, провинция Цзянсу], в отрогах Дэн-вэй [на юго-западе нынешней провинции Сучжоу] и в Сиси [близ нынешнего города Ханчжоу, провинция Чжэцзян], повсюду растут сливы. Кто-то сказал, что сливы красивы искривленностью своей, будь они прямы, пропала бы прелесть их; красивы, потому что прихотливо склоняются их ветви, будь они симметричны, пропала бы живописность их; красивы скудостью своей, будь они густы, пропала бы выразительность их. Так и повелось. Писатели и художники усвоили это, однако не смогли ясно заявить, что с подобной меркой следует подходить ко всем сливам Поднебесной. И не смогли побудить народ Поднебесной валить прямые [стволы], прореживать густую [крону], обрезать симметричные [ветки] и таким образом сделать своим ремеслом и средством заработка преждевременную гибель [не подобающих] и уродование [оставленных жить] слив. Нужно добавить, что даже безрассудный и падкий до денег народ с ограниченным умом не был бы в состоянии сделать искривленной, скудной и склоненной сливу. Но кто-то открыл тайно вынашиваемую писателями и художниками страсть продавцу сливовых деревьев. И тот стал обрезать прямые ветви, пестуя изогнутые, удалять густо разросшиеся ветви, умертвлять побеги и выбрасывать прямые, как свечки, деревья. Так он подавил жизненную силу сливы. Изуродованные же растения стал продавать по высокой цене. Вскоре в Цзянсу и Чжэцзяне все сливы были искривлены подобным образом. Вот какую большую беду сотворили писатели и художники!

Я купил 300 плошек [с карликовыми сливами], и все изуродованы, ни одной здоровой. Я проплакал три дня и поклялся вылечить их. Пусть растут, сообразуясь с собственной природой. Разбив плошки, я высадил деревья в землю и освободил их от [пут] пальмового лыка. Дал [им] сроку пять лет, за который они должны будут оправиться и вернуть свой прежний облик. Я отнюдь не принадлежу к писателям и художникам и снесу попреки, когда устрою постоялый двор для недужных слив. Ах! Было бы у меня больше досуга и земли для приюта как можно большего числа больных слив из Цзяннина, Ханчжоу и Сучжоу! Но вот хватит ли моей жизни для выхаживания всех искалеченных деревьев?»

Это «Повествование о постоялом дворе для недужных слив» [ «Бин мэй гуань цзи»] в 1839 г. написал выходец из Ханчжоу мыслитель, литератор и чиновник Гун Цзычжэнь (1792–1841) после своей отставки. В Китайской Народной Республике его считают предтечей и зачинателем позднейшего, возникшего в Китае на исходе империи движения за буржуазные реформы и даже представляют провозвестником прав человека (Сяо Цзябао; Лю Инци. Столетие истории прав человека в Китае. Шэньян, 1994, с. 20 и след.). Гун Цзычжэнь теперь славен тем, что говорил об упадке власти цинской династии(1б44—1911), например, в приведенном сочинении о покалеченных сливах, одном из наиболее известных произведений Гун Цзычжэня. «Покалеченные сливы служат для него образом разоренного правящей кликой общества и загубленных талантов», — пишут Гао Циво и Цзан Вэйси в своем Собрании притч сменяющихся династий (Хэфэй, 1983, с. 590). «Под писателями и художниками автор подразумевает весь вкупе правящий цинский двор», — считают комментаторы Избранных сочинений сменяющихся династий (2-й т. Пекин, 1-е изд. 1963, 2-е изд. 1978, с. 327). «Они оказывали разрушительное воздействие на мысли и поступки людей, но не прямыми приказаниями, а потаканием определенным склонностям». Без обиняков высказываются оба составителя Большого словаря китайских нравов и обычаев (Пекин, 1991, с. 579) в разделе «Жажда свободы» о «стрельбе по тени цинской династии, калечившей таланты и лишавшей свободы человеческую личность». Однако полагать, что Гун Цзычжэнь стремится критиковать цинскую династию, представляется безосновательным истолкованием: ведь он испытывал верноподданнические чувства к империи.

«Слива у южной горы [водораздел Центрального и Южного Китая] расцветает зимой, не дожидаясь прихода весны. Поэтому и говорят о сливовом цвете, что это зимний цветок, противостоящий инею и снегу… Мужественно переносит он иней и снег». Из этих слов писателя и государственного мужа Ли Гуан-ди (1642–1718) видно, что то, что переведено словом «слива», отличается от своего европейского сородича, являясь кислой сливой, или японским абрикосом (Armeniaca mume Sieb.).

Данная разновидность сливы — единственное дерево, помимо сосны и бамбука, цветущее зимой. Оно радует людей своими яркими цветами. Благодаря своей устойчивости к холоду слива считается воплощением стойкости и выдержки. Может быть, поэтому сливовый цветок одно время был символом Китая. Теперь же, когда сливу изогнули и сделали склоненной, она утратила свою природную жизнестойкость, представ изнеженной. Но ведь не такова исконная натура сливы. Теперь же в представленном Гун Цзычжэнем изменении естества дерева угадывается вызванное определенными обстоятельствами искажение характера китайцев, делающее их подобострастными и покладистыми (Чжан Цземо. Неистовство и праздность: две личностные черты интеллектуала в китайской древности («Куан юй и…»). Пекин, 1995, с. 138 и след.). Такое несколько выспренное объяснение, возможно, более созвучно истинному смыслу сочинения Гун Цзычжэня. Во всяком случае, сам этот пример показывает трудность стратагемного истолкования литературного произведения.

Впрочем, Фан Цзинъи, судя по его статье «Новое повествование о постоялом дворе для недужных слив», сама переделка растений видится не только в черном цвете (Жэньминъ жибао. Пекин, 17.11.1995, с. 7). Ведь и садоводство не обходится без подрезания сучьев и подравнивания стволов. Лишь благодаря такому сердобольному обращению растут и плодоносят даже большие деревья. Так же посредством воспитания необходимо переделать лентяя в труженика, повесу в благоразумного мужа. «И подобно тому, как выращивают карликовые деревья, нужно исправлять и пресекать нездоровые явления в обществе», — пишет он.

26.12. Историческая пекинская опера против современного «Большого скачка»

Среди первых видных жертв «культурной революции» (1966–1976) числился У Хань (1909–1969). В 1931–1934 гг. он был студентом, а в 1934–1937 гг. — преподавателем исторического факультета пекинского университета Цинхуа. Уже в ту пору он стал известен своими исследованиями эпохи Мин (1368–1644). После начала войны с Японией он уезжает на юг Китая, где с 1937 по 1946 г. преподает историю в Юньнаньском университете Куньмина (ныне столица провинции Юньнань).

В конце 1946 г. он возвращается в университет Цинхуа как профессор истории. Когда участились аресты со стороны го-миньдановского правительства, он бежал из Пекина в занятые коммунистами районы, где после сдержанного поначалу отношения к коммунизму воспринял его идеи, хотя политически оставался верным либеральному курсу Демократической лиги.

В Китайской Народной Республике У Хань занимал ряд важных постов. Так, с 1952 по 1966 г. он являлся заместителем мэра Пекина. Несмотря на все занимаемые им в дальнейшем посты, он не оставлял своих исторических изысканий. С конца 1950-х гг. он занимается вопросом значимости китайского прошлого для современности, причем его особенно интересовала оценка исторических личностей. Он поставил себе задачу популяризации видных деятелей китайской истории. В этой связи он пишет пьесу в жанре пекинской оперы Разжалование Хай Жуя [ «Хай Жуй ба гуань», 1961], премьера которой состоялась в 1961 г.

Хай Жуй (1514–1587) был сановником минской эпохи, прославившийся своим бесстрашием в высказывании правды императору, отстаиванием справедливости и заступничеством за простой народ. До «культурной революции» китайские историки причисляли его к когорте так называемых «честных служащих» («цингуань»), относительно которой в связи с переоценкой исторических личностей с 50-х годов велись жаркие споры. Большинство историков разделяли взгляд У Ханя относительно того, что неподкупные чиновники вроде Хай Жуя, несмотря на их принадлежность к классу феодалов, играли положительную роль в истории, поскольку выступали за справедливость, ослабляя тем самым гнет и эксплуатацию народа. У Хань стремился своей пьесой напомнить о честном чиновнике Хай Жуе, чье поведение следовало принять за образец.

«Вместе с тем У Хань совершенно явно преследовал еще одну цель: в соответствии с традиционной установкой китайской историографии на критику современного политического положения посредством исторических уподоблений он историческим сопоставлением с Хай Жуем хотел косвенно подвергнуть критике отставку министра обороны Пэн Дэхуая [1901–1974]» (Брунхильда Штайгер (Staiger): [издаваемый с 1972 г. Гамбургским Азиатским институтом (Institut für Asienkunde) ежемесячный журнал] China aktuell. Гамбург, январь, 1979, с. 44). Основанием для увольнения маршала послужила его неприкрытая критика связанного с «большим скачком» политического курса Мао Цзэдуна.

Если пекинская опера о Хай Жуе пользовалась у зрителей большой любовью, то в споре историков по поводу оценки исторической личности Хай Жуя высказывались самые различные точки зрения. Однако с появлением 10.11.1965 г. в шанхайской газете Вэньхуэй бао «Критики новой исторической пьесы Разжалование Хай Жуя» Яо Вэньюаня (статью 30.11.1965 перепечатала Жэнъминъ жибао) привычному обмену мнениями был положен конец. Литературного критика и чиновника от культуры Яо Вэньюаня, позже арестованного как члена «банды четырех» (см. 22.11), в его нападках на пьесу и ее автора занимала вовсе не историческая правда; он просто решил перевести спор из научной плоскости в политическую. Он обвинил У Ха-ня в неверном отображении классовых отношений в минскую эпоху и упущении того, что главное тогдашнее противоречие состояло между феодальным классом земельных собственников, куда относился сам Хай Жуй, и крестьянством, а не между представителями правящего класса. Представленную в пьесе политику Хай Жуя противодействия укрупнению земельных угодий и «возвращения наделов» («туй тянь») крестьянам Яо Вэньюань истолковывал так, будто У Хань ратовал за упразднение народных коммун и возвращение земель помещикам и зажиточным крестьянам. В итоге У Хань объявлялся врагом партии и социализма. В отношении же используемых им приемов У Ханю ставилось в вину, что он «привлекает древность для порицания современности» и, «указывая на тут, на самом деле грозит софоре» (см.: Джеймс Рив Паси (Pusey). «Wu Han: Attacking the Present Through the Past» («У Хань: посредством древности нападать на современность»). Кембридж, Массачусетс, 1969, с. X).

У Ханю представилась возможность напечатать опровержение в Пекинской газете (Бэйцзин жибао), так как пекинская пресса была в ведении его друзей, а пекинский горком партии возглавлял Пэн Чжэнь [1902–1997]. Он признавал, что не уделил должного внимания анализу классовой борьбы, но отрицал наличие каких-либо контрреволюционных идей. Однако его голос вряд ли был услышан, поскольку нападки на пьесу и ее автора вскоре переросли в настоящую травлю по всей стране и длились до мая, став непосредственно одним из звеньев разворачивавшейся «культурной революции». Был смещен пекинский мэр Пэн Чжэнь и затем арестован радикалами вместе со своим ближайшим окружением. Среди первых задержанных оказались У Хань и оба его друга Дэн То и Ляо Моша [1907–1990]. Они втроем еще в 1961 — 1962 гг. привлекли внимание (в том числе и рьяных приверженцев Мао) своими сатирическими очерками, публиковавшимися под заглавием «Заметки из деревни в три двора» («Саньцзяцунь чжацзи»)[359]в издававшемся Дэн То журнале Пекинского горкома «На передовой» («Цяньсянь»). В этих статьях они посредством исторических намеков, облаченных в басни и занятные рассказы, критиковали политику Мао Цзэдуна (см. 36.1).

После «культурной революции» У Ханя реабилитировали, а его пекинская опера получила положительную оценку. 29.12.1978 г. пекинская газета Гуанмин жибао поместила заметку, где говорилось, что публикация критики Яо Вэньюаня пьесы У Ханя о Хай Жуе взбудоражила всю страну, ознаменовав собой начало «культурной революции». Автор пьесы У Хань подвергся «жестокой травле». Уничтожались целые семьи, исчезали люди, и даже игравшие в пьесе актеры не избежали печальной участи. Был приведен целый список подвергшихся гонениям в этой связи интеллектуалов, в том числе и режиссер Чжоу Синьфан [1895–1975], в ознаменование десятилетия КНР поставивший в 1959 г. на сцене другую пьесу о Хай Жуе (Доклад Хай Жуя на высочайшее имя («Хай Жуй шан шу»), из-за чего в дальнейшем и погиб.

Другие публикации касались подоплеки развернувшейся против У Ханя критики. Согласно этим сообщениям все началось в 1959 г. Тогда У Хань опубликовал две статьи о Хай Жуе, тем самым выполняя наказ Мао подражать поведению честного и чуждого лести Хай Жуя, который осмеливался говорить все начистоту и делать замечания самому императору. Вскоре труппа Пекинского театра музыкальной драмы попросила его написать для театра пьесу о Хай Жуе. К концу I960 г. после многочисленных переделок пьеса была готова. Первоначально она именовалась Хай Жуй, но поскольку пьесы с таким названием уже были, У Хань дал иное заглавие своему творению: Разжалование Хай Жуя.

Художественными средствами в пьесе были показаны исторические события, а именно классовые противоречия в конце минской эпохи, на примере жизни Хай Жуя, который в 1569–1570 гг. боролся с несправедливостью и угнетением в Цзянна-ни, пытался вернуть крестьянам их земли, питал сочувствие к народу и ограждал его от притеснений, покуда сам неподкупный чиновник не был смещен. Пьеса в ту пору нашла горячий отклик в сердцах зрителей. К осуждению самой пьесы приложил руку не Мао, а его супруга Цзян Цин, усмотревшая в ней «стрельбу по тени» Мао (Е Юнле. Биография Цзян Цин. Чанчунь, 1993, с. 283). Хай Жуем на самом деле был Пэн Дэхуай.

Что до самого содержания критики Яо Вэньюаня, то его после «культурной революции» обвинили в искажении представленного У Ханем образа Хай Жуя (см. стратагему 25), утверждая, что У Хань хотел представить Хай Жуя героем, озабоченным судьбой крестьян. В действительности же У Хань ставил своей задачей описание борьбы внутри правящего класса феодалов. В предисловии к пьесе и в самой пьесе он ясно показывает, что Хай Жуй — это представитель своего класса, однако не лишенный дальновидности и потому не чуждый жизни народа. Но ни в коем случае Хай Жуй не является выразителем интересов крестьянства. Обвинение Яо Вэньюанем У Ханя в искажении истории несостоятельно, поскольку исторические свидетельства о борьбе Хай Жуя с притеснениями, за возвращение наделов, с наводнениями на реке Усун [ныне Сучжоу, протекает через Шанхай] приводятся во всех источниках минской поры.

Совершенно нелепо выдвинутое Яо Вэньюанем обвинение в том, что У Хань, повествуя о «возвращении наделов», якобы ратовал за роспуск народных коммун и возвращение земных угодий «реакционным элементам» и поэтому выступал как враг партии и социализма.

В ходе реабилитации У Ханя как бы то ни было связь между пьесой Разжалование У Ханя и делом Пэн Дэхуая отрицалась. Теперь все было перевернуто наоборот: критиков оперы упрекали в том, что они произвольно перенесли с помощью «историографии стрельбы по тени» [ «иншэ шисюэ»] критику современности на пьесу (Гуанмин жибао. Пекин, 15.11.1978). В августе 1997 г. я спросил в у одного пекинского таксиста, почему в Китае вдруг возобладало мнение, что пекинская опера Разжалование Хай Жуя не имеет ничего общего со стратагемой 26. «На мой взгляд, автор пьесы говорил о древности, но подразумевал современность («шо гу юй цзинь»), — объяснил мне таксист свое понимание. — Однако после «культурной революции» это оспаривается, поскольку хотят реабилитировать У Ханя. Стоит признать, что У Хань посредством стратагемы 26 косвенно порицал Мао Цзэдуна, и пришлось бы признать правоту критиков У Ханя, а тогда и сама реабилитация У Ханя оказалась бы невозможной. Поэтому и приходится представлять его пьесу как совершенно безобидную. В Китае, — заключает таксист, — история пишется не в соответствии с историческими событиями, а в соответствии с потребой дня». Замечание, верное, пожалуй, не только для Китая.

За рубежом в этой пьесе видят исключительно отклик на отставку Пэн Дэхуая. После «культурной революции» с У Ханя было снято подозрение в том, что, затрагивая тему «возвращения наделов», он ратовал за роспуск народных коммун. Вот мнение известной китаистки Брунхильды Штайгер: «Но именно это и входило в намерения У Ханя, и когда Яо Вэньюань обвинил в этом автора пьесы, он открыто высказал то, что было понятно всем. И когда сегодня обвинение Яо представляют как грязную подтасовку радикалов, это несправедливо в отношении У Ханя. Отрицание отражения злободневных политических событий в исторической пьесе вряд ли способствует должной оценке личности У Ханя. Соответствие пьесы исторической правде оказывается единственным, что приписывают теперь реабилитированному автору. Однако тем самым упускается из виду как многоплановость пьесы, так и мужество, сознание политической ответственности и причастность крупного историка к происходящему и к судьбе своего народа, историка, владевшего искусством скрытого исторического намека, к которому в Китае неизменно прибегали многие выдающиеся деятели» (указ. соч., с. 48).

Действительно, уже в 1940 г. профессор У Хань покинул академическую «башню из слоновой кости и стал интересоваться политикой» (Сюй Цзилинь: [ежемесячный журнал] Книжное чтение [Душу]. Пекин, № 1, 1997, с. 122). Его оружием было перо. С отходом его научных изысканий на второй план возрастало число публикаций на злобу дня. Он руководствовался правилом «привлечения истории для стрельбы по тени настоящего» (Сюй Цзилинь, указ. соч., с. 123). Впрочем, в некоторых произведениях У Хань признавался в использовании стратагемы 26, приводя ее дословно (см.: Джеймс Рив Паси, указ. соч., с. 1, 71). Так, У Хань говорил, что биографию Чжу Юаньчжана (1328–1398),[360]основателя минской династии (1368–1644), взялся писать в 1948 г. с целью критики фигуры китайского императора Чан Кайши (Цзян Цзеши, 1887–1975), боровшегося тогда в гражданской войне против коммунистов.

У Хань вмешивался в происходящее не прямыми высказываниями, а своей стрельбой по тени через описание исторических событий бил по недостаткам современности. Если ради этой цели У Хань порой даже «искажал исторические свидетельства, а стрелок по тени в нем заслонял историка, когда этого требует политическая борьба, то нет ничего зазорного в использовании тактики стрельбы по тени при толковании текущих событий, привлекающей древность на службу современности» (Сюй Цзилинь, указ. соч., с. 123; противоположного мнения придерживается Вэй Шу: Жэнъминь жибао. Пекин, 19.03.1999, с. 11).

Date: 2015-12-13; view: 364; Нарушение авторских прав