Если я стану рериховцем

Итак, нельзя сказать, что отношение Рерихов к православию строилось на знании церковной традиции, на уважении к ней или даже просто на доброжелательности. Когда нет необходимости или возможности выдавать свою йогу за христианство, можно прямо сказать: «Да, большой грех лежит на церкви за держание мышления доверенных ей масс в невежестве и тьме средневековья»[1628]. Эта фраза позднее получила широкую известность благодаря фильму «Покаяние». Там она звучит по сути так же, но по форме ярче: «попы нарочно от нас скрывали, что мы от обезьяны произошли».

Поэтому, когда по «закону Кармы» чекисты начали мстить Церкви за ее «большой грех», Шамбала могла лишь приветствовать «атеистическую пятилетку» и курс на уничтожение Церкви в России: «мертвая догматика убила светлое Учение Христа, потому церковь с такой легкостью разрушилась в нашей стране»[1629]. Антихристианский атеизм торжествует по всему фронту – а из Гималаев по этому поводу разносится вопль радости… Вы, отец Павел Флоренский, сами виноваты, что на Соловках оказались – нечего было цепляться за «мертвую догматику».

Но что же в церковной жизни относится к «мертвой догматике» по убеждению Елены Ивановны? Ведь нет в мире человека, который не считал бы церковную жизнь свободной от недостатков. Даже я (по крайней мере в некоторые минуты) готов в сердцах сказать, вслед за Высоцким: «нет и в церкви все не так, все не так, как надо!». Может, Рерих предлагает снять с евангельского христианства и с Предания древней Церкви некие искажения и наслоения?

Ничего подобного – во имя торжества идей оккультизма должно быть выброшено христианство как таковое.

Христианство (даже с точки зрения сугубо культурологического рассмотрения) – это конкретная историческая реальность. Это – то понимание мира, человека и Бога, которое возникло в первом поколении учеников Христа и было запечатлено ими в книгах Нового Завета. Можем ли мы претендовать на то, что мы лучше поймем Христа, Его жизнь и слова, чем апостолы? Это довольно рискованное предположение. Для этого необходим личный духовный опыт, не менее потрясающий, чем у апостолов, переживших Пятидесятницу. В крайнем случае можно обойтись, впрочем, обычным снобизмом новоевропейского читателя газет, полагающим, что все и всегда были недоразвитее его.

Но вообще‑то у нас нет альтернативных источников информации, которые независимо от свидетельства древней Церкви сообщали бы нам что‑то о Христе. И даже если кто‑то не желает испытывать доверия к апостолам – он не может не задать себе труда попробовать расслышать их главную весть. Да, человек, отрицающий Боговдохновенность Библии, может считать неадекватными некоторые из ее сообщений. Но Новый Завет неоспорим в одном: он донес до нас то восприятие Христа, какое вдохновляло первое, апостольское поколение христиан. Быть христианином – значит просто разделять эту веру апостолов. Основная весть Нового Завета состоит в возвещении спасительной Жертвы Сына Божия. И именно в этом, отнюдь не «частном вопросе» Рерихи провели черту между собою и христианами.

Так что же именно антихристианского содержится в учении Рерихов? Для этого надо поставить вопрос: если я, как христианин, пожелаю войти в рериховское движение и принять за истину догматы Агни Йоги – от каких собственно христианских представлений мне надо будет отказаться?

Итак, от чего же мне надо будет отречься, если я решусь войти в рериховское движение? Прежде всего – надо будет отречься от Бога.

Библия говорит нам о Боге‑Творце. Как поэт пишет поэму, так Бог творит мир. Я сам и эта моя книга или тем более бумага, на которой она напечатана – не одно и то же. Так же отличается и Бог от созданного Им мира. Но отныне мне надо будет думать, что божественна только Материя, и что Творца не существует. Мне надо будет отказаться от обращения к Богу на «Ты» – потому что миром управляет некий безличный принцип Кармы.

Я должен буду забыть невежественные строки Пастернака:

Мирами правит Жалость.

Любовью внушена

Вселенной небывалость

И жизни новизна.

Я должен буду отказаться от веры в Крестную Жертву Христа, которая, оказывается, была лишь «оккультным возмездием». Я не должен буду праздновать Пасху – потому что Христос не воскресал.

Как христианин я верую в Иисуса Христа как истинного сына Божия, Спасителя, своей Крестной казнью искупившего нас от тяжести греха. Для христианина Христос заполнил Собою пропасть, отделявшую нас от Бога. Бог стал человеком, чтобы в нашей жизни мы могли найти Его. Как человек, Он умер – чтобы и в нашей смерти мы не оставались одиноки и даже в области смертной мы могли быть близкими ко Христу.

Что думают о Христе рерихианцы, мы уже видели. Их позиция резюмирована А. Клизовским: «Можно сказать, что христианский Никейский символ веры есть сплошное заблуждение. Ни одно из положений Символа Веры о Боге‑Сыне не соответствует истине и является результатом фантазии и легенд»[1630]. Е. Рерих уверяет, что Иисус вообще не был Христом‑Мессией: «Христос не был тем, обещанным Писанием, Мессией»[1631]. Это мнение Рерих достаточно важно, чтобы привести и аргументацию, подводимую под столь интересный итог. Полный текст звучит так: «Некоторые евреи, не признающие Христа своим Мессией, гораздо ближе именно к Учению Христа, нежели средневековые инквизиторы, и многие современные книжники, богословы и иереи. Также во имя Истины нужно сказать, что Христос действительно не был тем, обещанным им Писанием Мессией. Мессия евреев тождественен Майтрейе, Калки Аватару, Мунтазару и т. е. – тому Высочайшему Облику, который должен явиться на смене Расы, чтобы дать Новое Провозвестие».

Итак, во‑первых, по убеждению Е. Рерих, учение Христа не допускало униженности Мессии. Однако беседа Христа с эммаусскими спутниками, в ходе которой Он с помощью ветхозаветных Писаний поясняет апостолам необходимость страдания Мессии (Лк. 24, 25‑27), оказывается трудно согласуемой с таким мнением Е. Рерих.

Во‑вторых, Е. Рерих полагает, что учение Христа, должно быть едино с иудаизмом, согласно которому явление Мессии должно быть всемирно‑очевидным и завершающим мировую историю (отсюда – отождествление его с Майтрейей и иными эсхатологическими персонажами других религий). Е. Рерих именно солидаризируется здесь с этим иудейским богословием, а не критикует его, как иногда желают представить рериховцы.

В‑третьих, по логике теософии Иисус действительно не мог быть тем, кого возвещали израильские пророки. Дело в том, что пророки говорили от лица Ягве. Блаватская, Махатмы и верные им теософы (в том числе и Рерихи), как мы помним, вполне ясно определили статус Бога Библии: «Иегова‑Франкенштейн». Так что добрый Христос Евангелия, согласно теософской схеме, и в самом деле не мог быть предсказан и ожидаем служителями «Иеговы‑Франкенштейна».

Соответственно Е. Рерих со всей определенностью действительно настаивает на том, что вера христиан вообще строится на изначальной ошибке: Иисус не есть Мессия.

Кроме того, Иисус, по мнению рерихианцев, напрасно умер; Его смерть стала «оккультным возмездием», а не спасением для человечества. Более того – Он и не воскрес. С помощью оккультных знаний Он лишь уничтожил свое физическое тело, а веру христиан в телесное воскресение Христа можно, по мнению Е. Рерих, объяснить лишь «самоодурением»[1632].

Да и все упражнения Блаватской на тему Христос‑Хрестос в конце концов нужны лишь для обоснования ее эзотерической доктрины, гласящей, что Христос и есть Сатана: «До своего падения на Землю Змий был Ophis‑Cristos, а после своего падения стал Ophiomorphos‑Crestos»[1633]. Надо кланяться Змею, и во Христе почитать Сатану – вот для обоснования чего Блаватская пускается в филологические фантазии.

Значит, на пороге рериховского кружка, если я захочу быть единомысленным с Махатмами, я должен буду признать, что Христос и Сатана – одно и то же, и именно Сатана был истинным спасителем и благодетелем человечества.

Я должен буду признать, что нет ясных различий между добром и злом. Мне надо будет отречься от всего Евангелия и от всего христианского Символа Веры.

Проводя «кармическую» чистку домашней библиотеки, я должен буду вырвать бунинскую страничку, кощунственно и антропоморфно клевещущую на Высший Безликий принцип Космического Воздаяния:

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной…

Срок настанет – Господь сына блудного спросит:

«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я все – вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав,

И от сладостных слез не успею ответить,

К милосердным коленям припав…

Я должен буду сжечь мощи святых. А также стремиться к уничтожению всех кладбищ. Я должен способствовать торжеству «желтой веры» Шамбалы в России.

Помимо всяких доказательств того, на чьей стороне здесь истина, очевидно ведь, что христианин может войти в систему Рерихов лишь через отречение от того, что составляет самую суть христианства, лишь через духовное самоубийство.

А если я останусь христианином и не сделаю всего этого, то я вдобавок смогу оставить дома свою кошку. И мне не будет дела до того, что Елена Ивановна Рерих утверждает, что «кошки принадлежат к темным группировкам». Что ж, христиане, по суждению Елены Ивановны, тоже относятся к «темным группировкам»[1634]. Нам там с кошками хорошо.