Потребность быть психотерапевтом

Точно так же понятие психотерапевтического материализма применимо и к самому психотерапевту. Как я думаю, истинная психотерапия имеет место тогда, когда психотерапевт пуст, когда все его присутствие и осознание находятся вместе с пациентом, так что при этом оказывается налицо та интимная связь подлинного понимания, которая бывает столь редкой и столь питательной. Только тогда психотерапевт на мгновенье становится опустошенным от своих потребностей, в особенности от потребности быть хорошим психотерапевтом или человеком высшего порядка, – только тогда он или она способны на полное соприкосновение с пациентом, с данными психотерапии – с чувствами, мыслями и образами, пробужденными у психотерапевта его клиентом.

Во время такого тотального контакта я только ретроспективно узнаю, что находился вместе с клиентом, вижу это лишь косвенно. Иначе говоря, мне приходится заново создавать и переделывать свое переживание, чтобы привести его в соответствие с дуалистической необходимостью субъективно-предикативной вербализации. В такие моменты нет сознавания "я", отличного от другого человека. Человек и мгновенье – вот все, что существует для меня в этот редкий момент полного контакта. Я ничего не делаю. Кажется, появляются какие-то слова; они как будто текут сквозь меня. Клиент тронут; он может заплакать; вспышка прозрения, значительное облегчение, интеграция. Или же клиенту вообще нет нужды отвечать как-то по-особому; все же я знаю, что "это" произошло. Я радостно хватаюсь за этот случай: я достиг того, чего постоянно добивался. Я "почувствовал" то единство со своим клиентом, которое, как я убежден, представляет собой сущность хорошей психотерапии.

В то же мгновенье, когда я более не нахожусь в состоянии единения, когда я более не пребываю в полной связи с клиентом, когда я выношу суждение о том, что произошло, терапевтические взаимоотношения закончились. Они пришли к концу в силу моей потребности видеть в себе "хорошего психотерапевта", в силу потребности прибавить этот случай к моему собранию доказательств того, что я – такая достойная, целостная личность, а другие люди растут благодаря контакту со мной.

И вот как раз этот внутренний, противоречивый процесс, в котором "я" приписывает себе то, что является результатом только полного присутствия в данном моменте – и потому оказывается на мгновенье лишенным "я", – я называю "психотерапевтическим материализмом". Это тонкая форма невроза.