Глава 6. трактующая о том, что люди и аксолотли вовсе не родственники

трактующая о том, что люди и аксолотли вовсе не родственники

– Это лучший… да что там! Это наш единственный способ быстро проникнуть в замок! Всего‑то дела – красивый стих сочинить! – убеждал спутников Кьетт.

Те упирались:

– В жизни мы стихов не писали, на площадях их не читали, это уметь надо, и не факт, что посланцам понравится…

Нолькр их отговорок слушать не желал.

– Но попробовать‑то можно? Даже если не выйдет – чего мы теряем? И откуда такой пессимизм?! У нас этого камура воз!

Ну, допустим, камура был уже не «воз», а всего‑то несколько кусочков – оставили на пробу. После того как Мыз получил свою долю и еще самый крупный желвак в подарок – для семьи, оставшееся его мать снесла на базар и очень выгодно продала. Денег принесла столько, что, по ее собственному выражению, «хватило бы королевскую свадьбу справить», причем сказано это было не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. Оттуда же, с базара, она принесла гостям новые одежды, очень точно определив нужные размеры опытным глазом швеи – пожалуй, сами, с примеркой, и то лучше не подобрали бы! В результате ее трудов вид у них стал вполне благопристойный, можно даже сказать, импозантный: узкие замшевые штаны, рубашки шелковые с отложным воротом и – о ужас! – кружевами, приталенные курточки на меху, затейливой формы шапочки с пером, мягкие сапожки, длинные плащи… Пожилая швея знала, как принято одеваться у господ!

– Идиотский прикид! – тихо, чтобы не обидеть хозяйку – старалась ведь женщина, – ворчал Иван. – Я напоминаю себе карточного валета! – Он чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Конечно, с привычными джинсами и майкой он расстался уже очень давно, но даже самые дорогие из одежд той стороны выглядели гораздо скромнее, будто пошиты были позже на сотню лет.

– Экстравагантно немного, – печально соглашался снурл. – Я бы предпочел пиджачную пару и манто.

Один только Кьетт был обновами вполне доволен. Во‑первых, в его родном мире еще и не такое носили; во‑вторых, они ему очень шли. Хозяйкины дочери – и те умилились: «Ахти, боженьки, каким господин нолькр красавчиком стали!» При виде же Ивана с Влеком они ничего такого не сказали, только прыснули в кулачок.

Но это все детали, главное, на новых одеждах не было дыр и кровавых следов, и вообще, в Безумных землях все одевались именно так, значит, не стыдно было и в замке показаться… И всего‑то дела оставалось – стих сочинить!

– Ладно, попытка не пытка, – сдался Иван, но тут же перевел стрелки: – Мне кажется, у Болимса должно получиться. Помнишь, какой красивый стих приснился тебе тот раз? Держи камур… – Он протянул ему один из оставшихся кусочков.

Но снурл побледнел и попятился, даже руки спрятал за спину.

– Нет! Я не могу! Мне страшно что‑то… Вдруг сочинится продолжение того стиха?

– Пожалуй, и вправду не стоит, – согласился со снурлом нолькр. – Мало ли что. Нам дурные предзнаменования ни к чему. Давай‑ка я попробую! – Он смело отправил в рот порцию камура, прожевал, с видимым усилием проглотил. – Вот пакость! На вкус как мочало! Вообще‑то я в жизни стихов не писал. Мне надо бумагу и перо!

– А радость? Радость ты чувствуешь? – Болимс Влек крутился вокруг него, немного встревоженно заглядывал в лицо.

Кьетт прислушался к своим чувствам:

– Пока что‑то не очень. Ладно, не отвлекайте меня минут десять – пятнадцать, буду сочинять.

Самое забавное – он действительно уложился в пятнадцать минут! А потом отложил перо и объявил: «Готово! Слушайте!» – и продекламировал громко, но без всякого выражения, в одну дуду, как школьник на уроке: