ВИТЕЛЛИН, Авл

Римский император в апр. – дек. 69 г. Род. 7 сент. 12 г. Умер 21 дек. 69 г.

Вителлий происходил, как можно судить по противоречивым свидетельствам о нем, из древнего всаднического рода. Дед его был управителем имений Августа, а отец, Луций Вителлий, достиг высших должностей: был трижды консулом и один раз цензором, но более прославился своей невероятной льстивостью. Сенат почтил его погребением на государственный счет и статуей.

Детство и раннюю юность Вителлий провел на Капри, среди любимчиков императора Тиберия, и на всю жизнь сохранил позорное прозвище Спинтрия; думали даже, что именно красота его лица была причиной и началом возвышения его отца. В последующие годы, по‑прежнему запятнанный всеми пороками, он достиг важного положения при дворе. Близок он был и к Гаю Калигуле – за любовь к скачкам, и к Клавдию – за любовь к игре, а более всего к Нерону – отчасти за то же самое, отчасти же за особую услугу: распоряжаясь на Нероновых играх, он увидел, что Нерон очень хочет выступить в состязании кифаредов, но не решается уступить общим просьбам и готов уйти из театра; тогда он остановил его, словно по неотступному требованию народа, и этим дал возможность его уговорить. Снискав таким образом милость трех правителей, он был удостоен и почетных должностей, и высших жреческих санов: при Клавдии в 47 г. получил консульство, а при Нероне в 61 г. был назначен проконсулом в Африке и попечителем общественных построек. Но на этих местах и дела его, и молва о нем были разные: провинцией он управлял с редкой добросовестностью, а на столичной должности, по рассказам, похищал из храмов приношения или подменял их, ставя вместо золота и серебра олово и желтую медь. Женат он был сначала на Петронии, дочери консуля‑ра, которая развелась с ним, забрав с собой и их сына. Потом он женился на Галерии Фундане, имел от нее сына и дочь.

В конце 68 г. Гальба назначил Вителлин управлять Нижней Германией. При этом он заметил, что меньше всего приходится бояться тех, кто помышляет только о еде, и что, может быть, богатство провинции насытит его безмерную глотку. Известно, что даже на дорогу у Вителлия не оказалось денег: он жил в такой нужде, что для жены и детей, оставленных в Риме, снял какой‑то чердак, а весь свой дом отдал в наем; на путевые расходы он должен был заложить жемчужину из серьги матери. Кредиторы преследовали его до самых границ Италии, и он лишь с большим трудом отделался от них. Но в Германии его ждал совсем другой прием. Тамошним легионам он сразу пришелся по душе, так как был сыном троекратного консула, человеком в расцвете лет и сил, любезным и щедрым. По дороге Ви‑теллий целовался при встречах даже с простыми солдатами, на постоялых дворах и в харчевнях был на диво любезен и с попутчиками, и с погонщиками, а по утрам даже расспрашивал каждого, завтракал ли тот, и рыгал, чтобы показать, что сам он уже позавтракал (Светоний: «Вителлий»; 1‑7).

Явившись в декабре в зимние лагеря нижнегерманских легионов, Вителлий стал внимательно разбираться в положении, которое здесь создалось: вернул многим прежние должности, сделал наказания менее унизительными, смягчил взыскания. Движимый в большинстве случаев желанием добиться популярности, но иногда и из чувства справедливости, он беспристрастно распределил воинские должности, которые его предшественники производили за деньги или по грязным соображениям. Перед людьми строгими и суровыми он заискивал, а среди своих друзей слыл человеком славным и добродушным, потому что безрассудно и не считая раздавал и свои, и чужие деньги (Тацит: «История»; 1; 52).

В начале января 69 г. верхнегерманские легионы, давно уже волновавшиеся против Гальбы, отказались приносить ему присягу и на сходке решили провозгласить императором Вителлия. В ту же ночь какой‑то знаменосец добрался до Вителлия в Агриппинову колонию и сообщил ему о случившемся. У того как раз было много гостей. Весть быстро разнеслась по всему войску. Утром начальник одного из легионов Фабий Валент прискакал во главе большого отряда к Вител‑лию и приветствовал его как императора. До тех пор Вителлий решительно отвергал эту честь, страшась громадности императорской власти, но тут, как рассказывают, он вышел к солдатам сразу после полуденной трапезы, отяжелевший от еды и вина, и согласился принять имя Германика, титул же Цезаря отклонил и на этот раз (Плутарх: «Гальба»; 22).

Вскоре пришло известие, что Гальба убит в Риме, а его место занял Отон. Провинции и войска должны были выбирать между двумя провозглашенными императорами. К Вителлию присоединились легионы, расположенные в Реции и Британии. Галлия признала его власть из страха, а Испания принуждена была к этому наместником Клувием Руфом. После этого Вителлий, располагавший теперь несметными силами и богатствами, поручил войну двум своим легатам: Фабию Валенту и Цецине, а сам проводил все время в праздности, роскоши и пирах (Тацит: *История"; 1; 60‑62, 76). В апреле Отон был разбит в битве при Бед‑риаке и покончил с собой. Тогда Вителлий двинулся в Рим. Всех сторонников Отона он простил, и даже полководцам сохранил определенные им должности. Сам он никого не преследовал, но и войску не препятствовал обогащаться по своему желанию. Рассыпавшись по Италии, его солдаты грабили кого хотели, словно находились в завоеванной стране. Это не могло прибавить Вителлию популярности. Да и в дальнейшем – чем ближе его узнавали, тем большим проникались к нему презрением.

Главным пороком нового императора была отвратительная, ненасытная страсть к еде. Дороги, ведшие от обоих морей, дрожали под грохотом повозок, доставлявших все, что могло еще возбудить его аппетит. В городах устраивались пиры, своим великолепием разорявшие магистратов и истощавшие городские запасы продовольствия. Армия, двигавшаяся к Риму, теряла силы в распутстве и наслаждениях и все больше забывала воинскую дисциплину. Следом за Вителлием шли 160 000 разнузданных и наглых солдат, еще больше войсковой прислуги и обозных рабов, выделявшихся своей развращенностью даже среди невольников, и свита, состоявшая из огромного количества официальных лиц и знакомых императора. Со всех сторон сбегались шуты, лицедеи, возницы, которых он встречал с радостью, многих приводившей в недоумение. Вся эта масса войск опустошала не только колонии и муниципии, но даже усадьбы земледельцев; нивы, уже колосившиеся новым урожаем, они вытаптывали, как будто шли по земле врага (Тацит: «История»; 2; 56, 57, 60, 62, 69, 71, 87).

Еще более пышно отпраздновал он свое вступление в Рим. Пиры стали устраиваться по три, а то и по четыре раза в день, и Вителлий на каждом из них наедался до отвала. Его хватало и на завтрак, и на обед и на ужин, так как он каждый раз принимал рвотное. В один день он напрашивался на угоще‑ние в разное время к разным друзьям, и каждому такое угощение обходилось не меньше чем в 400 000. Самым знаменитым был пир, устроенный в честь его прибытия братом: говорят, на нем было подано отборных рыб 2000 и птиц 7000. Но сам Вителлий затмил и этот пир, учредив такой величины блюдо, что только на серебро было потрачено миллион сестерциев. Здесь были смешаны печень рыбы скар, фазаньи и павлиньи мозги, языки фламинго, молоки мурен, за которыми он рассылал корабли и ко* рабельщиков от Парфии до Испанского пролива. Он не знал в чревоугодии ни меры, ни времени, ни приличия – даже при жертвоприношении, даже в дороге не мог он удержаться: тут же у алтаря хватал он и поедал чуть ли не на огне куски мяса и лепешек.

Правил он исключительно по прихоти и воле самых негодных актеров и возниц, особенно же отпущенника Азиатика. Впрочем, в своих привязанностях он был непостоянен и склонялся на сторону то одного, то другого. В делах не было никакого порядка, а сплошь и рядом царили произвол и взяточничество. Всех, кто подавал прошения о вознаграждении после смерти Гальбы, он велел разыскать и казнить. С тем же упорством он преследовал откупщиков, заимодавцев и менял, которые когда‑либо взыскивали с него долг: вряд ли хоть кого‑то из своих бывших кредиторов Вителлий оставил в живых. Одного из них, особенно злостно его преследовавшего, он велел заколоть немедленно у себя на глазах, случайно столкнувшись с ним на улице.

На восьмом месяце такого правления против Вителлия возмутились войска в Мезии и Панно‑нии, а потом и за морем, в Иудее и Сирии: частью заочно, частью лично они присягнули Веспасиану, под началом которого находились легионы в Иудее. Чтобы сохранить верность остального народа, Вителлий не желал уже ни своих, ни государственных средств. Объявляя в Риме воинский набор, он обещал добровольцам после победы не только отставку, но даже награды, какие лишь ветераны получали за полный выслуженный срок Враги наступали по суше и по морю; Вителлий отправил против них с моря своего брата с флотом, новобранцами и отрядом гладиаторов, а по суше – полководцев и войска, победившие при Бетриаке (Светоний: «Вителлий»; 12‑15). Сам он продолжал предаваться роскоши и развлечениям, даже не помышляя о том, чтобы обеспечить себя оружием, закалять армию, обратиться к солдатам с речью, показаться народу. Укрывшись в тени своих садов, Вителлий не заботился ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем. Вялый, неподвижный, сидел он в Ариций‑ской роще, когда пришла весть о переходе равенского флота на сторону Веспасиана. Через некоторое время ему доложили о том, что Цецина, один из ближайших его соратников, пытался передаться к врагу со своими легионами, но солдаты схватили его и заковали в цепи. Однако после этого они все же потерпели тяжелое поражение под Кремоной. Вителлий выслал против Веспасиана своего второго легата – Фабия Валента; солдаты шли воевать неохотно и вскоре многие перешли на сторону фла‑вианцев, а сам Валент попал в плен. После этого дела Вителлия стали идти все хуже и хуже. Ему изменили испанские легионы, отпала Галлия, а за ней и Британия. Только поле этого, понуждаемый солдатами, он наконец приехал в армию, которая находилась в Умбрии. Но невежественный в военном деле, неспособный что‑либо предвидеть и рассчитать, он не умел ни построить войско, ни собрать нужные сведения о противнике. Он обо всем спрашивал совета у окружающих, при каждом новом известии ужасался, дрожал, а потом напивался. Наконец лагерная жизнь ему надоела и он уехал в Рим. Ничего, кроме позора, эта поездка ему не принесла.

Война тем временем приближалась к Риму. 18 декабря 69 г. Вителлий узнал, что оставленный в Нар‑нии легион вместе с приданными ему когортами изменил своему долгу и сдался врагу. Тогда в страхе он решил сложить с себя власть, облачился в черные одежды, окружил себя плачущими родными, клиентами и рабами и спустился на форум. Он объявил, что в интересах мира и государства отказывается от власти и просит сжалиться над ним и его невинными детьми. Затем он стал протягивать своего ребенка окружающей толпе, обращался то к одному, то к другому, то ко всем вместе. Рыдания душили его. Отсюда он двинулся к храму Согласия с намерением там сложить с себя знаки верховной власти. Но толпа и солдаты, потрясенные этим невиданным зрелищем, преградили ему дорогу, умоляя не спешить со своим решением, и Вителлий после некоторого колебания вернулся во дворец. Он даже снова воспрянул духом, хотя всем уже было очевидно, что его положение безнадежно.

Спустя три дня флавианцы вступили в Рим, и на улицах города развернулось ожесточенное сражение. Оставшиеся верными императору солдаты заперлись в преторианском лагере и здесь не без славы все до последнего человека пали в бою. Самого Вителлия схватили во дворце, когда он, покинутый всеми, пытался спрятаться в постыдном месте. Со скрученными за спиной руками, в разодранной одежде его повели по городу, подвергая ругательствам и оскорблениям. Подталкиваемый со всех сторон остриями мечей и копий, Вителлий вынужден был высоко поднимать голову; удары и плевки попадали ему прямо в лицо, и он видел, как валятся с пьедесталов его статуи. Глумившемуся над ним трибуну он сказал: «Ведь я был твоим императором», – то были единственные достойные слова, которые пришлось от него услышать. Произнеся их, он тут же упал, покрытый бесчисленными ранами, и чернь надругалась над мертвым так же подло, как она пресмыкалась перед живым (Тацит: «История»; 3; 36, 43, 44, 56, 67, 68, 82, 84, 85).

Date: 2015-12-13; view: 342; Нарушение авторских прав