Александр Север, Марк Аврелий

Римский император из рода Северов, правивший в 222‑235 гг. Род. в 206 г. Умер 235 г.

Гессий Бассиан Алексиан, получивший позже имя Александра Севера, принадлежал по отцу к сирийскому роду Гессиев Марцианов, а со стороны матери находился в родстве с римским императорским домом Северов. Бабка его, Юлия Меса, была родной сестрой Юлии Домны, жены императоров Септимия Севера и Каракаллы, сам он приходился двоюродным братом императору Гелиогабалу (их матери, Юлия Соэмия и Юлия Мамея, были родными сестрами). Впрочем, широко распространено было мнение, что своих сыновей сестры прижили от связи с императором Каракаллой, а их официальные отцы только покрыли женитьбой их грех.

В 221 г. Юлия Меса убедила Гелиогабала усыновить Алексиана, объявив его Цезарем и соправителем. При этом ему присвоено было имя Марка Аврелия и Александра. Тогда же, вместе со своим приемным отцом, Александр получил консульство. Гелиогабал пожелал обучать его своим любимым занятиям – плясать, водить хороводы и принимать участие в исполнении жреческих обязанностей. Но мать отвращала Александра от занятий, постыдных и неприличных для государя; она тайно приглашала учителей всяких наук, занимала его изучением разумных предметов, приучала к палестрам и физическим упражнениям и давала ему эллинское и римское воспитание. Гелиогабал очень сердился на это и раскаивался в том, что сделал Александра сыном и соправителем. Всех его учителей он прогнал из императорского дворца, а некоторых даже казнил. Но чем более он впадал в распущенность, тем более благосклонно относились к Александру сенат и преторианцы. Они хранили и оберегали его, видя, что Гелиогабал всячески против него злоумышляет. Когда же император пожелал лишить своего приемного сына почестей Цезаря, воины открыто возмутились. Испуганный Гелиогабал сам привез Александра в преторианский лагерь, чтобы успокоить их, но уже не смог пресечь мятежа: и он сам, и его мать были убиты, а Александр провозглашен императором (Теродиан: 5; 7, 8).

Верховная власть досталась ему поначалу лишь по виду и названию, так как реально страной правили его мать и бабка. Чтобы пресечь всякие возмущения, они постарались заручиться поддержкой сената, избрав из его числа своими советниками шестнадцать наиболее достойных мужей.

По своей природе Александр обладал нравом тихим и мягким. За все годы его правления он не вынес ни одного несправедливого приговора, казни же без суда вообще прекратились (Геродиан: 6; 1). Он установил очень большое число разумных законов о правах народа и императорского казначейства. К ворам он был беспощаден, называя их единственными врагами государства (Лампридий: «Александр Север»; 16, 28). Если же и были в это время какие‑то злоупотребления, то вина за них целиком лежит на Юлии Мамее, так как Александр всегда и во всем был послушен воле матери (Геродиан: 6; 1). Одевался он в белую незолоченую одежду, обыкновенные дорожные плащи и тоги, носил грубошерстные хламиды и туники без пурпура, подражая Септимию Северу. Брюки у него были белые, а не алые. Приветствия он принимал только по имени, словно был одним из сенаторов, лести не терпел и не любил. И был столь выдержанным, что никого не прогонял от себя, со всеми обращался ласково и приветливо, посещал своих заболевших друзей, даже тех, кто занимал невысокое общественное положение. Он хотел, чтобы все высказывали ему свободно, что они думают, выслушивал то, что говорилось, и сам, подобно древним трибунам и консулам, часто выступал на сходках. В греческом красноречии он, правда, был более силен, чем в латинском. Говорят, что он писал неплохие стихи, имел музыкальные способности и был силен в астрологии. Он изумительно рисовал, замечательно пел, но никогда не делал этого в чьем‑либо присутствии. В детстве он прилично играл на лире, на флейте, на органе и на трубе, но, став императором, перестал заниматься этим. Борцом он был превосходным, также отличался и в военном деле. День свой он обычно начинал со священнодействий в своем помещении для лавров, где у него стояли изображения и обожествленных государей (но только самых лучших и избранных), и некоторых особенно праведных людей, таких как Аполлоний, Христос, Авраам, Александр Македонский или Орфей, а равно и изображения предков. Затем он либо катался, либо ловил рыбу, либо гулял, либо охотился. После он занимался государственными делами, которые, как правило, не отнимали у него много времени, так как все они предварительно рассматривались его друзьями, а он утверждал или не утверждал их решение. Но в случае надобности он еще до рассвета начинал заниматься делами и сидел до позднего часа; при этом он никогда не скучал, никогда не сидел мрачным или разгневанным, но всегда сохранял одинаковое выражение лица и был весел при всяких обстоятельствах. Он отличался необыкновенной проницательностью, так что никто не мог обмануть его; если же кто‑нибудь хотел ловко обойти его, того он сразу разгадывал и наказывал.

После государственных дел, военных или гражданских, он с наибольшим усердием занимался чтением: по‑гречески он читал книги Платона, в особенности «О государстве», из латинских авторов больше всех ценил Цицерона, иногда он читал и речи, и поэтов, причем любил Серена и Горация. Вергилия он называл Платоном поэтов, и изображение его вместе с изображением Цицерона имел в своем втором помещении для лавров, где находились также изображения Ахилла и других великих мужей. После чтения он занимался борьбой или игрой в мяч, или бегом, или более легкими упражнениями, а затем, умастившись, купался в водоеме. С утра он обычно съедал много хлеба с молоком и яиц, запивая их вином, смешанным с медом. На завтрак часто подавали тетрафармакон – блюдо, состоящее из фазаньего мяса, свиного вымени, ветчины и теста. После полудня он занимался писанием заключений и чтением писем. Писцы прочитывали ему заготовки ответов, а Александр собственноручно приписывал то, что считал нужным. После писем он принимал всех друзей вместе и со всеми одинаково беседовал; никогда и ни с кем он не виделся наедине, кроме своего префекта. Пиры его отличались умеренностью, на них приглашались ученые люди, время проходило не в пьянстве, а в просвещенной беседе. В разговорах и шутках Александр был очень мил и любезен. Он не любил больших парадных пиров, на которых, по его словам, чувствовал себя так, словно он в театре или в цирке. Так как он до минимума сократил число слуг, а также распродал почти всю лишнюю посуду и утварь, то случалось, что император занимал все это у друзей. Пиры его, как правило, не сопровождались зрелищами, к которым Александр вообще был равнодушен. Единственным его пристрастием было разведение птиц. Он устроил птичники для павлинов, фазанов, кур, уток и куропаток; одних голубей у него было, говорят, до двадцати тысяч.

Все военные экспедиции Александра были продуманны до мелочей. Солдаты его никогда не испытывали недостатка ни в провианте, ни в оружии, не в снаряжении. Поэтому везде, где они проходили, сохранялся порядок, не было ни грабежей, ни убийств. Император обедал и завтракал в открытых палатках, причем ел солдатскую пищу на виду у всех и ко всеобщему удовольствию. Он лично обходил все солдатские палатки, чтобы знать, как живут солдаты. Больные и раненые находились под его пристальным вниманием. Но к нарушителям дисциплины он был строг и даже суров. Особенно жестоко он карал мародеров (Лампридий: «Александр Север»; 4, 18, 20, 25, 21, 29‑31, 33‑34, 40, 41, 44, 50‑52). Воевать Александру пришлось прежде всего с персами, которые как раз тогда вновь стали владыками Азии, покорив парфян. Война эта была неудачна для римлян. Сам Александр, остановившись в Антиохии, выслал против персидского царя Ардашира две армии, но одна была измотана тяжелыми боями в гористой Мидии и отступила с огромными потерями, а другая была окружена в Парфии и полностью уничтожена. Следующие два года Александр провел в Антиохии, укрепляя восточную границу. Однако персы, которые и сами понесли большие потери в последней войне, так и не решились вторгнуться в римские пределы. Зато в 234 г. пришло известие о нападении из‑за Рейна и Дуная германцев, опустошавших Иллирик и Галлию. Собрав войска, Александр двинулся в Галлию. Но и здесь, вместо того чтобы немедленно начать войну, он завел с варварами переговоры, предлагая им деньги в обмен на мир. В это время большой отряд воинов‑новобранцев провозгласил императором своего военачальника Максимина. Когда Александр узнал об этом, он, по свидетельству Геродиана, выбежал из палатки и обратился с речью к своим воинам, обвиняя молодежь и Максимина в неблагодарности. Бывшие при нем воины поклялись защищать его от узурпатора. Но когда на другой день войско Максимина приблизилось к императорской стоянке, настроение легионов изменилось. Солдаты бранили друзей Александра, а также его мать за неумеренную жадность. Между двумя армиями завязались переговоры, и в конце концов все перешли на сторону Максимина. Видя всеобщую измену, Александр ушел в палатку, обнял мать, и они вдвоем стали ожидать решения своей судьбы. Вскоре Максимин отправил трибуна и нескольких центурионов, которые, ворвавшись в палатку, убили самого Александра, его мать и всех его друзей (Геродиан: 6; 5‑9).

Date: 2015-12-13; view: 312; Нарушение авторских прав