Терапия в социальной работе

В своей профессиональной деятельности мы в основном психотерапевты, хотя не интерпретируем бессознательное. Мы занимаемся депрессиями, предотвращаем депрессии и помогаем выйти из них. Мы — как врачи в психбольницах. Трудность работы врача в психбольнице в том, что успех труднодостижим. К счастью, у нас нередко возникает возможность успеха. Врач в такой лечебнице должен уметь переносить неудачи, и это напряжение составляет часть его работы. Как такой врач должен нам завидовать: ведь мы занимаемся депрессиями на краю шкалы, там, где существует тенденция к самоизлечению, и то немногое, что мы в состоянии сделать, часто подкрепляет эту тенденцию и ускоряет ее действие. С другой стороны, мы должны признать, что и в нашей работе встречаются тяжелые случаи, и нам тоже нужно уметь переносить неудачи, и мы тоже должны уметь ждать, прежде чем убедимся, что достигнут нужный результат. Как психоаналитик, я получил очень хорошую подготовку к этой способности ждать и ждать. Существуют также успешные случаи, которые на бумаге не кажутся успешными: мы считаем, что то, что мы сделали, нужно было сделать, хотя в результате мужчина снова оказывается в тюрьме, или женщина совершает самоубийство, или дети со временем попадают в колонию для малолетних преступников.

Какова разница между безнадежным больничным пациентом и больным с обнадеживающей депрессией, которому мы часто можем помочь? В психологии этих двух случаев нет существенной разницы. Женщина-меланхолик в больнице, не способная ничего делать в течение месяцев и даже лет, бьет себя в грудь и говорит: «Горе мне!»; она не может тревожиться из-за чего-то конкретного, потому что не может подойти к истинной причине свой болезни. Вместо этого она испытывает чувство безграничной вины, она страдает и продолжает страдать и в конце концов страдает из-за своих страданий. Иногда она говорит, что убила дорогого человека или что по ее вине произошла железнодорожная катастрофа в Японии. Нет смысла обсуждать этот случай. Только слова растратим напрасно.

С другой стороны, существуют более обнадеживающие случаи, в которых женщина в состоянии депрессии из-за чего-то конкретного, чего-то имеющего смысл. Она тревожится из-за того, что не в состоянии поддерживать чистоту в доме. Тут мы понимаем, что происходило постепенное нарастание напряжения, в котором реальность перемешивалась с фантазией; депрессия затрудняет выполнение работы, а невыполненная работа усиливает депрессию.

В тех случаях, когда депрессия принимает форму тревоги из-за чего-то конкретного, есть надежда. У нас есть способ вмешательства. Не наша работа — привести женщину к источнику ее чувства вины, как можно было бы сделать в психоаналитическом лечении на протяжении нескольких лет. Мы можем немного помочь за относительно короткий период времени, помочь именно в том, что индивид считает своей неудачей, и тем самым внушить надежду.

Я хочу сказать следующее: если депрессия матери связана с беспорядком в доме, у нас есть способ лечения этой депрессии, мы можем решительно взяться именно за эту тревогу. Этот способ не всегда приведет к избавлению от депрессии, и часто самое лучшее, что мы можем сделать, это разорвать порочный круг, когда беспорядок в доме и недостаточное внимание к детям в виде обратной связи еще более усиливают депрессию. Мы должны понимать, что беда не в конкретной причине тревоги, а в депрессии. Иногда мы видим, как депрессия проходит, и тогда мать легко справляется с делами, в которых много недель и. даже месяцев терпела поражения. Или начинает помогать подругам в ответ на их помощь.

А когда депрессия проходит, женщина признается, что возникла она из-за запора, который она пыталась лечить травами по совету жены бакалейщика. Но мы не возражаем. Мы знаем, что сыграли определенную роль, косвенным образом воздействуя на болезнь женщины и укрепляя ее возможности одержать победу в ее внутренней борьбе.