Вторник 4 page

Звон. «Это ж мой мобильный», – сообразил Томпсон и беспокойно сел. Потер глаза, зевнул. Опять эта боль в лодыжке. Где-то тут должна быть железная палка, он вчера стащил ее из больницы. Ага, вот и она, валяется на полу под журнальным столиком. Доктор воспользовался своим приобретением и заковылял на кухню, тяжело опираясь на трость. На столике валялся забытый здесь с вечера мобильный телефон. Томпсон взглянул на дисплей. Это из больницы. Он нажал на кнопку «ответ», поздоровался.

– Разбудил? – Баша звонит.

– Нет, что вы.

– Спешу сообщить, что Райна Прауз дышит самостоятельно.

– Не может быть! – закричал Томпсон и переступил с ноги на ногу, чтобы не наваливаться на палку. Слава тебе господи, хоть одна хорошая новость.

– Так вот. Тест на самоидентификацию личности она прошла играючи. Остается надеяться, что остальные последуют ее примеру.

– Здорово! – Томпсон неудержимо зевнул. Все-таки выспаться опять не удалось. К тому же еще и в животе сосет. – Извините.

– Да чего уж там.

– Я скоро приеду.

– Ну и чудесно.

Томпсон захлопнул крышку мобильного. Он готов был пуститься в пляс. Наплевать, что не выспался, новость того стоила. Черт его знает: а вдруг их беды подходят к концу?

Агата в углу громко хрумкала кормом. Доктор прислонил палку к буфету и запрыгал к холодильнику, чтобы достать для кошки новую банку. Он присел на корточки рядом с миской и вывалил поверх подушечек мягкие консервы.

– Вкуснятина, а, Агата? – Томпсон погладил шелковистую черную шубку. – Райна Прауз поправилась – представляешь? Это стоит отпраздновать. Съешь за ее здоровье.

Агата несколько раз вякнула, поддерживая беседу, и снова принялась за еду. От ее аппетитного чавканья у Томпсона сжалось в животе. Он открыл холодильник, вытащил банку с маринованными артишоками. То, что нужно. Доктор вооружился вилкой и принялся гоняться за артишоками по всей банке. Поймал. По кухне поплыл запах маринада.

Покончив с артишоками, Томпсон вытер подбородок бумажным полотенцем.

– Ты со мной или тут останешься?

Агата лениво мяукнула.

– Ну, как хочешь, тогда до скорого.

Он вышел из дома, в глаза ударило яркое солнце. Отличный денек.

В последнее время что-то там, на небе испортилось, и лето не баловало хорошей погодой. Доктору вспомнился давешний сон про детишек в темноте. Это ж только сон. Кто знает, что он значит? Да и значит ли что-нибудь?

Томпсон влез в машину и задохнулся от жары. Он бросил палку на пассажирское место, немного посидел, открыв дверь и опустив стекло. Наконец салон проветрился, доктор завел мотор, захлопнул дверцу и мельком глянул на книжку, которую вчера забыл в машине. «Смерть в воде». На ней явно валялась Агата. Все было усыпано ее черной шерсткой. Глаза сразу среагировали, он потер их и попытался вспомнить, куда засунул таблетки от аллергии. Может, в карман? Сегодня Томпсон начисто забыл выпить все лекарства. Черт с ними. Выживет. Доктор снова взглянул на обложку. В воде лицом вниз плавал утопленник. Томпсон попытался вспомнить сюжет. Интересно, удастся ли дочитать книгу до конца? И выяснить, в конце концов, почему покойник утоп?

Доктор решил, что возвращаться в дом за лекарствами не стоит. Их можно взять и в больнице. Уж этого добра там хватает. Томпсон посмотрел в зеркало и включил заднюю передачу.

Добравшись до больницы, он зашел в палату к Райне Прауз и обнаружил, что ее кровать пуста. В туалете тоже никого. Не могли ж ее выписать. Это его больная, и он не закрыл карту. Или она сама ушла, не дожидаясь выписки? Вполне вероятно. Характер у Райны тот еще. На сестринском посту Томпсону сообщили, что миссис Прауз забрали из больницы, и командор Френч взял на себя ответственность за ее здоровье. Доктор, клокоча от ярости, прочитал факс, который протянула ему медсестра. Документ был подписан главным врачом.

– Ее увезли солдаты. – Сестра осторожно выбирала слова, не отрывая взгляда от его палки.

Томпсон схватил телефон и набрал номер Френча. Он потребовал, чтобы его пациентку немедленно вернули в больницу.

– Это невозможно, – ответил ему командор.

Он был совершенно уверен в своих полномочиях, и доктор понял, что протестовать бесполезно.

– Я понимаю ваше беспокойство, – сказал Френч. – Прошу вас, постарайтесь не рассматривать это как выпад против вас лично. Дело чрезвычайной важности, на карту поставлены жизни и здоровье людей. Да вы и сами это понимаете.

Командор сделал паузу, очевидно, ожидая, что Томпсон с ним согласится. Но доктор тоже молчал, опасаясь рявкнуть что-нибудь ненормативное.

– Почему бы вам не приехать сюда, в городской клуб? – продолжил Френч. – Миссис Прауз находится здесь, рядом со мной.

– Сейчас приеду, – сказал Томпсон.

Он прыгнул в свой внедорожник и понесся мимо автомастерской мистера Хики, круглосуточного магазинчика Ванды, старых и новых домов, из окон которых открывался прекрасный вид на бухту и Уимерли. Во дворах играли дети. На шоссе было полно машин, в солнечных лучах сверкали их лакированные бока. Обычный погожий летний день. Мир не изменится только оттого, что Томпсон зол как сто чертей. Доктор выругался себе под нос.

У самого выезда на потроширское шоссе он заметил стремительно летящий навстречу дорожный знак, и только тут понял, с какой скоростью гонит машину. Сердце забилось чаще, Томпсон вдавил педаль тормоза в пол и остановился на обочине. Постоял, подышал, пришел в себя и снова тронулся с места. Повернул направо. Какой сегодня день недели? Вторник? Как там больные, ведь его кабинет закрыт. Он не может позволить себе забросить частную практику. Его подопечные. Райна поправилась. Почему?

Он свернул налево к Уимерли. На Мерсеровой Пустоши никого. И посты на дороге сняли. Странно. Даже обидно, некому показать чудо-пропуск.

Он с визгом затормозил перед клубом, схватил палку и собрался было выскочить из внедорожника, но понял, что опять безобразно разнервничался. В висках колотилось. Доктор сделал несколько глубоких вдохов. Чего это он несется как на пожар? Вот сейчас влетит туда не хуже коверного и выставит себя дураком на потеху всей честной публике. Тут полевой штаб, а не цирк, тут у них все четко, по-военному, а главное, спокойно. Томпсон с достоинством выбрался из машины, потом нырнул обратно – за палкой.

Бухта грохотала. Томпсон повернул голову и посмотрел туда. Огромные валы с ревом обрушивались на берег, ухая у подножия утеса, как динамитные шашки. Доктор взглянул на здание рыбозавода. Сколько тел лежит сейчас в холодильной камере? Новых утопленников, кажется, больше не находили.

Небо над Уимерли было пронзительно синим, но на горизонте собирались большие темные тучи. Судя по резкому запаху озона, близится шторм. Раздался треск дерева, это плоскодонку хрястнуло волной о палубу стоящего рядом катера. Над леером остался беспомощно и жалко торчать ее руль.

У подножия утеса из воды выпрыгнули две меч-рыбы, сошлись во встречной атаке и, располовинив друг друга, шлепнулись в океан. Вода тут же вскипела, кто-то там уже дрался из-за добычи.

Бред? Может, у него температура? Или это просто ночной кошмар? На секунду Томпсону показалось, что он все еще спит, там, на диване в гостиной. Попытался открыть глаза. Уже открыты. Тогда он дернул себя за волосы на руке. Больно! Значит, не спит. Томпсона охватил ужас. Что еще может означать появление фантастических чудовищ, кроме нависшей над городком смертельной опасности? Когда привычная устойчивая реальность так легко превращается в безобразный вымысел, следом должны идти только хаос и смерть. Полное уничтожение.

Томпсон повернулся к клубу. Все то же красное здание, часовой у дверей невозмутимо глядит сквозь доктора. Над бухтой плывут три чайки, они ищут, чем бы поживиться, и странно им видеть такое под водой.

Птицы легко коснулись волны, и их тут же сожрали три огромные оранжевые рыбины. Небо опустело.

От ужаса Томпсон не мог пошевелиться, горло сдавило, он изо всех сил пытался сглотнуть, но во рту совсем пересохло. Доктор решил, что сейчас подавится. Наконец, мышцы горла расслабились, он поднакопил слюны, громко сглотнул, не в силах больше любоваться на этот кошмар, и быстро захромал к дверям клуба.

Часовой отступил в сторону, совершенно равнодушный к тому, что творилось всего в пятнадцати метрах от него. Доктор даже подумал, что, может быть, только он один и видит все эти чудеса. Или об этом не принято говорить вслух, и люди молчат из суеверного страха? Боятся, что какое-нибудь случайное слово вызовет катастрофу.

Во входную дверь, кажется, постучали. Но Джозеф не в состоянии оторвать головы от пола. Может, он упал в обморок? Над ним склоняется Клаудия. Волосы выбились из пучка и свисают неопрятными патлами. Глубоко запавшие удивленные глаза. Немыслимая, чудовищная красота. В руке у Клаудии нож, тот самый, которым она трижды пырнула Джозефа в живот. А лезвие чистое, сверкающее, ни пятнышка на нем не осталось.

– Если мужчина и женщина вышли из одной и той же волны, – шепчет Клаудия, не отрывая от Джозефа глаз, – это значит, они рано или поздно встретятся. Разглядят сияние родной души, расслышат биение родного сердца. О как они похожи! Как тянет их друг к другу родственная энергия. Но это не кровосмешение, нет, это любовь с первого взгляда.

В дверь снова постучали, на этот раз громче, Джозеф пополз к выходу, не обращая внимания на ужасную боль в животе. Мышцы свело, по лбу ручьями струился пот.

– Не двигайся. – Клаудия наступила кремовой туфелькой ему на ребра. Джозеф вздрогнул и зажмурился. – Лежи спокойно.

Джозеф смотрел в темноту и представлял себе, как Ким пытается войти в дом. Запирал ли он дверь? Эй, кто ты там есть, может, ты попробуешь зайти с другой стороны? Джозеф охнул от боли, открыл глаза и посмотрел на кухонное крыльцо. Клаудия тяжело опустилась на колени, придавив ему грудь. Она обняла Джозефа за шею, пальцы ласкали кожу, дыхание освежало горящие щеки, сдувало жар.

– А вот дальше уже совсем плохо. Энергии при столкновении больше не хотят смешиваться, а хотят одна другую пожрать. – Ее пальцы, похожие на паучьи лапы, осторожно пробегали по кадыку Джозефа. – Минус ведь ласкается только к плюсу, а одноименные заряды никогда не найдут сексуальной гармонии.

Пальцы Клаудии продолжали обследовать его горло и вдруг остановились, распялились и крепким капканом захлопнулись на его глотке.

Джозеф попытался оторвать руку Клаудии, но ее пальцы сжимались все туже, перекрывая ему кислород, когти впивались в кожу. Он каркнул, как пойманная ворона, и захрипел, отчаянно стараясь вывернуться. Боль заслонила весь мир. Высосала все силы. Выжгла все мысли.

Клаудия простонала сквозь сжатые зубы:

– Тогда желание вздымается выше любых запретов, и воля человека пробивает новое русло. Пустоту от выгоревшей энергии нужно ведь чем-то заполнить.

Джозеф старался сглотнуть. Невозможно. Он попытался сделать вдох. Все жилы на шее вздулись, страшно болело горло, словно в него впились тысячи иголок. Кровь ударила в голову, глаза лезли из орбит, руки отчаянно скребли пол. Джозеф попробовал откатиться, потом потянулся, чтобы схватить Клаудию за волосы. Не достать. Ни до чего больше не достать. Он хрипел, сделать вдох никак не удавалось. Джозеф еще больше испугался, когда понял, что дрожащие руки становятся невесомыми. Конец. Жизнь уходила из тела. Сознание меркло. Над ним склонилось рычащее чудовище, медные волосы разгорались все ярче, челюсти приблизились вплотную к его лицу. Сейчас вцепится – и дух из Джозефа вон.

Командор Френч убрал с кресла стопки книг и заботливо придвинул его к столу. Врач долго устраивался поудобнее, и Френч все это время искоса поглядывал на Райну. Потом он тоже сел и зажал карандаш между большим и средним пальцами.

– Вот доктор Томпсон очень обеспокоен состоянием вашего здоровья, миссис Прауз.

– А чего беспокоиться? – ответила она и пожала плечами.

Френч повернулся к Томпсону.

– Я уже объяснял миссис Прауз, что мы попросили ее приехать сюда, поскольку она первая из всех заразившихся больных начала дышать самостоятельно. – Он встал, подошел к карте Ньюфаундленда на дальней стене кабинета и обратился к Райне: – Вы рыбачите?

– Раньше рыбачила.

– Ну да, раньше.

Френч положил карандаш на сгиб раскрытой книги и поднял голову. В дверях стоял матрос первой статьи Несбитт. Томпсон подвинулся вместе с креслом, чтобы командор мог пройти к выходу.

– Отражатели на южной стороне включатся в двадцать три ноль-ноль, сэр. Таким образом, все подготовительные работы будут завершены.

– Благодарю вас, Несбитт.

Матрос отдал честь, повернулся на каблуках и вышел из кабинета, печатая шаг. Он направился к двум оставшимся в штабе матросам, Крокеру и О'Тулу. Все наверняка считали, что предотвратить цунами не удастся и волна ударит прямо по Уимерли. Френчу запретили отдавать приказ о начале эвакуации, и он просто отослал большинство морских пехотинцев из города, оставив в штабе только необходимый минимум. Матросы прекрасно представляли себе, что сейчас происходит в бухте и что может ожидать их в ближайшем будущем. Несмотря на то что тела перестали всплывать на поверхность, ситуация постоянно ухудшалась. Она не стабилизировалась, как полагали многие, просто менялись внешние признаки неотвратимо надвигающегося бедствия.

Крокер и О'Тул первыми начали вылавливать из бухты утопленников. Они знали, что скрывается под поверхностью воды. Их катер несколько раз переворачивало, но матросы продолжали работать, пока еще можно было без угрозы для жизни выходить в море. Оставшиеся тела были проглочены чудовищами, выныривавшими из волн. Слово «чудовища» направило мысли командора в новое русло. Насколько нелепа окружающая их новая реальность! Для того чтобы мир вернулся к нормальной жизни, от этой реальности нужно избавиться любой ценой. Френч вцепился в дверную раму. Потом вновь сел за стол и попытался сосредоточиться.

– Вы представляете себе, почему вам стало лучше?

– Нет.

– Никаких предположений?

– Нет.

– Может быть, случилось что-нибудь необычное?

– Это как?

– Может, вас кто-нибудь удивил или напугал? Райна покачала головой.

– Вы не почувствовали ничего странного? Запах или, скажем, звук какой-нибудь.

– Меня об этом уже в больнице спрашивали.

– Разумеется. – Френч задумчиво посмотрел на толстый том «Рыбы Атлантики», потом на Томпсона. – Насколько я понимаю, улучшение могло быть вызвано чем угодно?

Командор помолчал. Никто не желал участвовать в его рассуждениях. Райна заерзала. Глаза у нее были совсем усталые. Наверное, опять хотела курить.

– Что-нибудь физически с вами произошло в тот момент? Поднялась или упала температура, может, вы о чем-то подумали?

– Не знаю я.

– В какой момент вы почувствовали, что вам лучше?

– В больнице.

– Так, а точный момент вспомнить сможете? Что вы видели тогда?

– Ну, это было после того, как я поговорила с Томми.

– Томми?

– Томми Квилти.

Френч нажал кнопку рации на поясе и переключился на канал голосового управления компьютером. Он посмотрел на экран и произнес:

– Томми Квилти.

Перед ним на дисплее замелькали даты рождения. Командор сузил круг поиска до Уимерли, появилась цветная фотография с водительских прав.

– Кто такой Томми Квилти? – спросил Френч, отрываясь от компьютера и снова переключаясь на канал переговоров. Тихо.

– Друг. Хороший друг.

– И что он сделал, этот хороший друг Томми Квилти?

Когда солдаты забрали Райну, Томми снова сунул в рот трубку и старательно сделал вид, что для мира он уже потерян. Надо скорее убираться из больницы, пока о нем не пронюхали солдаты и есть еще время в запасе. Томми мог заглянуть в будущее, но только в чужое. О себе он узнавал исключительно в связи с судьбами других людей, как будто видел свою жизнь боковым зрением. Томми знал, что случится дальше, и потому тревожился больше, чем остальные. Он ясно представлял себе грядущие события, но не знал, как они отразятся на нем самом.

Только бы с Райной ничего не случилось! Из окна его палаты виден был еловый лес на холме. Вспышки озарения посещали Томми, когда он глядел на деревья, воду или небо. В основном это были конкретные образы, человек или событие. Всей картины Томми охватить не мог. Вот кто-то делает бутерброд или спускается по дороге или произносит несколько слов. Райну забрали солдаты, но они просто хотели понять, отчего ей стало лучше. Томми смотрел вслед синему облачку. Райну увезли. У нее снова появилась аура. Томми очень этому обрадовался, у него прибавилось сил выполнить задуманное.

Конечно, отсюда нужно уходить, но точно так же нужно остаться в больнице и поговорить с друзьями и знакомыми. В его палате лежали еще пятеро, каждый из них все глубже и глубже погружался в туман неверия. Над ними лишь изредка появлялись проблески света. Фред Винтер, Пэдди Веллс, Зэк Кин, Джордж Кобетт и Джордж Ньюэлл. Все из Уимерли, и все нуждаются в его помощи. Если не помочь им сейчас, они исчезнут и больше никогда не станут самими собой, их жизнь сотрется, как запись с магнитной ленты. Хуже всех сейчас Фреду Винтеру. Он уже не понимает, где находится. Цветные пятна вокруг его головы совсем поблекли.

Томми еще мог спасти Фреда. Только надо торопиться, иначе придут солдаты и Томми не сумеет отвести беду. Он уже видел ее, хотя сказать в точности, как все будет, не мог.

Томми слез с кровати и подошел к Фреду. Сел на стул и вгляделся в лицо больного. Глаза закрыты, насос качает воздух в легкие.

Томми похлопал Фреда по плечу. Бесполезно. Тогда он наклонился и прошептал:

– Фред, дружище, послушай, что скажу.

Томми приоткрыл Фреду веко, так обычно делали врачи. Потом нагнулся к самому уху и начал рассказывать об отце Фреда. Когда его старику было двенадцать лет, он спас утопающего. Вместе с Гейбом они плыли в лодке по морю. Гейб первым заметил перевернутую плоскодонку и громко закричал. Дул сильный ветер, дело было на закате. Друзья подплыли поближе и вытащили из моря рыбака. Они завернули его в одеяла и стали согревать теплом собственных тел, растирали руки и лицо, вдыхали ему в рот теплый воздух, пока он не закашлялся и не выплюнул воду, застрявшую в легких. Рыбак снова начал дышать. Друзья отвезли его на берег и вернули испуганным родным, которые ждали на краю причала и уже почти совсем потеряли надежду.

– Твоя бабушка, Сара, – шептал Томми, – была чудной женщиной. Добрее ее не сыскать во всем белом свете. Она сама связала варежки, и шапки, и свитера для семьи Коулов, потому что эти самые Коулы не могли купить себе одежду и даже шерсть купить не могли, вот такие они были бедные. А твоя бабушка, крохотная женщина с сердцем из чистого золота, да ты ж и сам ее помнишь, старина, даже слышать о деньгах не желала, хотя у нее одна рука была вся скрюченная от ревматизмы. И благодарных слов тоже слушать не желала, махала больной рукой и фыркала, говорила, что связала одежду, потому что ей так захотелось и потому что люди должны друг другу помогать.

Веки Фреда задрожали, и Томми на секунду замолчал. Вскоре больной открыл глаза и посмотрел на потолок. Томми еще долго рассказывал о семье Винтеров. Лицо Фреда постепенно розовело, кровь приливала к щекам.

Томми все говорил и говорил, над глазами Фреда появились синие вспышки, потом зеленые, потом по воздуху быстро, словно от ветра, поплыло коричневое пятно. Пятна перемешивались, складывались в картинки. Вот домики на побережье, вот небо и зеленая трава, вот линия горизонта, такая тонкая, что ни одному человеку не под силу ее вообразить, представить себе границу огромного мира.

Ким опустилась в кресло у дверей палаты и закрыла лицо руками. Рядом с ней сидели две женщины, одна средних лет и одна пожилая. Ким не желала никого видеть. Они, очевидно, тоже. Никто не двигался и не разговаривал. Сил хватало лишь на то, чтобы отгородиться от всего света. Закроешь руками лицо – и темнота. Если б можно было еще и уши зажать, вообще лишить себя зрения и слуха, чтобы хоть так оторваться от этого ужаса.

Хирург, доктор О'Ши, сообщил ей, что требуется срочная операция. У Тари снова остановилось сердце, и нужно вживить электроды в сердечную мышцу, чтобы стимулировать ее напрямую, не прибегая к вредной для здоровья процедуре дефибрилляции.

– Она совсем кроха, зачем же ей сердечко сажать, – сказал хирург. Он долго и непонятно произносил какие-то медицинские термины. Ким о такой болезни в жизни не слышала. Врач взглянул на ее растерянное лицо и добавил: – Это никак не связано с нынешней эпидемией.

«Откуда вам знать? – хотела спросить его Ким. – Как вы можете сохранять спокойствие перед лицом такого несчастья? Как?»

«Помоги, – повторяла она. – Прошу тебя, пожалуйста, пожалуйста, помоги! Вот только кого просить о помощи? Где Джозеф? Ублюдок. Куда он подевался? Здесь его нет. Нет. Боже, пожалуйста, помоги моей девочке!»

По коридору кто-то шел. Ким подняла голову и в синем свете люминесцентных ламп увидела медсестру. Женщина улыбнулась ей. Улыбка у нее была стерильная, как протирочный спирт. Это ж та самая, которая обещала, что она немедленно сообщит Ким об изменениях в состоянии ее дочери. Очень хотелось встать и ударить ее по лицу. Ким чувствовала странную отрешенность. Ей не место здесь. Здесь никому не место. Когда в последний раз она спрашивала о дочери? Спросить еще раз было страшно. Ким глубоко вдохнула, встала и пошла к сестринскому посту у дверей палаты. Там она прислонилась к стойке и подождала, пока на нее обратят внимание. Сестра сообщила ей, что операция все еще продолжается.

– Сколько осталось ждать? – спросила Ким дрожащим голосом.

– Я, к сожалению, не знаю, но, как только мы что-нибудь выясним, сразу же вас известим. Не волнуйтесь. Может быть, вам что-то нужно?

Ким покачала головой.

– Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, просто скажите нам.

Чейз заглянул в окно кухни и быстро достал из кобуры револьвер. Толкнул заднюю дверь. Заперто. Сержант с разбегу вышиб филенку, брызнули щепки. Даг Блеквуд дышал ему в затылок. Чейз махнул рукой, чтобы старик остался снаружи, и кинулся в дом, наставив дуло на черную мохнатую собаку. Животное вцепилось в неподвижное тело Джозефа, лапы уперлись ему в грудь, когти разрывали кожу.

Чейз выстрелил и промахнулся. Звук спугнул зверя, он, не оглядываясь, вылетел в прихожую. За спиной сержанта послышался шум, полицейский резко обернулся, револьвер смотрел прямо Дагу в лицо. Старик отпрянул назад и закрылся руками.

– Иисус и Пресвятая Дева Мария! – крикнул он. – Что это вы такое творите, черт вас возьми?

Чейз опустил револьвер и включил рацию.

– У нас тут раненый в доме Критча, это в Уимерли. Нужна скорая. – Он повернулся к старику, склонившемуся над Джозефом. – Вы умеете оказывать первую помощь?

Даг уже делал племяннику искусственное дыхание рот в рот. Сержант посмотрел в окно. Собака пронеслась мимо рыжеволосой девочки на крыльце солнечного дома и вбежала внутрь. Девочка глядела на Чейза так, словно это она послала животное выполнять задание, а теперь собака вернулась к хозяйке. Ребенок скрылся в доме. Чейз никак не мог взять в толк, как это зверюге удалось прорваться сквозь входную дверь. Когда они с Дагом приехали, она точно была заперта. Джозеф медленно приходил в себя.

В перерывах между вдохами Даг сердито сказал:

– Твоей дочери в больнице стало хуже. – Еще один вдох. – А ты тут сражаешься с паршивой дворнягой. – Вдох. Старик презрительно фыркнул: – Слизняк! Разве ты похож на мужчину?

Чейз выбежал на крыльцо, ботинки тяжело гремели по доскам. Он кинулся в погоню за черной собакой.

– Он не сделал ничего плохого. – Райна старалась защитить Томми, над которым, как ей показалось, нависло серьезное обвинение. – Он просто поговорил со мной.

– О чем?

– Да не знаю я. О всяких глупостях.

– Каких?

Френч откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Он, не отрываясь, смотрел на Райну и доктора.

– Ну, глупости, они и есть глупости.

Командор вздохнул, захлопнул книгу о видах рыб и убрал ее в ящик стола. Снизу лежал раскрытый том об электрических бурях. На черно-белой фотографии шторма стрелы молний бьют по волнам, переплетаются, уходят под воду.

– О чем конкретно вы говорили?

– По-моему, он что-то рассказывал.

– О чем?

– Вроде, про рыбалку что-то.

– Об улове, или, может, о бурях, или сказки про чудовищ?

– Не знаю. – У Райны разболелись глаза. Голова кружилась, страшно хотелось есть и пить. А еще навалилась усталость. Сейчас бы домой. Лечь спать в собственную постель. На мягкие подушки. – Сказки, наверное, Томми всегда их рассказывает.

– И вам стало лучше?

– Да.

– Почему?

– А мне откуда знать?

– Подумайте. Почему?

– НЕ ЗНАЮ! Сами думайте.

Доктор Томпсон неожиданно встал, Райна даже испугалась.

– Достаточно, – сказал он. – Миссис Прауз нужно отдохнуть. Почему бы вам…

– Она не устала, я же вижу, – резко ответил Френч. – Сядьте, доктор.

Они с неприязнью посмотрели друг на друга.

Томпсон нехотя сел.

– Райна, это ведь все выдумки. Люди сочиняют сказки, чтобы подперчить пресную жвачку бытия, – продолжал Френч. – Фантазируют, чтобы представить себя умнее, храбрее, счастливее – словом, чтобы заморочить друг другу и без того одуревшие головы. Не верьте им. Ничего нет, кроме обыденной повседневности. А она крайне проста и груба.

– Что вы имеете в виду?

Райна явно растерялась. Ей никто не ответил. Отчаянно хотелось курить. Выкурить сигарету в одну затяжку. Она с тоской посмотрела на пачку на столе Френча. У нее даже плечи разболелись от нехватки никотина. Виски сдавила мигрень.

– Как вы можете слушать всю эту чепуху? – наступал на нее командор. – Эти байки. Это сотрясение воздуха. Мы ведь, в сущности, просто куски мяса. А стоит нам умереть – и все, конец, никаких превращений. – Он щелкнул пальцами. – Вот так. Раз, и нету.

Райна отупело уставилась на пальцы Френча. Глупости какие! И чего он это говорит? Она повернулась к Томпсону, надеясь, что хоть доктор ей поможет, но наткнулась на его беспомощный и растерянный взгляд. Райне казалось, что ее со всей силы ударили в солнечное сплетение. Чтобы не задохнуться, она стала быстро дышать сразу и носом, и ртом, но кислорода все равно не хватало. Райна поняла, что снова заболевает. Вокруг все быстро затягивается бесцветной пылью.

Доктор Томпсон начинал понимать игру Френча.

– Что вы такое делаете? – крикнул он командору.

– Хочу, чтобы она снова заболела. – Френч нажал кнопку на поясе. – Там у вас в больнице есть некий Томми Квилти. Найдите его и постарайтесь задержать… Да, я пошлю вам фотографию с водительских прав. – И он пробежался пальцами по клавиатуре компьютера.

– Нет, – тихо сказала Райна. Легкие ее были пусты. На лбу выступила испарина. Райна выпрямилась и протянула руки к столу. – Нет, нет.

Она вдруг ужасно испугалась. Сознание таяло, и все мысли исчезали, как снежинки, влетевшие в комнату, оставался только серый туман.

Френч не спускал с нее глаз. Этот циник точно знал, что делает. Он снова заговорил:

– Райна, послушайте меня. Я обманул вас. А Томми говорил правду. Чистую правду. Все так и есть. Все. Море кишит странными существами. Теперь каждый может их увидеть. Выйдите на улицу, и вы сами во всем убедитесь! Сказки становятся реальностью. Прошу вас, поверьте мне, как вы поверили Томми. Я тоже видел этих чудовищ. Всех видел. Они существуют.

Райне хотелось верить ему. Она вгляделась в лицо командора. А вдруг он опять врет?

– Это правда, – настойчиво повторял Френч. Он протянул руку через стол и коснулся ее пальцев, крепко вцепившихся в край столешницы. Кожа у него была теплая, а глаза заботливые. – Чистая правда. Райна, вы мне верите?

– Да, – быстро ответила Райна. Воздух снова наполнял легкие. – Верю.

Она и в самом деле поверила, и тогда опасно накренившийся мир снова обрел потерянную было устойчивость.

Кто-то барабанил в дверь Клаудии. Джозеф? Полицейский? А может, Редж? Она успела влететь в дом и запереться. Дыхания не хватало. Руку оттягивал разделочный нож. Клаудия взбежала по деревянной лестнице и остановилась на верхней площадке. Волосы липли к пересохшим губам. Она откинула прядь со лба и быстро прошла через спальню в свою мастерскую. Испуганно огляделась. Что она ищет? Выход? Сумеет она убить того, кто войдет следом? Реджа-то убила… Нет, не Реджа, Джозефа. А зачем? Чего она добилась? Что натворила? Что?

В горле пересохло. Клаудии казалось, что она вся стала похожа на высохший клей. Она могла бы выброситься в нарисованное окно. Тогда пейзажи, которыми Клаудия любовалась каждый день, прорвутся, исчезнут. Смерть принесет облегчение. Жизнь превратилась в кошмарный сон. А может, это уже не жизнь, может, она давно умерла. Погибла от обезвоживания, и ее утянуло в странный мир умерших. Или почти умерших.

Клаудия ждала, крепко сжимая рукоятку ножа обеими руками. Она так нуждалась в поддержке и утешении! Кто-то резким ударом выбил внизу дверь. Клаудия испуганно вздрогнула и снова оглянулась. Выхода нет. В гостиной громко топали тяжелые ботинки, потом шаги застучали по лестнице. Быстрые шаги. За спиной Клаудии загорелись свечи в глиняных домиках, в воздух взлетели язычки пламени, словно фитильки один за другим поджигала невидимая спичка.

В дверях мастерской появился полицейский, направил револьвер прямо на нее, потом зрачки его расширились и он медленно опустил оружие.