Глава 5. Слово glamour ‘волшебство’ происходит от слова grammar ‘грамматика’, и со времен хомскианской революции

Всё о лексике

Слово glamour ‘волшебство’ происходит от слова grammar ‘грамматика’, и со времен хомскианской революции, такая этимология вполне уместна. Разве созидательная мощь ментальной грамматики может не ослеплять ее способностью передавать неограниченное количество мыслей с помощью ограниченного набора правил? Существует книга о сознании и материи под названием «Грамматический человек» и нобелевская лекция, проводящая сравнение между механизмами, лежащими в основе жизни, и генеративной грамматикой. У Хомского брали интервью в «Роллинг стоун»[49]и на него ссылались в «Сэтердей найт лайв»[50]. У Вуди Аллена в «Проститутке из Менсы» клиент спрашивает: «А если я захочу, чтобы две девушки объяснили мне теорию Ноама Хомского?» «Это бы вам дорого обошлось», – отвечает главная героиня.

В отличие от ментальной грамматики, ментальный словарь никак не прославился. Он кажется не более, чем занудным списком слов, каждое из которых механически заносится в память. В предисловии к своему «Словарю» Сэмьюел Джонсон[51]писал:

Печальная судьба тех, кто занимается неблагодарной работой – это быть движимым скорее боязнью дурного, чем быть влекомым благими перспективами; быть выставленным на растерзание цензуры безо всякой надежды на похвалу; быть униженным неправым судом или наказанным за небрежение; знать, что успех не повлечет рукоплесканий, а усердие останется без награды.

Среди этих несчастных смертных находятся и составители словарей.

Собственный словарь Джонсона определяет лексикографа как «безобидного трудягу, который ставит себе задачу проследить происхождение и детализировать значение слов».

В этой главе мы увидим, что такой стереотип несправедлив. Мир слов так же чудесен, как и мир синтаксиса, и даже больше. Во‑первых, словотворчество людей не знает границ (как и их творчество в области синтаксических групп и предложений). А во‑вторых, запоминание каждого по отдельности слова требует своей собственной виртуозности.

Вспомните ваг‑тест (wug ‑test), который не вызовет затруднений у любого дошкольника: «Вот ваг. А вот их двое. На картинке два ___». Прежде, чем ему предложили решить такую задачу, ребенок никогда не слышал, как кто‑то это говорит, а самого его никогда не хвалили за произнесение слова «вага» (wugs). Таким образом, слова не просто извлекаются из ментального архива. У человека должно иметься ментальное правило для образования новых слов из старых, что‑то вроде: «чтобы образовать множественное число от существительного, надо добавить суффикс ‑s». Хитроумный механизм, стоящий за человеческим языком (при том, что язык является дискретной комбинаторной системой), используется как минимум в двух областях: предложения и синтаксические группы строятся из слов по правилам синтаксиса, а сами слова строятся из меньших частей с помощью другой группы правил – правил «морфологии».

Созидательная мощь английского языка – это просто жалкое подобие того, что мы встречаем в других языках. Английское существительное выступает всего в двух формах (duck ‘утка’ и ducks ‘утки’), а глагол – в четырех (quack ‘крякать’ – неопределенная форма или любая личная форма, кроме 3‑го лица ед. числа, quacks ‘крякает’ – форма 3‑го лица ед. числа, quacked ‘крякал’ – форма прошедшего времени, quacking ‘крякающий’ – причастие). В современном итальянском и испанском каждый глагол имеет около пятидесяти форм, в классическом греческом – триста пятьдесят, в турецком – два миллиона! Многие языки, которые я упоминал, как например: эскимосский, язык апачей, хопи, кивунджо и американский язык жестов известны своими чудесными созидательными возможностями. Как у них это получается? Вот пример из кивунджо – языка группы банту – о котором сказано, что на его фоне английский выглядит как шашки по сравнению с шахматами. Глагол Näïkìḿlyìïà, означающий ‘Он ест это для нее’, состоит из восьми частей:

N‑: Показатель того, что слово является смысловым «центром» в данный момент разговора.

‑ä‑: Показатель согласования подлежащего. Он определяет принадлежность того, кто ест, к 1‑ому классу одного из шестнадцати классов родовой принадлежности – «человек, единственное число». (Напомним, что лингвистический «род» имеет иное значение, нежели «пол».) Другие роды включают существительные, которые обозначают названия нескольких человек, тонких или вытянутых предметов, парных или объединенных в группу предметов, самих пар или групп предметов, инструментов, животных, частей тела, уменьшительных форм, абстрактных качеств, точных месторасположений и мест вообще.

‑ï‑: Настоящее время. Другие времена в банту могут относиться к сегодняшнему дню, сегодняшнему дню в более раннее время, вчерашнему дню, времени не ранее вчера, вчера или ранее, отдаленному прошлому, привычным действиям, продолжающимся действиям, последовательным действиям, предполагаемым действиям, будущему, неопределенному времени, моменту «еще не» и действиям, происходящим иногда.

‑ki‑: Показатель согласования дополнения, в данном случае указывающий, что поедаемая вещь относится к 7‑ому родовому классу.

‑ḿ‑: Бенефактивный показатель, указывающий в чью пользу происходит действие, в данном случае – в пользу члена 1‑го родового класса.

‑lyì‑: Глагол «есть, кушать».

‑ï‑: Аппликативный показатель, указывающий, что состав ролевых исполнителей увеличился на одну дополнительную роль, в данном случае – на бенефактив. (Для сравнения представьте себе, что в английском нам пришлось бы добавлять суффикс к глаголу bake ‘печь’, когда он употребляется в предложении: I baked her a cake ‘Я испек ей пирог’ в противоположность обычному: I baked a cake ‘Я испек пирог’.)

‑à: Конечная гласная, которая может указывать на изъявительное в отличие от сослагательного наклонение.

Если перемножить количество возможных комбинаций семи префиксов и суффиксов, итоговая сумма будет равняться приблизительно половине миллиона, и это будет количество возможных для глагола форм в данном языке. В действительности, язык кивунджо и ему подобные выстраивают внутри одного сложного слова (глагола) целое предложение.

Но я был немного несправедлив к английскому языку. Английский действительно несовершенен с точки зрения «флективной» морфологии (словоизменения), в рамках которой слово изменяют так, чтобы оно удовлетворяло требованиям предложения (например, когда существительное маркируется показателем множественности ‑s или глагол – показателем прошедшего времени ‑ed). Но английский наверстывает упущенное в «деривационной» морфологии, в рамках которой из старого слова создается новое. Например, суффикс ‑able, как в словах learnable ‘поддающийся изучению’, teachable ‘поддающийся обучению’, huggable ‘поддающийся к стискиванию в объятиях’, переводит глагольное значение «сделать X» в значение прилагательного: «способный иметь X сделанным». Большинство людей с удивлением узнаю́т, как много деривационных суффиксов имеется в английском. Вот наиболее часто встречающиеся:

‑able ‑ate ‑ify ‑ize

‑age ‑ed ‑ion ‑ly

‑al ‑en ‑ish ‑ment

‑an ‑er ‑ism ‑ness

‑ant ‑ful ‑ist ‑ory

‑ance ‑hood ‑ity ‑ous

‑ary ‑ic ‑ive ‑y

В дополнение к этому английский легко и свободно занимается «словосложением», при котором два слова склеиваются вместе, чтобы образовалось новое, например toothbrush ‘зубная щетка’ и mouse‑eater ‘поедатель мышей’. Благодаря этим процессам количество возможных слов, даже в морфологически обедненном английском, невероятно. Специалист по компьютерной лингвистике Ричард Спроут сделал подборку из всех отдельных слов в текстах, содержащих сорок четыре миллиона слов из новостных публикаций в «Ассошиэйтед Пресс»[52]начиная с середины февраля 1988 г. К 30‑му декабря список состоял из трехсот тысяч отдельных словоформ; почти столько же может содержать хороший полный словарь. Вы можете подумать, что в результате этого английская лексика, употребляемая в такого рода публикациях, будет исчерпана. Но когда Спроут посмотрел на то, что было опубликовано 31‑го декабря, он нашел не меньше тридцати пяти новых форм, включая: instrumenting ‘инструментирование’, counterprograms ‘встречные программы’, armhole ‘отверстие для руки’, part‑Vulcan ‘Вулкан отчасти’, fuzzier ‘пушистик’, groveled ‘склонный пресмыкаться’, boulderlike ‘валуноподобный’, mega‑lizard ‘мега‑ящерица’, traumatological ‘травматологический’ и ex‑critters ‘в прошлом бывшие тварями’.

Еще более впечатляющим образом конечный продукт одного морфологического правила может быть исходным продуктом для другого или для самого себя. Можно говорить об unmicrowaveability ‘неподдаваемости готовке в микроволновой печи’ некоторых картофельных полуфабрикатов или о toothbrush‑holder fastener box ‘коробочка для креплений к стаканчикам для зубных щеток’, где можно хранить toothbrush‑holder fasteners ‘крепления к стаканчикам для зубных щеток’. Это делает количество слов, возможных в языке, даже более, чем невероятным; так же, как и количество предложений, оно бесконечно. Если оставить в стороне те притязающие на бессмертие причуды, которыми наполнена «Книга рекордов Гиннесса», то самое длинное зафиксированное слово английского языка – это, возможно, floccinaucinihilipilification ‘флокциносинигилипилификация’, которому «Оксфордский словарь английского языка» дает следующее определение: «категоризирующий что‑либо как вещь тривиальную или не имеющую ценности». Однако этот рекорд предназначен для того, чтобы быть превзойденным:

floccinaucinihilipilificational ‘флокциносинигилипилификационный’: относящийся к категоризации чего‑либо как вещи тривиальной или не имеющей ценности

floccinaucinihilipilificationalize ‘флокциносинигилипилификационизировать’: делать так, чтобы что‑то относилось к категоризации чего‑либо как вещи тривиальной или не имеющей ценности

floccinaucinihilipilificationalization ‘флокциносинигилипилификационизация’: действие, приводящее к тому, что что‑то начинает относиться к категоризации чего‑либо как вещи тривиальной или не имеющей ценности

floccinaucinihilipilificationalizational ‘флокциносинигилипилификационизационный’: относящийся к действию, приводящему к тому, что что‑то начинает относиться к категоризации чего‑либо как вещи тривиальной или не имеющей ценности

floccinaucinihilipilificationalizationalize ‘флокциносинигилипилификационизационизировать’: делать так, чтобы что‑то относилось к действию, приводящему к тому, что что‑то начинает относиться…

Или, если вы страдаете от сескипедалиафобии, то есть боязни длинных слов, вы можете подумать о своей прабабушке, пра‑прабабушке, пра‑пра‑прабабушке и так далее; на практике список будет ограничен только количеством поколений, начиная с Евы.

Более того, у слов, как и у предложений, слишком тонкое строение, чтобы их можно было производить с помощью генератора цепочек (механизма, который выбирает компонент из одного списка, затем перемещается к какому‑либо другому списку, затем – к следующему). Когда Рональд Рейган выступил с предложением Стратегической оборонной инициативы, известной в народе как Звездные Войны, он представил такую картину будущего: приближающаяся советская ракета должна быть сбита ракетой противоракетного действия (anti‑missile missile). Но критики заострили внимание на том, что Советский Союз может контратаковать ракетой противо‑противоракетного действия (anti‑anti‑missile‑missile missile). Нет проблем, сказали инженеры, обучавшиеся в Массачусетском Технологическом Институте, мы просто создадим ракету противо‑противо‑противоракетного действия (anti‑anti‑anti‑missile‑missile‑missile missile). Эти вооружения высоких технологий требуют грамматики высоких технологий – чего‑то позволяющего уследить за всеми anti в начале слова, чтобы закончить его соответствующим количеством missile плюс еще одно на конце. Грамматика структуры слова (грамматика структуры непосредственно составляющих для слов), которая может вставлять слова между anti‑ и его missile, выполнит эту задачу, а генератор цепочек с ней не справится, поскольку он забудет компоненты, стоящие в начале длинного слова, к тому времени, как дойдет до конца.

* * *

Как и синтаксис, морфология – это умно организованная система, и многие кажущиеся странности слов – это предсказуемые следствия ее внутренней логики. У слов тонкое строение; их составные части, подогнанные друг к другу определенным образом, называются морфемами. Система структуры слова – это продолжение системы структуры непосредственно составляющих X‑штрих, где большие именные комплексы составлены из меньших именных элементов, а меньшие именные комплексы составлены из еще меньших именных элементов и т.д. Самая большая синтаксическая группа для имени существительного – это именная группа; в именную группу входит N‑штрих; в N‑штрих входит имя существительное – слово. Совершая прыжок от синтаксиса к морфологии, мы просто продолжим это разделение, разбивая существительное на меньшие и меньшие части.

Вот схема, представляющая структуру слова dogs (собаки):

Вершиной этого мини‑дерева является «N» – «имя существительное», что делает возможной операцию присоединения, при которой слово целиком может быть размещено в именном слоте внутри любой именной группы. Ниже – внутри слова – мы видим две его части – чистую словоформу dog, обычно называемую основой слова, и флексию множественного числа ‑s. Правило, ответственное за словоизменение (правило, прославленное ваг ‑тестом) – простое:

N –> Noснова Nфлексия

«Имя существительное может состоять из именной основы, за которой следует именная флексия».

Это правило прекрасно взаимодействует с ментальным словарем: dog будет значиться в нем как именная основа со значением «собака», a ‑s будет значиться как именная флексия со значением «множественное число от…».

Данное правило – это простейший, самый чистый пример того, что можно назвать грамматическим правилом. В моей лаборатории мы используем его как легко поддающийся изучению образчик ментальной грамматики, позволяющий нам с мельчайшими подробностями отразить психологию действия лингвистических правил как в детском, так и в преклонном возрасте, как в сознании нормальных людей, так и людей с расстройствами нервной системы. Во многом подобным образом биологи выбирают в качестве объекта фруктовую мушку дрозофилу, чтобы изучить генетические механизмы. Будучи простым, правило, присоединяющее флексию к основе, оказывается на удивление мощной вычислительной операцией. Это происходит потому, что оно опознает абстрактный ментальный символ, такой как «именная основа», не ассоциируя его с определенным списком слов или звуков, или значений. Мы можем использовать это правило, чтобы изменить форму любого компонента с пометой «именная основа» в ментальном словаре, не заботясь о том, что означает это слово; мы можем не только превратить dog ‘собака’ в dogs ‘собаки’, но и hour ‘час’ – в hours ‘часы’, a justification ‘оправдание’ – в justifications ‘оправдания’. Подобным образом это правило позволяет нам образовывать формы множественного числа, не принимая во внимание звучание слова; мы образуем множественное число от слов с непривычным звучанием, например, the Gorbachevs ‘Горбачевы’, the Bachs ‘Бахи’ и the Мао Zedongs ‘Мао Цзедуны’. По той же причине это правило замечательно работает применительно к совершенно новым словам, таким как: faxes ‘факсы’, dweebs (двибы – несуществующее слово), wugs (ваги – придуманное слово, использующееся в исследованиях детской речи) и zots (зоты – несуществующее слово).

Мы применяем это правило с такой легкостью, что, вероятно, единственный способ вызвать восхищение результатом его работы – это сравнить человека с одной компьютерной программой, превозносимой многими учеными‑кибернетиками как шаг в будущее. Такие программы, называемые «искусственными нейронными сетями», не используют правило, которое я вам только что продемонстрировал. Искусственная нейронная сеть работает по аналогии, конвертируя wug ‘ваг’ в wugged ‘вагал’, потому что это смутно напоминает hug ‘обнимать’ – hugged ‘обнимал’, walk ‘шагать’ – walked ‘шагал’ и тысячи других глаголов, которые эта сеть была «обучена» распознавать. Но когда эта сеть сталкивается с новым глаголом, непохожим на что‑либо ей ранее встречавшееся при «обучении», она часто коверкает его, потому что не знает абстрактной всеобъемлющей категории «глагольная основа», опираясь на которую можно добавить аффикс. Ниже приводится для сравнения несколько вариантов типичной реакции людей и искусственных нейронных сетей на ваг ‑тест.

Основы также могут состоять из частей на втором более глубоком уровне их структуры. В таких сложных словах‑композитах, как: Yugoslavia report ‘доклад о Югославии’, sushi‑lover ‘любитель суши’, broccoli‑green ‘зеленый, как капуста брокколи’ и toothbrush ‘зубная щетка’, две основы соединены вместе, чтобы образовать новую основу согласно правилу:

N основа –> N основа N основа

«Именная основа может состоять из именной основы, за которой следует другая именная основа»

В английском сложное слово обычно пишется через дефис, или два слова, его составляющие, сливаются воедино; но оно может также писаться с пробелом между двумя компонентами, как если бы они все еще были отдельными словами. Это сбило с толку вашу учительницу грамматики и заставило ее сказать вам, что в Yugoslavia report слово Yugoslavia – это прилагательное. Чтобы увидеть, что это не может быть так, давайте попробуем сравнить его с настоящим прилагательным, например, interesting ‘интересный’. Можно сказать: This report seems interesting! ‘Этот доклад кажется интересным!’, но не: This report seems Yugoslavia! ‘Этот доклад кажется Югославия!’. Есть простой способ отличить, является ли что‑либо сложным словом или синтаксической группой: у сложного слова ударение обычно падает на первый компонент, у синтаксических групп – на второй. Dark róom ‘темная комната’ – синтаксическая группа, – это любая комната, в которой темно, но dárk room (сложное слово) – это помещение, где работают фотографы, и она может быть освещена, когда работа закончена. Black bóard ‘черная доска’ (синтаксическая группа) – это обязательно доска черного цвета, но некоторые bláckboards ‘классные доски’ (сложное слово) – зеленого или даже белого цвета. Без ориентира, заданного произношением или пунктуацией, некоторые цепочки слов могут выступать и как синтаксическая группа, и как сложное слово, как, например, следующие заголовки:

Squad Helps Dog Bite Victim

‘Отряд полиции помогает человеку, искусанному собакой’ или ‘Отряд полиции помогает собаке искусать человека’

Man Eating Piranha Mistakenly Sold as Pet Fish

‘Пиранья‑людоед по ошибке продавалась как аквариумная рыбка’ или ‘Человек съедает пиранью, по ошибке проданную как аквариумная рыбка’

Juvenile Court to Try Shooting Defendant

‘Суд по делам несовершеннолетних собирается допрашивать стрелявшего подзащитного’ или ‘Суд по делам несовершеннолетних собирается застрелить подзащитного’

Новые основы могут быть также образованы из старых путем добавления аффиксов (префиксов и суффиксов), таких как ‑al, ‑ize и ‑ation, которые я использовал рекурсивно для получения все более и более длинных слов, что можно делать до бесконечности (как, например, sensationalizationalization). Например, ‑able сочетается с любыми глаголами, чтобы в итоге образовалось прилагательное, как в слове crunch ‘хрустеть’ – crunchable ‘такой, которым можно похрустеть’. Суффикс ‑er превращает любой глагол в существительное: crunch ‘хрустеть’ – cruncher ‘тот, кто хрустит’. Суффикс ‑ness превращает любое прилагательное в существительное: crunchy ‘хрустящий’ – crunchiness ‘хрустящее состояние чего‑либо’.

Правило, по которому они образованы, будет следующим:

А основа –> S основа аффикс А основы

«Основа прилагательного может состоять из основы, присоединенной к суффиксу»

и в ментальном словаре словарная статья такого суффикса, как ‑able, будет следующей:

‑able:

аффикс основы прилагательного

означает «способный подвергнуться действию X»

присоедини меня к глагольной основе

Как и флексии, аффиксы основы могут присоединяться к любой основе, у которой есть ярлычок соответствующей категории, и в результате мы получаем: crunchable, scrunchable (вымышленное слово), shmooshable (вымышленное слово), wuggable (вымышленное слово) и т.д. Их значения предсказуемы: такой, которым можно похрустеть; такой, с которым можно совершить действие scrunch; такой, с которым можно совершить действие shmoosh; такой, с которым можно совершить действие wug, что бы это wug ни означало. (Хотя я могу привести и исключение: в предложении I asked him what he thought of my review of his book, and his response was unprintable ‘Я спросил его, что он думает о моей рецензии на его книгу, и его ответ был непечатным’ слово unprintable ‘непечатный’ означает нечто более специфическое, чем «такой, который нельзя напечатать».)

Схема для выведения значения основы из значения ее частей сходна с той, что использовалась для синтаксических групп: один особый элемент – это ее «ядро», и она определяет значение всей конгломерации элементов. Точно так же, как синтаксическая группа the cat in the hat ‘кот в шляпе’ говорит о неком коте, указывая на то, что этот кот является ее ядром, a Yugoslavia report – это вид доклада, a shmooshability (такой, с которым можно совершить действие shmoosh) – это вид способности, поэтому report и ‑ability должны являться ядрами, ведущими компонентами этих слов. Ядро английского слова – это просто его крайняя справа морфема.

* * *

Продолжая процесс разъединения, мы можем расчленить основы на еще меньшие части. Наименьшая часть слова, та, которую уже нельзя разделить на меньшие части, называется его корнем. Корни могут соединяться с особыми суффиксами, образуя основы. Например, корень Darwin ‘Дарвин’ может быть обнаружен внутри основы Darwinian ‘дарвинистский’. Основу Darwinian в свою очередь можно ввести в правило суффиксации, чтобы получить новую основу Darwinianism букв. ‘дарвинистскизм’. Применяя к ней правило словоизменения мы можем получить даже слово Darwinianisms ‘дарвинистскизмы’, в котором присутствуют все три уровня структуры слова:

Интересно, что эти части могут быть пригнаны друг к другу только определенным способом. Так, Darwinism ‘дарвинизм’, основа, образованная с помощью суффикса основы ‑ism, не может принять суффикс ‑ian, поскольку ‑ian присоединяется только к корням; отсюда Darwinismian (что могло бы означать ‘относящийся к дарвинизму’) звучит нелепо. Аналогично, Darwinsian ‘относящийся к двум знаменитым Дарвинам – Чарльзу и Эразму’, Darwinsianism букв. ‘дарвиныистский’ и Darwinsism букв. ‘дарвиныизм’ совершенно невозможны, поскольку к цельной словоформе невозможно присоединить ни один суффикс корня или суффикс основы.

Внизу, на самом нижнем уровне, где находятся корни и корневые аффиксы, мы вступаем в странный мир. Возьмем слово electricity ‘электричество’, произносится «электрисити». Кажется, что оно содержит две части: electric и ‑ity:

Но действительно ли это слово составлено по правилу, согласно которому словарная единица ‑ity может присоединяться к корню electric подобным образом?

N основа –> N корень суффикс N корня

«Именная основа может быть составлена из именного корня и суффикса».

‑ity:

суффикс именного корня

означает состояние X

присоедини меня к именному корню

Только не на этот раз. Прежде всего, просто «склеивая» вместе слово electric и суффикс ‑ity нельзя получить electricity – будет звучать нечто вроде electric itty (произносится «электрик итти»). Корень, к которому присоединяется ‑ity, изменил свое произношение на «электри́с». То, что остается слева после удаления суффикса, является корнем, который не может быть произнесенным изолированно.

Во‑вторых, у комбинации корень‑аффикс может быть непредсказуемое значение, здесь ломается регулярная схема выведения значения целого из значения частей. Complexity ‘сложность’ – это состояние, при котором нечто является complex ‘сложным’, однако, electricity – это не состояние, при котором нечто является electric ‘электрическим’ (невозможно сказать, что электричество этого нового консервного ножа делает его таким удобным), это сила, движущая что‑либо электрическое. Точно так же слово instrumental ‘инструменталис’ (падеж) не имеет ничего общего с instruments ‘инструментами’, intoxicate ‘опьянять’ не о toxic substances ‘токсических веществах’, никто не recite ‘декламирует’ во время recital ‘сольного концерта’, a five‑speed transmission ‘коробка передач с пятью скоростями’ это не transmitting ‘акт передачи чего‑либо’.

В‑третьих, предполагаемое правило и аффикс, который мы рассматриваем, невозможно свободно применять к словам, в отличие от других правил и аффиксов, которые мы рассматривали ранее. Например, что‑либо может быть academic ‘академическим’, acrobatic ‘акробатическим’, aerodynamic ‘аэродинамическим’ или alcoholic ‘алкогольным’, но academicity ‘академичество’, acrobaticity ‘акробатичество’, aerodynamicity ‘аэродинамичество’ и alcoholicity ‘алкогольность’ звучат ужасно (я выбрал просто первые четыре слова на ‑ic из своего электронного словаря).

Поэтому на третьем и самом микроскопическом уровне структуры слова – уровне корней и их аффиксов – мы не можем встретить правил bona fide, по которым слова строятся в соответствии с предсказуемыми формулами в стиле ваг. Похоже, что основы хранятся в ментальном словаре вместе со своими собственными причудливыми значениями. Многие из этих сложных основ изначально были образованы после эпохи Возрождения, когда ученые переносили многие слова и суффиксы в английский из латыни и французского, используя некоторые правила, характерные для этих языков, на которых в то время передавались знания. Мы унаследовали слова, но не правила. Есть основания полагать, что в наши дни говорящие на английском языке мысленно анализируют представление этих слов в виде деревьев, а не рассматривают их как гомогенную цепь звуков, потому что чувствуем естественную точку разрыва между electric и ‑ity. Мы также признаем, что существует родственная связь между словами electric и electricity, и что любое другое слово, содержащее ‑ity, должно быть существительным.

Наша способность распознавать модель словообразования внутри слова, зная, что эта модель не есть следствие активно действующего правила, дает импульс целому жанру игры слов. Самоуверенные авторы устных и письменных текстов часто расширяют возможности латинских корневых суффиксов образовывать новые производные слова по аналогии: religiosity ‘религиозность’, criticality ‘критикантство’, systematicity ‘систематичность’, randomicity ‘выбор на случайной основе’, insipidify ‘выхолащивать’, calumniate ‘клеветать’, conciliate ‘умиротворять’, stereotypy ‘стереотипный’, disaffiliate ‘рассоединять’, gallonage ‘объем топлива в галлонах’ и Shavian ‘относящийся к творчеству Бернарда Шоу’. От этих слов отдает тяжеловесностью и чрезмерной серьезностью, что делает сам стиль легкой мишенью для пародии. В 1982 г. на карикатуре Джеффа МакНелли в уста госсекретаря Александра Хейга, склонного к неправильному словоупотреблению, была вложена следующая речь с заявлением об отставке:

I decisioned the necessifaction of the resignatory action/option due to the dangerosity of the trendflowing of foreign policy away from our originatious careful coursing towards consistensivity, puposity, steadfastinitude, and above all, clarity.

Я вынес решение о признании необходимости отступательной с прежнего поста акции/опции ввиду вызывающего опасения отклонения внешней политики от нашего первоначально имевшего место взвешенного продвижения в сторону постоянства, целенаправленности, стойкости и, прежде всего, ясности.

Другая карикатура, выполненная Томом Тоулзом, изображала бородатого ученого, объясняющего причину, по которой оценки за устный Scholastic Aptitude Test[53]были небывало низкими:

Incomplete implementation of strategized programmatics designated to maximize acquisition of awareness and utilization of communications skills pursuant to standardized review and assessment of languaginal development.

Неполное исполнение стратегизированной программизации, предназначенной максимизировать приобретение знаний и использовать коммуникационные навыки, являющиеся частью стандартизированной проверки и оценки усваиваемости языкового материала.

Среди программистов и менеджеров такие образования, сделанные по аналогии, используются не напыщенности ради, а для создания шутливо‑точной терминологии. «Новый словарь хакера» – подборка хакерского жаргона – содержит почти исчерпывающий список корневых аффиксов английского языка, способность которых образовывать производные ограничена:

ambimoustrous прил. Способный работать мышью как правой, так и левой рукой (от слова mouse – ‘мышь’)

barfulous прил. Тошнотворный (от barf – ‘тошнить’)

bogosity сущ. Степень, до которой что‑либо является bogus ‘фальшивым’.

bogotify глаг. Передавать фальшивые сведения (bogus)

bozotic прил. Обладающий качествами клоуна Бозо (Bozo)

cuspy прил. Первоклассный с функциональной точки зрения (cusp – ‘отточенный конец’)

depeditate глаг. букв. Отрезать ступни ног; например, срезать при печатании нижний край страницы (от лат. pēs, pedis ‘нога, ступня’)

dimwittery сущ. Пример тупого утверждения (от dim‑witted ‘тупой, недалекий’)

geekdom сущ. Состояние, при котором человек замучен техникой (от geek ‘тошнотворный’)

market.oid сущ. Служащий отдела маркетинга в компании

mumblage сущ. Суть того, что́ человек бормочет (от mumble ‘бормотать’)

pessimal прил. Антоним слова optimal ‘оптимальный’

wedgitude сущ. Состояние, при котором невозможно продвигаться дальше без посторонней помощи (от wedge ‘застревать’)

wizardly прил. Принадлежащий опытным программистам (от wizard ‘волшебник’)

* * *

Спускаясь ниже – на уровень корней слов – мы также встречаемся с нерегулярными моделями образования множественного числа, например: mouse ‘мышь’ – mice ‘мыши’ и man ‘мужчина’ – men ‘мужчины’ и с нерегулярными формами прошедшего времени, такими как: drink ‘пить’ – drank ‘пил’ и seek ‘искать’ – sought ‘искал’. Нерегулярные формы имеют тенденцию объединяться в семьи, как например: drink ‘пить’ – drank, sink ‘погружаться’ – sank, shrink ‘съеживаться’ – shrank, stink ‘вонять’ – stank, sing ‘петь’ – sang, ring ‘звенеть’ – rang, spring ‘прыгать’ – sprang, swim ‘плыть’ – swam и sit ‘сидеть’ – sat или blow ‘дуть’ – blew, know ‘знать’ – knew, grow ‘расти’ – grew, throw ‘бросать’ – threw, fly ‘летать’ – flew и slay ‘умерщвлять’ – slew. Причина этого в том, что тысячи лет назад в праиндоевропейском языке – далеком предке, английского и большинства других европейских языков, были правила, по которым один гласный звук заменялся другим при образовании прошедшего времени, подобно тому, как в современном языке есть правило, по которому при образовании прошедшего времени добавляется окончание ‑ed. «Неправильные», или «сильные», глаголы в современном английском – просто остаточные явления действия этих правил, при том что сами правила уже мертвы. Большинство глаголов, которые вполне могли бы входить в «неправильные» семьи, не входят в них без каких‑либо очевидных на то причин. Мы можем это видеть на примере следующих виршей:

Sally Salter, she was a young teacher who taught,

And her friend, Charley Church, was a preacher who praught;

Though his enemies called him a screecher, who scraught.

His heart, when he saw her, kept sinking and sunk,

And his eye meeting hers began winking and wunk,

While she in her turn, fell to thinking and thunk.

In secret he wanted to speak and he spoke,

To seek with his lips what his heart long had soke,

So he managed to let the truth leak, and it loke.

The kiss he was dying to steal, then he stole;

At the feet where he wanted to kneel, then he knole;

And he said, «I feel better than ever I fole».[54]

Люди, должно быть, просто запоминают по отдельности каждую форму прошедшего времени. Но, как показывает это стихотворение, они могут быть восприимчивы к моделям образования этих форм, и даже применять эти модели к новым словам для достижения комического эффекта, как в языке компьютерных хакеров и речи «а‑ля Александр Хейг». Многих из нас соблазняла красота построения цепочки sneeze – _ snoze _, squeeze – _ sqoze _, take – took – _ tooken _ и shit – _ shat _ [55], основанной на аналогии с freeze – froze, break – broke – broken и sit – sat. В книге «Сумасшедший английский» есть статья Ричарда Ледерера под названием «Foxen in Henhice» («Лисы в курятниках»)[56], в которой представлено, как сходят с ума формы множественного числа, образуя новые слова‑исключения: booth ‘телефонная будка’ – beeth (вместо booths), harmonica ‘гармонь’ – harmonicae (вместо harmonicas), mother ‘мать’ – methren (вместо mothers), drum ‘барабан’ – dra (вместо drums), Kleenex ‘гигиенические салфетки’ – Kleenices (вместо Kleenexes) и bathtub ‘водопроводный кран’ – bathtubim (вместо bathtubs). Хакеры употребляют формы faxen ‘факсы’ (вместо faxes), VAXen ‘ВЭКсы’ (вместо VAXes), boxen ‘коробки’ (вместо boxes), meece ‘мыши’ (вместо mice) и Macinteesh ‘Макинтоши’ (вместо Macintoshes). Журнал «Ньюсвик» однажды отозвался о щеголяющих в белых плащах и усыпанных искусственными бриллиантами шоуменах из Лас‑Вегаса как о Elvii[57]. В комическом сериале Peanuts учительница мисс Отмар однажды велела классу склеить из яичных скорлупок эскимосские «иглу», назвав их igli. Мэгги Салливан написала статью в «Нью‑Йорк Таймс», призывая «усилить» английский язык, спрягая больше глаголов так, как если бы они были сильными («неправильными»):

Subdue, subdid, subdone: Nothing could have subclone him the way her violet eyes subdid him ‘Ничто не могло покорить его так, как покорили ее фиалковые глаза’[58].

Seesaw, sawsaw, seensaw: While the children sawsaw, the old man thought of long ago when he had seensaw ‘Пока дети качались на качелях, старик вспоминал то далекое время, когда он сам качался на качелях’[59].

Pay, pew, pain: he had pain for not choosing a wife more carefully ‘Он заплатил за то, что недостаточно ответственно выбрал себе жену’[60].

Ensnare, ensnore, ensnorn: In the 60’s and 70’s Sominex ads ensnore many who had never been ensnorn by ads before ‘В 60‑е и 70‑е годы реклама Соминекса завлекла больше людей, чем завлекала реклама раньше’[61].

Commemoreat, commemorate, commemoreaten: At the banquet to commemoreat Herbert Hoover, spirits were high, and by the end of the evening many other republicans had been commemoreaten ‘На банкете в честь Герберта Гувера все были так воодушевлены, что к концу вечера были «отмечены» и многие другие республиканцы’[62].

В Бостоне ходит старая шутка о женщине, которая приземлилась в аэропорту Логан и спросила водителя такси: Can you take me somewhere where I can get scrod? ‘Не можете ли вы отвезти меня куда‑нибудь, где я могу попробовать «scrod» (треску, приготовленную особым образом)’[63]. Водитель ответил: Gee, that’s the first time I’ve heard it in the plueperfect subjunctive ‘Ха, я впервые слышу это в плюсквамперфекте сослагательного наклонения’.

Иногда случается так, что игривая или «круто» звучащая словоформа приживется и распространится в пределах всего сообщества носителей языка, как это произошло несколько сотен лет назад с catch ‘ловить’ – caught ‘ловил’ по аналогии с teach ‘учить’ – taught ‘учил’ и сейчас происходит со sneak ‘ускользать’ – snuck ‘ускользнул’ по аналогии со stick ‘приклеивать’ – stuck ‘прилепил’. (Мне говорили, что форме has tooken (вместо has taken) отдается предпочтение среди юных завсегдатаев торговых центров.) Этот процесс можно явственно наблюдать, когда мы сравниваем диалекты, сохраняющие те формы, что образовались в них ранее по собственной прихоти. Несдержанный на язык журналист X. Л. Менкен, бывший также неплохим языковедом‑любителем, собрал сведения о многих формах прошедшего времени, встречающихся в местных диалектах Америки, как например: heat ‘нагревать’ – het (по аналогии с bleed ‘кровоточить’ – bled), drag ‘тащить’ – drug (dig ‘копать’ – dug) и help ‘помогать’ – holp (tell ‘говорить’ – told). Диззи Дин – подающий бейсбольной команды «The St. Louis Cardinals» и комментатор CBS – был знаменит своим высказыванием: He slood into second base ‘Он переместился на вторую базу’, что является обычным в его родном Арканзасе (slood вместо slid). На протяжении четырех десятков лет учителя английского языка по всей стране к его большому удовольствию забрасывали CBS письмами с требованием его уволить. Одна из его реплик во времена Великой депрессии была следующей: A lot of folks that ain’t sayin’ «ain’t» ain’t eating ‘Многие из тех, кто не говорит «ain’t»[64]ничего и не едят’. Однажды он поиздевался над ними в следующем спортивном репортаже:

The pitcher wound up and flang [правильно flung – перев. ] the ball at the batter. The batter swang [правильно swung – перев. ] and missed. The pitcher flang the ball again and this time the batter connected. He hit a high fly right to the center fielder. The center fielder was all set to catch the ball but at the last minute his eyes were blound [правильно blinded – перев. ] by the sun and he dropped it!

Питчер изогнулся и послал мяч бьющему. Бьющий покачнулся и пропустил его. Питчер снова послал мяч, и на этот раз бьющий взял подачу. Он послал высоко летящий мяч прямо центровому. Центровой был уже готов взять этот мяч, но в последний момент пропустил его, потому что его ослепило солнце.

Но удачные заимствования форм, расширяющих списки нерегулярных, случаются редко; последние чаще всего являются белыми воронами.

* * *

Нерегулярность в грамматике кажется воплощением человеческого эксцентризма и любви к причудам. Нерегулярные формы намеренно исключены из «рационально организованных» языков, таких как эсперанто, новояз в романе Оруэлла или Вспомогательное Наречие Всепланетной Лиги в фантастическом романе Роберта Хайнлайна «Время для звезд». Возможно, как вызов подобному единообразию появилось следующее частное объявление, которое недавно поместила одна женщина в «Нью‑Йоркском книжном обозрении» в поисках друга жизни‑нонкомформиста:

Are you an irregular verb who believes nouns have more power than adjectives? Unpretentious, professional DWF, 5 yr. European resident, sometime violinist, slim, attractive, with married children.... Seeking sensitive, sanguine, youthful man, mid 50’s–60’s, health‑conscious, intellectually adventurous, who values truth, loyalty, and openness.

Тот ли вы «неправильный» глагол, который верит, что существительные обладают большей силой, чем прилагательные? Разведенная белая женщина, 5 лет проживающая в Европе, играющая на скрипке, стройная, привлекательная со взрослыми детьми… Ищет чувствительного сангвиника, энергичного, 50–60‑ти лет, с хорошим здоровьем и пытливым умом, который ценит верность, преданность и открытость.

Обобщающее заключение о грамматической «неправильности» и восприятии ее человеком сделано писательницей Маргерит Юрсенар: «Грамматика с ее смесью логических правил и произвольного словоупотребления предлагает юному уму заранее прочувствовать то, что будет позднее предложено ему законом и этикой, этими науками о человеческом поведении, а также всеми теми системами, где человек кодифицирует опыт, полученный инстинктивно».

Несмотря на всю символику, связанную со свободой человеческого духа, нерегулярность прочно вживлена в систему словообразования, а сама система является первоклассной с функциональной точки зрения. Нерегулярные формы являются корневыми, они входят в основы, а основы входят в слова, к некоторым из которых применимы правила регулярного словоизменения. Такая многослойность не только предопределяет существование многих реальных и нереальных английских слов (например, то, почему Darwinianism букв. ‘дарвинистскизм’ звучит лучше, чем Darwinismian букв. ‘дарвинизмистский’); она дает простые ответы на многие банальные вопросы о будто бы нелогичном словоупотреблении, как например: почему в бейсболе про отбивающего мяч говорят (has) have flied out – почему ни один смертный ни разу не (has) have flown out (зд. отбил мяч) в центр поля? Почему хоккейная команда Торонто называется «Maple Leafs», а не «Maple Leaves» («Кленовые листья»)! Почему многие предпочтут сказать Walkmans, а не Walkmen в качестве формы множественного числа от Walkman ‘портативный магнитофон’ букв. ‘«Идущий человек»’? Почему если кто‑то скажет, что все друзья его дочери – low‑lives, а не low‑lifes ‘отребье’ – это прозвучит странно?

Обратитесь за помощью к любому руководству по стилистике или самоучителю по грамматике, и оно предложит одно или два объяснения того, почему в данных случаях отметается нерегулярность образования словоформы, но все объяснения будут неверными. Одно будет состоять в том, что список «неправильных» слов в английском уже закрыт; любая новая форма, образующаяся в языке, должна это делать по правилам. Неверно: если я выдумаю такие новые слова, как re‑sing ‘спеть повторно’ или out‑sing ‘перепеть, спеть лучше кого‑либо’ их формами прошедшего времени будут: re‑sang и out‑sang, а не re‑singed и out‑singed. Аналогично, недавно я прочитал, что в Китае есть крестьяне, которые обегают нефтеносные месторождения и собирают нефть из неохраняемых скважин в маленькие емкости. В статье их называли oil‑mice, а не oil‑mouses ‘нефтяные мыши’. Второе объяснение состоит в том, что когда слово приобретает новый, не буквальный смысл, как fly out ‘отбить мяч’ букв. ‘вылететь’ в бейсболе, этот смысл требует образования словоформы по правилу. Нефтяные мыши явно опровергают это объяснение, так же, как и многие другие метафоры, основанные на «неправильных» существительных, непоколебимых в своей «неправильности»: sawteeth, а не sawtooths ‘зубья пилы’. Freud’s intellectual children, а не childs ‘духовные дети Фрейда’; snowmen, а не snowmans ‘снеговики’ и т.д. Точно так же когда глагол blow ‘дуть’ стал употребляться в сленге, как например, to blow him away ‘убить, пришить’ и to blow it off ‘свалить какое‑то дело, покончить с ним без напряжения’, формы прошедшего времени продолжали оставаться нерегулярными: blew him away и blew off the exam, а не blowed him away и blowed off the exam.

Настоящее рациональное объяснение для словоформ flied out и Walkmans исходит из алгоритма, который позволяет вывести значение сложного слова из значений составляющих его простых слов. Вспомните о том, что когда одно большое слово построено из меньших частей, все свои свойства оно получает от одного особого элемента в его составе, самого крайнего справа – его ядра. Ядро глагола to overshoot ‘промахнуться при стрельбе’ – это глагол to shoot ‘стрелять’, поэтому overshooting – это вид shooting, и это глагол, поскольку shoot – это глагол. Точно так же workman ‘рабочий’ – это существительное в единственном числе, потому что слово man ‘человек’ – его ядро – существительное в единственном числе, и оно относится к некому человеку, а не к некой работе. Вот как выглядит структура этих слов:

Самое главное то, что от ядра к верхнему узлу, распространяется вся информация, содержащаяся в слове‑ядре: не только сведения о том, глагол оно или существительное, не только его значение, но и присутствующая в нем нерегулярность образования формы. Например, в словарной статье ментального словаря для слова shoot будет среди прочего значиться следующее: «У меня есть своя собственная нерегулярная форма прошедшего времени shot». Эта порция информации распространяется вверх и относится ко всему сложному слову, как и любая другая порция информации. Таким образом, форма прошедшего времени для overshoot – это overshot (а не overshooted). Точно также слово man носит на себе табличку: «Моя форма множественного числа – это men». Поскольку man является ядром слова workman, сведения на этой табличке распространяются вверх до символа N, замещающего слово workman; отсюда форма множественного числа от workman – это workmen. Таким же образом мы получаем out sang, oil‑mice, sawteeth и blew him away.

Теперь можно ответить на банальные вопросы. Причина, причудливого поведения таких слов, как fly out и Walkmans, в том, что они не имеют ядра. Слово, не имеющее ядра – это исключение, которое по той или иной причине отличается по своим свойствам от своего крайнего справа элемента, того, на котором были бы основаны его свойства, будь оно обычным словом. Простой пример слова без ядра – это low‑life ‘отребье’ букв. ‘низкая жизнь’, которое обозначает вовсе не жизнь, а некого человека, того, который ведет низкий образ жизни. Отсюда следует, что в слове low‑life тот канал, по которому обычно распространяется информация, должен быть заблокирован. Но такой канал внутри слова не может быть заблокирован только для одной порции информации, если он заблокирован для чего‑то одного, то по нему не распространяется никакая информация. Если слово low‑life не может получить своего значения от элемента life, то оно не может получить от него и форму множественного числа. Нерегулярная форма, ассоциирующаяся с life, а именно lives, заблокирована в ментальном словаре, не имея никаких шансов распространиться на все слово low‑life. Стандартное правило на все случаи жизни «Добавь суффикс ‑s» вступает в силу за неимением альтернативы, и мы получаем low‑lifes. По такой же неосознанной причине в речи появляются словоформы saber‑tooths ‘саблезубые’, обозначающие вид тигра, а не вид зубов; tenderfoots букв. ‘нежные ступни’ – новички в скаутской организации, представляющие собой не вид ступней, а вид детей, у которых нежные ступни; flatfoots букв. ‘плоские ступни’ также обозначающие не вид ступней, а жаргонное наименование полицейских; still lifes ‘натюрморты’ букв. ‘покоящаяся жизнь’, которые являются не видом жизни, а видом картины.

С тех пор, как появился портативный магнитофон «Walkman» фирмы «Сони», никто так в точности и не знает, как назвать пару таких магнитофонов: Walkmans или Walkmen. (Альтернатива, предложенная противниками сексизма – Walkperson – оставит нас в подвешенном состоянии, потому что мы столкнемся с выбором между Walkpersons и Walkpeople.) Искушение сказать Walkmans происходит от того, что это слово не имеет ядра: Walkman букв. ‘идущий человек’ – это не вид человека, поэтому он не должен получать свое значение от слова man, содержащегося в его составе; и, по логике слова без ядра, он не должен получать от слова man и форму множественного числа. Но трудно остановиться на какой бы то ни было форме множественного числа, поскольку связь между Walkman и man выглядит совершенно не очевидной. Она выглядит не очевидной, потому что это слово не было образовано в соответствии с какой‑либо узнаваемой схемой. Оно является примером псевдоанглийского, так часто используемого в Японии на вывесках и в названиях товаров. (Например, один популярный безалкогольный напиток называется Sweat ‘Пот’, а на футболках можно встретить следующие загадочные надписи: CIRCUIT BEAVER ‘бобр электрической цепи’, NURSE MENTALITY ‘менталитет медсестры’, BONERACTIVE WEAR (сочетание слов ‘промах’ и ‘одежда для активного образа жизни’).) У Корпорации «Сони» есть официальный ответ на вопрос, как нужно говорить о более, чем одном «Walkman». Опасаясь того, что превратившись в существительное, их торговая марка станет таким же нарицательным словом, как aspirin или kleenex, они обходят грамматику, настаивая на варианте Walkman Personal Stereos ‘Индивидуальные стерео‑магнитофоны Walkman’.

А как насчет fly out? Для знатоков бейсбола оно не напрямую произошло от знакомого слова fly ‘летать’, скорее, от существительного a fly ‘мяч, пущенный по ясно видимой параболической траектории’. To fly out означает: ‘сделать аут’. Само существительное a fly ‘мяч, пущенный по параболической траектории’, конечно, произошло от глагола to fly. Структура «слово внутри слова внутри слова» может быть представлена в виде дерева, напоминающего бамбук:

Поскольку слово целиком, представленное своим самым верхним символом, является глаголом, но тот элемент, из которого оно образовано, находящийся уровнем ниже – существительное, to fly out, как и low‑life не должно иметь ядра: если бы его ядром было существительное fly, fly out тоже должно было бы быть существительным, каковым оно не является. Не имея ядра и связанного с ним информационного канала, нерегулярные формы изначально имевшегося глагола to fly, а именно, flew и flown заблокированы на самом нижнем уровне и не могут распространиться вверх, охватывая слово целиком. Стандартное правило суффикса ‑ed бросается выполнять свои функции, поскольку ничего другого не остается, и в результате мы говорим, что Wade Boggs flied out. Таким образом, нерегулярность to fly out убита не особым его значением, а тем, что будучи глаголом, это слово основано на не‑глаголе. Следуя той же логике, мы говорим: They ringed the city with artillery, а не They rang the city with artillery ‘Они образовали кольцо из артиллерии вокруг города’[65]и He grandstanded to the crowd, а не He grandstood to the crowd ‘Он играл на публику перед толпой’[66].

Этот принцип срабатывает всегда. Помните астронавта Сэлли Райд?[67]Она получила широкую известность благодаря тому, что стала первой американской женщиной, побывавшей в космосе. Но недавно ее опередила Мэй Джемисон. Джемисон не только первая афроамериканка, побывавшая в космосе, но она еще и появилась на страницах журнала «Люди» («People») в 1993 г. в списке пятидесяти самых красивых людей в мире. С точки зрения популярности она has out‑Sally‑Rided Sally Ride ‘превзошла, букв. обскакала Сэлли Райд’, а не has out‑Sally‑Ridden Sally Ride. В течение многих лет самой непопулярной тюрьмой штата Нью‑Йорк была тюрьма Синг‑Синг[68]. Но с момента бунта в тюрьме Аттика Коррекшенел Фэкьюлти в 1971 г. Аттика стала еще более непопулярной, чем Синг‑Синг; она has out‑Sing‑Singed Sing Sing ‘превзошла, букв. перепела Синг Синг’, а не has out‑Sing‑Sung Sing Sing.

Что касается Maple Leafs (Кленовые Листья)[69], то существительное, которое ставится во множественном числе, это не leaf – предмет, из которых состоит листва, но существительное, основанное на имени собственном – Maple Leaf, которое является национальным канадским символом. Имя собственное не идентично существительному. (Например, в то время как перед существительным может стоять артикль, например the, перед именем собственным не может: нельзя назвать кого‑то the Donald, если только вы не Ивана Трамп, родной язык которой чешский.) Таким образом, существительное a Maple Leaf букв. ‘один из команды Кленовые Листья’ (относящееся, скажем к вратарю) должно быть безъядерным, потому что это существительное, основанное на несуществительном. А существительное, которое не получает свойства существительного от одного из своих компонентов, не может получить от него и нерегулярность образования словоформы. Таким образом, оно сдает позиции в пользу формы, образованной по стандартному правилу – Maple Leafs. Это объяснение отвечает и на вопрос, который обеспокоил Дэвида Леттермана во время одного из его последних шоу «Лейт Найт»: почему одна из новых бейсбольных команд основной лиги в Майами называется Florida Marlins, а не Florida Marlin ‘Марлины Флориды’ в то время как во множественном числе об этой рыбе говорят marlin? И действительно, данное объяснение применимо ко всем существительным, основанным на именах собственных:

I’m sick of dealing with all the Mickey Mouses in this administration ‘Мне надоели Микки Маусы в этой администрации’ [а не Mickey Mice ].

Hollywood has been relying on movies based on comic book heroes and their sequels, like the three Supermans and the two Batmans ‘Голливуд делает ставку на фильмы, основанные на героях комиксов с продолжениями, таких как три Супермена и два Бэтмена ’ [а не Supermen и Batmen ].

Why has the second half of the twentieth century produced no Thomas Manns? ‘Почему во второй половине двадцатого века не появилось Томасов Маннов? ’ [а не Thomas Menn ].

We’re having Julia Child and her husband over for dinner tonight. You know, the Childs are great cooks ‘Сегодня к нам на ужин придут Джулия Чайлд с мужем. Знаешь, Чайлды прекрасно готовят’ [а не the Children ].

* * *

Таким образом нерегулярные формы живут на самом нижнем ярусе дерева структуры слова, на котором в него вводятся корни и основы из ментального словаря. Специалист по развитию детской речи Питер Гордон выигрышно использовал этот факт в бесхитростном эксперименте, показывающем, как, вероятно, «встроена» в детский мозг логика структуры слова.

Гордон сосредоточил внимание на кажущейся странности, впервые замеченной лингвистом Полом Кипарски: сложные слова могут быть образованы с нерегулярными формами множественного числа и не могут – с регулярными. Например, про дом, наводненный мышами (mice) можно сказать mice‑infested, но если описать дом, наводненный крысами (rats), как rats‑infested, то это прозвучит странно, мы говорим, что он rat‑infested, хотя даже по определению одна крыса не может произвести это наводнение. Точно так же, когда велось много разговоров о men‑bashing ‘приставаниях к мужчинам’, никогда не упоминалось gays‑bashing ‘приставание к гомосексуалистам’, только gay‑bashing букв. ‘приставание к гомосексуалисту’; существуют teethmarks ‘следы зубов’, но не clawsmarks ‘следы когтей’. Когда‑то была песенка про purple‑people‑eater ‘пурпурного людоеда’, но было бы грамматически неправильно петь про purple‑babies‑eater ‘пурпурного «младенцееда»’. Поскольку допускаемые правилом нерегулярные формы множественного числа и не допускаемые правилом регулярные формы имеют сходные значения, дело, должно быть, в грамматике нерегулярности.

Теория структуры слова легко объясняет этот факт. Из‑за своей нестандартности нерегулярные формы множественного числа должны храниться в ментальном словаре, как корни или основы, их нельзя образовать по правилу. Благодаря таким условиям хранения их можно ввести в правило образования сложных слов, которое присоединяет одну существующую основу к другой существующей основе, чтобы произвести новую основу. Но регулярные формы множественного числа – это не основы, хранящиеся в ментальном словаре, а сложные слова, которые образуются с ходу, когда бы ни потребовалось, по правилу словоизменения. Их компоненты слишком поздно соединяются вместе в процессе «от корня – к основе – к слову», чтобы стать доступными для правила образования сложных слов, исходные данные для которого могут браться только из ментального словаря.

Гордон обнаружил, что дети от трех до пяти лет очень точно следуют этому ограничению. Показывая детям куклу, он вначале спрашивал их: «Вот чудище, которое любит есть грязь. Как вы его назовете?» Потом он давал ответ mud‑eater ‘грязеед’ для затравки. Детям нравятся подобные игры, и чем кошмарнее вид еды, тем охотнее они придумывают слова, зачастую к ужасу наблюдающих за этим родителей. Затем шли самые важные части. «Чудище, которое любит есть mice ‘мышей’» было названо детьми mice‑eater ‘мышеед’. Но «чудище, которое любит есть rats ‘крыс’» ни разу не было названо rats‑eater букв. ‘крысыед’, только rat‑eater ‘крысоед’. (Даже те дети, которые в спонтанной речи делали ошибку, говоря mouses, никогда не называли куклу mouses‑eater.) Другими словами, дети соблюдали тонкие ограничения, свойственные правилу образования сложных слов с формами множественного числа. Это позволяет сделать вывод, что правила имеют такую же форму в неосознающем их детском уме, что и в неосознающем их уме взрослого.

Но самое интересное открытие произошло тогда, когда Гордон исследовал, как дети могли усвоить эти ограничения. Он предположил, что возможно дети усвоили их от родителей, прислушиваясь к тому, какие формы множественного числа присутствуют в сложных словах, произносимых родителями: регулярные, нерегулярные или и те и другие. Затем по всей вероятности дети копировали то, что они слышали. Он обнаружил, что такого не могло произойти. В материнском языке просто нет сложных слов, которые бы содержали формы множественного числа. Большинство сложных слов, как например, toothbrush, содержат существительное в единственном числе; такие сложные слова, как mice‑infested, хотя и возможны грамматически, используются редко. Дети образовывали слово mice‑eater, но не rats‑eater, хотя они не имели никаких подтверждений из речи взрослых, что язык работает именно так. Вот еще один образец знания, вопреки «недостаточности исходных данных», откуда следует, что этот очередной аспект грамматики может быть врожденным. Так же как в экспериментах Крейна и Накаямы с куклой Джабба было выявлено, что дети автоматически различают цепочки слов и структуру непосредственно составляющих, эксперименты Гордона с мышеедом показали, что в морфологии дети автоматически различают корни слов, хранящиеся в ментальном словаре и словоформы, созданные по правилу.

* * *

Одним словом, слово – сложная штука. Но тогда, одним словом, что же такое есть слово на самом деле? Мы только что увидели, что «слова» могут быть составлены из частей по правилам морфологии. Но что тогда делает их отличными от синтаксических групп или предложений? Может быть, нам следует зарезервировать слово «слово» для обозначения того, что нужно запоминать автоматически; для соссюровского произвольного знака, отражающего первый из двух принципов работы языка (второй принцип – дискретная комбинаторная система)? Мы озадачены потому, что слово «слово» в обиходном употреблении не является научно точным. Оно может относиться к двум вещам.