Сохранить фундамент доверия

Объединение Германии было воспринято большинством советских граждан с пониманием, спокойно. Конечно, было определенное недовольство со стороны части военных, дипломатов, идеологического партийного аппарата. Но претензии и спекуляции на эту тему возникли в основном позже, когда у нас резко обострилась внутриполитическая борьба и особенно после распада Союза, когда вся ситуация в российско‑германских отношениях оказалась иной, чем предполагалось.

Были подорваны те предпосылки, которые в годы перестройки закладывались в основу будущих отношений с Германией. Многое из того, что мы намечали и ожидали, предстало в ином свете. Обострилась полемика – кто выиграл, кто проиграл, кто какие имел заслуги и какие грехи по ходу решения задач, связанных с германским вопросом. Такую полемику подогревало и стремление определенных кругов в США и некоторых других странах истолковать окончание «холодной войны» как победу Запада. Это спровоцировало в России всплеск негативных оценок внешней политики периода перестройки.

Что касается объединения Германии, то полемика дальше спекулятивных заявлений какой‑то части ученых и политиков о том, что, мол, Горбачев в германском вопросе продешевил, не пошла. Отношение же к немцам, вообще к Германии кардинально изменилось в позитивную сторону. И это самый главный итог, незаменимый капитал, который уже работает и дает дивиденды и нам, и немцам.

Во многом это объясняется и тем, что все вопросы, затрагивающие интересы наших народов, урегулированы в международно‑правовом, договорном порядке. И хотя события на последнем этапе развивались в ускоряющемся темпе, все конкретные аспекты тщательно прорабатывались при участии соответствующих ведомств, специалистов, обсуждались, выверялись. Договоры и соглашения, подписанные нами в Бонне в ноябре 1990 года, составили в общей сложности 100 страниц печатного текста.

Эти документы цитировались в предыдущем разделе книги, некоторые даны в Приложении. Здесь же я еще раз хочу резюмировать то, что касается гарантий интересов советской стороны и обязательств, взятых на себя немецкой стороной.

Объединенная Германия:

– обязалась служить делу мира; она заявила, что в будущем с немецкой земли будет исходить только мир, и подтвердила окончательный характер ее границ;

– она отказалась от производства, обладания и права распоряжения атомным, биологическим и химическим оружием, заявила о решимости соблюдать свои права и обязанности по Договору о нераспространении ядерного оружия и обязалась сократить численность своих вооруженных сил до уровня в 370 тысяч человек (примерно на 45%);

– было выражено стремление и готовность развивать с Советским Союзом широкомасштабное и долгосрочное сотрудничество в различных областях. Обязательства, касающиеся развития двустороннего сотрудничества, были зафиксированы в Договоре о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве, специальном Договоре о сотрудничестве в области экономики, промышленности, науки и техники и в других соглашениях.

Выступая в Бонне при подписании советско‑германских договоров, канцлер Коль заявил следующее: «Ввиду болезненного, но неизбежного переходного периода (в Советском Союзе) мы готовы продолжать оказывать помощь словом и делом. Мы неоднократно доказывали это в прошедшие месяцы. Мы будем вносить в это сотрудничество нашу добрую волю и наш 40‑летний опыт развития успешного социального рыночного хозяйства» [[5]].

Что получилось и чего не получилось в действительности? К сожалению, возможности сотрудничества двух государств, которые открылись в результате объединения Германии, не были в полной мере использованы. В основном вина за это лежит на нас самих – распался Советский Союз. Это не могло не отразиться в целом на российско‑германских отношениях. В какой‑то мере изменившаяся ситуация сказалась и на внешней политике ФРГ. В российско‑германских отношениях возникли определенные проблемы, которые, думаю, не появились бы, если бы Советский Союз продолжал существовать.

Вместе с тем я должен подчеркнуть, что Германия, несмотря на изменившиеся обстоятельства, продолжала придерживаться принятых обязательств в экономической области. В 1990 – 1991 годах она оказала СССР крупное финансовое содействие в решении проблем, связанных с переходом к рыночным отношениям. Среди немецкого населения развернулось движение частных инициатив по оказанию гуманитарной и продовольственной помощи советским людям. В это включились многие фирмы и организации. В Москву приезжала группа президентов крупнейших немецких банков с конкретными планами и желанием немедленно приступить к делу. По многим из совместных проектов сразу же началась работа.

Финансовая помощь, которую Германия предоставила Советскому Союзу и потом России, составила в общей сложности почти 100 млрд. марок. Это более половины всей зарубежной помощи. С учетом экономических проблем самой ФРГ, особенно ввиду расходов на оздоровление экономики восточных земель, у нас едва ли есть основания в чем‑то упрекать немцев объединенной Германии. Не их вина, что предоставленными России многомиллиардными средствами и другой помощью мы не смогли распорядиться.

Некоторые российские деятели из национально‑патриотических кругов постфактум стали утверждать, что объединение Германии могло бы быть достигнуто на более выгодных условиях. У нас есть люди, которые считают: надо было с них «содрать семь шкур». Я такой подход отвергаю. Он был бы и аморальным, и просто глупым. Мы стремились установить отношения взаимного доверия и основанного на доверии сотрудничества. О каком доверии можно было бы говорить, если бы мы подходили с такой позиции? Если бы пытались использовать судьбу великой нации в качестве разменной монеты в дипломатической игре? Это было бы оскорбительно для немцев и недостойно нашего великого народа. Тем более когда в объединенной Германии мощно проявилось чувство благодарности к России, нашедшее, как я уже говорил, вполне практическое выражение. Мы попросту растратили бы приобретенный политический капитал доверия, который возник в результате исторического примирения двух великих народов.

Самое драгоценное и обнадеживающее, что было достигнуто в тот период в международной политике, – это доверие. Капитал доверия, который нам был нужен для внутренних реформ, включен в «Большой договор». Сотрудничество на его базе должно было в конечном счете ввести в оборот сотни миллиардов, которые как раз нам и нужны. И это реалистический подход, так как «Большой договор» не менее, чем нам, выгоден Германии.

ФРГ не только придерживалась своих обязательств, но и в качестве влиятельного члена Европейского сообщества и «Группы семи» взяла на себя инициативную роль в деле мобилизации усилий промышленно развитых стран Запада по налаживанию экономического сотрудничества с нашей страной. Руководство ФРГ способствовало заключению соглашения между Россией и Европейским Союзом о партнерстве и сотрудничестве (хотя его вступление в силу очень задержалось). При немецкой поддержке принимались меры, облегчавшие доступ России на рынки ЕС путем включения во Всемирную систему благоприятствования.

Наши интересы были соблюдены и в том, что касается сохранения сложившихся хозяйственных связей с предприятиями и организациями бывшей ГДР. Все это нашло детальное отражение в Договоре о сотрудничестве в области экономики, промышленности, науки и техники (статья 1), где зафиксировано обязательство обеих сторон соблюдать ранее достигнутые договоренности между СССР и ГДР о поставках товаров и предоставлении услуг, учитывать взаимную заинтересованность в снабжении запасными частями ранее поставленных машин, оборудования и приборов, сохранять и развивать дальше сложившиеся кооперационные и научно‑технические связи и т. п.

Кроме того, немецкая сторона обязалась поддерживать эффективную работу предприятий на территории бывшей ГДР, сотрудничающих с советскими партнерами, и содействовать в переходный период доступу советских предприятий и организаций к рынку сбыта на территории бывшей ГДР (включая решение таможенных проблем, неприменение количественных ограничений в рамках традиционных товаропотоков и т. п.). Подтверждался взаимный интерес к дальнейшему сотрудничеству в сооружении промышленных и иных объектов на территории СССР в рамках заключенных ранее с ГДР соглашений об экономическом и техническом сотрудничестве.

И если эти надежды не вполне оправдались, то причиной тому явилось не отсутствие договорных гарантий, а ликвидация СССР как субъекта и участника этих гарантий.

В 90‑е годы мне пришлось неоднократно бывать в Германии, встречаться с политиками, бизнесменами, выступать перед ними, в частности, на темы российско‑германского экономического сотрудничества. И я мог убедиться, что в немецких деловых кругах сохранилось благожелательное отношение к России, искреннее желание работать на российском рынке, оказывать помощь в наших преобразованиях. Но то, что происходило в эти годы в России – спад производства, постоянное изменение правил, коррупция, рост преступности, – это не могло не отразиться негативно на восприятии России как делового партнера.

Впрочем, немецкие предприниматели и в этих условиях старались что‑то делать – договаривались о совместных проектах, совместных предприятиях, оказывали помощь в подготовке российских менеджеров. Германия осталась крупнейшим торгово‑экономическим партнером России, но возможности, которые были заложены в наше экономическое сотрудничество при объединении Германии, оказались в значительной мере утраченными. Объем взаимной торговли снизился, хотя правительство ФРГ поощряло ее, предоставив немецким фирмам, особенно на территории бывшей ГДР, соответствующие государственные гарантии. Только в 1992 году оно выделило для этого 5 млрд. марок в форме кредитов «Гермеса», из которых 4 млрд. – на поддержку торговли с Россией.

Преодоление раскола Германии не могло не сказаться на перспективах европейского строительства. Содействуя объединению Германии, мы исходили, в частности, из открывавшихся тем самым возможностей совместного участия двух крупнейших европейских государств в строительстве новой Европы. Но ситуация изменилась, и многое пошло не так, как могло бы идти.

Помимо объективных обстоятельств, не могу не отметить некоторые, скажем так, поспешные шаги канцлера, шедшие вразрез с его обещаниями и патетическими заявлениями – публичными и один на один.

Вскоре после августовского путча канцлер Коль, выступая 4 сентября 1991 года в бундестаге, четко и недвусмысленно выразил солидарность с законным советским руководством. И в то же время в ходе визита Ельцина в Бонн представители ФРГ и Российской Федерации подписали совместное заявление, которое ставило российско‑германские отношения как бы в один ряд с советско‑германскими отношениями. Сразу после августовского путча, вслед за Россией и не дожидаясь решения союзных властей, Германия признала независимость балтийских государств.

К этому времени европейский процесс фактически застопорился. Западные державы стали отходить от принципов, провозглашенных в Парижской хартии для новой Европы. Это касается и немецкой внешней политики. Прежде всего я имею в виду поспешное, неожиданное для многих признание Германией самопровозглашенной независимости Хорватии и Словении, входивших в состав суверенной Югославии. Это подтолкнуло этнический сепаратизм в других частях Югославии и способствовало ее распаду, что привело к затяжной кровопролитной гражданской войне. Она унесла тысячи жизней, сотни тысяч вынуждены были покинуть свои дома, стали беженцами. Перед лицом этой человеческой трагедии абсурдно утверждать, что дипломатическое вмешательство в пользу Хорватии и Словении диктовалось стремлением защитить гражданские права и интересы национальных меньшинств.

Эти действия немецкой дипломатии тем более достойны сожаления, что в советско‑германском «Большом договоре» говорится об обязательстве «обеспечивать приоритет общепринятых норм международного права» и «неукоснительно уважать территориальную целостность всех государств в Европе в их нынешних границах» (статьи 1 и 2). Международное право не предусматривает право на сецессию (отделение). Закреплено превосходство принципа государственного суверенитета в Уставе ООН, а также в Хельсинкском Заключительном акте.

Отход правительства ФРГ в этих вопросах от буквы и духа подписанных ею документов, в том числе Парижской хартии 1990 года, тем более очевиден, что оно действовало в данном случае вопреки позиции специальной комиссии ЕС, рекомендовавшей не признавать словенской и хорватской суверенности. Принципа сохранения территориальной целостности придерживались тогда и президент США Джордж Буш, Совет Безопасности ООН, специальный посланник ООН в Югославии Сайрус Вэнс, председатель Мирной конференции по Югославии лорд Каррингтон. Несмотря на это, политический вес Германии был использован для того, чтобы побудить ЕС последовать немецкому примеру. Желание воспользоваться выгодной конъюнктурой в своих интересах взяло верх над соображениями более высокого порядка, требовавшими в такой ситуации максимальной дальновидности и сдержанности.

Серьезный удар по планам общеевропейского строительства нанесло решение о расширении НАТО, принятое при активном участии Германии. Между тем в 1990 году говорилось об историческом шансе «поставить на новую основу изначальное единство нашего континента», о намерении «следовать успешным курсом СБСЕ», о том, что СБСЕ будут рассматривать как «двигатель общеевропейской политики мира» и т.п. Вопреки этим заявлениям на первый план было выдвинуто НАТО в ущерб роли СБСЕ.

Я не разделяю преувеличенных страхов по поводу расширения НАТО, но считаю это решение ошибочным. Повышение международной роли западного военного альянса уводит в сторону от насущных задач общеевропейского строительства. Его будущее остается неопределенным. Новые разделительные линии между различными регионами Центральной и Восточной Европы препятствуют общеевропейскому строительству. У Запада нет цельной концепции мирного порядка для всей Европы.

Фактически НАТО стало присваивать себе функции наведения порядка в связи с конфликтными ситуациями за пределами сферы своей ответственности, в частности на Балканах в связи с конфликтами в Боснии, а потом в Косово. Руководство НАТО, проявляя предвзятость и двойные стандарты, применило военную силу против Югославии без санкции Совета Безопасности ООН. С точки зрения международного права это было актом прямой агрессии. Достойно сожаления, что едва ли не громче других за нанесение ударов по Югославии выступал бывший министр обороны ФРГ Рюэ. Это плохо согласуется с заявлениями о том, что с немецкой земли будет исходить только мир.

Европейский процесс, таким образом, нарушился, он приобрел какой‑то деформированный, асимметричный характер. На Западе его стали отождествлять с расширением западной системы союзов – Европейского Союза и НАТО, их избирательным распространением на другие европейские государства. И в это же время – налицо противодействие Запада любым проявлениям интеграционных устремлений на постсоветском пространстве. Они произвольно интерпретируются как выражение имперских притязаний России. Соответственно этому политика в отношении новых независимых государств во многом строится на том, чтобы попытаться подтянуть их к Западу и противопоставить России. Эта линия крайне опасна.

Подобные перекосы вряд ли были бы возможны при той конфигурации европейских сил, в которой особая роль принадлежала Советскому Союзу как европейской и мировой державе. Взаимодействие обновленного на демократических началах Советского Союза с объединенной сильной Германией стало бы мощным фактором развития европейского процесса в духе принципов Парижской хартии для новой Европы.

Проблемы европейской безопасности и сотрудничества, европейского единства остаются. Они выглядят теперь иначе, чем это было на предшествующем этапе. Задача перехода от Большой Европы к Объединенной Европе не утратила своей актуальности. Это ставит серьезные вопросы перед всеми европейцами, в том числе перед Россией. Российская дипломатия ищет новые подходы в своей европейской политике, хотя ее возможности на этом, как и на других направлениях, серьезно ослаблены продолжающимся внутренним кризисом, да и ранее допущенными просчетами в политике.

Все это, однако, не может умалить значения российско‑германских отношений. Выдающиеся деятели Германии и России задумывались над колоссальными возможностями, заключенными в сцеплении потенциалов двух стран, столь завидно дополняющих друг друга. Цивилизационные предпосылки для нашего взаимодействия и межнациональной дружбы в процессе сплочения Европы и всеобщей глобализации – налицо. Российско‑германский фактор и в том и в другом мог бы сыграть оригинальную и очень значительную конструктивную роль – в своих и общих интересах. Мое горячее желание – чтобы все позитивное, что было накоплено в отношениях между нашими странами на рубеже 90‑х годов, не было утрачено ни Россией, ни Германией в нынешнее трудное время. Главное сегодня – сохранить фундамент доверия, заложенный в процессе развития нашего сотрудничества.

Хочу надеяться, что после трагедий и потрясений XX века и уроков, которые немцы извлекли из прошлого, а также в результате коренных перемен в самом характере мирового развития, роль Германии в Европе и мире будет только положительной и что единая и необратимо демократическая Германия внесет свой конструктивный вклад в решение проблем, встающих на рубеже веков перед международным сообществом.

Date: 2015-12-13; view: 348; Нарушение авторских прав