Странный День святого Валентина

Элмвуд‑Спрингс, штат Миссури

14 февраля 1976

На второе утро к Дене пожаловал еще один посетитель. В восемь часов доктор Джерри О'Мэлли подъехал к дверям в наряде трубадура пятнадцатого века, в розовых панталонах и шляпе с перьями, с дюжиной роз в руках и мандолиной.

Мак подошел к двери:

– Здравствуйте. Чем могу служить?

Джерри чувствовал себя полным идиотом, но был намерен выполнить что задумал.

– Мистер Уоррен, я друг Дены, нельзя ли мне с ней увидеться на пару минут?

– Она наверху. Могу я доложить, кто… или что… здесь?

– Э‑э, ну… это связано с Днем святого Валентина. Вроде как сюрприз.

– Ясно. Подождите секундочку. Я посмотрю, может, она выйдет.

Проходя мимо Нормы, которая выглянула из кухни, он сказал вполголоса:

– Ты не поверишь, что у нас на крыльце.

Джерри разложил розы на лестнице, спустился и стал ждать Дену. Он заметил, что из окна гостиной за ним подглядывает женщина, но не Дена.

Дена спала глубоким сном, когда постучал Мак:

– Малышка, там к тебе пришли.

Дена подскочила от неожиданности:

– Что?

– Там к тебе пришли.

Она села в постели:

– Кто?

– Он сказал, что это сюрприз. Он тебе кое‑что привез.

– А‑а. Можете мне это принести?

– Нет… вряд ли. Думаю, тебе лучше спуститься и взять самой.

Дена вылезла из постели и накинула халат. Внизу Маку пришлось оттащить Норму от окна:

– А ну‑ка, кумушка, пойдем в кухню.

Она не желала уходить:

– Кто‑то из нас должен остаться здесь. А что, если он сумасшедший? Он может быть опасен, Мак!

Мак рассмеялся:

– Он, конечно, сумасшедший, но не опасен.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что бедняга дрожит как заяц.

Дена спустилась и подошла к двери. Сначала она никого не увидела, но, посмотрев вниз, обнаружила розы, выложенные в форме сердца, с запиской в середине. Выйдя на крыльцо, услышала музыку. И увидела Джерри, тот стоял на улице в дурацком костюме, с мандолиной, и пел что‑то о любви.

Она стояла в халатике, трясясь от холода, из окон один за другим стали выглядывать соседи. Она не верила своим глазам и ушам.

Допев песню, он снял шляпу, поклонился и уехал, оставив ее стоять, не понимающую со сна, что Джерри О'Мэлли делает в Элмвуд‑Спрингс, штат Миссури, в восемь часов утра. Или это галлюцинация? Она наклонилась, подобрала карточку и прочла:

НИКАКОГО ДАВЛЕНИЯ, ПРОСТО ЗНАЙТЕ, ЧТО Я ВАС ОБОЖАЮ! БУДЬТЕ СЧАСТЛИВЫ В ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА.

С ЛЮБОВЬЮ, ДЖЕРРИ

Она собрала розы и вернулась в дом. Норма высунула голову из‑за угла кухни:

– Малышка, твой друг не желает зайти? Милости просим.

– Нет, все в порядке. Он уехал. Вот цветы, нужны?

– Боже, красота какая! Поставлю их в вазу, пусть будут у тебя в комнате. Как мило с его стороны привезти тебе розы, правда? Он, похоже, очень хороший человек. – Норма, умирала от желания узнать, кто это был, но спрашивать не стала.

– Хороший, но я начинаю подозревать, что он сумасшедший или что‑то в этом роде, – ответила Дена, поднимаясь по лестнице.

Норма шмыгнула обратно в кухню и сказала Маку, который пил кофе:

– Видишь! Что я тебе говорила! Малышка тоже считает его сумасшедшим. Никогда ты мне не веришь. – Она поглядела на цветы и потянулась за вазой. – Но розы красивые, что бы ты ни говорил.

– Я ни слова не сказал, Норма.

Джерри еще потряхивало, когда милях в двадцати от Элмвуд‑Спрингс он проехал мимо автомобиля дорожной полиции, превысив скорость на десять миль в час. Полицейский допил кофе, сунул в рот последний кусок пончика, включил сирену и рванул следом за нарушителем. Джерри услышал сирену, глянул в зеркальце заднего вида, и сердце у него ухнуло в пятки. Других машин вокруг не было. Мелькнула мысль, не дать ли деру, но он был законопослушным гражданином и, вздохнув со стоном, съехал на обочину.

Полицейский, человек весьма крупный, вылез, откашлялся и медленно подошел к машине.

– Доброе утро, – приветливо сказал он.

Заглянув внутрь, он подумал: господи помилуй, что это я остановил на автомагистрали номер 34?

Джерри сделал над собой усилие и сказал как ни в чем не бывало:

– Доброе утро. В чем дело, офицер?

– Будьте добры ваши документы и водительское удостоверение, сэр.

– Это арендованная машина. Я взял ее напрокат сегодня утром в Канзас‑Сити, а удостоверение у меня в куртке на заднем сиденье. Можно я его достану?

Полицейский не хотел рисковать.

– Будьте любезны выйти из машины, сэр.

Джерри вышел, открыл заднюю дверь, взял удостоверение из бумажника и протянул его полицейскому. Прочитав его, тот сказал как можно спокойнее, что было нелегко при данных обстоятельствах, учитывая, что его правонарушитель (белый мужчина) был одет в трико и туфли с загнутыми вверх носками с колокольчиками на концах, словно он свалился с карнавальной платформы:

– Подождите, пожалуйста, здесь, пока я проверю вашу лицензию.

Джерри стоял у машины, молясь, чтобы никто не ехал мимо, но, разумеется, впустую, и все легковые машины, а также одна грузовая замедляли ход и пялились на него. Через несколько минут полицейский вернулся.

– Похоже, не много вы преступлений совершили, не считая этого превышения скорости на автомагистрали. – И отдал Джерри лицензию.

– Спасибо. Можно я сяду в машину, а?

– Конечно. Давайте.

Колокольчики на туфлях Джерри звенькнули.

Полицейский сказал:

– У нас тут, в округе Джефферсон, мало найдется мужчин, которые расхаживают в розовых колготках. Есть какая‑то причина для подобного наряда? Или у вас в Нью‑Йорке все так ходят?

– Это долгая история.

– Что ж, я не тороплюсь. Мне спешить некуда.

Джерри спросил:

– Скажите, вы женаты?

– Да. Этого у нас тут никто не избежит. Пойман и посажен на цепь, как и все остальные. А что?

– Тогда вы должны знать, что сегодня День святого Валентина.

Полицейский глядел на него, ожидая продолжения.

– Вы наверняка придумали для своей жены что‑нибудь особенное. Ну, знаете, чтобы ее удивить. Сюрприз.

– Она каждый год получает от меня открытку, и все, я больше ничего не выдумываю. Появись я в таком виде, она решит, что у меня шарики за ролики закатились.

– Я прилетел сюда, чтобы преподнести сюрприз моей… ну, той, которая, надеюсь, станет моей девушкой.

Полицейский кивнул:

– А‑а. Ну, значит, я правильно догадался, что тут наверняка женщина замешана. Вам тридцать пять лет, сынок, а вы предстаете перед ней, наряженный, как цирковая собачка.

Джерри не нашелся что сказать.

– Ну и костюмчик, однако. Где вы его откопали?

– Напрокат взял.

– Ага. Интересно, что она подумала.

– Вряд ли я сильно ошибусь, предположив, что сейчас она думает, что я поступил очень глупо.

– Не могу не согласиться с этим, приятель. А если бы ее дома не оказалось? Столько денег на ветер. Почему на подольше не остались?

– Я стараюсь на нее не давить.

– А‑га.

– Она пока не знает, как ко мне относиться.

– Понятно. И как думаете, какие у вас шансы? Пятьдесят процентов? Двадцать пять?

– Скорее двадцать пять.

Полицейский ткнул в шляпу на сиденье, рядом с мандолиной.

– Еще и шляпа к костюму прилагается?

– Да.

– Не возражаете, если я взгляну?

– Пожалуйста, – Джерри протянул ему шляпу, – смотрите.

Полицейский внимательно рассматривал диковинную вещь.

– Это бархат, что ли?

– Наверное. Или плюш.

– А как думаете, что это за перья?

– Понятия не имею, какие‑то перья.

Полицейский был заинтригован.

– Гм, перья. Да‑а, черт. – Он вернул шляпу. – А что навело вас на мысль одеться в такое… обмундирование?

– Подумал, это будет романтично. По‑моему, женщины любят романтику.

– Да?.. Моя сказала, когда мы женились: учти, в этом нет никакой романтики. Вы в таком виде и в самолете летели?

– Нет, остановился на автозаправке и переоделся. – Джерри начал терять терпение. – Слушайте, это все необходимо, что ли? Можно мне уже выписать штраф и отпустить? Или в тюрьму меня посадить, или что вы там со мной намерены делать.

– Эй, успокойся, парнишка. Не будет тебе никакого штрафа. – Патрульный засмеялся. – Я тебе вот что скажу. Если бы я тебя отправил в тюрьму, то в эдаком костюмчике ты получил бы романтики на‑а‑амного больше, чем хочешь. Они там звереют от одиночества, а в этих розовых колготках ты многим покажешься чертовски привлекательным. Не‑е, я просто любопытничал. И сколько ты уже гоняешься за этой женщиной?

Джерри успокоился, что обойдется без штрафа, но нервы его были уже на пределе.

– Около года. Или больше. Ничего, если я закурю?

– Ничего, давай, закуривай.

Джерри предложил постовому сигарету.

– Не‑е, спасибо. Я это дело бросил. Ладно, уточним. Значит, ты прилетаешь из Нью‑Йорка, едешь сюда на машине, останавливаешься и переодеваешься в этот костюм только ради того, чтобы спеть одну песню женщине, которой это покажется или же не покажется интересным. Правильно?

– Более или менее.

– Говоришь, ты взял его напрокат. Где?

– В Нью‑Йорке, в лавке театрального костюма.

– Ты что, актер какой‑то?

– Нет, я… В общем, нет, не актер.

– И кто так одевается?

– Это… костюм трубадура. Знаете, они носили камзол и панталоны. Это уходит корнями в историю.

Полицейский сказал:

– К временам Робин Гуда, типа того?

– Нет, раньше. Кажется, в пятнадцатый век. По крайней мере, так они сказали.

Полицейский смотрел на мандолину:

– Ты музыкант? Умеешь играть на этой штуке?

– Да так, не очень. Выучил одну песню.

– Правда? Какую?

– Это старинный английский мадригал. Знаете, что такое мадригал?

– Разумеется, я знаю, что такое мадригал. И как он называется?

– Вряд ли вы его когда‑нибудь слышали.

– А ты меня проверь.

– «Ты моя прекрасная леди Любовь», – промямлил Джерри.

– Как, еще раз?

– «Ты моя прекрасная леди Любовь», – повторил он чуть громче.

– Не‑а. Этого не знаю. Ну и как, она удивилась?

– Да уж надо думать.

– Что сказала?

– Ничего не сказала. Я только отдал ей розы, спел песню и уехал.

– А‑га. А теперь ты намерен ехать до Канзас‑Сити, сесть на самолет и улететь домой. Все в один день.

– Да.

– И во сколько тебе обошлось это путешествие?

– Точно не подсчитывал.

– А ты примерно прикинь.

– Ну, наверное, с самолетом, арендой машины, цветами… прокатом костюма… и мандолиной… может, пять или шесть сотен, около того.

– Ух ты. А фотография у тебя есть?

– Фотография?

– Да. Я хочу увидеть фотографию этой твоей женщины.

– Нет, с собой нет. Дома есть.

– Она блондинка, рыженькая?

– Блондинка.

– Ну да, разумеется. Они постоянно это проделывают.

– Она красивая девушка, но дело не только в красоте. Она невероятно умна и остра на язык. Она вовсе не глупышка‑блондиночка, если вы на это намекаете.

Полицейский покачал головой:

– Да ты и впрямь влюблен, приятель? Парень довольно симпатичный. Какие у нее возражения?

– Возражение вроде бы только одно, – сказал Джерри. – Она считает меня, как мне сказали, скучным.

– Скучным? Каким угодно, парень, только скучным тебя нельзя назвать.

– Спасибо. Вы меня утешили.

– Я бы на твоем месте поискал такую, которой ты наверняка нравишься, назначил бы ей свидание – и вперед.

– Я пытался. Не получилось. Нет, к сожалению, она единственная создана для меня. Не знаю, создан ли я для нее, понимаете? Так что мне остается только ждать.

– Да‑а, я тебя понял.

Полицейский положил руки на ремень и поглядел на дорогу.

– Что ж… Рад, что это не со мной происходит. А я на женщин не заглядываюсь. С тех пор, как Эдна избрала меня своей жертвой.

Джерри спросил с надеждой:

– Мне можно ехать?

– Погоди минутку. – Полицейский вынул блокнот и стал писать.

– Вы же, кажется, сказали, что не станете выписывать штраф.

Полицейский ответил не глядя:

– Я и не выписываю. Но мне теперь интересно, что из этого выйдет. – Он протянул Джерри листок. – Это мой домашний адрес. Может, чиркнешь пару строк, когда что‑то прояснится?

– Хорошо.

– Ну поезжай, только скорость не превышай, слышишь?

Глядя вслед отъехавшей машине, полицейский подумал: вот бы его задержать, эх, ребята ни за что ведь не поверят. Потом сел в патрульную машину и написал краткий рапорт: «14 февраля, 8.36 утра. Задержан белый мужчина. Влюбленный трубадур пятнадцатого века в розовых трико, панталонах и камзоле». Интересно, подумал он, как пишется «камзол»? Вычеркнул слово и добавил: «Шляпа с пером и туфли с загнутыми кверху носами и маленькими колокольчиками. Первое нарушение. Отпущен с предупреждением».