Мамочки и папочки

Нью‑Йорк

1975

На следующем сеансе с доктором Диггерс Дена подумала – а почему бы не спросить об этом? По крайней мере, она хоть что‑то получит за свои деньги.

– Позвольте, я кое‑что спрошу, доктор Диггерс. Это нормально, чтобы человеку постоянно снился один и тот же сон?

Доктор Диггерс подумала: «Это первый настоящий вопрос, заданный Деной».

– Да. А что?

– Просто интересуюсь. Мне все время снится один и тот же дурацкий сон.

– Давно?

– Что?

– Давно вам снится этот сон?

– Даже не знаю. С детства. Не помню. В общем, снится почти одно и то же. Я вижу этот дом, карусель на лужайке перед домом, иногда она на заднем дворе, а иногда – в самом доме, и я хочу войти, но не могу найти дверь.

– Вы себя во сне видите?

– Нет, я только знаю, что это я, но себя не вижу. В общем, мне просто интересно, что значит эта ерунда. Если вообще что‑то значит.

– А мне интересно, интересно ли вам, – сказала доктор Диггерс.

– И как это прикажете понимать?

– Думаю, где‑то внутри вы догадываетесь, что просто не хотите туда заглядывать. Что вы почувствовали, потеряв отца?

Дена закатила глаза. Ну вот, снова по новой. Задай простой вопрос – и получи в ответ психобормотание с вопросительными знаками.

– Я сто раз вам говорила: ничего я не чувствовала. Я его не знала, это вообще не произвело на меня никакого впечатления. Слушайте, я здесь не для того, чтобы распускать нюни по поводу своего детства.

– Знаю, вы ходите, чтобы сладенького поесть. А теперь, в сотый раз, какой была ваша мать? Как бы вы ее описали?

– Ох… не знаю.

– Попытайтесь.

– Это просто глупый сон.

– Она была любящей матерью? Злой? Какое у вас сложилось о ней впечатление?

Дена принялась раздраженно стучать пяткой об пол.

– Я уже говорила. Она была просто матерью, с двумя глазами, двумя ушами. А ваша мать какой была?

– Это мое интервью. Может, между вами осталось что‑то недосказанное перед тем, как она умерла?

Дена застонала.

– Ну почему все должно быть таким тупо психотерапевтическим? По‑моему, вы даже мысли не допускаете, что человек может прожить без того, чтобы его не заанализировали до смерти. Я не говорю, некоторым, может, оно и надо, но я не из них. Я не слабая, поверженная, ни на что не способная личность. Мне сейчас просто тяжело на работе, и это не имеет никакой связи с глубоко захороненными в моей психике тайнами, и вы не ответили на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– Какой была ваша мать?

– С четырнадцатью ушами, двенадцатью ногами и в горошек. Знаете, Дена, вы твердый орешек, но я вас расколю. Вы словно бы решили ничего о себе не рассказывать, но я не сдамся. Можете таращить на меня ваши голубые глазищи сколько угодно, но я не сдамся. Вы наконец встретили равного по силе соперника.

Дена засмеялась. Ей поневоле нравилась доктор Диггерс.

– В психотерапевтов часто стреляют?

– О да, мне то и дело приходится обыскивать пациентов на предмет оружия.

Когда она уже уходила, доктор Диггерс отправилась проводить ее до двери. Надевая пальто, Дена сказала:

– Кстати, я рассталась с Джей‑Си.

Доктор Диггерс сказала:

– Вот как.

– Да. Он хороший. Но слишком уж серьезно настроен.

Заперев за ней дверь, Диггерс едва удержалась, чтобы не позвонить с этой новостью Джерри, но нельзя. Дена ее пациент. К тому же ему лучше не знать, что Дена порвала со своим парнем. Ему лучше забыть Дену. Она не сможет оправдать его надежд, сейчас уж точно не сможет.

Диггерс въехала в кухню, открыла духовку, вынула ужин и стала есть в задумчивости. Она сомневалась, что Дена когда‑либо сможет найти человека, которого позволит себе полюбить. Сейчас она продолжает искать отца, которого никогда не имела. Ох, батюшки, подумала Элизабет Диггерс, папочки – опасные создания. Если любишь их слишком сильно, они могут испортить тебя на всю жизнь, если ненавидишь – это внесет сумятицу и неразбериху. А в случае с Деной папочка внес в ее жизнь сумятицу, даже не будучи рядом.