Глава 56. В который раз головорезы‑тюремщики выволокли гремящую цепями Ффиллипс из темницы и поставили на колени перед Матиасом

В который раз головорезы‑тюремщики выволокли гремящую цепями Ффиллипс из темницы и поставили на колени перед Матиасом. Однако, увернувшись от ожидаемого удара и поднявшись на ноги, седовласая женщина невольно подумала, что этот удар мог быть последним в ее жизни. Оглядевшись по сторонам, Ффиллипс заметила, что после смерти недолго оплакиваемого Теодомира тронный зал претерпел значительные изменения. Гобелены и экзотические статуи исчезли, впрочем, как и подушки, лежавшие на каменном троне. Карта Санктуса была закрыта полотном с изображением символа веры Таламейна – двумя руками, сложенными в молитве над обнаженным мечом. Остались лишь факелы, установленные с обеих сторон от картины.

На каменном троне восседал Матиас, одетый в официальную теперь форму компаньонов алого цвета, без каких‑либо знаков отличия. Ффиллипс почтительно поклонилась, не проронив ни слова, – выжидательная тактика, безотказно срабатывавшая еще задолго до того, как она поступила на военную службу.

– Я говорю от имени Таламейна, – выразительным голосом сказал Матиас.

– Сикбет! – хором воскликнули компаньоны.

– Здесь, в этом священном зале, сидя на троне служителя веры Таламейна, я, Матиас, избранный Светилом как Истинный Пророк Таламейна, обвиняю тебя, майор Ффиллипс, в виду отсутствия твоего командира, лукавого безбожника Стэна, в измене. Я обвиняю тебя в предательстве по отношению к нашему государству, нашей вере, нашему народу!

«Да брось ты, мальчик. Неужели не мог выдумать более оригинальное обвинение?» – подумала Ффиллипс. Майор знала, что главное сейчас тянуть время. Суд над изменником, как правило, заканчивавшийся смертным приговором, затягивался на долгое время, пока обвиняемый не сознавался в совершении преступления или не принимал веру Таламейна. Ффиллипс, участвовавшая в двадцати военных кампаниях, не верила ни в бога, ни в черта и сознаваться ни в чем не собиралась.

Она выдержала паузу, а затем подняла голову и посмотрела Матиасу прямо в глаза. Вдруг она пала перед ним на колени. Низкий шепот удивления прокатился по радам компаньонов. Матиас был в замешательстве.

– Я не понимаю обвинения, Пророк.

– Тебе растолкуют подробности, но все они связаны с убийством нашего последнего и самого уважаемого Пророка Теодомира и твоей попытке уничтожить наше священное государство.

– Пока ты не стал Пророком, я знала тебя как искусного овоина и веселого товарища. Могу только смиренно предположить, что обвинение это выдвинуто либо по наущению завистников, либо на основании неверных сведений, предоставленных вашей светлости подчиненными.

– Ошибаетесь, майор Ффиллипс. Эти обвинения напрямую исходят из моей убежденности, моей молитвы и из моих уст.

«Хм, он жаждет нашей смерти», – подумала Ффиллипс и решила сделать другой гамбит.

– Поскольку мы не знакомы с вашей системой. Пророк, позволено ли мне задать один вопрос? Кто будет входить в состав суда?

– Если рассматривается дело о государственной измене, – сказал Матиас, – суд состоит из старейшин церкви и представителя Таламейна.

«Ни дать ни взять Звездная палата, выносящая приговор о смертной казни через повешение».

– Суд учитывает, кем было совершено преступление, если факт такового действительно подтвердится – неверующими или членами Церкви Таламейна?

– Майор Ффиллипс, поскольку на приговоре это никоим образом не отразится, могу сообщить, – произнес Матиас менее уверенным голосом, что казнь производится различными способами. Однако, выступающие под маской верующих могут рассчитывать на быструю смерть.

Матиас отвел глаза в сторону. Если он правильно понял, Ффиллипс клонит к тому, что в глазах общественности Пророк должен выглядеть справедливым святым.

«Ну что, подловила я тебя, маленький фанатичный жук‑навозник?» подумала Ффиллипс. – Не поймите меня превратно, Пророк, мы не пытаемся оттянуть вынесение приговора, если нас все‑таки сочтут виновными, однако хотелось бы обратиться к вам с одной просьбой. Мои подчиненные стали проявлять интерес к учению Таламейна после того, как увидели, насколько храбро и благородно сражаются солдаты веры.

– В чем заключается ваша просьба, майор?

– Возможно... поскольку, полагаю, сам Таламейн опосредованно спускается с небес для вынесения того или иного приговора, было бы справедливо и мудро с вашей стороны проинструктировать нас по части религии, чтобы мы могли побольше узнать о Таламейне, после чего вы примете окончательное и единственно правильное справедливое решение.

Матиас задумался, затем утвердительно кивнул. «Конечно, это затянет судебный процесс, но вдруг кто‑нибудь из наемников захочет стать новообращенным и получить благословение? Вполне вероятно, солдаты младших чинов отдадут свои сердца вере Таламейна. В таком случае, их можно пощадить и отдать на обучение компаньонам, чтобы в дальнейшем они приняли участие в священной войне. Но Ффиллипс, ее офицерам и Стэну, если того найдут, пощады не будет».

– Ваше заявление будет изучено, майор, – сказал Матиас. – Должен признать, оно заслуживает рассмотрения. Пророк сообщит вам о своих выводах после того, как помолится, попостится и спросит о возможном проведении конфирмации у всемогущего и справедливого Таламейна.

Матиас встал и раскинул руки. Ффиллипс поклонилась.

– Спасибо тебе, Таламейн, за присутствие на этом заседании. Мы молимся за то, чтобы справедливость восторжествовала. Сикбет.

– Сикбет! – подхватил хор голосов.

Ффиллипс поставили на ноги и потащили обратно в темницу. Майор захромала, притворяясь, что у нее болит нога, и стала незаметно оглядываться по сторонам, прокручивая в голове различные варианты побега.

«Недурно, недурно. Тебе удалось убедить палача отложить казнь, а продажных сановников – прийти в зал суда. Но самое главное – ты выиграла время».

Ффиллипс гадала, чем сейчас занимается Стэн. Неужели он бросил своих солдат и просто‑напросто сбежал? Делая вывод, майор прислушалась к голосу не сердца, а разума закаленного в боях наемника: «Полковник был бы круглым идиотом, если бы поступил по‑другому».