О труде

Труд создал самого человека.

Энгельс

Теперь всякий научно мыслящий человек знает, что сознание человека формировалось под благодатным воздействием труда. Мне припоминается разговор двух слепых товарищей. Они говорили о том, что каждый из них избрал бы себе другую специальность, если бы был зрячим.

Один товарищ сказал: «А впрочем, я не знаю, кем бы я был тогда. Может быть, дворником». Другой возразил с возмущением: «Ну что ты! Такое унижение!»

— Ты ошибаешься: никакой общественно полезный труд не унижает человека, — ответил другой, тот, которого не пугала профессия дворника.

Я всегда вспоминаю этот разговор, когда узнаю о людях, которые кичатся своим призванием к «благородной» профессии. В самом деле, что подразумевают под «благородной» деятельностью люди? Они и сами не знают.

Признаюсь, я люблю всякий доступный мне труд — умственный и физический. Категорически избегаю пользоваться помощью зрячих в тех случаях, когда я могу быть самостоятельной в той или иной работе.

Я давно живу одна. Ежедневно самостоятельно обслуживаю себя. Нуждаюсь в посторонней технической помощи только в тех случаях, когда мне нужно заниматься умственным трудом. В таких случаях заботы бытового характера мешают мне. В бытовой обстановке, особенно при приготовлении пищи (чистка картофеля, газ, керосин и т.д.), осязание и обоняние страдают весьма сильно. А ведь это Мои «глаза» и «уши».

Мое детство протекало так, что я рано приучалась работать и в работе стала весьма настойчива. Я «осматривала» все, что люди делали: руками следила за движением их рук — как, например, они чистили картофель, как мыли посуду, стирали белье, убирали комнату и т.д. Все это происходило под «непосредственным наблюдением» моих рук. Потом я давала свои руки, чтобы мне показывали, как нужно держать нож или брать мыло и пр. Когда мне казалось, что я поняла секрет того, что делали большие, я и сама хваталась за метлу и начинала «пленять своим искусством свет…». Конечно, мне было трудно.

Такими трудовыми навыками я овладевала год за годом в области доступного мне труда. Очень рано я начала заниматься рукоделием, и без особого труда мои пальцы схватывали то, что показывали мне учительницы. Я вязала на чулочной машине, вязала крючком и спицами, плела корзинки, делала щетки и шила. Но по мере того как овладевала чтением, мои интересы сосредоточивались на чтении. Я стала уединяться в укромный уголок с книгой и читала, читала, забыв обо всем.

Однажды так сложились обстоятельства, что мне пришлось заниматься исключительно физическим трудом. Я вынуждена была работать в комбинате слепых. Сначала мне охотно дали надомную работу — производство обувных шнурков. Когда я оформлялась в канцелярии, меня спросили: «Ваша специальность?» — «Литература!» — коротко ответила я.

Кто-то полюбопытствовал: «Почему же вы берете такую грязную работу, как обувные шнурки?» — «Жизнь заставляет брать всякую работу», — ответила я.

Я усиленно работала над шнурками, чтобы поддержать свое материальное положение хотя бы таким заработком. Но скоро сырье кончилось, надомной работы больше не было. Я обратилась к дирекции с просьбой принять меня на работу в коробочный цех. Но тут я столкнулась с недоверием к моей трудоспособности. Мне сказали, что не могут меня принять в цех потому, что я не слышу. Те товарищи, которые хорошо меня знали, горячо доказывали, что я смогу работать не хуже других слепых. В конце концов дирекция, хотя и неохотно, согласилась взять меня на проверку.

Меня привели в цех и сказали инструктору: «Вот вам новая ученица. Вероятно, вам будет очень трудно объяснить ей, как нужно делать коробочки». Инструктором была очень милая женщина. Ей не пришлось объяснять мне. Она просто ознакомила меня с приспособлением и клейкой коробочек молча: я долго и внимательно следила за ее руками и легко поняла это несложное дело. В тот же день я стала работницей. Через некоторое время директор сообщил, что он доволен моей работой и переводит меня в число лучших слепых и полузрячих работниц. Работа у нас была сдельная. Я работала много и охотно, тем более что я на работу поступила по своему желанию. Однако я испытывала сильную тоску по книгам. Все брайлевские книги библиотеки слепых были давным-давно перечитаны мною, а зрячей чтицы я не имела. Во время работы я не могла общаться с людьми: руки мои были заняты целые часы подряд. Домой я возвращалась усталой, занималась своим маленьким хозяйством. На работу в комбинат и обратно домой меня провози одна полузрячая девушка. Дома же мне никто не помогал.

Но такое положение было временным, и оно не причинило мне вреда, а только принесло пользу, ибо в тяжелое время я приучилась жить организованной трудовой жизнью. Бывало, в плохую погоду моя юная спутница ворчала, как старушка: «Ну, как мы пойдем в такой дождь? Я не могу». Но я не позволяла ей отлынивать и терпеливо объясняла: «Привыкай, тебе же самой придётся ходить на работу. Привыкай ходить во всякую погоду. Разве зрячие люди только в солнечные дни ходят на работу? Пойми, мне тоже трудно, а надо!»

Но и я не всегда могла быть такой организованной. В ученические годы я так сознательно не рассуждала. В нашем учреждении слепоглухонемых была одна учительница, особенно ревностная блюстительница режима. Она учила меня быть всегда и во всём организованной. Бессчетное количество раз доказывала мне, как важно жить по плану, а также критически относиться к своим поступкам, к своим обязанностям. А у меня не всегда выходило так, как требовалось. И по весьма простым причинам. Жить по плану означало хорошо готовить уроки, в определенные часы отдыхать, ходить на прогулку, вовремя ложиться спать и т.д. Конечно, все это отлично. Но для меня это было трудно. Как я могла вовремя ложиться спать, если какая-нибудь интересная книга всецело захватывала меня? И я совсем не ложилась спать, пока не прочитаю книгу до конца. Читая «Дети капитана Гранта», я на уроки физики приходила с этой книгой. Учительница отнимала у меня книгу и сердито клала мне на колени учебник. На уроках немецкого языка, пока учительница перелистывала свою зрячую книгу, я потихоньку тянула к себе стихи Пушкина… Гулять в определенные часы! Да я совсем не ходила на прогулку из-за книг, бывало, что и сама писала. Вообще все свободное от классных занятий время я проводила за книгой. Так обычно проходил мой досуг, за исключением тех немногих часов, когда меня навещали подруги.

* * *

Но вот я стала членом ВЛКСМ. Я отлично поняла, как важно, как необходимо быть организованной, сознательной. Я понимала, что нужно действительно критически относиться к себе, к своим обязанностям, к своим поступкам. Ни в сознательности, ни в наличии активности я не хотела уступать зрячеслышащим комсомольцам. Я с большим интересом посещала все собрания, как комсомольские, так и партийные, того учреждения, где я была на учете (УИЭМ). Там были только зрячие и слышащие комсомольцы. Некоторые из них сразу же, в первые дни моего поступления в комсомол, выучили ручную азбуку глухонемых (дактилологию) и без помощи специальной переводчицы общались со мной. Другие товарищи писали в моей ладони обыкновенными буквами зрячих. На всех собраниях комсомольцы но очереди переводили мне выступления товарищей. Я тоже часто выступала, говорила вслух речью. Я очень горячилась, когда обсуждались вопросы общественных нагрузок для каждого комсомольца. Ведь все эти нагрузки не подходили для меня. Тем не менее я ни за что не хотела стоять одиноко в стороне, когда вокруг меня жизнь била ключом, и меня приводила в отчаяние мысль, что в комсомоле я не приношу никакой пользы. Однако, поразмыслив хорошенько, я и для себя нашла нагрузку. Так комсомол воспитывал и организовывал меня в духе общественно-трудовой жизни, в духе марксистско-ленинского учения.

В годы Великой Отечественной войны я страшно тяготилась своими физическими недостатками. Мне было невыносимо больно от сознания, что я не могу быть на фронте рядом с бойцами, не могу вместе с ними отстаивать свободу и независимость горячо любимой Родины.

Когда мне пришлось встретиться с бойцами в другой обстановке, я рассказала им, как трудно мне жить без пользы для общества. Но бойцы не согласились со мной, они говорили мне взволнованно: «Вы напрасно так переживаете свои физические недостатки. Вы же владеете словом, вы можете писать стихи, рассказы и таким образом будете поддерживать в нас бодрость духа. И вам самой будет легче. Вы можете проводить беседы с инвалидами Отечественной войны, среди них много ослепших, им очень тяжело, и вы можете поддержать их морально, и вам они скорее поверят, чем зрячим и слышащим людям…»

Эти товарищи были совершенно правы. И я хочу сказать всем — и здоровым людям, и инвалидам, — что в нашей стране люди не могут быть несчастными, ибо о них заботится великая Коммунистическая партия.

Мы — люди с физическими недостатками — должны только гордиться тем, что Коммунистическая партия и Советское правительство так высоко ценят наш умственный и физический труд и дают нам неограниченные возможности учиться и работать наравне со здоровыми людьми, предоставляют нам высокую честь вложить все свои творческие силы в любое дело на любом участке нашего социалистического строительства.