Где это сказано

Где это сказано,

Что мужьям полагаются двадцатипятидолларовые ленчи и приглашения на конференции и симпозиумы в Южную Африку, А женам полагается бобовый суп из жестянок и культпоходы с дошкольниками в местное пожарное депо, И где это сказано,

Что мужьям полагаются встречи с очаровательными юристками, и с прелестными преподавательницами древней истории, и с обаятельными художницами, наследницами и поэтессами, А женам полагаются встречи с прыщавым кассиром в универсаме, И где это сказано,

Что мужьям по воскресеньям полагается послеобеденный сон и футбольный матч по телевидению, А женам полагаются цветные карандаши и картинки для раскрашивания с детьми, И где это сказано,

Что мужьям полагаются восторженные похвалы, моральная поддержка и десять дней подряд горячий чай в постель при первых признаках насморка, А женам полагаются заботы по обеспечению всего этого? И если жена решит в конце концов,

Что пускай муж сам возит ботинки в починку, детей к врачу и собаку к ветеринару, а она тем временем будет изучать, допустим, нейрохирургию или трансцендентальную философию, То где это сказано,

Что она всегда должна чувствовать себя Виноватой?

Джудит Виорст, 1968

Это стихотворение было опубликовано на русском языке примерно в сере­дине 1970‑х – кажется, в журнале "Америка". Тогда оно воспринималось совершенно иначе: стоя в километровой очереди, допустим, за туалетной бумагой, довольно трудно представить себе как проблему "встречи с пры­щавым кассиром в универсаме". Кто бы мог подумать, что тридцать лет спустя молодые женщины в России будут наступать на те же грабли? Кстати, с более поздними работами Джудит Виорст (которая начинала с коло­нок в женских журналах, а потом в далеко не юном возрасте и вправду стала психоаналитиком, а после вновь вернулась в литературу и продолжа­ет писать на границе жанров) мы еще встретимся.

Конечно, женское движение было в гораздо большей степени политичес­ким и экономическим, чем... как бы это выразиться... "душевным". Неуди­вительно, что психология, социология и конъюнктурный политический расчет быстро перепутались; те высказывания и формы поведения, для ко­торых вчера нужно было обладать немалой решительностью или хотя бы наплевательским отношением к общественному мнению, очень быстро ста­ли его воплощением. Нормой то есть. И тоже уже не вчера. Вот голос из восьмидесятых: "Лет двадцать назад молодые люди водили своих девушек не в театр или ресторан, а на антивоенные манифестации. Теперь они на­шептывают им на ухо, что будут помогать им по дому, а вместо чайных роз на длинных стеблях посылают в подарок подписку на газетку "Слезайте с нашей шеи""[3].

Дело это – для западной культуры – прошлое, "women's studies" там свое сказали и успели даже несколько надоесть. "Эти женские симпозиумы, на которых собирались одни женщины, говорили только о женщинах, читали от лица женщин тексты, написанные женщинами..." – звучит устало, без малейшего интереса, а то и ядовито. Они – эти симпозиумы, конференции, да и женские группы – просто‑напросто сделали свою работу. И это тоже часть современной западной реальности, которая уже – путем естествен­ного эксперимента – узнала, что ни громы и молнии на головы мужчин‑угнетателей, ни самостоятельное ведение дел, ни наличие престижной профессии, ни социальная успешность – не гарантия счастья. Что, разуме­ется, не означает его наличия в традиционной модели семьи и брака, ра­створения в детях и внуках. А означает, видимо, что простые и массовые рецепты – всегда иллюзия.

И поразительно, как мало мы об этом знаем. Притом знание наше основано на самых карикатурных примерах. Вроде какой‑нибудь полуслучайной кон­ференции под Москвой, где американские феминистки всерьез, что называ­ется, из тяжелых орудий распекают российских женщин за пользование косметикой "в угоду угнетателям". Или вроде довольно распространенного наблюдения про то, что "этим" ни дверь открыть нельзя, ни чемодан поднес­ти. За что, разумеется, другие женщины на них очень сердиты – и так‑то насчет чемодана не допросишься, а уж с этой "новой нормой"...

Заметили ли вы, что всякое движение, ставящее под сомнение привычные правила, всегда в своем авангарде густо заселено людьми энергичными, красноречивыми и... как бы это выразиться... не совсем приятными в об­ращении? А иначе и быть не может: для того чтобы поставить под вопрос устройство мира, надо быть в состоянии этому миру противостоять, а такое занятие не для "душечек". "Душечки" собирают результаты изменений че­рез 15–20 лет и даже не задумываются о том, откуда они взялись. Но это я так, к слову.

А вот – прямо по теме. К вопросу о недопустимости поднесения чемода­нов и пропускания вперед в дверях. Я не думаю, что блистательная пара Жан‑Поль Сартр и Симона де Бовуар, например, играли в эти игры. Оба для этого были слишком умны, цивилизованны. И, что особенно важно, оба профессионально выражали свои мысли в текстах. Зачем человеку, способ­ному аргументированно спорить и рассматривать любой вопрос с разных сторон, выражать себя через гордый отказ от помощи поднести чемодан или иной столь же однозначный жест? Зачем той, которая может что‑то рассказать миру словами, упрощать свое поведение до плакатной, "листо­вочной" формы?

Но вот и парадоксальный результат: про какую‑нибудь дурищу из штата Айова, назидательно пыхтящую в "Шереметьево‑2" со своим барахлом (в знак самодостаточности), мы знаем. Рассказывали знакомые, что‑то мель­кало в прессе. В общем, что‑то известно. А про Симону де Бовуар, не годя­щуюся в персонажи анекдота, – не знаем. Ее феминизм слишком умен и непрост, она бесстрашно заглядывает в такие "углы", от которых нам не по себе. Как насчет честного, до кома в горле, анализа отношений долга‑люб­ви‑ненависти между матерью и дочерью? Или поразительного по бесстра­шию описания женского старения – его психологии, социологии, физио­логии? Не знаем мы и того, что в современной литературе сам термин "фе­минизм" давно уже употребляется во множественном числе, поскольку возникло множество "толков" и направлений, в том числе взаимоисключа­ющих. Так что, по идее, возникает вопрос: если говорить о феминистской идее, то о какой? Ну не о чемоданах же, в самом деле! Ничего этого мы не знаем. Самое занятное, что и феминистская психотерапия, с ведущими ра­ботами и представителями которой, по идее, профессионалам следовало бы быть знакомыми, в отечественной "карте местности" отсутствует. Обесце­нивание и вытеснение – это, между нами говоря, психологические защи­ты... Интересно, почему?

Видели, правда, Машу Арбатову по телевизору... Раздражались, восхища­лись... По мне, за то, что она "растабуировала" – злым и горьким пером – тему акушерско‑гинекологического надругательства, ей надо бы при жиз­ни памятник поставить, а тексты эти включить в список обязательной ли­тературы для всех "хелперов", то бишь для людей так называемых "помо­гающих профессий" – психологов, врачей, социальных работников и так далее. Вот – о практике отечественного родовспоможения:

"Все это напоминало космический корабль, жестоко запущенный с женщинами, не имеющими возможности позвать на помощь и не обученными оказать ее себе сами. Энергетика боли все боль­ше и больше закручиваясь в воронку, толкала этот корабль впе­ред к катастрофе. [...] Все это произошло со мной семнадцать лет тому назад только по той причине, что я – женщина. И пока бу­дут живы люди, не считающие это темой для обсуждения, это бу­дет ежедневно происходить с другими женщинами, потому что быть женщиной в этом мире не почетно даже в тот момент, когда ты делаешь то единственное, на что не способен мужчина".

Это – из рассказа "Меня зовут женщина", финал. Преодолеваю острое ис­кушение процитировать больше и с деталями, от которых и при чтении‑то "плохеет" – несмотря на то, что в жизни большинство из нас как‑то эти "детали" пережили. Мы и об этом поговорим, но немного позже.

Так вот, сия решительная дама как‑то сказала в интервью, что, если вы сами зарабатываете на жизнь, сами принимаете важные жизненные решения и делаете свою работу не хуже, чем делал бы ее мужчина, то вы – фемини­стка. Ой‑ой, а тогда это мы все, что ли? Только никому не говорите, а то мо­гут не так понять. Поскольку скорее всего мы зарабатываем – сами! – под руководством начальника‑мужчины. Поскольку ежу понятно, что для равной социальной оценки работа должна быть сделана не просто "не хуже", а намного лучше. И даже самые отважные из нас так часто "пугают­ся силы, которую несут" и из последних сил избегают "той боли, которую причиняет знание о себе, о других и о мире"...

Ни один "‑изм" не обходится без демагогии. Феминистская, естественно, оказалась ничем не лучше любой другой. "Можно утверждать, что мужчи­на всегда морально дурен – агрессивные феминисты (‑ки) это постоянно и делают. Например: нашей современной культуре навязана идея так на­зываемой "красоты", то есть представление о том, что люди неравны в от­ношении внешней притягательности. Это грех "смотризма" (lookism).

Феминистка Наоми Вульф (сама молодая и красивая) разоблачила негодя­ев: она открыла, что идея "красоты" возникла с развитием буржуазного, индустриального общества, примерно в XVIII веке. Женщинам внушили, что красота – это ценно, что красиво то‑то и то‑то, наварили кучу косме­тики и всяких притирок и через рекламу вкомпостировали это все в мозги. Женщины попались на удочку, отвлеклись от борьбы за свои права и по уши ушли в пудру и помаду, а тем временем мужчины захватили рабочие места и успели на них хорошо укрепиться. Когда одураченная женщина кончила выщипывать брови – глядь, все уже занято". Это – из "Полити­ческой корректности" Татьяны Толстой. Едко, смешно и известно автору не понаслышке; ну, может быть, только самую чуточку вся эта демагогическая дурость выставлена еще дурее, чем в жизни.

Пафос простых решений вообще бессмертен, как Кощей, хотя сами реше­ния периодически обновляются. Особенно велико бывает ликование, когда удается найти виноватых: все беды нашего несовершенного мира от... (загрязнения окружающей среды, мирового сионизма, мужчин‑угнетате­лей, феминисток... нужное подчеркнуть). Занятно жить на этом свете, дамы и господа. Как только "простое решение" названо и объявлено вер­ным, никакого "роста самосознания" вроде бы уже и не нужно. Более того, оный рост становится даже вреден и опасен, ибо понимание себя и других ведет к сомнениям, а там, глядишь, и к терпимости, состраданию, самостоя­тельному мышлению... А это уже не для демонстраций или митингов про­теста, это история личная, одинокая по определению...

Мода на женские группы в западной культуре прошла – и слава Богу: там, где "модно", следует остерегаться дешевки и подделок. Из обязательных для "каждой думающей женщины" они стали чем‑то, к чему можно иногда обратиться в период раздумий о выборе, необходимости прислушаться к собственным чувствам или кризиса роста. Женские группы стали явлени­ем частной (в смысле не общественной) жизни и унаследовали от своего бурного политизированного прошлого, пожалуй, лишь одно: в них по‑пре­жнему сильно чувствуется и ценится возможность быть услышанной, воз­можность говорить своим голосом – и, насколько это вообще реально, без поправок на сидящего в голове "внутреннего критика", заведомо знающе­го, что "никому ее мнение не интересно".

В очень серьезной коллективной монографии по женским группам лично­стного роста и более специализированным психотерапевтическим я насчи­тала 59 разновидностей тематических групп разного формата. После чего сбилась, поймав себя на том, что с этими подсчетами явно не все в поряд­ке: похоже на поиск "авторитетных источников", настоящим подтверждаю­щих, что занимаюсь я чем‑то вполне приличным, в русле традиции – вона книга какая толстенная![4]Хватать за шкирку собственного "внутреннего критика" бывает нелегко, даже когда знаешь, где он прячется и когда пода­ет голос. В этой связи очень интересно бывает обсудить в женской группе, кто что сказал дома, уходя. После такого разговора как‑то рассеиваются иллюзии о полной уверенности в себе, самодостаточности...

А недавно один старинный знакомый пригласил на профессиональный се­минар, как обычно, проходящий в выходные. "Спасибо, мне это было бы ужасно интересно, но у меня группа". – "Кого учишь?" – "Да нет, не учебная. Женская группа, мой проект". И действительно – мой проект, с величайшими трудами и муками "пробитый", уже не первый год любимый и успешный. Интересно, вот эта легкая извинительность тона связана только с ситуацией? Или где‑то глубоко внутри все‑таки сидит нечто – возможно, некто – и тоже не считает эту работу "настоящим делом"? Одна моя английская коллега говаривала, что главный male chauvinist pig, глав­ный мужчина‑угнетатель сидит у нас вот где – и выразительно постуки­вала корявым пальцем по лбу. Имелось в виду вовсе не то, что мы это все выдумали. Подразумевалось, что обесценивание и принижение женщины, сравнение "всегда не в ее пользу" так глубоко усвоено – из воздуха, из культуры, от папы с мамой, – что при встрече с настоящим, живым муж­ским шовинизмом у нас всегда в тылу "пятая колонна". Что, делая удиви­тельные вещи дома и на работе, мы отмахиваемся – сами на себя машем рукой? – ой, да это я так... Что оценки, которыми мы пользуемся по отно­шению к самим себе, часто предвзяты. Что где‑то таится готовность не считать саму себя чем‑то важным и достойным внимания и размышле­ний – это право словно бы должен предоставить какой‑то "Он". И что об этих своих особенностях следует знать и помнить, ибо они могут действо­вать без нашего сознательного ведома и отнюдь не в наших интересах...

Итак, своим голосом – и о том, что важно для меня...

В отечественной практике группы вообще не очень‑то распространенное явление; еще кое‑что известно о бизнес‑тренингах ("Искусство продаж" или "Сплочение команды"), кое‑что – о чисто терапевтических группах – допустим, в клинике неврозов (но об этом разумный человек вряд ли будет рассказывать направо и налево). Групп на "ничейной" территории, где жи­вут просто люди – не в ролях сотрудников корпорации или пациентов клиники, а сами по себе, – довольно мало. Объяснить человеку, зачем ему тратить время, силы и деньги на "это" – не принятое в культуре, не имею­щее отчетливой запоминающейся "упаковки", но и не обладающее таин­ственностью эзотерического бдения незнамо что, – трудно. Тем не менее, уже довольно много лет эта работа делается – и надеюсь, что со временем ее будет становиться все больше. Но вот какое простенькое наблюдение родилось по ходу дела...

В российских условиях любые группы, где речь идет об отношениях, чув­ствах и самопознании, – женские. De facto, по составу (если это не муж­ское отделение клиники, не класс в продвинутом экспериментальном ли­цее, не часть какой‑нибудь учебной программы). Набирая группу "для всех желающих", можно знать наверняка: "этого" – толком не представ­ляя, что и как будет происходить, не вполне даже отдавая себе отчет в своих мотивах – желают преимущественно женщины. Как правило, обра­зованные. Как правило, довольно успешные в традиционном смысле сло­ва: "при работе, при детях". Цветущего возраста – старше двадцати пяти и где‑то до сорока с хвостиком. Общительные, симпатичные, разные. При­носящие с собой на психологический тренинг коробку сока и какие‑ни­будь орешки и предлагающие "сократить обед на полчаса", потому что "когда еще вырвемся".

И хотя каноны групповой работы требуют смешанного состава – ведь группа, по идее, должна моделировать жизненные ситуации и отноше­ния, – в реальности на объявления про "Дороги, которые мы выбираем" и "Семейные роли и семейные сценарии", про "Вкус к жизни" и "Тренинг уверенности в себе" откликаются все равно преимущественно женщины. Их в пять, семь, десять раз больше, чем нетипичных мужчин, заинтересо­вавшихся "всей этой психологией". И, честно говоря, "нетипичность" обычно этим не исчерпывается. Видимо, для того чтобы нарушить тради­цию в отношении "немужественной" тематики, нужно действительно быть в чем‑то необычным человеком: либо одиноким и самопогруженным иска­телем истины, либо "отвязанным" эксцентричным собирателем всякого рода необычных занятий, либо сильно страдающим человеком, не решаю­щимся непосредственно обратиться за психотерапевтической помощью (эти никогда не говорят о проблеме в группе, подходят в перерывах). Но согласитесь, если мужчин на двухдневном тренинге двое из четырнадцати участников... кто угодно покажется "необычным" и почувствует себя не на своем месте. Им и правда неуютно: неизвестно куда попали, ожидают от них не пойми чего, а когда они пытаются все же высказывать какую‑то "свою правду", это встречается почтительным повышенным вниманием – и явно недостаточной поддержкой, уклончивыми высказываниями, отве­денными взглядами. Невозможно же оправдать завышенные и противоре­чивые ожидания, служить мишенью для выражения всех претензий, обид, разочарований в мифической патриархальной фигуре – и при этом еще и нормально себя чувствовать!

Со стороны это немного похоже на родительское собрание – когда на чу­дом забредших туда двоих‑троих пап смотрят как на "почтивших присут­ствием", все равно чужих и не до конца понимающих, что к чему. Снизу, свысока и издали одновременно, если такое возможно.

Но на родительском собрании можно просто "отметиться", а в группе необ­ходима атмосфера доверия, открытости и, как минимум, равенства участни­ков... Одна милая дама, бывавшая и на женских, и на смешанных группах, так ответила на мой вопрос о том, как она воспринимает их различия: "Ну как же, там всегда думаешь, как сядешь, что скажешь..." Простота этого комментария обманчива. Сесть следует красиво, напоказ, "сказать" непре­менно умное и отредактированное, и вовсе не из личного интереса к при­сутствующим на занятии мужчинам – просто так правильно. Мужской фи­гуре, роли в женском восприятии часто приписываются оценочные, "экс­пертные" функции. Реальные мужчины в группе могут не давать никаких оснований полагать, что они склонны осуждать или контролировать. Кар­тина мира, в которой любой – любой! – мужчина становится значимым источником оценки и критики, тем, "кто выставляет баллы" за привлека­тельность, ум, оригинальность, существует в женском сознании как бы сама по себе. Что поделаешь, на то есть исторические и культурные причи­ны, и, пожалуй, "наше наследие" потяжелее американского (уж не говоря о том, что его просто больше). Больше – и разного.

Date: 2016-02-19; view: 454; Нарушение авторских прав