Павлиний остров и Глинике

Лето вплотную подводило меня к Гогенцоллернам. В Потсдаме неподалеку от нашей летней дачи находились Новый дворец и Сан-Суси, пейзажный парк и Шарлоттенхоф, в Бабельсберге – дворец и парки. Близость этих династических владений никогда не мешала моим играм, ибо земли под стенами королевских сооружений я попросту захватывал. Можно было бы написать историю моего правления, которое началось возведением меня на престол с соизволения летнего дня и завершилось переходом моей империи под власть поздней осени. Да и вся моя жизнь была заполнена сражениями за империю. Велись они не с каким-нибудь императором-врагом, а с самой землей и духами, которых она посылала воевать со мной.

Самое тяжелое поражение постигло меня в послеобеденный час на Павлиньем острове. Кто-то мне сказал, что можно найти там, в траве, павлиньи перья. Насколько же заманчивее стал в моих глазах этот остров, едва лишь он посулил столь великолепные трофеи! Но вот я понапрасну переворошил траву на всех газонах, обшарив их вдоль и поперек в поисках обещанного, и меня охватила печаль куда более сильная, чем обида на павлинов, прохаживавшихся во всей своей нетронутой красе возле вольеров. Для детей находки – что для взрослых победы. Я искал сокровище, которое остров мог бы отдать мне в полную собственность, подарить мне и только мне. Одно-единственное перо, и я завладел бы не только островом: весь этот день стал бы моим, и переезд на пароме из Закрова – заодно с пером они досталось бы мне в полную и неоспоримую собственность. А теперь остров был потерян, а с ним и мое второе отечество – Земля Павлинов. И лишь тогда я, перед тем как вернуться домой, прочитал в блестящих окнах дворца высвеченные ярким солнцем таблички: в тот день мне нельзя было войти туда.

Горе мое не было бы столь безутешным, не лишись я вместе с пером, которого не нашел, еще и всех наследственных земель. И точно так же не было бы столь великим мое блаженство, когда я научился ездить на велосипеде, если бы на нем я не покорял новые земли. Учился я в одном из асфальтированных залов, где во времена моды на велосипедный спорт этому умению, которое сегодня дети запросто перенимают друг у друга, обучали столь же основательно, как вождению автомобиля. Зал находился неподалеку от Глинике; он был построен в ту эпоху, когда спорт и свежий воздух еще не стали неразлучными друзьям, когда еще не подружились между собой и различные методы обучения. Каждый зал ревниво старался отличаться от прочих благодаря собственным помещениям и крикливым костюмам. А еще в этот ранний период тон в спорте – особенно том, каким здесь занимались, – задавали эксцентрические выходки. Поэтому наряду с мужскими, дамскими и детскими велосипедами по залу раскатывали модные сооружения, у которых переднее колесо было в четыре-пять раз больше заднего, а легкое высокое седло служило стойкой акробатам, разучивавшим свои номера.

В купальнях часто устраивают отдельные бассейны для неумеющих плавать и для опытных пловцов; вот и в этом зале было подобное разделение: новички должны были кататься по асфальту, другим же разрешалось выезжать из зала и кататься в парке. Я далеко не сразу перешел во вторую группу. Но в один прекрасный летний день меня выпустили на волю. Я был потрясен. Дорога покрыта гравием, камешки скрежетали, и ничто не защищало глаза от слепящих солнечных лучей. На асфальте-то везде лежала тень, и не было там никаких дорог – сплошное удобство. А тут опасности подстерегали за каждым поворотом. Велосипед имел тормоз, дорога поначалу шла ровно, а все же велосипед покатился словно сам собой. Я почувствовал себя так, словно сел на него впервые в жизни. Руль начал проявлять норов. Всякий бугорок на дороге старался нарушить мое равновесие. Я давно уж забыл, что значит падать, но тут на беду сила тяжести предъявила свои права, как будто сто лет дожидалась подходящего случая. Дорога после небольшого подъема вдруг резко пошла под уклон; над земляным валом, с гребня которого меня понесло вниз, заклубилась туча пыли и камешков, да еще и ветви хлестали по лицу; но в тот самый миг, когда я уже простился с надеждой усидеть в седле, впереди замаячил отлогий подъем к воротам тренировочного зала. Сердце колотилось жутко, однако я нырнул в тень зала со всего разгона, который получил на пригорке. И соскочил я с велосипеда, преисполненный чувством, что этим летом мне без всякого труда достались Кольхазенбрюк с железнодорожной станцией, озеро Грибнитцерзее и перголы, ведущие от его берега к причалам, замок Бабельсберг с его суровыми зубцами и благоуханные крестьянские сады Глинике, ибо я обручился с этой землей; вот так же легко мне достались бы герцогства и королевства, женись я на особе из императорской фамилии.