У Источников Орлу

Она носила одежду из некрашеного полотна уже целых пять лет. Имя ее было Адсевин, что на языке кеш значит «Утренняя Звезда». И вот пошла она как-то в Чукулмас, чтобы принести воды из Источников Орлу для Танца Воды.

Она и раньше бывала в горах у этих источников, но всегда приходила туда с людьми из своей хейимас, а не одна. Когда Адсевин поднялась на вершину горы, то прислушалась к звуку воды, бегущей на дне ущелья. Заросли терна и карликового дуба вокруг были очень густы, и нигде не видно ни одной тропки, протоптанной человеком. Девушка стала спускаться вниз по оленьим следам и вышла из зарослей в том месте, где из стены ущелья выступала большая округлая красная глыба, похожая на крыльцо. Стоя на этой скале, Адсевин посмотрела на журчащий внизу ручеек и увидела пьющих рядом оленя и мужчину. Мужчина стоял на коленях и пил прямо из ручья в том месте, где вода перекатывалась через камень. Он был совершенно наг, и его кожа и волосы были в точности того же цвета, что шкура оленя. Он, видно, ее не заметил и не слышал, как она вышла из зарослей и остановилась на той красной скале. Напившись вволю, мужчина поднял голову и что-то сказал ручью. Адсевин по движению его губ поняла, что он произносит хвалебную Песнь Воды, хейя ваквахана, хоть и не слышала его голоса. И тут он выпрямился и заметил девушку. Они смотрели друг на друга через ручей. Глаза у мужчины были оленьи. Он ничего не говорил, и Адсевин тоже молчала. Потом он опустил глаза, попятился, повернулся и исчез в прибрежных зарослях. Огромные ольховины, росшие там, скрыли его из виду. Исчез он совершенно беззвучно, девушка не услышала ни единого шороха.

Она еще долго сидела на краешке скалы, глядя, как бежит ручей. Стояло уже позднее лето; от зноя умолкли все птицы. Наконец девушка сошла к ручью, спела ему хейю, набрала воды в кувшин из синей глины, опустила кувшин в плетеную сетку, чтоб удобнее было нести, и отправилась в обратный путь, вверх по крутой стене ущелья. Однако прежде, взобравшись на скалу, нависавшую над ручьем, все же обернулась и сказала вслух:

— Завтра у нас в Чукулмасе праздник Воды, и мы будем танцевать в ее честь.

А потом по оленьим тропам, через гору отправилась к себе домой.

Она отнесла в хейимас воду из источника Орлу для завтрашнего праздника, а после сразу пошла в свой Дом Кошачьи Усы. Дома она спросила брата своей бабушки, одинокого старика, жившего в семье сестры, наставника из хейимас Синей Глины:

— Кого это я видела у Ручья Орлу — существо из Дома Синей Глины или же из Дома Ветра?

— А как этот человек выглядел? — спросил ее старик.

— Похож одновременно и на оленя, и на человека.

— Ну что ж, ты, вполне возможно, видела Небесное Существо. Время сейчас священное, а ты к тому же занималась священным делом. Этот человек что-нибудь говорил?

— Он разговаривал с водой, после того как напился.

— А с тобой он разговаривал?

— Нет. Я разговаривала с ним. Я сказала, что мы празднуем Танец Воды.

— Тогда, может быть, этот человек придет на праздник, — сказал старик.

Все время, танцуя на площади, Адсевин посматривала в сторону троп, ведущих с охотничьей стороны, с севера; однако в тот день так и не увидела человека с Ручья Орлу.

А он все же пришел, однако в город войти побоялся — там было полно танцующих людей. Прошло слишком много времени с тех пор, как он покинул племя своих сородичей. Он не знал, как ему себя вести с ними. Испуганный, он спрятался под крутым берегом ручья и оттуда наблюдал за танцующими. Но на него с лаем и рычанием набросились собаки, и он спасся бегством — убежал по руслу ручья в горы.

После Танца Воды жара стала еще сильнее, и в Чукулмасе в полдень все, казалось, замирало в недвижимости, лишь стервятники кружились над Холмом Канюка. И в такой вот жаркий полдень Адсевин снова пошла в то ущелье, к Источникам Орлу. Она отыскала ту оленью тропу, что вела вниз, к большой красной скале, и спустилась по ней. Ручей пересох. На его берегу никого не было. На красной скале лежали четыре крупных зеленых желудя. Должно быть, их забыла там белка или еще какой-то зверек. Адсевин взяла желуди, а на их место положила то, что принесла с собой: изящную забавную вещицу — хехоле-но из дерева оливы, вырезанную в виде спирали и гладко отполированную. Негромко и не глядя вниз, на дно ручья, она проговорила:

— Я вскоре ухожу в Путешествие за Солью. После этого я снова приду сюда.

А потом поднялась наверх и отправилась домой в Чукулмас.

После Путешествия за Солью, еще до Танца Вина, она снова пришла на красную скалу. Хехоле-но исчезла; но на ее месте ничего не было. А даже если бы и было когда-то, то, конечно же, белки, сойки или древесные крысы могли утащить подношение или просто закатить куда-то. Адсевин отыскала осколок обсидиана и нацарапала им на красной скале знак Дома Синей Глины. Потом выпрямилась и сказала:

— Скоро в нашем городе будут праздновать Танец Вина.

А тот человек, что потерял свое имя, все слышал, спрятавшись на дне ущелья, под крутым берегом высохшего ручья. Он всегда слушал ее.

Когда в тот вечер Адсевин пришла домой, брат ее бабушки сказал ей:

— Послушай, Адсевин. Я тут потолковал кое с кем из охотников, что бывают в ущельях, расположенных выше окаменевшего леса и выше Горы Коршуна. Им об этом человеке-олене известно. Он когда-то давным-давно жил здесь в Доме Сорока Пяти Секвой, но потом отправился жить в леса. Раньше он принадлежал к Дому Змеевика, однако теперь, по их словам, лишился всякого Дома. Это пропащий человек. А такие люди особенно опасны, ибо они совершают неразумные поступки. Может быть, лучше тебе больше не ходить в ущелье Орлу? Ты, возможно, даже пугаешь его, когда ходишь туда.

Она спросила:

— А охотники знают, где он живет?

— Нет, у него нет никакого дома, — ответил он. Адсевин вовсе не хотелось огорчать старика, однако того мужчину из ущелья Орлу она совсем не боялась и не понимала, каким это образом могла испугать его; так что, дождавшись дня, когда старик был особенно занят во время уборки урожая, она снова пошла туда по северной тропе.

Дожди еще не начались, однако деревья уже могли вдоволь напиться воды, поступавшей к ветвям от корней, да и в ручье тоже было много воды; она казалась особенно глубокой там, где крупные камни. Грязь на берегу ручья была жидкой, и в ней — полно оленьих следов. На красной скале, рядом с тем знаком Дома Синей Глины, который вырезала она, тоже был сделан рисунок. Это был глаз койота, знак Восьмого Дома. Увидев его, она сказала:

— Хейя, хейя, Койот! Так, значит, ты все-таки здесь, житель дикого края! Вот это мой дар — для того из обитателей твоего Дома, кому он понравится. — И она положила на скалу то, что принесла с собой: несколько виноградных листьев, в которые были завернуты вымоченные ячменные зерна, смешанные с изюмом и кориандром, а потом ушла назад тем же путем, каким и пришла.

Встретившись со своим старым дядюшкой вечером, после того как он возвратился с поля, Адсевин, чуть помедлив, сказала:

— Дорогой матайкеби! Тот человек сказал мне, что живет в Доме Дикой Природы. Я не думаю, что тебе стоит за меня бояться, когда я хожу туда.

— А что, если я пойду с тобой и хорошенько принюхаюсь? — спросил старик.

— Что ж, двери этого Дома ведь не заперты, — ответила Адсевин.

И вот ее дядя тоже отправился в ущелье Орлу. Он увидел знаки на красной скале, а рядом с ними — камешек, гематит со дна ручья, отполированный до блеска и очень красивый. Он камешек не взял. Просто долгое время сидел на этой скале, дремал и слушал. Он не видел и не слышал того человека, однако был уверен, что он где-то неподалеку, возле больших ольховин на противоположном берегу ручья. Старик спел хейю воде и вернулся в Чукулмас. Там он сказал Адсевин:

— По-моему, опасностью в этом ущелье не пахнет. И ручей уже полон. А еще там, на скале, лежит красивый камешек со дна этого ручья.

Когда Адсевин снова пошла туда, она взяла камешек и на его место положила веревочную сумку, которую сплела сама, и сказала:

— У нас в городе скоро будут праздновать Танец Травы. Все обитатели дикого края тоже приглашаются на этот праздник.

И тут она заметила, что этот человек следит за нею и слушает ее речи. Он спрятался за огромным земляничным деревом из шести стволов, росшем на том берегу, но она разглядела его плечо, волосы и глаза. Почувствовав, что девушка его заметила, он тут же присел и весь скорчился. Адсевин отвернулась и пошла прочь, в гору.

Итак, один праздник сменял другой, дождливый сезон сменялся сухим, а Адсевин все ходила и ходила к Ручью Орлу и всегда приносила какой-нибудь маленький подарочек. Усевшись на край скалы, она рассказывала пропащему человеку об очередном празднике и всегда с благодарностью принимала его подарок, если он что-нибудь клал для нее на красную скалу. Иногда ей удавалось увидеть и его самого. Он же видел ее всегда.

Когда в Чукулмасе умирала одна старая женщина, что жила в Доме Сорока Пяти Секвой, Адсевин сходила в ущелье Орлу и рассказала тому человеку об этом, думая, что, может, та старуха была ему родственницей и он захочет спеть для нее песни Ухода На Запад, если только совсем не позабыл их.

В Первый День Танца Вселенной она под проливным дождем снова пришла в ущелье Орлу. Ручей бурлил, грохотал среди камней и плевался клочьями желтой пены; птицы, что жили в ущелье, попрятались, свернувшись клубочками в гнездах и на ветках. Девушке было очень трудно спускаться по крутому склону до красной скалы, глина так и скользила под ногами. Под шум ветра и грохот гальки в разбушевавшемся ручье она крикнула:

— У нас в городе празднуют Танец Вселенной; его танцуют и здесь, в диком краю. Завтра — Свадебная Ночь. И завтра меня выдадут замуж за человека из Первого Дома.

Но дождь так шумел, что она не поняла, был ли он рядом и слышал ли ее.

В тот год Адсевин не захотела танцевать Танец Луны: ведь она только что вышла замуж. Они с мужем ушли подальше в горы и там построили летнюю хижину на вершине холма над ущельем Шолио. И однажды Адсевин прямо оттуда отправилась в каньон Орлу. Она прошла по верху, в том месте, где упала сосна, и увидела оттуда дно ущелья, где поблескивал Ручей Орлу с нависавшей над ним красной скалой. На скале лежал пропащий человек. Должно быть, он спал, прижавшись щекой к вырезанным на камне знакам. Адсевин долгое время стояла неподвижно и ушла, так и не разбудив его.

Когда она вернулась в летнюю хижину, молодой муж спросил:

— Куда ты ходила?

— К Источникам Орлу, — сказала она.

Ее муж, еще будучи членом Общества Благородного Лавра, слышал о пропащем человеке, который живет в лесу и стал совсем диким; его часто встречали именно в ущелье Орлу. И он сказал Адсевин:

— Никогда больше не ходи туда.

— Нет, — возразила она, — я буду туда ходить.

— Но почему? — удивился он.

— Спроси моего старого дядюшку, почему я хожу в ущелье Орлу, — сказала Адсевин. — Он, наверно, сможет объяснить тебе. Я не могу.

Тогда молодой муж сказал:

— Если ты снова пойдешь туда, то и я пойду с тобой вместе.

— Пожалуйста, позволь мне ходить туда одной, — попросила она. — Там нечего бояться.

После этого случая ее мужу стало как-то неуютно так высоко в горах и далеко от людей, и он предложил:

— Давай переберемся пониже, ближе к летним хижинам твоего семейства,

— и она согласилась.

И пока они жили там, на Белых Пепельных Берегах, муж Адсевин поговорил с ее дядей и с несколькими охотниками, которые часто ходили в горы и спускались на дно ущелья Орлу. Ему очень не понравилось то, что они рассказали о пропащем человеке; особенно то, что он всегда держится поблизости от Источников Орлу. Но старый дядюшка Адсевин успокоил его:

— По-моему, в этом нет ничего страшного.

Потом Адсевин ушла в Чукулмас; она собиралась танцевать на празднике Воды и для этого ходила за водой из Источников Орлу. И после Танца Воды она еще много раз ходила одна в ущелье, особенно накануне больших праздников. Иногда она брала с собой еду. Муж только наблюдал за ней, но ничего не говорил, повторяя про себя то, что сказал ему ее старый дядя.

Как раз перед очередным Танцем Воды у Адсевин и ее мужа родился сын, и когда ему исполнилось несколько месяцев, а на горных склонах начала подрастать молодая трава, Адсевин положила мальчика в корзинку и отправилась с ним вместе по северной тропе. Мужу она ничего не сказала. Тот увидел, как она уходит вместе с малышом, и сильно встревожился и рассердился. Он пошел за ней следом, держась поодаль, прячась за горки и хоронясь в низинах, пока не пришел на вершину той горы, за которой располагалось ущелье Орлу. И тут, на самой вершине, он потерял след Адсевин; собственно, никакого следа там и не было. Просто он не успел разглядеть, куда она свернула, а исчезла она совершенно беззвучно. Муж побоялся шумом выдать свое присутствие и стоял, не шевелясь и прислушиваясь.

И вот где-то далеко внизу, прямо под собой, он услыхал голос Адсевин. Она спустилась на самое дно ущелья, к ручью, и говорила кому-то:

— Вот мой сын. Я назвала его Койот, Бегущий По Следу. — Она помолчала, потом муж снова услышал ее голос:

— Неужели ты ушел отсюда, Койот? — Она снова помолчала, а потом вдруг громко выкрикнула что-то непонятное.

Ее молодой муж так и бросился вниз, не разбирая дороги и изо всех сил продираясь сквозь густой кустарник, по крутой тропе, туда, откуда до него доносился голос жены. Она сидела на красной скале, держа на руках ребенка, и плакала. Когда ее муж подошел ближе, то сразу почувствовал запах смерти. Он остановился рядом с Адсевин, и она указала на ту сторону ручья. Пропащий человек, видимо, умер уже давно и лежал там, под огромными ольховинами, чуть ниже выходившего на поверхность земли родника. Он уже отчасти и сам стал землею.

ПОЭЗИЯ

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

Произведения, включенные в эту группу, — это подарки авторов своим хейимас или обществам. Представления Кеш о собственности настолько отличны от наших, что каждое упоминание об этом влечет за собой пространные пояснения. То, что человек сделал сам или выиграл, или то, что принадлежит ему, как члену семьи, для жителей Долины является собственностью этого человека; однако человек этот сам принадлежит определенному Дому, семье, городу, народу. Благосостояние состоит, таким образом, не в наличии вещей, а в деянии: в акте дарения, отдачи.

Стихотворения, написанные поэтами, являются их собственностью, но то или иное стихотворение по-настоящему и не существует до тех пор, пока не будет подарено, разделено с кем-то, представлено перед аудиторией. Идентичность понятий обладания и дарения, может быть, легче принять именно в том случае, когда речь идет о такой вещи, как стихи, или рисунок, или музыкальное произведение, или молитва. Народ Кеш, однако, воспринимает их как тождественные для всех видов собственности.

Date: 2015-12-12; view: 352; Нарушение авторских прав